10-31. Терпкие дары волхвов

Прошел месяц и мы жили одни втроем - спокойно и уверенно. Никто нас не беспокоил и увидеть сына не рвался. Дочка работала, я нянчилась с внуком. Как говорится в литературе, "ничего не предвещало перемен". И вот однажды, за час до того времени, когда Мишутку пора было укладывать спать, настойчиво зазвонил домофон. Предполагая, что это может быть зять, склонный являться «посмотреть на сына» неожиданно, без предварительной договоренности,  не важно, что не ко времени, я дверь не открыла: боюсь встречать незваных гостей, когда я одна в доме. Вскоре раздался рингтон мобильника – это действительно объявился мой зять с вежливой СМС-кой: «Пожалуйста разрешите увидеть сына». Не отвечать ему мне было неловко: когда со мной вежливо, надо хотя бы ответить тем же, но я… В общем, я забоялась.  Бездействие проще правильного поступка, но оно нас не красит.   

На другой день мы с Мишуткой, как всегда, вышли в наш двор на дневную прогулку. В самом конце детской площадки  передо мной неожиданно обрисовался облик зятя. Выглядел он ужасно: худой, лицо измученное, в глазах слезы - слабый человек, оказавшийся  в тяжелейшей ситуации, в которую сам себя загнал: мне было больно и жалко смотреть на него. Я попыталась объяснить Саше, почему не открыла ему вчера, подсказала, в какое время  ему лучше к нам приходить и что лучше договариваться об этом заранее, а еще - что никто не отнимает у него сына. Речь моя была сумбурной - меня трясло. Я всегда говорю много, бестолково и  напористо, когда волнуюсь.

Не помню подробностей этого нашего диалога  и того, что и как ответил мне Саша, но закончился он плохо. Я глупо доказывала ему, что он неадекватно поступает и этим сам себе вредит, что, конечно же было неправильно. Всего этого говорить  было не нужно, бесполезно, да  и высказано мною не в той форме! В моем сбивчивом монологе  меня не могли ни понять, ни услышать. Словом, что посеяла, на то и нарвалась. Саша пришел с миром и даже с невысказанной просьбой о милосердии к нему. Неважно, что , как всегда, он  говорил только о себе, о своих чувствах, желаниях, но не о Мише-, не о том, что сам он пока ничего не может сделать для семьи. А я ему зачем-то – о необходимости стать мужиком и искать работу – любую! – о необходимости не только «смотреть на сына», но и как-то по-мужски поддерживать семью. О том,  что он добился того, что и я, и Маша его боимся, боимся его неконтролируемых поступков, его безответственности.

Как будто я не понимала, что с ним надо разговаривать иначе - просто и очень конкретно - как с ребенком, что его нельзя критиковать, ибо на любую критику и советы он среагирует очередным психозом! Словом, я сделала глупость -  меня занесло, куда не следовало. Вот дочка -  молодец, она даже не пытается что-то ему объяснять: только «да», «нет» и конкретный ответ на конкретный его вопрос. Результат - тот же, только всё без скандалов обходится! Я не обошлась.  Я с ним - как со взрослым, как с думающим и сознающим, вроде бы желая добра, а звучало, как критика..... И от этого началось то самое, что когда-то случилось возле Чесменской церкви с душевнобольной женщиной.

Саша начал выкрикивать  в мой адрес странные и страшные вещи, которые мне стыдно и не хочется здесь дословно приводить. Полнейшая клевета, не соответствующая ни моему характеру, ни возрасту, ни характеру отношений между нами. Жуткая мерзость с сексуальным содержанием, причем уровень выражения  - ужасающе низкий, грубый, неприличный: я в таком дерьме еще никогда не была - нигде и ни с кем! Вроде всю жизнь прожила, а не приходилось ещё - Бог миловал! Я подхватила ребенка и поспешно двинулась к нашей парадной, надеясь, что Мишутка еще не понимает, что говорит его папа, но в любом случае он может очень сильно испугаться от происходящего. А за нами  следом - зять: шагает и на весь двор громко выкрикивает в мой адрес  непотребства сексуального содержания и дикие обвинения в мой адрес: я надеялась только  на чудо, чтобы  кто-то  из знакомых или соседей не попался нам на пути и не услышал бы весь этот бред!  Я еще никогда не ощущала себя так нелепо, оказавшись публично - на весь двор! - беспочвенно оболганной, униженной и  оплеванной… А он все выкрикивал, и выкрикивал и, похоже, сам верил в то, что выдумал. Меня пугало то количество грязи, которое он носил в себе, низость того уровня, на котором он создал свою фантазию. К счастью, с Мишуткой на руках, я наконец-то добежала до нашего дома и  успела проскользнуть в дверь парадной,  захлопнуть ее. Впрочем, я почему-то была уверена, что физическую силу зять  бы не применил... Он показался мне  очень слабым, жалким и несчастным  в этот день.

