Письмо
Валерий Недавний
Письмо
1
Воскресный день для Валерия Павловича складывался неудачно.
- Сходи лучше на рынок да купи капусты, чем смотреть эту болтовню, - упрекнула его жена, бросив недовольный взгляд в сторону телевизора.- А я испеку пирожки.
- Хорошо, давай деньги, - поднялся он с дивана и стал собираться на рынок.
- Возьмёшь ещё пакет молока и булку хлеба, - донёся уже из кухни голос супруги.
Все эти хождения по магазинам и рынку, появившемуся в последнее время в их микрорайоне, не вызывали у него положительных эмоций. Ему, пенсионеру, уже привыкшему к пустоте своих карманов, такие поручения были нежелательны. Деньги жена давала под расчёт и, не имея в излишке ни рубля на непредвиденный случай, Валерий Павлович чувствовал себя неуверенно. Постоянный рост цен, инфляция делали эти хождения для него унизительными. В то же время понимал, жена недовольна его сегодняшним времяпровождением у телевизора, поэтому стал собираться в дорогу.
- А сколько стоит капуста? – принимая из рук жены сумочку и деньги, спросил он.
- Шесть рублей за килограмм, пятнадцать тебе хватит на всё.
Радуясь весеннему солнцу и лёгкому ветерку, Валерий Павлович всунул сумочку в карман куртки и зашагал дорожкой мимо девятиэтажных домов к универмагу. Под стенами универмага бойко шла торговля: - фруктами, овощами, зеленью, рыбой, мясом и всем необходимыми для кухни продуктами питания. Как он знал, среди торговцев находился мужчина из Дагестана, продававший капусту. «Нива» дагестанца с прицепом стояла неподалеку.
- Что нужно дорогой? – приветливо встретил его кавказец, когда Валерий Павлович задержался у прицепа.
- Вот этот вилок капусты, - попросил он торговца, указав на кочан капусты средних размеров. По его расчётам оставшихся от покупки капусты денег должно хватить на хлеб и молоко. Торговец ловко бросил вилок капусты на чашу весов, на другую гирьку, привязанную бечевкой к весам. И не успел Валерий Павлович увидеть, уравнялись ли чаши весов, как рука нащупала пустоту в кармане. Купленная неделю назад женой новая хозяйственная сумочка в кармане куртки отсутствовала. Скорее всего, она выпала в пути, после того как он впопыхах всунул её в карман при выходе из подъезда дома.
- Что-то не так? – заметив его растерянный вид, участливо спросил дагестанец.
- Сумочку потерял.
- Сходи, поищи, а я подожду, - сочувствующе произнёс торговец.
- Что с воза упало, то и пропало, - виновато улыбнулся ему Валерий Павлович, понимая неприятного разговора с женой не миновать. И пока он доставал мятую десятирублёвку, торговец протянул ему вилок капусты.
- Девять семьдесят с тебя дорогой, - не моргнув глазом, назвал он стоимость капусты.
Конечно, этот вилок капусты не стоил такой суммы денег, торговец явно надул его рубля на два, но спорить с ним Валерий Павлович не стал. Поблагодарил его, понимая, и ему жителю соседней республики одетому в добротную дублёнку и норковую шапку живётся несладко в это смутное и сволочное время. По дороге сюда из далёкого Дагестана его, наверное, не раз обирают на постах милиции. Да и стоять в снег и холод под стенами универмага, подвергаясь поборам блюстителей порядка, тоже надо иметь мужество.
- Молоко, почему не купил или думаешь, я тесто на воде буду готовить? – встретила его недовольным вопросом жена. Приняв у него хлеб и капусту, она ждала от него ответа.
- Денег не хватило! - возвращая ей оставшиеся от покупки монеты, ответил он, - Да и сумочку потерял, видимо из кармана выпала.
