Западня

Женщина перебирала старые фотографии, лежащие в коробке из-под обуви, и в который раз подумала, что неплохо было бы купить пару альбомов, чтоб всё как у людей, и вдруг ощутила боль в сердце.
- Ну, да, - она закрыла коробку. – Прошлое не вернёшь и не изменишь. Можно «застывшие факты» личной истории в золотые фантики завернуть или разместить в альбоме ручной работы. Что изменится? Начинка всё та же будет. И привкус горечи не исчезнет.
Рука вновь потянулась к коробке. Женщина взяла свадебную фотографию и улыбнулась.
- Какие же мы молодые были. И счастливые, - добавила она. – Тогда почему мы не вместе?
Она прислушалась к тишине и вздохнула.
- Глупо спрашивать, когда знаешь ответ. У каждого из нас своя книга жизни, свои повороты, крутые и не очень, дорога, по которой мы бежим или плетёмся, в разное время по-разному, встречи и расставания, испытания, страдания, радости, уроки, которые становятся опытом. И много ещё чего, о чём я и не догадываюсь, а оно есть, не зависимо от этого. Можно долго рассуждать, почему люди расстаются, почему терпят издевательства, почему с одними людьми мы проявляемся не так, как с другими. Какие факторы диктуют нам наше поведение? Из каких мелочей складываются отношения между людьми? Почему одних любим, а других ненавидим? И куда уходит любовь, а если уходит, была ли это любовь? Почему, почему, почему? Да что же там такое заскреблось? – она дотронулась до груди. –  У него давно своя жизнь. Он с молодой женой счастлив…
«Нет! – закричало у неё всё внутри. – Этого не может быть! Может, ещё как может. Это элементарный здравый смысл. Иначе бы он сидел сейчас за моим столом, пил чай и мило улыбался. Я хотела семью, детей, чтоб всё, как у всех. Нет! Я хотела, чтоб мы душа в душу жили, чтоб уважение друг к другу было, - она вновь  вздохнула, вспомнив, как Тарас ухаживал за ней до свадьбы, как подыгрывал ей, отвечая на её шутки, как им завидовали друзья и знакомые. – Так что же произошло потом? Почему штамп в паспорте нарушил душевное равновесие? Страх потери собственности, в которую я превратилась после свадьбы? А желание заточить меня в клетку породило страстное сопротивление, стремление вырваться из неё, спрятаться от тотального контроля? Мы были оба не свободны. Произошло залипание. Болезненное растворение одного в другом, грозившее потерей индивидуальности. Страсть всё больше брала верх, она порождала ревность, придирки, исчезновение доверия, страх, неумение понять друг друга, когда домыслы обрастали ещё большими домыслами, когда реальный человек терялся за придуманным образом. Во всяком случае, мне так кажется. Это моя версия. Хотя она может быть далека от истинной причины. Я до сих пор вздрагиваю от одного только воспоминания о скандалах, оскорблениях и неприкрытой ненависти в его глазах, когда каждое хлопанье дверью, как удар по лицу, когда молчание не успокаивало, а раздражало его ещё больше. И единственное желание: восстановить хотя бы хрупкое равновесие, любым способом до того, когда наступит время забирать дочь из сада. А вот то, что нас соединило изначально, спряталось куда-то. Конечно, можно объяснить нашу встречу, брак и совместную жизнь кармой. Против неё не повоюешь. Прописано всё было судьбой: и хорошее, и плохое, испытания, радости, счастливые моменты, и те, о которых не хочется вспоминать. Значит, и наш разрыв – тоже был прописан».
Женщина встала.
«Тогда почему мне не приносит облегчения эта истина»? 
Она убрала коробку с фотографиями в шкаф, где та пролежала долгие годы невостребованной, и подмигнула своему отражению в зеркале. Она увидела, как оттуда достаточно миловидная женщина лет сорока пяти,  подмигнула ей в ответ.
- Ну, что, Ксения Михайловна? Вечер воспоминаний нарыв вскрыл внутри, который так искусно спрятала когда-то? От эмоций не знаешь, куда убежать после просмотра фотографий (больших и маленьких) с пометками на оборотной стороне и без них, слегка пожелтевших от времени? Но ведь зачем-то ты их достала? Неужели вправду думала, что можешь на раз-два отсечь прошлую жизнь? Хотя мы так часто обманываем себя, что начинаем верить в придуманные образы, а когда реальность показывает своё лицо, пугаемся. А на самом деле всё в моей жизни происходило и происходит согласно книге жизни, которую почему-то я не пытаюсь прочитать раньше времени или, скорее всего, не могу. А, может, просто моё подсознание знает тщетность усилий? Ведь знать о грядущих событиях и проживать их не одно и то же.
Ксении Михайловне показалось, что её отражение в зеркале спрятало улыбку и чуть склонило голову.
- Видений мне только не хватало на ночь глядя, - прошептала она, погрозила своему отражению пальцем, и отправилась в спальню.
Она проснулась от стука в окно. Метель продолжала петь заунывную песню.
