Потеха

Витька Коноплёв!? Кто бы мог подумать, что Витька Коноплёв, ещё каких-то двадцать лет назад - Сопля-Конопля из деревни Старозагибино, будет барином восседать в шикарном кожаном кресле с подлокотниками из морёного дуба, за громадным письменным столом и управлять отделением банка! И это в двадцать восемь-то лет! Закладывает же проведение этакие кренделя! Ему бы место, ну скажем, в лесхозе бухгалтером, или в районе каким-нибудь мелким приказчиком. А он эка вывернул! В столичном банке, да ещё управляющий!
В деревне ещё старики не повымерли, кто помнил, как этого управляющего отец ремнём драл, за папиросы краденные, а он, Конопля, заливался так, что псы деревенские в будки свои поубирались, не то со страху, не то от отвращения.
Теперь это уже вам никакой не Витька, а Виктор Павлович, о чём на двери его кабинета золотом писано, и в кармане у этого, нового Витьки, уже не краденные папиросы, а золотая прищепочка с пачкой стодолларовых бумажек в зубьях. О как! Фигура, правда, у банкира не сильно изменилась. Худобу его теперь отчасти разбавлял торчащий кулаком над брючным ремнём животик. Глядя на это благоприобретённое брюшко, создавалось впечатление, что Витька специально, для солидности напихал за рубаху бумаги. И взгляд его из-под заграничных линз узеньких очков, за прожитые годы не изменился, оставался всё тем же цепким и настороженным.
Он сидел в кресле и строго взирал на корректора, крепкого, рослого субъекта с волосатыми кулаками и потными пятнами на рубашке. Потный отчитывался перед Витькой по взысканию ипотечных кредитов,  и Коноплёв строго следил, чтобы не оставить подчинённому никаких лазеек или поблажек в таком решительно важном деле, как взыскание долгов. Свидетельства о глубокой старости, ветеранстве или инвалидности клиента-должника, летели мимо ушей Виктора Павловича, не обременяя сознания даже привкусом сочувствия. Очерствел Конопля на посту управляющего. Рано и безнадёжно очерствел. То-ли виной всему золотая надпись на двери кабинета, то-ли прищепочка в кармане…Теперь сказать трудно.
Он закончил разговор и невольно посчитал пятна на спине уходящего. Появилась у Виктора Павловича в последнее время такая привычка, считать всё, что попадается глазу, карандаши в подставке, ступеньки лестницы, золотые зубы в чужих улыбках. Зачем считал? Сам не ведал, но считал.
-Шесть!- Удовлетворённо закончил Коноплёв ревизию пятен тающей в дверях спины, и тут прозвонил мобильник.
-Витька! Здорово братуха!- Загрохотало из трубки. Это был брат Шурка. Такого как не узнать! За метр слышно безо всякой громкой связи, и плюс через слово мат!
Тем не менее, Виктор Павлович обрадовался звонку. Он ожидал его не сегодня-завтра, поскольку Шурке через три дня исполнялось тридцать лет. Был уже приготовлен и подарок брату, удочки с дорогими катушками и костюм поплавок. Шурка без рыбалки дня не мог высидеть.
Как хорошо будет съездить домой, самогонки с Шуркой попить, батю с матерью проведать, хорошо! -  Так думалось ему, пока Шурка грохотал в трубку.
-Ладно, понял, в среду буду у вас, приеду поездом, встречай.

Первый день, по приезду, как – то ещё склеился. Чинно посидели за столом, пришли соседи. Гость раздавал подарки родне, рассказывал про столичные чудеса. Собрание одобрительно реагировало и постепенно, подобно свежему бисквиту, пропитывалось первоклассным вишнёвым самогоном. К вечеру общество всей деревней перешагнуло коварную черту, поплыло, и непонятно уже было, отмечали они Шуркин юбилей, пили за приезд дорогого гостя, или просто пили от давней привычки и удовольствия.
Спозаранок банкир не успел как следует проснуться, как опять сделался пьяным, после поднесённой кем-то бражки.