Хотя упрёков в этот раз не последовало, выдержать укоризненного взгляда жены он не мог. И чтобы не мозолить ей глаза своим присутствием, не накалять и без того гнетущую обстановку, предпочёл уйти в свою комнату. И дело было не в отсутствии денег и потере тряпичной сумки, а в царящей в стране атмосферы несправедливости и беспредела, когда он, как и другие здоровые мужики не лодыри и не пьяницы не могли обеспечить нормальную жизнь своим семьям. Он уже не мог спокойно переносить эти холёные лица депутатов Госдумы, призывающие народ с экранов телевизоров к гражданскому примирению. Эти самодовольные и уверенные в себя политики ещё не так давно «крестившие» свой народ красно-коричневым быдлом и коммуняками теперь заискивали перед ним, вызывая у него презрение. «Пойду, проветрюсь» - решил Валерий Павлович. Одеваясь для выхода во двор, он ещё не знал куда отправится. Но оставаться дома в четырёх стенах ему уже было невыносимо. Настроение его ещё больше испортилось и чувство неприязни к нынешней власти в нём вспыхнуло с особой силой когда, проходя мимо мусорного контейнера, стоящего у подъезда, заметил пожилого мужчину, роющегося в нём. Перегнувшись через край контейнера, человек пытался что-то выудить из его недр. В нём он узнал бывшего работника их завода. Как он знал, его уволили с работы по сокращению численности штатов. Встреть он его в другом месте, наверное, разговорились бы, как бывшие заводчане. Но сейчас ему не хотелось своим появлением ставить его в неловкое положение. Прояви он к нему своё участие, это выглядело бы напоминанием его нищенского состояния. И он поспешил пройти мимо, не замечая его. За долгую зиму Валерий Павлович всего несколько раз бывал во дворе. Пройдя немного аллеей к проспекту, вышел в центр города. Высокие и красивые особняки, выросшие на месте снесённых домишек, теснили дома частного сектора, давя их своей громадой и помпезностью. Стеклянные витрины магазинов, обилие товаров, высокие цены на них, недоступные рядовому покупателю. Вежливые и малоразговорчивые лица продавцов, одетых в строгие фирменные костюмы, и такие же сбитые парни из охраны, свысока глядящих на его поношенный костюм, всё это лишь подчёркивало ничтожество его существования в этом процветающем мире денег. «Жируют сволочи» - пришёл он к выводу, покидая магазин и с любопытством рассматривая фасад соседнего особняка, украшенный вывеской «Воронцоff». О многих обладателей фамилии Воронцовых он был наслышан. Начиная от боярина Фёдора Семёновича Воронцова, фактического правителя России при Иване Грозном и кончая дипломатом советской поры Юлием Михайловичем Воронцовым. Но ни один из Воронцовых, будь то боярин, думский дьяк, генерал-губернатор или дипломат, свою фамилию в угоду цивилизованному Западу с двумя буквами эф на конце фамилии не писал бы. Так как чтил своих предков, были ли они родовитыми или вышли из черни. Ему родившемуся в сталинский период, воспитанному в духе той поры и получившему имя Валерий в честь знаменитого тёзки совершившего беспосадочный перелёт в Америку чуждо было такое подражание. У торца фасада торгового дома художники продавали картины. Они цепочкой стояли у подъезда здания, привлекая прохожих выставленными полотнами своих картин Пейзажи с горными ущельями и бурными потоками, виды лесных полян, натюрморты, всё это радовало глаз сочными яркими красками и мастерством художников. Внимание его привлекла женщина, судя по одежде из сельской глубинки. Она долго и внимательно всматривалась в миниатюру с изображением части лесного массива и склоненной над речной гладью берёзкой. Чувствовалось, миниатюра ей нравилась.
- Я вас очень прошу, уступите мне её рублей на тридцать меньше, - услышал он её мягкий, приятный голос. – Я бы не торговалась, молодой человек, но мне тогда не хватит денег на обратную дорогу, домой.
Было что-то чистое подкупающее в голосе молодой женщины, от чего Валерий Павлович пожалел, что не он является продавцом картины. Он конечно бы уступил картину этой сельской полнушке. Парень, хозяин этой миниатюры, мялся под её взглядом, смущёно оправдываясь:
- Понимаете, не могу!
- Не пойму, вы её хозяин и не можете пойти мне на уступки? Ведь мы на селе в отличие от вас горожан получаем мизерные деньги, да и зарплату выдают не вовремя.