«Кого нелёгкая в такую погоду заставила выйти из дома? – Ксения Михайловна по привычке перевела взгляд на часы, висевшие на противоположной стене от кровати, но в темноте ни стрелок, ни цифр разглядеть не смогла и, вздохнув, продолжила: - Среди ночи ради развлечения не бегут к соседям».
Вылезать из-под одеяла не хотелось. Печь ещё не совсем остыла, но в комнате уже было прохладно. Стук повторился. Она подбежала к окну, чуть приподняла занавеску, но ничего, кроме заснеженных кустов сирени за окном не увидела. И никаких следов. Калитка закрыта, наполовину в сугробе. Женщина пожала плечами.
- Показалось, должно быть, - прошептала она, побежала к кровати, натянула одеяло до самого подбородка и, как только стала вновь проваливаться в сон, вновь раздался стук. Она вздрогнула от неожиданности и ощутила, как страх стал медленно сжимать её сердце.
- Да что это такое? – спросила она вслух, но никто ей не ответил.
Ксения прислушалась. Ей показалось, что кто-то ходит вокруг её дома.
«Это деревья скрипят от ветра и мороза. Там никого нет», - мысленно уговаривала она сама себя.
За окном мелькнула тень. Она вновь услышала скрип снега под ногами непрошенного гостя. Ксения задержала дыхание. Скрип прекратился.
«Там никого не может быть, - подумала она. Через калитку никто не входил. Я бы услышала попытки открыть её, с вечера метель резвится на улице, там уже через час сугроб вырос, не пройдёшь просто так, откапывать лопатой по любому пришлось бы».
Ксения долго вслушивалась в завывание метели, в снежные баталии, происходящие за окном, но никакие инородные звуки больше не вплетались в песнь зимней ночи. Она вновь провалилась в сон.
Всё перепуталось. Какая-то часть сознания знала, что сейчас зима, а другая с радостью погрузилась в возникшее видение иного времени, приняла ситуацию и ликовала. Ксения давно не испытывала такого внутреннего восторга. Они лежали с Тарасом на лугу, взявшись за руки, вдыхали ароматы полевых цветов и разнотравья, смотрели на плывущие облака и улыбались, ощущая запредельное единение. Ветер ласково касался травы, словно невидимая рука гладила её. Им было чуть больше двадцати.
- Боже! – прошептала она. – Я хочу, чтоб этот день никогда не кончался. Мне так хорошо.
- Глупая, люди не властны над временем. Это всего лишь мгновение из нашей долгой совместной жизни.
- Конечно, и всё ещё впереди…
Он слегка сжал её ладошку.
- Тарасик, смотри, - она показала на плывущее в небе облако, - я сижу там и смотрю на нас сквозь время. Ой! – вдруг вскрикнула она. – Тебя рядом нет. Где ты?! – закричала она и проснулась.
В комнате пахло озоном, будто только что прошла гроза в лесу. В первое мгновение ей показалось, что за окном ливень, тот самый, который заставил их бежать тогда к сторожке на опушке леса, сидеть, обнявшись возле печурки, которую Тарас растопил. А потом открылась дверь со стороны леса, а не та, в которую они вошли, и появился лесник, словно из ниоткуда, протянул им лукошко с ягодами, напоил их чаем с мятой и, как только выглянуло солнце, ушёл в лес, попросив залить огонь, чтоб пожар не случился, пока он отсутствовать будет.
Ксения закрыла глаза и вновь услышала свой голос:
«Что я оставлю
В память о себе?
Цветы – весной,
Кукушку – летом,
Разноцветные листья – осенью».
Она услышала, как Тарас хмыкнул:
- Что на тебя нашло?
- Это Рёкан написал. Само вылезло из глубин памяти.
- Ксюша, Ксюша, - запел он.
- Только не продолжай, - засмеялась она.
- Это же сон, - услышала она голос Тараса, а его самого почему-то не увидела. – А во сне всё может быть. Я скучаю по тебе. Ты мне веришь?
- Уходи из моего сна, - попросила Ксения. – Не тереби прошлое.
- А то что? Позовёшь лесника, чтоб постучал в твоё окно и разбудил тебя? -       произнёс Тарас со смехом.
- Почему ты прячешься, если уверен в собственной правоте? Зачем влез в мой сон? Да что тебе вообще нужно?
- Я попрощаться пришёл, а не злить и пугать тебя. Так вышло.
- Что вышло? – спросила она, пытаясь понять, где прячется Тарас.
И вдруг Ксения осознала, что он хотел ей сказать.
- Ты…
- Да. Это рано или поздно случается с каждым из нас. Смерть запускает свой таймер в миг нашего появления на свет и, отмеряет определённый срок человеку, а потом является в назначенный час.
- Чушь. Это всего лишь сон.
