14. 1. Начало

Дней за пять до начала наступления немцы заметили необычную активность на наших аэродромах,
а затем усиленные передвижения на некоторых участках Южного фронта.

Однако им так и не удалось определить, что готовится штурм.
С одной стороны, действия вражеской авиаразведки ограничивались нелетной погодой, с другой, –
не было столь значительных, как в июле, перемещений советских войск.

В результате 294-я пехотная дивизия, которая понесла месяцем ранее значительные потери, не была сменена свежими силами.
Более того.
Когда 16 августа перешли в наступление войска Юго-Западного фронта,  из  6-й немецкой армии на помощь соседям
были отправлены 23-я танковая и 16-я танкогренадерская дивизии.

О последней нередко заходила речь во 2-й части моего повествования. 
В частности, история ее довольно подробно освещалась в главе 6-й (см.: 9.  «Противник»).
О кадровых изменениях в ней говорилось в главе 7-й (см.: 17. «Перемены в  немецкой дивизии»).
 
Так что повторяться не будем.
Заметим только, что нашего знакомого по Сталинградскому фронту командира 16-й дивизии фон Шверина
в мае 1943-го Гитлер наградил Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, а в июне присвоил ему звание генерал-лейтенанта.
 
Однако сейчас не это важно.
Главное другое: штаб 6-й немецкой армии не ожидал в августе решительных действий от фронта,
которым командовал Федор Иванович Толбухин.

«Ночь стояла темная, – вспоминал Бирюзов.
– Синоптики обещали хороший безоблачный день».
{14.3, с.178}
Подосадовал на необычную тишину, однако «живо представил себе обстановку в окопах первой линии,
на огневых позициях артиллерии, в танковых подразделениях, на аэродромах.
Сейчас там каждый по-своему ждет часа атаки.

Прижавшись к нагретой за день щедрым солнцем стенке окопа, сидит в задумчивости пехотинец.
Он уже проверил все: и оружие, и подгонку снаряжения.
Не забыл на всякий случай, как бы невзначай, оставить другу домашний адресок.
Мало ли что может случиться в бою?
Конечно, в случае чего родные получат сообщение.
Но штаб сделает это сухо, официально, а у друга всегда найдутся душевные слова, он опишет
все обстоятельно, не скупясь на детали...

У танкистов и летчиков свои заботы: не подведет ли техника?
У артиллеристов – свои; в эти минуты артиллерист думает прежде всего о том, как бы расчистить огнем
путь пехоте и танкам...

А саперы – те уже действуют.
Пользуясь темнотой ночи, они подползают к вражеским заграждениям, режут ножницами колючую проволоку,
снимают мины.

В деле уже и связисты.
Они в последний раз опробуют проводные линии, проверяют настройку радиосредств – переговариваются.

Волнуются врачи: сколько будет раненых?

Даже повара озабочены больше обычного: хочется лучше накормить солдат перед боем...»
{14.3, с.179}

Противник вел себя спокойно.
«Над передним краем его обороны изредка поднимались в небо осветительные ракеты.
Реже, чем обычно, перебранивались пулеметы.
Еще реже были орудийные выстрелы».
{14.3, с.179}

Впрочем, все это пока было не для глаз и ушей бойцов 127-й стрелковой дивизии.
Они удалялись от переднего края.
На марше находилась и минометная рота, которой командовал мой отец.
 
Стояла ясная лунная ночь.
Было довольно зябко – не больше десяти градусов.
К тому же северный ветер добавлял прохлады, заставлял ежиться.

Возможно, дивизия наша еще только приближалась к району сосредоточения.
А может, пехотинцы с минометчиками уже размещались в определенных приказом местах,
окапывались и заваливались отдыхать, когда над головами раздался гул авиамоторов.

«В темном еще небе летели наши самолеты.
Их задача – нанести удар по резервам, железнодорожным станциям,
штабам и пунктам управления противника».
{14.3, с.180}
Без малого семьдесят ночных бомбардировщиков атаковали позиции вражеских войск.
Грохнули взрывы, вспыхнуло не менее десятка пожаров.
{10.8, л.75}

Хотя лето было почти на исходе, рассвет наступал довольно быстро.
На востоке розовели облака.

В шесть утра «в небо взвилась серия разноцветных ракет.
Через мгновение утреннюю тишину разорвал тяжелый грохот.
Ступали голоса все новых и новых орудий, сливаясь в мощный гул, сотрясавший воздух».
{14.12. с.97}
 
Из воспоминаний Бирюзова:
«Артподготовка началась дружно: в одно мгновение мы увидели неисчислимое множество вспышек и впереди,
и с флангов, и сзади. Вспышки от выстрелов и вспышки от разрывов снарядов сверкнули почти одновременно».
{14.3, с.180}

Потом вздрогнула земля и раздался грохот, похожий на бесконечный, раскатистый гром.
Этот гром не утихал больше часа, перемежаясь время от времени напоминавшими горный обвал залпами «катюш».

А «катюшам» глухо вторил "брат андрюша".
Так фронтовики прозвали другого представителя реактивной артиллерии.

Этот головастый снаряд запускали прямо с земли с небольших деревянных подставок.
Летел он, оставляя за собой хвост огня, а разрывался как бомба.
Весил такой снаряд 100 кг».
{14.3, с.181}

«Над передним краем обороны противника стояла черная, непроницаемая для взгляда стена дыма и пыли,
а артиллерия все продолжала свою разрушительную работу».
{14.3, с.181}

Потом, согласно составленной загодя схеме переносов огня, артиллеристы и минометчики передвинули его
в глубину, и «грохот разрывов несколько удалился…»

Затем,  писал Бирюзов,  «над головами у нас загудели моторами штурмовики – их удар по переднему краю
вражеской обороны был как бы заключительным аккордом перед броском в атаку нашей пехоты и танков».
{14.3, с.181}
Сто восемьдесят штурмовиков участвовали в воздушной атаке на рассвете 18 июля.
Ложились на боевой курс в этот день и шестьдесят пять бомбардировщиков.
Их прикрывали свыше ста двадцати истребителей с красными звездами на крыльях.
{10.8, л.75}