Валерия Павловича заинтересовал их разговор, и он продвинулся, поближе, решив узнать, чем закончится этот торг. Хозяин картины окончательно смущённый настойчивостью покупательницы оглянулся вокруг и, убедившись, что соседи на них не обращают внимания, приблизился к женщине и тихо сказал.
- От меня не зависит. Вы пройдите к главному входу, - указал он в сторону фасада торгового дома, - там, у ступенек лестницы найдёте Алика, его здесь многие знают. Вот с ним и решите. Если разрешит, продам дешевле.
- А как вы узнаете, что он решит? Ведь я могу вам, и соврать, - в глазах этой сельской женщины играли весёлые чёртики.
Не обращая внимания на насмешку, парень хмуро ответил:
- Передадите то, что он вам скажет. А я пойму.
- Так вы не художник?
Под её разочарованным взглядом парень досадливо поморщился. Валерий Павлович, заинтригованный происходящим, последовал за женщиной. Она быстро нашла Алика. Валерий Павлович даже удивился, молодой бойкий кавказец, торговавший с лотка багетными рамками, кистями, и всякой мелочью, выражаясь языком торгашей, держал здешнюю торговлю. О чём женщина с ним говорила, Валерий Павлович не слышал. Но, судя по пробивной способности сельчанки, она своего добилась. Да и трудно было устоять под напором миловидной сельской жительницы пустившей вход всё своё обаяние.
- Будь, по-твоему, - поедая её похотливым взглядом, сдался кавказец.- Скажешь ему, разрешаю по цене вторника продать.
- Это же по какой цене? – забеспокоилась женщина.
- Не волнуйся дорогая, это даже ниже той цены, что ты просишь, - подобревший продавец взял сельчанку под руку и хотел её привлечь к себе.
Но женщина ловко выскользнула и, поблагодарив Алика, поспешила за миниатюрой.
- Заходи ещё дорогая, для тебя всё сделаю, - расплылся в улыбке кавказец.
Он видел как она, отойдя в сторонку, достала из сумочки платочек и брезгливо обтёрла им пальцы рук.
- Грязный подонок! – презрительно бросила она.
Женщина подошла к продавцу заплатила за миниатюру и, завернув своё приобретение, бережно всунула в сумочку и растворилась в толпе. Ходить и смотреть на всё это изобилие товаров и вещей, не имея в кармане денег, было для него унизительным, и Валерий Павлович отправился домой.
2
Прежде чем подняться лифтом к себе в квартиру Валерий Павлович заглянул в почтовый ящик. Он вытащил из него кипу рекламных листков, газет рекламно-информационного содержания и обнаружил среди них письмо. По почерку узнал, письмо было от троюродного брата, Вячеслава Сукачёва. «Странно, - недоумевал он, поднимаясь лифтом к себе, - конверт и марки были отечественными да штемпели на конверте Хабаровского почтамта». Как он знал, брат четвёртый год жил в Германии, в небольшом старинном городе Фрайбурге. Вячеслав с год уже не отвечал на его письма и Валерий Павлович был серьёзно обижен на него. «Привык к размерной и спокойной бюргерской жизни, и писать не хочет» - неприязненно думал он, гадая о причинах молчания брата. Почти вся многочисленная родня по линии матери, крымские немцы, как выражалась о них покойная мать, с развалом СССР эмигрировала в Германию на этническую родину. Если первое время он получал многочисленные письма от родственников из Германии, то потом они стали приходить всё реже. Валерий Павлович понимал трудности, и неустроенность первого периода жизни на чужой земле, которая вынуждала родственников, делится с ним своими планами и мыслями на будущее. Но, устроившись на новой родине, и привыкнув к образу жизни коренных жителей, родственники перестали поддерживать с ним связь. Этого и не мог простить Валерий Павлович брату. В душе он подозревал Вячеслава в меркантильных интересах. Был Славка одним из почитаемых людей в их родне, отъезд, которого в Германию Валерий Павлович воспринял с болью. Был Славка лет на шесть моложе его и жил со своими родителями в Алтае, куда была депортированы в 1941 году из Крыма, его родители. Часть родни матери была выслана на Урал, кто на Дальний Восток, лишь некоторым родственникам повезло, они попали в Узбекистан и Таджикистан. После войны выросло молодое поколение родственников, и Вячеслав выделялся среди них своей известностью. Был он в то время уже известным писателем. До отъезда в Германию Славка жил в Хабаровске.
