Не велено пускать

Первый атомоход, на котором я побывал в своей жизни, называется «Россия». Случилось это еще в декабре 1985 года, когда ледокол заходил в Диксон. Потом я многократно бывал на его борту, ходил в рейсы и в баню, смотрел на работу «ледобоев» и видеофильмы в их каютах, пил с моряками чай и не только. Словом, про этот атомоход мне есть что вспомнить. Сегодня «Россия» уже не выходит в Арктику. Он еще не списан, но и… Говорят, что это называется находиться в резерве.
Сейчас я хочу рассказать случай, который произошел в 1988 году. К тому моменту я уже много раз общался с легендарным арктическим капитаном Героем Социалистического труда Анатолием Алексеевичем Ламеховым. Это уникальный человек. Это живая история освоения нашей Арктики.
В тот раз редакция поручила мне сделать фоторепортаж о жизни ледокольщиков. И тут надо сказать большое спасибо Генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Сергеевичу Горбачеву за его политику открытости. Еще в 1985 году меня дальше каюты помощника капитана по воспитательной работе и кают-компании не пустили. Все было не просто секретно, а «совершенно секретно». А тут Михаил Сергеевич с его гласностью и «новым мышлением». Короче, меня пустили на борт, привели к капитану, познакомили...
– Поселите гостя в каюту руководителя экспедиции, – велел Анатолий Алексеевич. – А Вас я попрошу, – перевел он взгляд на меня, – после того, как разместитесь, зайдите ко мне, обсудим детали предстоящей работы.
Каюта, которую мне определили, была шикарной. Во-первых, она находилась рядом с капитанской, по левому борту. Во-вторых, два иллюминатора выходили в «лобовую» часть надстройки, что позволяло мне наблюдать за движением атомохода «глазами рулевого». У меня был огромный письменный стол, несколько кресел, свой телевизор, огромная кровать, душ и гальюн... А если добавить, что на борту есть бассейн, спортзал и спорт-каюты, сауна, медицинский блок, кормежка через каждые четыре часа и два ядерных реактора, то получается, что “Hilton” мелко плавал.
Через 15 минут я вновь постучал в открытую дверь каюты капитана:
– Большое спасибо за гостеприимство, Анатолий Алексеевич. Но как-то уж очень шикарно для меня.
– А Вы считайте, что я Вас подкупаю, чтобы написали о нас хорошо.
– Вариантов нет – придется.
Анатолий Алексеевич принял меня радушно. Мы пили кофе и чай с плюшками и бутербродами, и он все интересовался, что я хочу сфотографировать на борту. Через некоторое время план работы был определен, и я удалился.
– Да, Виталий, – остановил меня в дверях капитан. – Я не люблю фотографироваться. Буду благодарен Вам, если Вы учтете это обстоятельство.
Уже сейчас, по прошествии многих лет, с сожалением подтверждаю, что просьбу эту я выполнил. У меня нет ни одного моего кадра, на котором бы был изображен Анатолий Алексеевич. Хотя нет, есть. И не один, а штук пять. Но они не мои, а Эдуарда Жигайлова, известного советского фотожурналиста. И как они у меня оказались, я сейчас расскажу.
21 декабря 1985 года был введен в эксплуатацию четвертый советский атомный ледокол, получивший имя «Россия». Вслед за «Лениным», «Арктикой» и «Сибирью» новый богатырь вышел на трассу Северного морского пути. А в 1986 году в Мурманске на борт атомохода взошел Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Сергеевич Горбачев. Экскурсия была, как водится, недолгой, но чрезвычайно «продуктивной». Лидер страны дал морякам указания, как правильно колоть лед и как эффективно организовывать проводки караванов в Арктике. С тем и удалился.
Через некоторое время Анатолий Ламехов получил от фотографа Эдуарда Жигайлова несколько черно-белых негативов о пребывании Михаила Сергеевича на борту судна. Несколько лет пленки так и лежали невостребованными в столе у капитана.
Работать на борту «России» было легко и приятно. Во-первых, замечательный и гостеприимный экипаж. Во-вторых, уникальное судно. В-третьих, выйдя на палубу, можно любоваться Арктикой на 360 градусов. А там! Торосы, медведи, моржи, бирюзовая вода... Красотища…
Снимал я много, а спал мало. В один из дней ко мне подошел старший помощник капитана Александр Русланович Шмаков. Удивительный человек! Очень хочу написать о нем. И напишу, непременно. Так вот, подошел и попросил сфотографировать штурманскую группу атомохода с капитаном. Мы даже определили день и время. На съемку пришли все, кроме Анатолия Алексеевича. Ждали долго. Потом кто-то из моряков спустился в каюту капитана и вернулся... с его кителем, украшенным звездой Героя Социалистического труда. Сам Ламехов отказался подняться в ходовую рубку. Так я и сфотографировал ребят: они стоят вокруг капитанского кресла, на спинке которого висит рабочий китель полярного капитана.
