Кириллов М. М. Замполиты кусочек нашей недавней ис

М.М.КИРИЛЛОВ

ЗАМПОЛИТЫ
ИЛИ КУСОЧЕК НАШЕЙ НЕДАВНЕЙ ИСТОРИИ
Очерк

      Замполиты.  Сейчас в нашей армии таких людей уже нет. Они исчезли в 1991 году, как и всё советское. Тогда этого события за эпохальностью перемен даже не заметили. Да и сейчас о них не пишут. А ведь это была уникальная в мире политическая система в войсках.
     Но эта система не всегда была идеальной. И  политическое, и человеческое перерождение многих политработников, особенно высшего звена, началось раньше, чем сами их должности были отменены по приказу. А ведь их всех даже учили в специальных политических училищах и академиях. А когда это случилось, их тут же заменили должностями заместителей командиров частей по воспитательной работе, «замами по людям», как их тут же стали называть в армейском народе, но, конечно, уже с другим политическим нутром.
      Отменили-то не замполитов, а  классовое содержание общества, как будто его вообще можно было отменить. «Замы по людям»? Это были уже другие люди. Что это такое, не совсем было понятно, но  смысл их деятельности и их необходимости в войсках существенно изменился. Возникло что-то среднее из чиновника отдела кадров, службы МТО и профкома. Какая-то неавторитетная, приказная, фикция «общественности, просвещённости и справедливости». Ясно было только, что это, конечно, не прежние комиссары и даже не замполиты и что с такими чиновниками в атаку никто не пойдёт. Об атаке здесь речи вообще не шло. В-общем, получилось явно что-то не то.
     А ведь раньше были комиссары – заместители командиров по политической части воинских подразделений всех уровней, начиная с политруков рот. И по должности, и по существу. Ещё со времён Гражданской войны. Тогда это была настоящая кровеносная система боевых и учебных подразделений и соединений Красной и Советской Армий и партизанских соединений. Я ещё застал таких комиссаров.
      Мы знаем о них не только по советским книгам и фильмам (вспомните о Фурманове, о Николае Островском, Аркадии Гайдаре и Борисе Полевом), но и по собственным воспоминаниям.
      Помню, как с нашего артиллерийского завода в Лефортове  и из заводских бараков, в которых мы жили, в 1941-1942 годах ушли комиссарами в белорусские партизанские соединения наши заводские командиры Линьков и Чибисов. Их семьи остались. Их дети играли вместе с нами во дворе. Комиссар Чибисов погиб в бою. Линьков – Герой Советского Союза – как-то прилетал в Москву из партизанского края и даже звал с собой нашего отца. Отец, его прежний сослуживец, был тогда начальником производства нашего завода, выпускавшего противотанковые снаряды и артиллерийскую оптику. Отец загорелся было и согласился, но его не отпустило командование (производство, мы -  его трое детей и больная туберкулёзом жена). Он об этом потом жалел всю жизнь. Рабочие завода и мы – дети, жители нашего двора с уважением встречались тогда с этим героем, партизаном-фронтовиком в военной форме и  портупее.
      После войны комиссарский героизм закончился, наступило время тоже необходимой, длительной и кропотливой воспитательной и военно-патриотической работы с людьми на основе ленинских принципов строительства советской армии. Это требовало серьёзной политической и педагогической подготовки от новых кадров. 
      Первым замполитом в моей сдужбе (тогда слушателя Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова)  был заместитель начальника нашего курса по политической части подполковник Шпак. Как и начальник курса, он был бывший фронтовик. Тогда фронтовики были везде. Очень спокойный, доступный подчинённым и какой-то внешне очень штатский человек. Настоящий шпак. Все шесть лет (с 1950 по 1956 год) он у нас был замполитом курса. Я не припомню каких-либо его пафосных речей на наших комсомольских собраниях. Главной его заботой были дисциплина слушателей и их учёба. Тихий деловой внимательный человек. Мог и посоветовать что-то доброе в трудную минуту. Но незримой работы у него, видимо, было много: нас ведь на курсе было более 200 человек. Был  у него ещё и политотдел Академии, которому он тоже подчинялся. Каким он был на фронте, мы не знали. Фронтовики, обычно, не любили рассказывать ни о войне, ни о себе.
