Отблески. 14 летие. Как я устроился в экспедицию

Как я пришёл к мысли пойти работать в экспедицию? Уже не помню.
Точнее, причина была в том, что я вырос из всех своих одежд в свои почти 14 лет. Меня охватывал страх, в чем же я пойду осенью в школу? Шёл май, 26 число, седьмой класс позади.  Мама зарабатывала тогда 28 рублей в месяц, держала корову. На меня и на младшую сестру денег явно не хватало.
   
У родственников были свои дети, и мама никогда у них не просила помощи.
Витя Щетинин, мой друг и одноклассник, мне сказал про геодезическую экспедицию. И, однажды утром, для смелости попросив Витю сопровождать меня, я решился пойти к дому, где стояла экспедиция. Как раз вышел на крыльцо какой-то начальник, как оказалось, начальник экспедиции. И я изложил свою просьбу: хочу у них летом поработать, деньги нужны. Он спросил имя, фамилию, возраст.
Потом он спрашивает, а кем приходится директор леспромхоза Александр Бакеевич Гумиров? Я отвечаю – мой дядя.
   
Гораздо позже, через годы, я понял, что именно это помогло мне попасть на работу в экспедицию. Ну, а тогда, говорю, что мне почти 14 лет, будет через пару недель. Начальник подумал, и говорит – двоих не могу принять. Я ему быстро – а Вите и не надо. А Щетинин Витя кивает, мол, ему не надо.

Взял начальник у меня метрику, посмотрел, и говорит – проходи медосмотр, будешь работать, даю дня три тебе. А начальник был – Иван Степанович.

Так я стал рабочим третьего разряда в экспедиции СибГИПРОтранса, что означает Сибирский государственный институт проектирования трасс – железнодорожных.
Пришел домой – мы тогда жили в бараке – и маме сказал, что пойду работать в экспедицию рабочим. До сих пор помню этот момент: мы стоим на улице, мама пришла с работы, уставшая, и в ответ на мои слова она не сказала ничего, только молча посмотрела. Было понятно и ей, что пора мне работать, зарабатывать.

В Осиновом мальчики работали и зарабатывали – они были коногонами на сплаве, но только, если им давали коня. Мне, как правило, не давали. Даже как-то мама пожаловалась дяде Шуре – то есть директору леспромхоза. Ну, дали один  или два раза, и все. Гуляев отвечал за лошадей, и Жидяк. Оплата была за день работы.   
И надеяться заработать в Осиновом не приходилось. Единственный выход – экспедиция.   

В больнице меня осматривал молодой фельдшер – Требущенко по-моему. Написал - живот мягкий. Это меня оскорбило, молча, и с тех пор я постоянно тренировал брюшной пресс. Я же не знал, что это медицинский термин, означающий отсутствие заболевания, не знаю только какого.

Со справкой я пришёл с утра в экспедицию, и начался трудовой день.
Прокладывали просек в районе соседнего посёлка Аскарлы, по кочкам болотным, березняку, пихтачу и так далее – по заболоченной тайге. Я носил рейку трёхметровую – бегом двести метров по кочкам в одну сторону, назад двести метров до теодолита, где стоял геодезист, и двести метров в противоположную сторону. На стоянке рейку надо было держать вертикально, иногда поднимать повыше, держа низ рейки на уровне груди. И реагировать на условные крики или свистки геодезиста.
Побегал несколько раз туда-сюда, потом геодезист начал что-то писать, я упал на кочку и отдыхаю.

Подошёл Мачавариани – крупный рослый мужчина, геодезист и говорит, что сидишь. Я – закончил бегать… Он – бери топор, руби просек, помогай рабочим.
Так я понял всю схему моей работы и свои обязанности. Бегал, рубил, лазил на вершины вековых деревьев, как самый молодой – очищал стволы от веток, которые закрывали визирный луч.

А самое противное было – это кусты акации на солнечных склонах, они как проволоки троса, не рубятся, гнутся, не ломаются и ещё колются.

По вечерам заклеивал резиновые сапоги, которые часто протыкались сухими сучками, сушил портянки. По редким свободным дням делал себе, под свою руку, длинные топорища, подлиньше, чтобы размах был больше.

И научился валить толстые деревья так, чтобы не покалечить себя и других.
Первый день прошёл, я пришёл домой и не помню, как я спал. А потом, на следующий день, перебрался в палатку в геодезический лагерь, который стоял на берегу Томи.