Валерий Павлович вошёл в квартиру, вскрыл конверт и стал читать письмо.
- От кого письмо? – застав его за этим занятием, спросила супруга.
- От Славки Сукачёва, - не отрываясь от чтения, протянул ей конверт.
- А почему из Хабаровска?
- Пока и сам не знаю. Возможно, прилетел дочь и внучку проведать. Не мешай, - отмахнулся он от супруги, - прочту, расскажу.
Обидевшись, жена ушла на кухню. Чем дальше вчитывался Валерий Павлович в письмо, тем с большей симпатией проникался к брату.
«Наконец у меня всё устроилось. И я, Валера могу тебе сообщить свой новый адрес, - писал Славка. – Купил я себе однокомнатную квартиру в центе Хабаровска. Отремонтировал её, обставил мебелью и первого числа вышел на работу. Работаю заместителем главного редактора, (обозревателем) газеты «Хабаровские известия». Дополнительно к этому получил двадцать минут эфирного времени на местном телевидении. Теперь у меня будет своя программа «На перекрёстах любви». Зовут ответственным секретарём в писательскую организацию, но там, знаешь, нищенская зарплата, не проживёшь. Встретили меня земляки очень тепло и приветливо. И теперь вся Германия для меня уже как дурной сон! Наконец я дома, в Сибири и могу тебе сообщить свой адрес.
- Вера! – окликнул Валерий Павлович свою супругу, готовившую на кухне еду. И когда жена недовольная тем, что её оторвали от дела, заглянула к нему в комнату, сообщил ей новость: - Славка Сукачёв вернулся из Германии.
- И где же он?
- В своём Хабаровске. Уже устроился на работу в газету, одновременно получил эфирное время для своей передачи. Купил себе квартиру.
И квартиру себе там купил.
- Почему сам, а жена, дочь? – удивилась жена.
- Об этом не пишет, возможно, приедут после.
- Не пойму я его, чего ему там не хватало? – супруга разочаровано смотрела на него. – Квартиру во Фрайбурге имел, жена с дочерью устроены, да и сам, как я понимаю, работал в университете и даже издавал свои книги. Помнишь, в том году прислал тебе свои публикации и фотографию где он с приятелем, немецким писателем, сфотографирован. Дочери от первого брака деньгами помогал. Какого рожна ему не хватало? На родину потянуло?
- Возьми, почитай пока я соберусь, - протянул он супруге письмо. - И дай мне денег на проезд. Съежу, наверное, к Вадиму Сергеевичу, обрадую старика.
Недовольный реакцией жены Валерий Павлович стал переодеваться. Благо с застойной поры у него оставалось пару приличных костюмов. И он с ностальгией вспомнил советское время, когда ежегодно обновлял себе одежду, обувь, довек, живущий на нищенскую пенсию. И хотя он физически здоров, так как никогда арил подарки родителям, близким. Теперь он пенсионер, никому не нужный челне болел, устроится на работу, из-за преклонного возраста не мог. Конечно, он не сидел без дела, как другие, помогал детям, внукам, подрабатывал у знакомых, делая ремонт их квартир, облицовывал кухни и ванны керамической плиткой. Вкалывал весь сезон на даче, заготавливая на зиму всё что, давала земля. Ходил осенью в лес, собирал грибы, мариновал. Так что в сравнение с соседями жил неплохо. И хотя лишних денег как всегда не хватало, выручало вино, настойки и наливки собственного изготовления.