- Да, - согласился с ней голос Тараса, - но ощущение реальности в нём сильнее самой реальности. В твой сон вплелось воспоминание. Я тоже помню сторожку лесника. Самое смешное, что я позже не раз приезжал туда с друзьями, но никакого домика лесника не нашёл, будто он проявился тогда специально только для нас. Я ведь и лесника разыскал. Это был совсем другой человек. Я рассказал ему о том, как мы прятались от дождя, о лукошке ягод, принесённом нам лесником, как он вышел в другую дверь и исчез. Лесник, с которым я общался, сказал, что это всего лишь легенда, что тропинка к сторожке давно заросла, и нет туда входа простым смертным. Искажение реальности – явление редкое. Получалось, что нам всё это либо привиделось, либо мы попали в иное измерение. Я понимал, что стоящий передо мной лесник просто не желает объяснять некое странное явление, происходящее на той самой поляне, а может, и не мог этого сделать в силу неведения. Как объяснить чудо? То ли дождь был виноват, то ли наше с тобой состояние, короче, открылся некий портал, в который мы вошли и благополучно вышли. У моего собеседника были очень добрые глаза. Мне иногда казалось, что в них можно утонуть. А может, я и тонул? Или время затеяло со мной какую-то игру, отчего я пребывал в некой прострации, да так, что почему-то не заметил, как стемнело. Звёзды, словно с полотна художника, смотрели на меня с безлунного неба и бередили душу. Лесник исподволь наблюдал за мной. Мне так хотелось попытаться угадать по звёздам будущее, но я вовремя остановился. Всё на свете имеет свою причину, я уже тогда подозревал об этом. А лесник вдруг улыбнулся: «Избежать ловушек судьбы не удастся, даже если будешь очень стараться это сделать. Судьба, по моим наблюдениям, коварна, но справедлива. Она крадётся за каждым из нас на мягких кошачьих лапах, неотвратная, а порой и кровожадная. А некоторых она просто носит на руках, как мать младенца, - произнёс он, - а вообще, подглядывать в замочную скважину будущего дело весьма неблагодарное, а порой опасное, ибо не умеют люди управлять эмоциями. «Заранее мы своей не знаем доли – Не мы, а рок распределяет роли», как писал Аль Маарри», - улыбнулся лесник и предложил переночевать у него в доме. И видел я чудесные сны, удивительные истории, лишённые концовок. Лесник тогда сказал, что окончания ещё не написаны, но уже есть проекции продолжения. Я так и не рассказал тебе о своём открытии. Может, не хотел напугать? Ведь мы тогда были так счастливы. А ягоды такие душистые и сладкие…
Сердце Ксении сжалось от боли, и в это время зазвонил будильник. Она открыла глаза, посмотрела на комод, а потом сообразила, что батарейка давно разрядилась в старом будильнике, и накануне она просто выбросила её в ведро. На всякий случай Ксения всё же прислушалась, но не услышала никакого тиканья.
 За окном было темно. Шторы на окне были раздвинуты, но она не могла вспомнить, когда раздвинула их. Скорее всего, когда в последний раз смотрела в окно. Но ей казалось, что она тогда всего лишь приподняла штору, а не сдвинула её в сторону. Тени танцевали на стене и печи. Снегопад прекратился. Стало видно половинку луны. Она словно озиралась по сторонам в поисках другой своей половины. Ксении показалось, что от неё исходит некая безысходность, тоска по потерянной цельности.
А потом пришло ощущение, что сам мир как-то изменился. Только вот в чём именно состояла эта перемена, она не могла понять. Даже тишина, наступившая после буйства непогоды, была не такой, как прежде. Может, в самом пространстве что-то было не так? Может, в нём поселилось предчувствие чего-то, смутное, едва различимое, как пауза между вдохом и выдохом. Она подошла к окну (который раз за сегодняшнюю ночь и утро?), увидела, что на нижней части стекла проступило кружево инея, и вдруг ей показалось, что она одна на необитаемом острове, и этот преображённый мир за окном принадлежит только ей.
«Глупости», - подумала Ксения и попыталась рассмотреть звёзды на небе.   
Но она была почему-то уверена, что звёзды по непонятным причинам вдруг сбились с курса или пришли в замешательство. Во всяком случае, картина звёздного неба выглядела как-то иначе. И в этом переубедить её было сложно, хотя никто и не собирался её переубеждать. Придуманные или реальные несоответствия одно за другим уводили Ксению от чего-то главного, о чём она не хотела думать. И вдруг, как вспышка, пришло понимание: она оттягивает момент, когда придётся размышлять по поводу сновидения. А всё из-за страха, что какая-то часть её сознания припишет увиденное и услышанное некому предсказанию из вещего сна.
Ксения впервые позволила себе признаться, что годы, прожитые с Тарасиком, были не худшим временем в её жизни. И вдруг ощутила неимоверную тоску, которая вылезла вопреки желанию, и все попытки оставить её в прошлом, оказывались тщетными. Скорбь, как некое мистическое существо, захватила её в свои объятия и не хотела выпускать.
- Это был всего лишь сон, - прошептала женщина, но что-то говорило ей, что с Тарасом что-то случилось, потому что вначале она вдруг достала старые фотографии, потом стук в окно, сон и, наконец, голос Тараса, рассказывающий историю, о которой она не знала. – Есть во всём этом некая запредельность. Надо позвонить сестре Тараса и просто пообщаться. Мы же остались с Наташей в хороших отношениях. 
Принятое решение обычно приносит облегчение, но она ощутила, что не хочет знать правду, что желает остаться в неведении.
«Если с Тарасом что-то случилось, Наташа сама позвонит мне», - подумала она и, как ни странно, успокоилась.