     Известная кампания по борьбе с космополитизмом того времени требовала внимания и, конечно, находилась в сфере интересов замполита, но нас –молодёжь - особенно не затрагивала, разве что приходилось вымарывать по приказу политотдела академии тушью в учебниках фамилии учёных – космополитов, якобы «врагов народа». Было как-то непонятно: учёные были «врагами», а их учебники оставались хорошими.
     Рязанский парашютно-десантный полк гвардейской Тульской воздушно-десантной дивизии, куда я был направлен после окончания академии младшим врачом медпункта и где прослужил семь лет (с 1956 по 1962 г.), был солидным боевым подразделением под две тысячи человек личного состава. Этот полк участвовал на парадах на Красной площади в Москве. Большинство офицеров имело фронтовой опыт. Работала энергичная парторганизация. Был и замполит полка. Некто, полковник Богданьков.
     Наверное, работы у него хватало: солдаты – это же не слушатели академии, случалось всякое. В медпункт он не заходил, не припомню. Но регулярно следил за питанием личного состава и выполнением парашютных прыжков. С той или иной ротой прыгал и сам. У него были свои многочисленные подчинённые: замполиты батальонов и освобождённые секретари комсомольских организаций - целая команда политработников. Вместе с командиром полка Богданьков встречал приезжавшнго к нам иногда генерала Маргелова – знаменитого «дядю Васю» - создателя ВДВ.
      Чаше всего я видел его на плацу, перед строем. Любил выступать. Это же, как говорили, единственное оружие замполитов. У них оно всегда с собой. В общем-то, замполит был как замполит, но не комиссар, такой славой среди личного сстава он не пользовался.
     Время было трудное: происходило развенчание культа личности И.В.Сталина (после 20 съезда КПСС), когда был вскрыт якобы «гнойный абсцесс» и «гноем» была замазана вся славная история партии и страны. Сделал это Хрущёв. Ну и что? Партсобрание пошумело тогда как встревоженный пчелиный улей, и всё постепенно стихло. Что мог сделать замполит полка, даже если он и был не согласен?
     В те годы происходили польские и венгерские события. Наш полк принимал в этом определённое участие, хотя и не десантировался, и всё это  тоже было  политически тревожно.
     Большая часть призыва в наш полк шла тогда из областей Западной Украины, где в то время ещё ощущалась бендеровщина. Так что и у нас в полку, наверное, для чекистов и политработников было много работы. Не случайно замполит на построениях полка любил предупреждать: «Агрессоры не спят!». Он делал это регулярно. Солдаты его так и звали: «Агрессоры не спят». Возможно, у него были для этого конкретные основания. Но десантники с Украины, надо сказать, оказывались, в конце концов, отличными гвардейцами.
     В 1958 году, после одного из прыжков с самолёта, я  вступил в КПСС. Созрел.
     Рядовые политработники, дети фронтовиков, со многими из которых я был знаком, были нормальными офицерами и всегда находились в людях.
     Как-то под Рязанью наших десантников на лыжах, в том числе из полковой школы, накрыл мощный снежный буран. Я там был с ними  в качестве врача. Людей пурга разбросала  по соседней деревне. Командирам и политработникам удалось тогда с помощью крестьян устроить десантников    в избах и в клубе и обеспечить питание и сохранность гвардейцев. Буран продолжался двое суток. Стало темно даже днём. Всё было в высоких сугробах. Среди десантников могли быть и обмороженные. Я отдал замполиту полковой школы мензурку с 300 граммами аптечного спирта на всякий случай. Его люди были в конце деревни, и связь с ними была затруднена. Буран окончился, всё обошлось. Марш-бросок продолжился. Спирт не понадобился, но и не сохранился. Офицеры потом долго смеялись над моей искренней доверчивостью…А что? Нормальные ребята.
