Музыкальные аллюзии 2

Дмитрий Бортнянский – своего рода украинский рушник для русского хлеба – Михаила Глинки.

В духовной музыке Дмитрия Бортнянского и Петра Чайковского присутствует украинская мелодика и украинская распевность.

В хоровой музыке Сергей Танеев обращает взор скорее к Дмитрию Бортнянскому, нежели к своему учителю Петру Ильичу Чайковскому. Естественно, что автору «Пиковой дамы» это не нравится!

Иван Хандошкин – русский Паганини, только живущий намного раньше итальянского виртуоза.

Сегодня доказано, что Сальери не отравлял Моцарта, но Пушкин, словно змея, выпускает яд в сторону Сальери: яд вымысла опаснее настоящего яда!

Оркестровый симфонизм Бетховена преобразуется в оперный симфонизм Вагнера.

Меланхолическая ария Нимарино Доницетти трогает больше, чем монументальная оперная тетралогия «Кольцо нибелунга» Вагнера: один любуется бабочками на лугу, другой – полётом орла в небе.

Карл Мария фон Вебер – собрат Рихарда Вагнера в оперной реформе.

Карл Вебер – предгорье, Рихард Вагнер – высокая гора в немецкой романтической опере.

Возвышенно-скорбные мелодии Никколо Пиччинни делают его предшественником меланхолического Винченцо Беллини.

Стравинский и Шнитке – музыкальные вампиры!

Густав Малер – опытный лоцман в океане бетховенского симфонизма.

Рядом с морем вагнеровской музыки образуется сероводородный лиман Рихарда Штрауса, который, впрочем, целебен для больных телом и душой.

На перекрёстке музыки Александр Глазунов иногда предстаёт, как задумчивый Чайковский, а иногда - как сказочно-фантастический Римский-Корсаков.

Если дирижёр чувствует разницу между музыкой золотой осени Глазунова и музыкой осеннего ненастья Дмитрия Шостаковича, можно доверять его эстетическому вкусу.

Русский по духу симфонизм Глазунова впоследствии перевоплощается в вокально-хоровую музыку Георгия Свиридова.

Клод Дебюсси созерцает мир, Оливье Мессиан – Бога, сотворившего мир.

Вагнер, подобно Бетховену, бросает вызов судьбе и одерживает победу!

Оперная тетралогия Вагнера – это вышедшая из берегов Девятая симфония Бетховена!

Рихард Вагнер – композитор и философ, Фридрих Ницше – философ и композитор.

Вагнер – один из тех композиторов, кто обладает величием духа! Рядом с ним можно поставить только Баха и Бетховена!

Глюк открывает второе дыхание оперы, Вагнер поднимает её на такую высоту, где уже трудно дышать!

Молодой Вагнер испытывает «священный трепет» перед музыкой Бетховена и Вебера. Великие предшественники становятся главными опорами для его оперной реформы.

Вагнер, Брукнер, Малер – титаны духа в музыкальном искусстве!

Антонин Дворжак в симфонической музыке – чешский Бетховен.

Вебер переплавляет красоту Моцарта и волю Бетховена в качественно новое содержание: в немецкий национальный дух!

Карл фон Вебер и Михаил Глинка способствуют пробуждению национального духа своего народа. После их оперных шедевров немцы и русские начинают смотреть на себя иначе.

В русской музыке Антон Рубинштейн – сервантовский Дон Кихот, его ученик Пётр Чайковский – шекспировский Гамлет.

Антон Рубинштейн – великий музыкант, его ученик Пётр Чаковский – великий композитор.

По оригинальности и яркости музыка Дьёрдя Лигети не уступает музыке Сергея Прокофьева. Новаторство этих композиторов не уничтожает живую музыкальную речь.

Чехов, Левитан, Аренский завершают эпоху реализма; Блок, Врубель, Скрябин начинают эпоху модернизма: и те, и другие сгорают в пламени творческого вдохновения до 45-летнего возраста!

В композиторе Дмитрии Шостаковиче сосуществуют два лица: симфонист бетховенского размаха и пацан, бегающий вприпрыжку!

Вебер – надежда немецкой музыки, Вагнер – её торжество.

В музыке Оливье Мессиана слышится пение экзотических птиц, Софьи Губайдулиной – её птичьей души.

Симфонии Малера и Шостаковича представляют собой прустовский или джойсовский поток сознания. Но у Пруста и Малера повествование возвышенное, красочное, у Джойса и Шостаковича – обыденное, серое.

Игорь Стравинский обновляет музыку, Сергей Прокофьев – жизнь!

Одухотворённо, с затаённой грустью звучит лирика в симфонических полотнах Сергея Рахманинова и Яна Сибелиуса. Это два величавых лебедя классической музыки прощаются с жизнью.

Англичанка Этель Смитт – Бетховен в женской юбке.

Беллини и Шопен – музыканты-ангелы, ниспосылающие райские звуки на землю.

Несравненные оперы Беллини и Верди отличаются редким совершенством.

Двадцатилетний Феликс Мендельсон-Бартольди возвращает к жизни великие творения Иоганна Себастьяна Баха. Настоящий подвиг!