А потом и вовсе стало не до ночных «странностей»: надо было растопить печь, расчистить от снега дорожки, чтоб калитку можно было открыть, приготовить обед, убраться в доме, погладить бельё, довязать носок, да мало ли дел накопилось за неделю. Ксения была рада, что сегодня выходной и не надо бежать на работу. А вечером опять тоска стала неслышно подкрадываться к ней.
Она подошла к зеркалу и спросила собственное отражение:
- Что происходит?
Оттуда на неё смотрела растерянная женщина. И вдруг зеркало стало мутнеть, она увидела больничный коридор, доктора, который вышел из операционной и улыбнулся кому-то. Туман исчез, из зеркала на неё вновь смотрело её отражение.
- Обошлось, - вздохнула она. – Кому рассказать, у виска покрутят пальцем. Я сама бы не поверила, - произнесла она и услышала звонок телефона.
- Я слушаю вас, - почти прокричала она.
- Это Наташа. Тарасику сделали операцию на сердце. Всё хорошо. С ним всё хорошо, - повторила она. – Перенёс клиническую смерть, но его вернули к жизни. Слышишь? Он жив, в реанимации. Нас к нему не пустили. Когда переведут в общую палату, тогда его можно будет навещать. Ты не звони ему, не надо.
«Интересно, а куда я позвоню? На деревню дедушке? Мне кто-нибудь давал его номер телефона? Или она имеет в виду больницу»? – промелькнуло у неё в голове, а Наташа между тем продолжала вещать:
- А то Люда будет переживать, у них дочка в первый класс пойдёт осенью. Как Татьяна?
-  Слава Богу, всё хорошо. В городе учится, на втором курсе уже, доктором будет, после сессии приедет на каникулы, - она помолчала, а потом добавила: - С мужем.
- Он тоже студент? – спросила Наташа.
- Нет, - произнесла Ксения и только потом сообразила, что в видении видела его улыбающееся лицо, когда он вышел из операционной. – А в какой больнице лежит Тарас? – не удержалась она.
- Люда настояла, чтобы его оперировали в городе, в центральной больнице. Она не знает, что я тебе звоню.
«Интересно, а что бы Люда сказала, если бы ей стало известно, что Тарасика оперировал муж его дочери от первого брака? Вот это поворот! Крутой, я бы сказала», - подумала Ксения Михайловна, а вслух произнесла:
- Не волнуйся. Я ей ничего не скажу. Да и не получится, даже если б захотела. Не знаю ни её адреса, ни телефона, ничего, кроме имени. И меня это не расстраивает. Думаю, её – тоже. И если у неё до сих пор не возникло желания стать моей лучшей подругой, то вряд ли оно появится вообще. Как ни крути, как ни верти, а причина крушения моих надежд на совместное проживание с Тарасиком в ней, ненаглядной. У неё было одно, но весьма веское преимущество – молодость. Мы ей не скажем, что она проходит.  Так что у нас с тобой уже не один  секрет от Люды…
- Всё, пока, - прошептала сестра Тараса и положила трубку.
Ксения услышала короткие гудки.
- Пока, - произнесла она не известно кому и тоже положила трубку. – Люда в зоне видимости оказалась, не иначе. Может, она дрессировщицей в цирке работает? Всех построила. «Ап»! - и с тумбы на тумбу всё её окружение по очереди так и прыгает, так и прыгает, - она представила эту картину и рассмеялась.
Все её страхи, переживания и напряжение выплёскивалось через этот смех. Она села на пол, закрыла лицо руками и расплакалась.
«Это похоже на истерику», - мелькнула мысль.
Ксения встала и отправилась на кухню, выпила воды, умылась и ощутила, как спокойствие разливается по телу в обнимку с неимоверной усталостью, а одиночество при этом подмигивает из каждого угла.
«Нет, мне нужно с кем-то поговорить, иначе меня разорвёт от накопившихся впечатлений за сегодняшнюю ночь и день», - подумала она, вернулась в коридор, почти машинально потянулась к телефону и стала набирать номер подруги.
- У тебя сегодня свободен вечер? – спросила Ксения Михайловна.
- Я тоже рада тебя слышать, дорогая. И тоже здравия желаю. И для тебя я всегда свободна. Ты приглашаешь меня на чай? – спросила Тонечка.
- Я одна, ты – одна. Почему бы нам в выходной вечером не почаёвничать вместе?
- Ладно. Я пироги принесу. Как знала, напекла с утра. Только учти, домой среди ночи не пойду, - почти с вызовом сообщила Тоня.
- Я тебе на диване постелю в большой комнате.
- Значит, разговор долгий предстоит, - вздохнула она и положила трубку.
- Возможно.
Ксения Михайловна посмотрела на издающую короткие гудки трубку, как на диковинного зверя, и, вопреки желанию, аккуратно положила её на телефон. После чего начистила картошки, поставила кастрюлю на плиту и подумала, что чаёвничать они с подругой будут после ужина. Спустилась в погреб, достала солёных огурчиков, грибочков, квашеной капусты, накрыла стол скатертью, расставила тарелки.