     После окончания учёбы в клинической ординатуре в ВМА им. С.М.Кирова в 1966 году я прибыл на службу преподавателем кафедры военно-полевой терапии на Военно-медицинский факультет в Саратов. И здесь, конечно, был замполит. Николай Петрович Фролов. Полковник из артиллеристов, бывший фронтовик.   Деловой такой, но по характеру прижимистый. Не любил обещать и не любил нравиться, что было довольно редким качеством  политработника.
      Замполит как замполит. Всё время в людях. Не кабинетный работник. На собраниях, на строительстве дома для офицеров-преподавателей, на стрельбище, на художественной самодеятельности и спортивных соревнованиях, на разводе сутчного наряда. Всё куда-то спешил. Выступать долго  не любил. Иногда ограничивался тем, что назидательно произносил с трибуны «Товарищи коммунисты, дело надо делать! Надо уметь хорошо делать своё дело.  Вот и всё.» Сказав это, спускался в зал. Ну, разве это замполит?! Он же был не похож на обычного замполита. И, если говорил, то только по делу.
     Но однажды, как-то, он с утра посетил нашу клинику. Просто так, а не как начальство. Одел врачебный халат и уселся в первом ряду на утренней конференции, среди врачей и слушателей.
      На трибуне, в присутствии сотни слушателей 5 и 6 курсов, дежурные врачи докладывали о поступивших пациентах, об умерших за прошедшие сутки, выступали и слушатели. В клинике тогда лежало  около 250 больных, так что утренние доклады и обсуждения всегда были содержательными и поучительными. Диагнозы-то приходилось обосновывать.
     Фролов внимательно слушал выступавших, ничего не записывая. Он буквально слился с массой присутствовавших. Но я, как ведущий конференцию, видел его очень хорошо. Ему было важно, как достигается диагностическая истина, как подготовлены слушатели, как они говорят и чувствуют себя во врачебном мире. Насколько самостоятельны.
     А потом он шёл в палаты. Вместе с каким-либо слушателем-куратором, садился сбоку у постели больного  так, чтобы не мешать, и вслушивался в то, как говорит слушатель, как он обследует больного и общается с ним. Насколько заинтересованно и тактично. Его интересовала культура и грамотность врачебной работы и взаимность отношений куратора с пациентом. Подходил к ним и преподаватель. Фролов не вмешивался в их беседы с больными, не давал никаких оценок. Также незаметно уходил из палаты, как и приходил. И так  целый учебный час или два. Этот его визит (и другие такие же посещения нашей клиники) были неожиданными для меня и свидетельствовали об очень многом.
      Фролов учился. Ему казалось важным почувствовать специфику врачебной работы, так как он понимал, что быть замполитом в медицинском вузе, не зная этой специфики, неэффнктивно и, наверное, даже неприлично. И он самостоятельно ставил перед собой такую задачу. «Истина конкретна», по Марксу. Как марксист он стремился к конкретной истине. Он постигал не мелицину, а врачебную деонтологию.
    На моей памяти, это был наверное единственный такой замполит,  который поднялся до уровня комиссара. В свои уже не молодые годы, он учился как Фурманов у Чапаева, как Николай Островский у писателей, как Сталин у Ленина. Он учился.
     На факультете в те годы были и другие сильные политработники и преподаватели партполитработы (Левицкий, Юркин, Глазунов, Мартынов, Барабаш).
    А позже пришли на факультет уже другие времена и другие политработники. Всё как-то изменилось. Возникло ощущение сытой духоты и общественного формализма. Запомнилось, к примеру, время борьбы с пьянством. Ранний Горбачёв. Помните?
Постановление ЦК о борьбе с пьянством и алкоголизмом приобрело тогда на практике абсурдный характер. Срочно, без экономических обоснований закрывались в страен коньячные и винные заводы, вырубались виноградники. Было ясно, слёзы будут вместо армянского коньяка, когда-то любимого Черчиллем. Плантации «Массандры» шли тогда под бульдозер. «Советское шампанское», «Чёрный доктор», «Мускат красного камня», «Кокур», «Херес» — всё это ско¬ро могло уйти в прошлое. Труд сотен тысяч виноградарей, их со¬лёный пот, их творчество оказались не дороги ЦК, в соста¬ве которого, к тому времени, уже десятки лет не было ни одного рабочего и крес¬тьянина. Говорят, главный виноградарь «Массандры» покон¬чил с собой, видя, как умирает его лоза. Идея борьбы с пьянством превратилась в идею борьбы с виноградарями...