Антон Брукнер – гений бетховенского масштаба, чья музыка обращается к человечеству!

Адольф Адан сочиняет «Жизель», его ученик Лео Делиб – «Коппелию». Так появляются на свет две балетные жемчужины!

Сергей Рахманинов – роскошный цветок на клумбе Шумана.

Бедность мелодического дара Франц Зуппе компенсирует пёстрым оркестровым нарядом в оперетте. Перед нами – петух, тогда как Иоганн Штраус-сын – белый лебедь!

В итальянской опере Россини и Верди – полуденное и послеполуденное солнце, Пуччини – вечерняя заря, Менотти – ночь.

Иоганнес Брамс – пожелтевшая ветка на вечно зелёном шумановском клёне.

Борис Тищенко – птица, клюющая на огородах Шостаковича и Свиридова.

Антоний Аренский – гедонистический Шопен.

У Петра Чайковского и Жюля Массне лирика – приторно сладкая, у Иоганнеса Брамса – чистый родник.

Галина Уствольская поверяет музыку идеями, Софья Губайдулина – числами: перед нами женщины-композиторы высокого интеллекта.

Кандинский и Скрябин, Ларионов и Прокофьев – это красный квадрат; Шагал и Стравинский, Малевич и Шостакович – чёрный. В красном квадрате – русские гении, в чёрном – польско-еврейские. У тех и других разное мироощущение, разный подход к жизни.

Арнольд Шёнберг – продукт разложения позднего романтизма, Дмитрий Шостакович – близкого конца русской классической музыки: оба – цветы ночи, цветы страха и отчаяния.

Чем отличается поэзия фортепианных произведений Фредерика Шопена и Роберта Шумана? Шопен – по-весеннему взволнован, Шуман – по-летнему радостен.

У Иоганнеса Брамса бетховенский разум и шумановское сердце: первым он познает мир, вторым – проникает в человеческую душу.

Если Глазунов в симфонии король без короны, то Мясковский – голый король!

Балетная музыка Лео Делиба – это пик пластичности, Петра Ильича Чайковского - пик эмоциональности. Два корифея балета знаменуют эпоху его торжества, которое продлится ещё не одно столетие.

Какие этапы развития проходит австро-немецкая музыка в XIX веке? Они таковы: Моцарт – юность и душа, Бетховен – молодость и разум, Вагнер – зрелость и дух.

Дмитрий Кабалевский – «буферный» композитор, занимающий промежуточное положение между саркастичным Шостаковичем и горделивым Прокофьевым.

Музыка Михаэля Гайдна простодушна, его старшего брата Иосифа Гайдна - простодушно-иронична. Разница существенная.

Пленительна балетная музыка Адольфа Адана, изысканны венские вальсы Иоганна Штрауса. Им характерна моцартовская лёгкость стиля и непосредственность выражения чувств. Надо заметить, что отцы Моцарта, Адана, Штрауса были известными композиторами. Не передались ли эти качества им по наследству?

Потретная живопись Василия Тропинина воплощается в песнях Алябьева, Варламова, Гурилёва, романтическая взволнованность Кипренского – в романсах Глинки и Даргомыжского.

Моцарт – композитор утренней зари, Россини – полуденного солнца.

Музыка Рихарда Штрауса – это Мендельсон-Бартольди, Шуман, Вагнер в экспрессивном одеянии.

Алессандро Скарлатти – пастельный, солнечно-земной, Антонио Вивальди – акварельный, солнечно-небесный.

Равель – южный Рахманинов, Рахманинов – северный Равель. Оба – вдохновенные художники, оба – короли рояля!

Из кокона Сезара Франка выпархивает Ян Сибелиус. Это представители северного романтизма.

Джон Адамс – американский Прокофьев с экспрессивным ритмом и хрупкой лирикой.

Моцарт – второе воплощение Вивальди. Они создают музыку непревзойдённой красоты.

Глюк неотделим от Руссо, Гайдн – от Дидро, Моцарт – от Гёте, Бетховен – от Шиллера. Ведь не случайно финал Девятой симфонии Бетховена написан на стихи Шиллера!

Сальери - самонадеян, Моцарт – своенравен. Разве могут они не соперничать?

Солнечная музыка Вольфганга Амадея Моцарта и Джоаккино Россини – жизнетворна!

Алемдар Караманов – композитор морских и вселенских стихий: он развивает традиции красочного импрессионизма Дебюсси и волевого символизма Скрябина!

Андре-Эрнест-Амадей Гретри одаривает публику райскими мелодиями. Он нравится всем, в том числе величайшему мелодисту Петру Ильичу Чайковскому.


Рецензии
1. Бортнянский и Чайковский скорее малоросский, хохляцкий. украинский - этот термин ныне отравлен.
2. Сальери Пушкина - это не реальный Сальери. Он и не воспринимался таковым в силу отсутствия Сальери в широком медиаполе. Сальери Пушкина - это образ профессионала, для которого важен логический аспект творчества, выраженный в том числе в звоне монет.

Виктор Нам   12.11.2018 04:21     Заявить о нарушении