Мысли, видно, унесли её слишком далеко от дома. Стук в окошко вернул её к реальности и напугал одновременно, и только когда Ксения увидела раскрасневшееся от холода улыбающееся лицо Тонечки, облегчённо вздохнула.
- По какому поводу праздник, подруга? – Тонечка протянула корзинку. – Там не только пироги, осторожней.
- Злая собака под полотенцем, что ли?
- Шутишь. Значит, не всё так плохо, - улыбнулась подруга.
А когда Ксения рассказала о том, что произошло ночью и утром, Тонечка вздохнула.
- Вот ты сказала, что ощущала себя рядом с Тарасиком на той поляне, как прежде. Но ты должна понимать, что «как прежде», уже никогда не будет, - это истина, к которой тебе необходимо было бы привыкнуть за это время. Видно, хорошо научилась прятаться даже от себя самой. А мистика, ну что мистика? Нам с тобой не привыкать. Я тебе никогда не рассказывала. У моей матери сестра в Сибири живёт. Так вот у неё года три назад сын разбился. Этим был, как его, ну тем, кто на мотоциклах по дорогам носятся с бешеной скоростью в кожанках…
- Байкером.
- Вот-вот. Именно им и был. Ночью врезался в грузовик, на скорой его увезли, но друзьям врач сказал, что боится, что не дотянет их друг до больницы. Но он не умер по дороге. Матери сообщил о трагедии друг её сына, и он же привёз её в больницу. Врачи качали только головой, разводили руки в разные стороны и пожимали плечами, будто онемели все, и только один язык жестов остался в их арсенале, когда мать задавала им вопросы. Женька был без сознания. Она склонилась над ним и тихо так позвала: «Сыночек», а он открыл глаза и прошептал: «Прости. Деньги копил на новый мотоцикл, в антресоли, в кирзовом сапоге», и вновь провалился в небытие, а потом облегчённо вздохнул и умер. Мы тогда с матерью не смогли поехать на похороны. А тётка вначале думала, что сын бредил перед смертью, но всё же проверила и нашла деньги. Как раз хватило, чтоб похоронить сына, и крышу подремонтировать в доме. А в прошлом году я, наконец, выбралась к ней. У неё собственный дом весьма добротный, хоть и небольшой, второй этаж мансардный, ещё её муж строил, кухня-столовая, где мы с тётей общались, уютная такая, с напольными часами, круглым столом, небольшим диванчиком. Мы весь вечер её Женечку вспоминали. Она фотографии достала, мы рассматривали их, она всё вздыхала, что её Женечка за всё это время так и не подал ей весточку оттуда, не приснился даже. А потом она мне постелила в гостевой комнате, рядом со столовой на первом этаже, там ещё у них большая комната есть, она её гостиной зовёт, там даже камин есть, только она его не топит. Говорит, что смысла нет. А наверху у них две спальни. Женечкину она закрыла, а в другой сама спит. Так вот я уснула и увидела во сне своего двоюродного брата. Он такой радостный был, привет матери передавал, говорил, что он там тоже на мотоцикле гоняет. Я проснулась среди ночи и подумала, что этот бред я уж точно тётке рассказывать не буду. Только подумала, что на улице осень, ночи длинные, и который час сейчас не знаю, и вдруг слышу, как в столовой напольные часы четыре раза пробили. «Рано», - подумала я, и стала размышлять о чём-то, потом часы один раз пробили, это значит, что полчаса философствовала в кровати. И уже сквозь дрёму я вновь услышала, как часы пробили пять раз, и я уснула. Встала утром с хорошим настроением, а тётка уже блинов напекла. Она спрашивает меня: «Как спалось?» А я и говорю, что только один раз проснулась, когда часы четыре пробили, лежала, о своём думала, потом они пробили полчаса, и только когда пробили пять раз, я вновь уснула. Смотрю на тётку, а та белее снега стала. «Что случилось»? - спрашиваю. А она на часы кивает и ничего сказать не может. Что, думаю, ей надо? Перевожу взгляд на напольные часы и вижу, что маятник у них не качается. А тётка говорит, что они сломались в тот момент, когда Женя умер, и вот уже три года, как никто их отремонтировать не может. Но я же не придумала всё это. Слуховыми галлюцинациями не страдаю. Я ей говорю, что не спала, слышала их бой, как сейчас её слышу. А она кинулась мне на шею и расплакалась. «Это сын весточку мне подал, - сквозь рыдания слышу. - Он в четыре часа ушёл из жизни, а его отец, мой муж, за год до этого в пять часов утра умер от сердечной недостаточности. Женя вчера слышал нас, вот и подал весточку через тебя». Ну, тогда я решила сон свой рассказать. Она так благодарила меня. Всё твердила, что я ей надежду подарила. Я уехала от неё. И вот уже как год всё не могу понять, о какой надежде она говорила.
- А чего непонятного? О надежде встретиться вновь со своим сыном и мужем.
- Господи, а ведь ты права. А Тарасик твой во время клинической смерти разгуливал, к тебе в сон ворвался. Скорее всего, его трижды возвращали к жизни, вот ты и просыпалась три раза по разным причинам. Возможно, что родственникам просто сказали, что у Тараса была клиническая смерть, без конкретики. А твой зять не сообразил, кого оперировал?