У нас на парткоме при обсуждении этого вопроса я с огорче¬нием произнёс: «Жаль, что шампанского теперь не будет...». Замполит с красным носом, выпивший за свою замполитскую жизнь много водки, угрожающе произнес: «Вы что, против решения партии?!» Я возразил: «Хорошо ведь в ком¬пании. Не за огонь люблю костёр, за тесный круг друзей». Он меня не понял.
Возможно, он и не был каким-то особенно плохим политработником, этот полковник из танковых войск. Но был склонен к ведению персональных дел и к постоянному решению каких-то склок на факультете. Настоящим авторитетом у коммунистов он не пользовался.
Помню, политзанятия на факультете тех лет. Представитель по¬литотдела и наш замполит проверяли наличие у офицеров-преподавателей конспектов первоисточников марксизма-ленинизма и — обя¬зательно — очередного постановления ЦК. Причём проверя¬лось не столько содержание, сколько аккуратность записей и соответствие формы и толщины тетрадей конспектов рег¬ламенту политорганов. Это оттого, что на  большее, то есть на действительно заинтересованное знание живого творче¬ства Ленина, у инструкторов политотдела силёнок не хва¬тало. Эти «партрабочие» — представители партийной «церк¬ви», становились блюстителями формы при вымершем содержании. Посто¬янно поддерживалось чувство вины, причем не за то, что Ленина не прочёл, а за то, что не так усердно поклоны в «церкви» бьёшь — тетрадь не завёл нужного размера...
      Всего не упомнишь, конечно, но перемены стали особенно заметны в 80-е годы. Тогда пришёл к нам замполитом факультета полковник Л-в  из группы войск в Германии. Общительный такой, приветливый, старался поладить со всеми, сглаживал противоречия, охотно выступал, берёг своё благополучие. Дружил с продовольственной службой и себя не забывал.   Ничем  не запомнился, кроме всеядности. Но и врагов не нажил. Вот такой, удобный для всех, был предпоследний наш замполит.
      А вскоре в стране произошёл путч. Компартию запретили и политорганы ликвидировали. Последний замполит и секретарь парткома факультета (неплохие специалисты) успели поработать у нас недолго и, уволившись, уже в сентябре 1991 г. ушли на профсоюзную работу. В декабре этого же года ликвидировали и сам Советский Союз. В России воцарился Ельцин, а политработники растворились в простом народе. А что было делать?  Уходить в подполье? Их бросили, а жить-то как-то было надо. Да что-там политработники. Рабочий класс из гегемона и собственника страны в одночасье превратился в чью-то собственность!
    Мы с женой уже в начале девяностых годов как-то встретили того нашего препоследнего замполита, бывшего «марксиста-ленинца», у нашего Покровского Собора, что стоит в Саратове у Краеведческого музея. Он поделился с нами, как он успешно трудится теперь при новой буржуазной власти в окружении областного начальства. Рассказал, что недавно прооперировался и дал себе зарок, что в случае успеха сходит в церковь и отблагодарит боженьку. Сказал, вроде бы, в шутку. Но, поделившись с нами своим сокровенным, он действительно бодренько вошёл в открытые врата Собора, молиться. Вот так! Полжизни кланялся гению Ленина, деньги за это получал, но - таки научился кланятся. На самом деле он всегда кланялся только самому себе.
      Но и это ещё  не конец моего рассказа о замполитах того времени. Последний начальник Политотдела спецчастей Саратовского гарнизона (некий С-ц), которому, в частности, подчинялся и наш факультет, когда остался  без работы, попытался было заняться полезным делом - переобучением уволенных офицеров, но быстренько, как опытный  и крупный специалист по работе с массами, вошёл в элиту саратовского областного буржуазного бомонда. Пригодился. Приоделся. Свою провинциальную деревенскую сущность прикрыл некоей элегантностью. Его медленное перерождение на глазах у всех превратилось в быстрое бесстыдное предательство. 