Где-то через час на мою трубку пришло как всегда полуграмотное послание  от Шурика: «Неужели Вы не умеете общаться без скандалов. Я ведь Вам  ничего плохого не делал». К этому времени мой испуг  и обида уже погасли, но сообщение возмутило: ничего себе «ничего плохого не делал»! Но злости уже не было. А потом включился разум, и я стала смотреть на случившееся по-другому. 

В какой-то степени он прав. Большого вреда – в поступках, а не в словах и эмоциях,  я и правда от Шурика не имела, более того, он, в отличие от многих, совершенно  нормальных моих знакомых,  даже много хорошего мне сделал, как это ни нелепо думать! А то, что его эмоционально и в речи  сильно заносит – так это и со мной такое тоже бывает. Я людям часто делаю хорошее, а потом так высказываюсь, что это все сделанное добро перечеркивает, и остается одно плохое. И меня из-за этого тоже мало кто понимает и еще меньше любит. В этом мы с ним похожи.

Еще через 20 минут снова пришла СМС-ка: «Если можете то извините меня. Саша».
 
Это случилось в первый раз за все время моего знакомства с ним. Я не думала, что он способен извиняться, то есть, чувствовать свою неправоту и  свою одержимость. Перед Машей он часто извинялся, передо мной – никогда. Если человек чувствует свою вину, значит он нормален? Ответа на этот вопрос я не знаю. Я всегда чувствую свою вину, хотя не всегда нахожу силы признать ее вслух. Можно ли осуждать другого, если по большому счету со мной тоже теоретически может произойти нечто подобное? Может, в другой форме, с другой «бесовской тематикой», но ведь он – мужчина, а я – женщина, да и среда «обитания» у него была иная, чем у меня. Как жил, так и выражается, такую форму и принимает в нем бес, который им владеет и рождает фантазии! Как оказалось, владеет не постоянно.

Меня удивили свои собственные ощущения после этого звонка. Злость и обида куда-то совершенно улетучились. Ощущение себя оплеванной и чувство омерзения исчезли. В принципе, я больше не испытывала к нему ничего, кроме сострадания. Он болен, он мучается от самого себя, и это состояние мне знакомо! Большинство моих приятельниц этого не поймут: они сами никогда не выплескивают наружу ярость и бессилие, которого в них, может быть, и нет. Они умеют держать себя в руках, хорошо воспитаны, абсолютно психически здоровы, и никакие бесы их не мучают. А меня мучают.  Я не знаю, на что способна я сама -  не могу и стану зарекаться. «Прости нам долги наша, якоже и мы прощаем должникам нашим».

Не знаю, зачем я это сделала, но впервые за весь этот наш СМС-очный марафон с зятем  я послала ему на трубку ответ: «И меня простите. Я вам не враг. Храни вас Бог!». Мое состояние изменилось кардинально. У меня поднялось настроение. Душа пела. Я искренне простила ему весь этот ужас на улице, больше того, на душе моей не осталось никакого нехорошего осадка ни по поводу последнего случая, ни вообще по поводу его двухгодичного пребывания в нашей семье. Мне было жаль его как человека, который сам себя загнал в достаточно тяжелую ситуацию. Устроиться на работу ему трудно. Ни одна из двух его бывших жен его забирать обратно не хочет, а он не представляет себе жизни без жены (няньки!). Возраст - не самый подходящий для начала новой жизни. Здоровье – без комментариев. Ребенок уже не будет принадлежать ему в той степени, в какой он хотел бы его иметь. Я не хотела бы оказаться в его положении, и не важно, что он сам его создал.
 
Для меня этот человек оказался «практическим учителем» в том отношении, что подобное может случиться и со мной. А может быть, и с другими, только не все это готовы принять и признать. И еще – возможностью научиться милосердию и прощению. Зять  был моим кривым зеркалом. Сейчас оно разбилось, мне жаль зеркало, но не жаль, что я теперь останусь без этого зеркала. Господь все управил наилучшим для меня способом. За последние годы Он уже несколько раз посылал мне знаки об отпущении моих старых грехов: 1) когда я прощалась с коллективом  СЭ, переходя на другую работу; 2) когда мне позвонил Козлов с предложением вернуться на работу; 3) сейчас, когда Он забрал из нашей семьи зятя.

Во всех трех случаях я что-то теряла, что по первому взгляду казалось мне необходимым и ломалось очень болезненно. Но потом я получала возможность простить и принять случившееся, как необходимое мне благо; ответив на зло добром, я неожиданно получала ответное добро. Так случилось и в этот раз. Шурик видимо не сразу прочел мою СМС-ку, но  вечером, в 19 часов мне пришло от него очередное сообщение: «Для меня было большой радостью получить ответ от Вас. Спасибо».

«Прости нам долги наша, якоже и мы прощаем должникам нашим»…  Как это здорово – делать добро, говорить доброе, прощать и терпимо относиться к ближнему. «Пусти свой хлеб по водам…» И как тяжело тому, кто не простил, в ком постоянно, не затихая, бушует обида, ненависть, злоба. Властвуют бесы, которые делают все, чтобы не впустить в нашу душу Спасителя.