- Интересно, а как бы он сообразил? Фамилию дочь взяла мою, так что у них с отцом разные фамилии. Да я вообще не знаю, стоит ли им говорить…
- Молчи. Тебе же Наташка по секрету сообщила. А то ещё Танька в порыве жалости заявится к нему, а к чему это приведёт, одному Богу известно. Судя по его исповеди в твоих снах, он всё ещё…
- Молчи! – повысила голос Ксения. – Я не хочу попасть в западню, которую из-за минутной слабости или, будучи уверенным, что ушёл с земного плана и развязался со всеми обязательствами, расставил для меня Тарас. Возможно, с высоты ему стали видны собственные ошибки и заблуждения, но время ушло, у него сейчас дочь в том же возрасте, что и Танька была. Он ушёл не только от меня, он ушёл от нас с дочерью, не платил алименты, не интересовался, как мы живём. Он словно умер для нас. Может, это ему жена запретила общаться с ребёнком из-за страха, что вернётся ко мне. Она только не подумала о том, приму ли я его. Не знаю причины, судить не хочу. Но четырнадцать лет – это немалый срок.
- Ну вот, то говорила, что защемило где-то внутри после сна, воспоминаний, а то быстренько брешь в возведённой некогда стене заделываешь. Рубишь…
- Всё уже давно отрублено. У него своя жизнь, у меня – своя. И это данность. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, нельзя вернуть прошлое, и сказка, какой бы красивой ни была, навсегда останется сказкой. А реальность такова: мы разошлись, как в море корабли. И никакого пересечения у нас не предвидится…
- Врёшь. Иначе бы не запаниковала. Тебе нужно было проговорить сегодня всё это, чтобы выстоять. Твой корабль дал течь, а ты не знаешь, как и когда он наткнулся на рифы.   
- Тонь, скажи, ну зачем я полезла вчера в коробку с фотографиями?
- Я иначе спрошу, зачем ты их хранишь?
- Это часть моего прошлого, нашего с ним прошлого. И от того выброшу ли я фотографии или оставлю, ничего не изменится. Прошлое уже случилось единственно возможным образом. Я могу вспоминать о нём или не вспоминать, но оно было. И дочь мы зачали по любви, как бы не хотела я это озвучивать. Да мы любили друг друга. Более того, я думаю, что есть только вечное настоящее, которое никуда никогда не исчезает. Просто сейчас иная данность. И я не хочу ничего менять, вернее, я принимаю то, что есть. А точнее, судьбы наши написаны не мною. А фотографии - это всего лишь отпечатки прошлого. Как вещи, которые он мне дарил. И если ты меня спросишь, зачем я их храню, я не отвечу, зачем они мне. Может, по привычке, может, оттого, что сами вещи не виноваты, что мы с Тарасом не вместе.  «Отречение от вещей, привязанность к пустоте. И то, и другое – болезнь. Она напоминает стремление прыгнуть в огонь из страха утонуть». Не помню, кто это сказал, но меня поразила сама мысль. Может, я именно поэтому не хочу отрекаться ни от вещей, ни от событий. Всему своё время. Когда оно придёт, и фотографии и вещи не будут иметь никакой ценности, но взамен должно прийти что-то другое. Может, осознание…
- Я где-то прочитала:
«Дождь и град,
Снег и лёд отличаются,
Но когда растают –
Это одна и та же вода
Горного ручья».
Но если ты меня спросишь, почему это вдруг меня потянуло на японскую поэзию, я не смогу ответить. Возможно всё же некий смысл в этом есть. Как и то, что мы две подруги со школьной скамьи, окончили один и тот же институт, вышли почти одновременно замуж, вернулись в посёлок и стали работать в одной библиотеке. Правда, одна из нас стала заведующей, а другая осталась простым библиотекарем…
- Просто, кто-то отказался от должности, потому что нам с Танькой нужны были деньги, а у тебя тогда мать ещё работала, и вам хватало на жизнь. Разве не так? А потом всё это стало не важно.
- Мне иногда кажется, что прошлое напоминает о себе, когда мы не хотим правильно его воспринимать, когда мы эмоционально привязаны к нему. Это не обязательно цепляние, это может быть и отторжение, отрицание. Короче, когда нет душевного равновесия внутри нас, когда что-то не даёт нам покоя, пока не отпустили его, не разобрались, не поняли что-то, не приняли то, что нам было дано. Ведь у нас как? Нам порой кажется, что мы лучше Бога знаем, что нам надо, а чего не надо. А ведь на каждого из нас у Бога свои планы, не совпадающие с нашими. Надо принять Его волю. Только не спрашивай, как. Сама ищу. Всё, милая Ксеша, спать хочу. Нам завтра с тобой на работу.
А через неделю Татьяна приехала вместе со Стасом в гости. Они пили чай с пирогом после обеда, когда Ксения Михайловна поинтересовалась, как обстоят дела у Сонечки, бывшей подруги дочери.
- Она, по-моему, на год старше тебя. Я помню, что после её поступления в институт, родители сразу же продали дом в нашем посёлке и переехали жить в город. Им осталась трёхкомнатная квартира от бабушки, если я не ошибаюсь. Ты ничего не слышала о Соне? У неё всё в порядке?
