Цвет Неба

Я сидел на её постели глядя в потолок. И почему это в больницах белые потолки? Разве не хватает того, что тут всё белое - простыни, наволочки, стены, лица? Даже она бледная, словно призрак. Белая пижама, растрёпанные белоснежные волосы спадающие на плечи. Только глаза синие, словно небо в июле. Скоро ведь лето. И о чём я только думаю?
— И что же, ты тоже считаешь, что я умру? - спросила она, сжимая очки в своих ладошках.
Да где она этого нахваталась?
- От простой операции на глазах люди не умирают, - ответил я самым спокойным тоном, на который только был способен.
- А вот мальчик из соседней палаты умер. Мне медсестра сказала, - говорит она, сжимая очки всё крепче.
Найти бы эту медсестру и наорать. Кто рассказывает такие вещи ребёнку? Они тут все с ума посходили?
Я посмотрел на неё. Сидит со скучающим видом, как будто вот так сидеть - это её работа.
- А мне медсестра сказала, что ты опять не ешь морковь, - попытался я сменить тему.
- Ненавижу морковь.

Конечно, ненавидишь. Ещё с детства её невозможно было заставить есть эту морковь. Садится обедать и корчит недовольную гримасу.
- Это что, морковь?! - спрашивает, глядя в тарелку с супом.
- Нет, конечно. Откуда там моркови взяться, - говорит её мать и заговорщически подмигивает мне.
На какие только ухищрения мы не шли, чтобы заставить её есть эту морковь. Тёрли мелко-мелко, практически перетирали в порошок, но она всё равно неизменно спрашивала, глядя в тарелку:
- Это морковь?!

- Морковь полезна для глаз, - говорю, - если хочешь быстрее выздороветь, то придётся её есть.
- Я всё равно не буду! Ненавижу морковь! - кричит она.
Я почти забыл, что она ещё ребёнок. Больница не самое лучшее место для детей, они становятся слишком серьёзными, слишком похожими на глупых взрослых. Сколько ещё дней она пролежит здесь, в этом невыносимом белом шуме?

- Кстати, я тебе книгу принёс, - вспомнил я.
- Что за книга? Хорошая? - оживилась она, но как-то сразу помрачнела, - Я не буду её читать.
- Почему это? - спрашиваю.
- От этих глупых очков у меня глаза болят.
Я ведь и забыл про них. Про эти очки с огромными линзами, которые она держит в руках. Без них она почти ничего не видит. Только размытые очертания перед собой. С каждым днём ей всё хуже и хуже, сейчас без этих очков она даже не видит, кто входит к ней в палату. Но всё равно не любит их надевать. Каково для неё жить в мире, который она не может даже различать?

- Ну раз не хочешь читать, то можем пойти гулять, - говорю глядя на неё.
- Правда? А можно? - засияла она.
- Конечно, я поговорил с доктором и он разрешил ненадолго. Говорит, даже полезно.
Я долго убеждал этого старого хрыча разрешить вывести её ненадолго из этих белых стен. Поворчав, он согласился. Разрешил, но только в небольшой сад при больнице, и не дольше получаса. Да и сегодня в кои-то веки хорошая погода. Май выдался на редкость дождливым, но сегодня на небе ни облачка.

В саду цвела сирень. Я вдыхал этот запах и шёл, держа её за руку. Почему же таких моментов становится всё меньше и меньше? Я бы просто хотел держать её за руку и гулять с ней весенним днём. Неважно, куда мы пойдём. Пока я держу её маленькую руку - это не имеет значения. Плевать я хотел на этого доктора. Может отвести её в парк, накормить мороженным и сладкой ватой, покатать на каруселях? Она же ещё ребёнок, нельзя чтобы своё детство она запомнила только белым цветом больничных стен. Но я понимал, что нельзя этого делать. Ей станет только хуже.

Сегодня я впервые почувствовал себя счастливым человеком за долгие дни. Она даже надела очки, вертя головой из стороны в сторону, пытаясь запомнить как можно больше, как выглядит мир снаружи её палаты. Она ведь пропустила весну, лёжа в постели день за днём, пока глупые медсёстры пытались заставить её есть морковь.
- Ух ты, это же сирень? - спросила она, показав пальцем на один из кустов.
- Ага. Хочешь, нарвём немного и поставим у тебя в вазочке?
- А можно?
- Почему нет?
Я смотрел на неё, пока она отламывала веточки сирени. Она улыбалась впервые за долгое время. Как же я соскучился по этой улыбке беззаботного ребёнка, которому и маленький садик возле больницы кажется целым миром. Он казался целым миром и для меня, пока она улыбалась. Я уставился вверх, в небо. Ни единого облака. Оно было такого цвета, каким бывает только в июле. Цвета её глаз.