                *      *      *

Скоро третья годовщина маминого ухода. Чем больше проходит времени, тем больше понимаю, как многим я ей обязана и какой я была неблагодарной при ее жизни. Она в моей ситуации проживания в одной квартире с зятем, не самым совершенным зятем! - оказывалась гораздо терпимее и мудрее меня.

У меня странное ощущение ее постоянного присутствия в …моем собственном теле. Так получилось, что я ношу ее одежду, обувь, пользуюсь ее личными вещами, а еще я стала говорить с ее интонацией, высказываю ее типичные мнения, живу ее жизнью. На выборах в Государственную Думу голосовать мы ходили за того, за кого проголосовала бы мама, и это мое решение для меня даже не обсуждалось. Я чувствовала, как она осуждала меня за присутствие Александра в нашей квартире, и как она рада сейчас, когда он ее покинул. Конечно, она страдает за нас, но любит своего правнука теперь гораздо сильнее, чем прежде. Или это я так чувствую? Иногда мне не разобраться, где она, а где я, даже кто я - и то не разобраться: всё слилось воедино.

У меня сейчас те же, что были у мамы, болячки,  те же способы вылечивать себя, те же домашние обязанности, те же истерики, обиды и жалобы. Правда, я не только жалуюсь на судьбу, но и люблю ее, я действительно люблю тех, о ком забочусь, радуюсь, что хотя бы во второй половине жизни я научилась печь блины, пироги, готовить разные супы, жарить котлеты, и что у меня есть те, кто их ест. Пусть не хвалят, но едят, значит, это им нужно! Радуюсь, что благодаря им у меня есть смысл жизни. Огорчаюсь, – до слез, до отчаяния -  что так часто срываюсь на визг и ор,  говорю вслух лишнее, скверное, не имею терпения и мудрости, мучаюсь от усталости, от боли в позвоночнике, от своего скверного физического состояния. Что конкретно у меня болит, не пойму, но все у меня идет через усилие, и тело  - не в радость, а в мучение! И я срываю свое недовольство телом на тех, кого люблю.

Интересно, с мамой было такое же? В отличие от меня, она не любила каяться вслух, не писала «исповедей» и не одобряла этого, в церковь ходила не на службы, а только ставить свечки и тихо стоять у иконы. Впрочем, я не знаю, что она делала в храме, мы никогда на эту тему с ней не говорили. Правда, тогда было другое время, не было принятым в ее (да и в мое тоже) время,  посещая храм,  распространяться об этом. Где она сейчас? Уверена, что наблюдает за мною, наверное, помогает мне, а вот одобряет или нет – не знаю. Надеюсь, что да, ну, хотя бы иногда.

Сейчас Маша гуляет во дворе с Мишуткой. Там же находится и Саша. После нашей с ним ссоры и примирения, он ведет себя идеально, всю неделю нас не беспокоит, строго по выходным (как я ему объяснила тогда) приходит во двор погулять с Мишей, дарит ему игрушки. Как запрограммированный, он покупает одни и те же игрушки - те, какие  ему сказали  - машинки, строительную автотехнику! Дал Маше тысячу рублей с оговоркой «на массаж», а сегодня еще предлагал купить Мише зимний костюм. Денег как таковых он нам не дает: вроде бы он все еще не работает, но создает у Маши впечатление, что не бедствует и готов «оказать помощь, если это нужно Мише». Боится, что на его деньги мы начнем «гулять и веселиться», а не тратить их на его сына? Детский сад.... Я стараюсь не вмешиваться: худой мир лучше доброй ссоры.

А деньги очень нужны. Маша работает в магазине пока еще стажером, приносит не более десяти тысяч в месяц, что по нынешним ценам маловато. Но разве в деньгах - счастье? Мы никогда не роскошествовали, но никогда и не нищенствовали. Будет день - будет и пища.

За эти три  года после смерти мамы много важного произошло в моей жизни. "Волхвы" опять принесли мне много даров для моей новой жизни, и все они были не случайными.  Я навсегда рассталась с ролью  дочери, с привычной ролью работающей в офисе и содержащей семью женщины, с ролью  знатока эзотерики и искателя духовных истин в весьма сомнительных для поиска местах. Я испробовала роль тещи и бабушки, в мою жизнь, как бесценное сокровище вошел Мишутка - тот самый мальчик, которому когда-то было предначертано родиться от меня, а я не захотела, и вот  он, простив меня,  пришел ко мне с большим опозданием -  как внук, а не как сын...  В мою жизнь вошло православие и неожиданно для меня самой как-то незаметно, но решительно вытеснило все сорняки, которые проросли на моем поле за почти тридцать лет жизни и изменили ход моих мыслей и приоритетов.

Странные это были дары - дары  через потери. Сначала матери, потом любимого кота Ириски, потом нелюбимого, но притянутого к нам по судьбе зятя. Все эти потери - через боль, через сопротивление им и через отчаяние. И все-таки, называть эти дары горькими  я не хочу. Это были терпкие дары. Их было трудно вкушать, но они изменяли мой вкус и приносили пользу. Как я сумею ими распорядиться - не знаю. Время покажет.