- А почему именно сейчас ты вспомнила о ней? – спросила Татьяна.
- Не знаю, - призналась Ксения Михайловна.
- Ладно. Я хочу рассказать одну необычную историю. Два года назад, может, чуть больше, Сонечка познакомилась с Андреем. Красивая пара, даже слишком. Они уже были женаты, когда я поступала в институт. Итак. Я даже не знаю, с чего начать. Ладно. Как-то летом они поехали в одно удивительное место. Сейчас, - вдруг сорвалась с места Татьяна, - у меня есть фотографии.
Она положила на стол несколько фотографий. Ксения Михайловна взяла в руки одну из них и чуть не вскрикнула: «Не может быть»! Перед ней лежало несколько фотографий их с Тарасиком поляны. Там, куда был направлен объектив фотоаппарата, стояла избушка лесника, в которой они прятались от дождя.
- Вон там, возле самого леса, как утверждала Сонечка, была избушка лесника. Они ехали в гости к друзьям, но почему-то перепутали станции и вышли раньше. Ждать следующего поезда не стали. Решили добраться пешком. Погода чудесная. Светило солнце. Они решили сделать привал на этой самой поляне перед последним рывком. На небе не было ни одной тучи. Я делаю на этом акцент, потому что Сонечка не могла понять, с чего это вдруг пошёл такой сильный дождь. Они увидели домик лесника и побежали к нему, решив переждать там дождь. Андрей был раздражён, он упрекал Сонечку, что это она во всём виновата, что это по её милости они вышли из электрички раньше. А Сонечка пыталась его успокоить, шутила, пыталась обнять. В домике никого не было. Андрей испуганно озирался, говорил, что хозяин может обвинить их в незаконном проникновении в жилище. А Сонечка, ласково гладила его по плечу и, улыбаясь, просила успокоиться. Дверь была не заперта, похоже, что в избушке вообще никто не жил. Такие обычно строили для охотников, чтобы они могли передохнуть. Об этом она и сообщила Андрею. А он что-то очень обидное сказал ей в ответ. Дождь так же резко перестал, как и начался. Сонечка почти выбежала из их временного пристанища и пошла, не оглядываясь, в полной уверенности, что Андрей идёт за ней. Она спросила, откуда у него столько раздражения, но ничего не услышала в ответ. А когда обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, то пришла в ужас. Ни Андрея, ни той злосчастной избушки нигде не было. Она дозвонилась до отца, сказала, что Андрей пропал в лесу. У её папы связи. Уже через час на этой поляне были и добровольцы-поисковики, и полицейские, и местные жители. Она сделала несколько снимков избушки, как только начался дождь, когда они решили спрятаться там. Она сама не знала, зачем ей понадобилось фотографировать эту хижину. А потом после того, как поняла, что что-то произошло не совсем обычное, она сфотографировала то место, где раньше красовалось то самое сооружение, которое исчезло вместе с Андреем. Но посмотрите, снимки одинаковые, нигде нет никакой избушки. Ещё до начала поисков к ней подошла какая-то местная женщина. Сонечка не видела её, потому что стояла к ней спиной. Так вот она, вздохнув, произнесла, что не найдут парня, что все эти поиски - пустая трата времени. «Только любящее сердце находит дорогу обратно», - вздохнула женщина. Сонечка со слезами на глазах спросила: «И что же теперь делать?» А женщина сказала, что знающие люди говорят, что лесник, хозяин того самого домика в лесу, сделает её Андрея своим помощником. И если через год его сердце оттает, если природа сделает то, что она не смогла сделать, то её Андрея отпустит иное пространство. «Место здесь такое, - вздохнула женщина. – А ты через год, день в день приходи сюда. Моли Бога, чтоб сердце твоего Андрея научилось любить. А когда придёшь, позови его трижды. Глядишь, и выйдет он на твой зов. А сейчас смирись, дева. Не найдёте его». Сонечка почему-то сразу поверила этой женщине, спросила только, а если сердце Андрея не откроется для любви, что тогда? «Если не вернётся через три года, можешь больше не приезжать сюда», - сказала женщина. Соню кто-то отвлёк всего на мгновение, а когда она повернулась, женщины уже не было. Андрея так и не нашли. Что пережила Сонька, рассказывать не буду. Скажу только, что через год она вновь отправилась на ту поляну. Проделала тот же самый путь. Встала на поляне и стала кричать: «Андрей»! И знаете что? – Татьяна посмотрела на мужа и мать, - избушка лесника вначале проявилась, а потом распахнулась дверь, и из неё вышел Андрей. Он бежал, раскинув руки, и кричал, что любит Соньку всем сердцем. Вот.
- Сказка какая-то. Ты сама-то веришь в эту чепуху? – спросил муж Татьяны.
- Если бы кто-то другой рассказал, может, и засомневалась.
- Фотоаппарат способен снять то, чего мы не видим. А в твоей истории всё наоборот. Избушка есть, а на фотографиях её нет, - произнёс Стас.
- А я верю в эту сказку, - тихо произнесла Ксения Михайловна. – А что потом с этими влюблёнными стало?