       Это стало типичным для многих бывших «борцов за коммунизм». Правда, не для всех. И такие примеры есть. Многие коммунисты, особенно заводские, тогда, в том числе в Саратове,  вступили в созданную уже в ноябре 1991 года Российскую коммунистическую рабочую партию (РКРП) – наподобие ленинской РСДРП(б), или в восстановленную позже (в 1993 г.) решением Ельцина КПРФ.
     Перерождение людей, особенно бывшей советской, в том числе военной, интеллигенции,  приобретало в девяностые годы массовый и системный характер. Правда, к замполитам это уже отношения не имело, их разогнали сразу.
У одних моих знакомых в Ленинграде, которых знал всю жизнь, и раньше последовательно менялись портреты в гос¬тиной: в 60-е годы висел портрет Ленина, в 70-е — Че-Гевары, в 80-е — Хемингуэя. А теперь, смотрю, Николашка, «убиенный большевиками». Батюшки-святы... Прямо по рассказу А. П. Чехова «Душечка». Какая траектория убеждений в портретном варианте.
    Были и другие примеры.
     На одном из этажей Музея Ленина, перед его закрытием, сделали выставку последних фотографий Владимира Ильича, где он изображён больным, после нескольких инсультов. Разместили аккуратно, но всё равно не следовало бы этого делать. Эти снимки ещё ранее поместил в своей книге о Ленине Дмитрий Волкогонов, бывший член ЦК КПСС, бывший начальник Главпура Советской армии – главный замполит страны. И издал миллионным тиражом. Гнусная личность. Сделать это в отношении инсультного больного не решилась бы на память и обыкновенная семья, а этот перевёртыш- антиленинец решился. Таким образом, по его мнению, он доказывал нежизнеспособность ленинизма. В девяностые годы он стал депутатом Госдумы.
     Ну, а что сейчас? Факультет наш расформирован со всеми его клиниками по приказу министра обороны Сердюкова (известного как Табуреткин) в 2010 году. Преподаватели и бывшие политработники факультета теперь на пенсии доживают свою жизнь.
      Армия в последние годы, тем не менее, надо сказать, определённо окрепла с ростом ВПК. И уже без замполитов. Но проблемы остались.
     Одной из составляющих культуры врача при любом политическом строе, тем более, военного врача является культура политическая. Врач, как никто, близок к  народу, обладая  специфическими возможностями влияния на людей и оценки уровня их жизни. Он постоянно сталкивается с проявлениями социальной несправедливости, с положением  бедноты, с имущественным цензом на лекарства, на диагностические исследования, на условия размещения в стационарах и т.д. Все это проблемы не только медицинские, но и социальные, а значит, политические. Врач обязан  иметь «социальные» глаза, иначе он  слеп.
     Важно помнить, что нынешняя армия по своей классовой сущности попрежнему в основном - рабоче-крестьянская. Парадокс состоит в том, что её основное предназначение теперь не только защита народного добра, как при советской власти, но и  защита награбленного отечественной буржуазией. Мы ведь живём  уже 25 лет в буржуазном государстве. Если этого не понимать, трудно лечить рабочих и крестьян, одетых в солдатские шинели.
     Система политорганов в армии – кусочек нашей недавней истории – играла важную роль в организации вооружённой защиты пролетарского и советского государства. К сожалению, эта система, как и другие органы советской власти, в силу перерождения руководства Коммунистической партии нашу Родину не защитили и были уничтожены отечественной буржуазией.
     Классовое и интернациональное единство современной армии и народа Российской Федерации нельзя заменить мнимой общенациональной идеей «единого» государства очень богатых и очень бедных людей и даже идеей патриотизма, несмотря на то, что временно за счёт этого и удаётся достичь определённых результатов. Восстановление Советской власти потребует возрождения и политической структуры в будущей Советской армии. Исторически это неизбежно. К этому придут. Опыт пригодится. Классовые противоречия решаются в борьбе – политически и экономически, а не провозглашением лишь общенациональной идеи патриотизма, какой бы привлекательной она не казалась.
Июнь 2017 года, г. Саратов.