К вечеру третьего дня, когда запасы оказались исчерпаны, отец подошёл к сыновьям (те лежали в подножье сеновала) и предложил:
-Хлопцы, чего разлеглись? Сходи-ка Шурка за ружьём, да идите с Виктором ворон пострелять, а то брат завтра уедет, и что там в своём городе вспомнит потом?
-Верно, батя! Витька, ты же целый картон патронов привёз! Пойдём кА постреляем, потешимся!
Старое колхозное поле, рассечённое надвое грядой с высокими деревьями, располагалось неподалёку. Братья зарядили отцовское ружьё и стали по очереди палить по вороньим гнёздам. Птицы поднялись над полем и сомкнулись в кольцо на недосягаемой для выстрелов высоте. В какой-то момент две птицы ринулись вниз. Оказалось, что воронёнок, не умеющий еще летать, выскочил из гнезда, встревоженный выстрелами и, упав, застрял в еловом лапнике. Обе птицы, по всей видимости, родители воронёнка, сев с двух сторон от питомца, принялись вытягивать его клювами за перья крыльев, и в этот момент Виктор выстрелил в них снизу дуплетом. Крупная дробь изрешетила всё семейство. Одна птица замертво упала на землю, двое застряли в ветвях.
-Й-ес! - Прокричал банкир и, торжествуя, передал ружьё брату.
Выстрелы с поля были слышны до глубокой темноты.
На утро, банкир отправился поездом назад. Короткий отпуск закончился.
………………………………………………………………………………………
Виктор Павлович проснулся в своей постели в квартире на семнадцатом этаже высотного дома. Квартирка эта досталась ему дёшево, поскольку львиная доля денег ушла к застройщику от клиента банка, который нарушил свои обязательства по выплатам. Договор был составлен коварными и опытными банковскими юристами, причём таким образом, что при любых спорных обстоятельствах, виновной стороной оказывался заёмщик. Таким нехитрым способом, многие работники банка значительно улучшили за чужой счёт свои условия проживания.
Хозяин квартиры дожёвывал приготовленный омлет, сидя за столом на просторной кухне со стеклянным эркером, когда обратил внимание на птицу, что сидела по ту сторону окна и, помаргивая третьим веком, следила за человеком. Это был молодой чёрный ворон с мощным клювом и внушительными когтями на кожистых лапах.
Это было впервые, чтобы на этакую высоту поднималась птица. Тем сильнее было неприятное впечатление, произведённое на банкира  неожиданной встречей. Виктор Павлович взял со стола тряпочную прихватку в виде варежки и запустил ею в незваного гостя. Ворон сорвался с карниза, шваркнув при этом по жести острыми когтями, описал за окном широкую окружность, и с шумом уселся на прежнее место.
Тогда Хозяин решил сменить тактику. Он подошёл к холодильнику и принялся отыскивать в нём какой-нибудь залежавшийся кусок снеди. Вполне подходящий  хвост скумбрии вскоре нашёлся, и Виктор Павлович, наслаждаясь моментом королевской щедрости, метнул угощение в форточную щель. Скумбрия отправилась в одинокий полет, а птица, никак не прореагировав на это, осталась сидеть на прежнем месте.
Поскольку управляющий не терпел опозданий на работу в среде подчинённых, то и сам выходил на работу с получасовым запасом.
Он выехал из подземного гаража и, проезжая по двору, приостановил машину и, изогнувшись, стал выискивать на доме собственное кухонное окно. Наконец отыскал его, облегчённо вздохнул и улыбнулся, птицы на карнизе не было.
Всю дорогу к банку Виктор Павлович отдавал распоряжения, то подчинённым, то своей домработнице молдаванке. В результате, дорога пролетела незаметно. Он подъехал к стеклянному офису банка, позволив себе ритуальную слабость в виде некоторой лёгкой паузы, которую он использовал на любование этим роскошным зданием в центре города. Этот ритуал был не чем иным, как данью собственному  величию и значительности. Тем самым, он регулярно опускал трепетные губы в сосуд, дабы насладиться пронзительно приятным вкусом собственных успехов.