Но рано или поздно все командировки, даже самые интересные, заканчиваются. Настало время и мне прощаться с атомным ледоколом «Россия» и его экипажем. Как и положено, перед тем как сойти на лед бухты поселка Диксон, куда зашел ледокол, я постучал в каюту Анатолия Алексеевича. Сказав ему добрые слова за помощь в работе, я высказал сожаление, что в моем архиве так и нет портрета капитана.
– Виталий, Вы меня простите за эту причуду, – сказал Ламехов. – Не люблю я фотографироваться. Но чтобы не огорчать Вас, хочу передать негативы о пребывании Горбачева на ледоколе. Там есть и я. У меня к Вам просьба, отпечатайте несколько фотографий разных размеров. Вплоть до очень больших. Хочу оставить на память. И второе, не передавайте их никому, а вручите лично мне при нашей следующей встрече.
Так и решили. Пожали друг другу руки и расстались… Фотографии были готовы уже через месяц, когда мне удалось слетать в Красноярск. А вот следующая встреча с капитаном случилась почти через год.
Атомоход «Россия» вновь зашел в Диксон в тот момент, когда в поселке был и я. Из окна моей квартиры было хорошо видно его черный корпус и надстройку красноватого цвета. Помня о своем обещании, я взял фотографии и отправился на встречу с Анатолием Алексеевичем Ламеховым.
У трапа меня встретил вахтенный матрос. Узнав о цели моего визита, он пригласил вахтенного офицера, который и позвонил в каюту капитана. Во время телефонного разговора по лицу штурмана я понял, что возникла какая-то проблема.
– Простите, – сказал он, повесив трубку, – но капитан отказывается Вас принять. Более того, он вообще сказал, что Вам не стоит находиться на борту атомохода…
Представляете, каково услышать такое? Я впервые почувствовал, как кровь стучит в висках. Позор-то какой!
– Я сейчас уйду. У меня к Вам большая просьба, – сглотнув обиду, выдавил я из себя, – попросите Анатолия Алексеевича посмотреть в «лобовые» иллюминаторы…
С тем и удалился. Прошел по льду вперед, встал метрах в ста перед носом ледокола, развернул сверток с фотографиями, достал один и поднял его над головой. Пусть разглядывает. А потом неспешно начал рвать фотографию. Затем достал вторую, третью...
– Иванов, хватит выпендриваться, – раздалось из динамиков громкой связи, что установлены на ледоколе. – Поднимайтесь на борт…
Подавив в себе гордыню, возвращаюсь на ледокол. Штурман проводил меня в знакомую каюту.
– Я решил, что Вы трепач, как и большинство журналистов, – вместо приветствия сказал Анатолий Алексеевич. – Прошу прощения.
– Ваше право так считать, – парировал я. – Но во время нашей последней встречи Вы просили не передавать фотографии через посторонних, а вручить их лично Вам при нашей встрече. Позвольте исполнить договоренность.
С этими словами я положил на стол стопку разноформатных снимков, а сверху – конверт с негативами. Пожелал капитану всего самого доброго, откланялся и направился к выходу.
– Обиделся, – раздалось за спиной. – Еще раз прошу прощения и приглашаю Вас в салон. Снимайте куртку.
В тот вечер под коньячок и добрую закуску мы много и долго говорили с легендарным капитаном об Арктике. Рассказывать он умеет и любит. Жалею только об одном – не было у меня тогда диктофона. Такие разговоры надо записывать, а не запоминать. Когда мы расставались, Анатолий Алексеевич пригласил меня на борт судна в любое удобное время. А еще, он отдал мне негативы Эдуарда Жигайлова. Теперь они хранятся в моем архиве.
          С того дня я много раз бывал на борту атомного ледокола «Россия». Ходил в длинные и короткие рейсы. Прошел всю трассу Северного морского пути. О тех рейсах мне есть что вспомнить.
И последнее. В 1995 году я рассказал об этом случае Михаилу Горбачеву. Бывший Президент СССР от души посмеялся над услышанным, а потом попросил у меня одну из тех фотографий. И я эту просьбу исполнил.

Виталий ИВАНОВ
п. Диксон, 1997 год