С писателем Вадимом Черновым Валерий Павлович познакомился лет семнадцать назад. Тогда он тогда ещё сельский житель по настоянию жены покинул станицу и перебрался с семьёй в город, краевой центр. Привыкший к активной жизни в сельской глубинке, где прожил большую часть жизни, он в первое время никак не мог свыкнуться с новой жизнью. Появившееся свободное время требовало от него заполнения этой пустоты работой или занятиями, которых у него в станице было достаточно. И Валерий Павлович, увлечённый литературой, стал посещать занятия литературного объединения при писательской организации края. Там он и познакомился с Черновым. Бывая в родительском доме, на хуторе, он в разговоре с отцом и матерью поделился своим новым увлечением. Рассказал родителям, что ходит на литературное объединение. Учится писать рассказы, а один из них, даже опубликовали в газете.
- Так напиши Славке Сукачёву, может он тебе чем-то поможет, - посоветовала ему мать. – Ведь он писатель.
Валерий Павлович тогда промолчал, помня, что лет семь назад, Виктор, двоюродный брат матери писал ей с Алтая, что его сын Вячеслав плавает матросом. «Странно» - недоумевал он, а сейчас говорит: - писатель. «Может что-то путает». Славка помнился ему по детству, когда семья дяди Вити возвращалась на родину в Крым. Тогда ранней весной родственники остановились у них на хуторе. Отец Славки, дядя Витя побыв немного у них, уехал в Крым, устраиваться на работу. А жену - Лидию, шестилетнего сына Славу и глухую племянницу жены, смотревшую за сыном, оставил временно у них, пока не устроится сам на работу и не подыщет жильё. Славка тогда пошёл с его младшей сестрой в первый класс их хуторской школы-семилетки. А он Валерка в то время работал на местном заводе токарем. Учиться дальше он не мог, так как средней школы у них, на хуторе, не было. Продолжать учёбу в соседней школе десятилетке он не мог, так как его родителям нужно было снять для него жильё, решить вопрос питания. Чего не могли сделать его родители из-за недостатка денег. Славка был любимцем родителей и носил фамилию своей матери, Лидии. Узнав об этом от своей сестры Наташи, Валерка спросил мать, почему Славка записан не на отцовскую фамилию, как это у всех, а на мать?
- Иди, погуляй с мальчишками и не задавай дурацких вопросов, - вытолкнула его за дверь мать, наградив подзатыльником.
Вечером перед сном он подслушал разговор родителей. Отец жалел дядю Витю, которому органы МГБ вряд ли разрешат жить в Крыму. Хотя Сталин и умер, но этнических немцев, как сказал отец, в Крыму не прописывают, и жить там им не разрешат.
Лето 1954 года выдалось хлопотным. Открывались всюду училища механизации, тарелки радиорепродукторов, и редкие в то время радиоприёмники транслировали патриотические песни о целине. Молодёжь из окрестных сёл и хуторов уезжала на освоение целинных и залежных земель. Даже он, Валерка, захваченный этим порывом, хотел, было уволиться с завода, ехать в райком комсомола и просить направить его на целину.
- Куда ты поедешь? – насмешливо спросил его отец.
Но отец, в его понимании, не был ему не примером. Вмешался дядя Вася, брат отца.
- Ты племянничек ерунду не городи, на целине специалисты нужны.
- А я дядя Вася, разве не специалист? У меня уже четвёртый разряд токаря. Где-нибудь пригожусь.
Но дядька, работающий мотористов насосной станции, воевавший в войну и контуженный под Севастополем, насмешливо окинул его взглядом:
- Таких спецов по салу, маслу, и металлу, как ты племянничек, там и без тебя хоть пруд пруди. Ты бы лучше научился штангенциркулем сотки ловить, - насмешливо окинул он его взглядом. - Чтобы мы с Сидором Трофимовичем после тебя валы не шлифовали. А уж потом езжай на целину.
Упрёк был справедливым. Выточенный им на днях вал, на центробежный насос, пришлось его дядьке со сменщиком доводить шлифшкуркой вручную. Посадочные шейки под подшипники он явно завысил. Уже на работе дядя доходчиво ему объяснил, что такое целина. Дядьке своему, с его опытом работы агрономом, трактористом, машинистом паровых котлов, прошедшего войну он верил безоговорочно. После этого разговора он уже на целину не рвался. Однажды он спросил его:
- Дядь Вась, а почему у Славки фамилия матери, а не отца?