- Перевелись в другой институт на заочное отделение, решили стать лесниками. Андрей целый год работал помощником лесника в другом месте, измерении, пространстве, не знаю даже, как и обозвать то место, где он находился. А впрочем, не важно. Он научился слушать деревья, разговаривать не только со зверями, но и с духами леса, невидимыми обитателями. Они попросились, чтобы их послали работать в самую глушь, куда-то в Сибирь. Там нет телефона, нет мобильной связи. Мне Сонька прислала письмо. Она рассказала, что когда они приехали на место, поняли, что дом не в лучшем состоянии, крыша прохудилась, стены покосились, того и гляди, брёвна на голову рухнут. Но они были счастливы. Утром Сонька проснулась, а на поляне перед домом зверья видимо-невидимо. Вокруг полная тишина. А её Андрей смотрит в окно и улыбается. Она решила выйти на крыльцо. Дверь со скрипом открылась, и, словно по её сигналу, звери разбежались, поляна опустела. А её Андрей сказал, что жители леса приходили знакомиться с ними, знают, что защищать лес приехали, что дом потихоньку отремонтируют. Но здесь её папа подсуетился, ремонт сделал за свой счёт и в короткие сроки. Сонька пишет, что звери за помощью приходят к Андрею. Он их слышит и разговаривает с ними. Этот дар он получил от лесника, у которого работал помощником.
- И всё же это очень уж невероятная история, чтобы в неё поверить, - произнёс Стасик.
- А ты не хочешь поехать на ту поляну, чтобы проверить, правда ли это? – спросила Татьяна.
- Думаешь, что из меня лесник будет лучше, чем хирург? – вдруг засмеялся Стас. – Но боюсь тебя разочаровать. Я бы разжёг печурку в той хижине, чтоб наша одежда просохла, обнял бы тебя, чтобы согреть, и благодарил бы Бога, что он предоставил нам укрытие от непогоды, чтобы моя любимая не простыла. И, поверь, не столь важно стало бы мне, вышли ли бы мы оттуда или нет, главное, вместе. Слышишь? Вместе. Что бы ни случилось, где бы мы ни оказались, навсегда рядом, - он обнял Татьяну, и Ксения Михайловна прочитала в его глазах то, что она видела когда-то в глазах Тараса, и на той поляне он так же смотрел на неё. - А хирург я всё же классный. Я неделю назад безнадёжного мужика оперировал и вытянул. Он и сам знал, что шансов у него почти нет. Да ладно. Главное, что каждый из нас должен быть на своём месте. И делать то, что должен, чтоб не стыдно было, когда там, - он показал на потолок, - с тебя спрашивать будут.
- Там, это в кабинете начальства, что ли? – улыбнулась Татьяна.
- Там, это откуда мы пришли и куда все вернёмся, - серьёзно ответил Стас. 
- Я уверена, что если бы вы оказались на той поляне, всё произошло бы иначе, чем у Сонечки и Андрея. И тогда бы в той хижине открылась другая дверь, вошёл бы лесник, протянул бы вам лукошко с лесными ягодами, напоил бы вас чаем с мятой и попросил бы  залить огонь в печурке, чтоб избушка не сгорела до его возвращения. А потом бы снова вышел в дверь со стороны леса, а не в ту, в которую вы вошли. Я поняла. Избушка никакая не западня, она – лакмусовая бумажка, - проговорила Ксения Михайловна, вытерла навернувшиеся на глаза слёзы, и уже вставая, добавила: - Хотя для кого-то и западня. Местные же почему-то называют то место именно так?
- Да, но я, вроде бы, не говорила об этом.
- Зато я хорошо знаю легенды родного края, ибо должность обязывает, - сказала Ксения Михайловна.
Она решила умолчать, что интерес этот у неё не случаен, да и проснулся он всего несколько дней назад после странного сна, о котором узнала подруга и нашла в архиве брошюру «Легенды нашего края», изданную ещё до революции, где среди прочих легенд она прочитала и о месте, именуемом в народе «Западня». Был описан лишь сам факт появления на опушке леса хижины лесника, что люди либо пропадали вместе с ней бесследно, либо благополучно возвращались. Причин никто толком объяснить не мог или не желал. Вот и окрестили то место «Западня». В наступившей тишине стало слышно, как потрескивают дрова в печке. Ксения Михайловна ощутила чьё-то присутствие в комнате и вдруг как-то нараспев проговорила:
- Лучи заходящего солнца устроили пляски среди заснеженных ветвей деревьев. Я где-то слышала, что это к счастью.
 И в этот момент боковым зрением увидела возле окна лесника, того самого, из сторожки на опушке леса, который принёс им с Тарасом лукошко ягод, и подошла к нему.  Он улыбался.
- К счастью. Непременно, - уже уверенно произнесла Ксения Михайловна, - и гостям, - добавила она, имея в виду невидимого другим гостя, стоявшего рядом с ней, и только после этого увидела Антонину, открывающую калитку одной рукой, чтоб не опрокинуть корзинку с пирогами и ещё чем-то, что можно разбить при неумелом обращении.
 


Май 2017 года