- Понимаешь, Славе дали фамилию матери, чтобы у него в будущем не было никаких проблем. – Дядя Вася внимательно посмотрел на него, - Ведь тебя племянничек наши хуторские пацаны дразнят немцем?
- Бывает, - потупился он.
- Я думаю тебе это обидно. Вот и его записали на фамилию матери. С русской фамилией ему будет жить спокойней. Понял, племяш?
- Понял, - кивнул он в ответ.
Вскоре приехал дядя Виктор. Прописаться в Крыму, в родном Судаке, ему не разрешили. И он с семьёй засобирались в обратную дорогу, на Алтай, куда он был депортирован в сорок первом году. Возвратившись от родителей к себе домой, Валерий Павлович поинтересовался у Вадима Сергеевича, знает ли такого писателя - Вячеслава Сукачёва. На что Чернов ему ответил, что знает.
- Мы со Славой учились вместе на высших литературных курсах в Москве при литинституте им Горького, - сказал ему «Старик». - С той поры познакомились и сошлись с ним ближе. Должен тебе Валера сказать, что брат твой был самым молодым среди нас. Славик хороший писатель, - признался Чернов. – Виктор Астафьев в самом начале заметил в нём этот талант и поддержал его. Можно сказать, он дал дорогу Славке в литературу. Не поддержи он его, кто знает, стал бы он писателем?
3
- Аа-а, Валера, привет! – встретил его в прихожей Чернов. - Проходи в комнату. - Чувствовалось «Старик» был рад его приходу. – Чай будешь?
- Спасибо, Вадим Сергеевич. Я к вам с новостью. Получил сегодня письмо от Славки Сукачёва.
- Ну и что он пишет из своего Фрайбурга? – ставя перед ним на стол большую кружку чая, спросил Чернов. – Небось, отдыхает в предгорье Швейцарских Альп? Не то, что мы с тобой брат, работаем, - глаза «Старика» блеснули лукавинкой.
- Да нет Вадим Сергеевич, в Хабаровске он.
- Что, Светланку, дочь от первого брака решил навестить? – глянул на него уже серьёзным взглядом Чернов.
- Нет, на постоянное жительство перебрался, - Валерий Павлович протянул «Старику» письмо брата, и, беря в руку кружку, с чаем опустился в кресло напротив писателя.
Вадим Сергеевич достал письмо из конверта, водрузил очки на нос и стал читать письмо. Трубка в его зубах уже не дымила, а смрадно чадила. «С чего это он на трубку перешёл?» - терялся в догадке Валерий Павлович, зная что «Старик» курит лишь мягкие сигареты. Но Чернов, словно не замечал потухшей трубки, взглядом скользил по строчкам письма. Валерий Павлович не выдержал вони, идущей от трубки, и закашлял. Как человек некурящий он не переносил табачного смрада.
- Извини брат, - Чернов отложил письмо на тумбочку, выбил над пепельницей трубку и виновато взглянул на него, - всю ночь не спал, писал. Хотелось курить, а денег на сигареты нет. Пенсию лишь завтра принесут, вот и пришлось все окурки собрать и набить ими трубку. Если есть у тебя деньги, выручи, купи пачку сигарет.
Валерий Павлович поднялся из кресла, набросил на себя куртку и вышел из квартиры. Денег у него лишних не было, не считая двух рублей лежащих в заднем кармане на всякий случай. В последнее время он научился ездить бесплатно в троллейбусе, уверенно отвечая кондуктору – Удостоверение. И вряд ли кому бы пришла мысль потребовать у него пожилого солидного человека это удостоверение. Хотя похожее по цвету корочек, удостоверение у него было для подобного случая. В душе он испытывал омерзения от обмана. Когда-то он, дружинником дежуря в рейдах по городу, гонял молодых людей, бесплатно ездивших в общественном транспорте, стыдил их за сэкономленный пятачок. Мог ли он предположить, что и он на старости лет сам станет таким же неплательщиком. Перейдя улицу, Валерий Павлович вышел к киоску «Союзпечати» там у его стены сидела пожилая женщина, торговавшая папиросами и сигаретами. Провожая его, домой, Чернов всегда покупал у неё сигареты.
- Мне бы пачку «Примы», - нерешительно обратился он к ней, запустив руку в задний карман, где лежали два рубля. Ещё сорок копеек у него было в кармане куртки.
- Два рубля шестьдесят копеек, - взглянула на него тётка.
- Минутку, - вытаскивая монеты из кармана и кладя их в ладонь, где уже лежали два рубля, покрылся Валерий Павлович краской стыда.
Сгорая от стыда, он не знал, как выйти из создавшегося положения.
- Извините, - замялся он, - двадцати копеек не хватает.
- Я вас часто вижу с Вадимом Сергеевичем, - поделилась с ним торговка своими наблюдениями. - Как я поняла, вы не курите, а берёте сигареты для него.
- Да вы правы, - пытаясь выйти из неловкого положения, врал он. – Выскочил налегке, а деньги остались в другой одежде.
- Бывает! – согласилась с ним торговка. - Давайте, сколько у вас есть. Грех не выручить Вадима Сергеевича.
Взяв у него деньги, тётка протянула ему пачку «Примы».
- Спасибо, вам.
Лицо его ещё горело от стыда. Даже эта тетка, зарабатывающая себе на хлеб уличной торговлей, и та отнеслась с пониманием к его безденежью. Видимо для неё не было секретом нищенское положение известного в городе писателя и его окружения.
- Понимаешь, Валера, я рад, возвращению Славы, - затягиваясь дымом сигареты, откинулся на спинку кресла Чернов. – Помнишь, я тебе раньше говорил, Славка обязательно вернётся. Ты хоть и промолчал тогда, видимо считая, что я несу чушь, но поверь, Валера, я очень хорошо знаю твоего брата. Это не тот человек чтобы ради красивых шмоток и сытой жизни податься за «бугор». Он глубоко русский и любящий свою родину человек, хотя по матери немец.
- Она у него русская, - поправил он «Старика». - Это отец, немец.
- Не имеет значения, Валера, - возразил Чернов. – Я хочу тебе сказать, что Слава был самым молодым и талантливым в группе, среди нас писателей. И я никогда не сомневался в его порядочности и патриотизме. – Вадим Сергеевич потянулся к тумбочке, взял письмо Славки и, глядя на него, сказал: - Послушай, о чём говорят эти строки. – Он пробежал взглядом листок и, найдя нужное место, стал читать вслух:
«Не смог я там прижиться, не пахал своей почвы, хотя много писал, публиковался, издавал свой журнал. Но всё это – чужое, чужое, чужое. И люди там все друг другу чужие».
Чернов прервал чтение, посмотрел на него:
- И я тебе скажу: - Этот поступок заслуживает уважения. Не каждый решится из сытой благополучной страны вернуться в нашу реальность. Где месяцами не платят зарплаты, систематически задерживают пенсии, молодые люди не могут найти работу. – Поправив очки на переносице, Вадим Сергеевич продолжил чтение письма Славки: «Это я увидел на примере наших отношений с Арнольдом и дядей Яшей. Не позвони я им, они сто лет обо мне не вспомнили бы». – Кстати, а кем они тебе доводятся?- Вадим Сергеевич ждал его ответа.
- Дядя Яша младший брат моей матери, - сказал Валерий Павлович. - Когда родственников матери депортировали из Крыма, он с родителями попал на угольные шахты города Караганды. А Арнольд его старший сын.
- Понятно, а теперь объясни если у Славки отец немец, то почему у него русская фамилия – Сукачёв.
- Это Вадим Сергеевич фамилия его матери. Славке дали её фамилию, чтобы у него в будущем не было осложнений. Сами знаете, как в те времена относились к немцам. Вот мать Славки и настояла, чтобы сыну дали её фамилию
- Да в этом она была права.
Домой от Чернова Валерий Павлович возвратился уже вечером и сразу засел за письмо. За год вынужденного молчания у него накопилось довольно много вопросов к брату. Так же хотелось написать об обстановке в их городе. И хотя это были обыденные, не радующие новости, сам факт возвращения Славки на родину вселял в него оптимизм на лучшее будущее.
Ставрополь, Апрель, 1993 год.
Свидетельство о публикации №217062500421