Наконец фанфары отыграли,  Виктор Павлович шагнул на тротуар, и вот тут-то его поджидал некоторый сюрприз…
От машины к банку вела дорожка метров пятидесяти, мимо машин служащих и клиентов. Стоило ему отойти от машины, как он услышал над собою странный шум и неприятный поток воздушных струй. Тревога переросла в ужас, когда стая из десятка ворон сомкнулась вокруг его головы. Птицы кинулись в атаку! Они наносили удары расчётливо, в незащищённые одеждой участки. Охранник выскочил из будки и бросился на помощь к Коноплёву, но был немедленно атакован другим отрядом яростных пернатых. Получив несколько поучительных ударов клювом по бритой голове, охранник поспешил скрыться за дверями банка.
Банкир, отбиваясь руками, продвигался к спасительной двери скачками. Несколько раз он упал и ободрал ладони. Он почти вползал в двери банка, когда его подхватил растерянный охранник. Лицо и руки Виктора Павловича представляли собой кровавое месиво. Спустя короткое время, машина скорой помощи, тревожа утренний город сигналом сирены, уже везла его в ближайшую больницу.
………………………………………………………………………………………
Когда, три недели спустя, Виктора Павловича привезли домой, он никак не решался выйти из машины. Взгляд его был перекошен от глубоко укоренившегося в душе страха. Впечатление усиливалось от того, что один его глаз затравленно метался, в ожидании внезапного нападения, а другой сосредоточенно смотрел в одном направлении, поскольку представлял из себя, стеклянный шар с нарисованной радужной оболочкой и зрачком.
Более сорока шрамов на лице и отёки изменили банкира до неузнаваемости. Несмотря на это, птицы безошибочно узнавали стрелка, и при посещении врачей, по пути туда и обратно, он всякий раз сталкивался с очередным агрессивным нашествием птиц. В результате на голове появлялись новые свежие раны.
 Вскоре Коноплёв узнал, что уволен из служащих банка ввиду неожиданного сокращения. Таким образом он смог лишний раз убедиться в том, как среда успешных безжалостно исторгает из себя опасные болезненные очаги, дабы инфекция неудачника не распространилась на прочих.
Виктор Павлович изменился. Сделался замкнут. В одежде появились признаки неряшливости. Дорогую квартиру, со временем, пришлось продать, поскольку денег на лечение не хватало. Вслед за квартирой была продана машина.
С некоторых пор он перемещался по городу на общественном транспорте, и самая незаменимая вещь в обиходе бывшего банкира теперь была проволочная корзина для яиц. Выходя из автобуса, он всякий раз натягивал этот доспех на голову и с неизменно поднятым воротником, зимой и летом в брезентовой куртке и в перчатках бегом устремлялся к месту назначения, преследуемый всякий раз отрядом пернатых мстителей.
Виктор Павлович общался с орнитологами, пытался по их рекомендации прикармливать птиц, но всё напрасно. Вороны не принимали угощения из его рук. Он думал улететь из города на самолёте, но не представлял себя на лётном поле с корзиной из проволоки на голове. Ехать же поездом явно не имело смысла, это не спасло его тогда, когда он вернулся из деревни, не спасёт и в будущем!

Несколько лет миновало, пока однажды с ним не приключился удивительный случай.
Коноплёв спешил в магазин за продуктами. Спешил, поскольку ожидал в гости давнего приятеля. В спешке, он неудачно выскочил из автобуса и натягивая корзину на голову, от  толчка выронил свой доспех из рук. Тогда он стал махать рукой над головой, закрывая другой единственный глаз, а ногой пытаться нащупать упавшую корзину. Вдруг он осознал, что не слышит и не чувствует знакомого биения крыльев над головой. Вместо этого мягкий мужской голос с ноткой участия произнёс возле него:
-Что с Вами, голубчик?
 Тогда Коноплёв выпрямился и осторожно приподнял руку в перчатке, чтобы осмотреться. То, что он увидел, потрясло его. На автобусной остановке сидел старичок, благообразной наружности в чёрном пальто  с палочкой-тростью в руке. Сидел и участливо взирал на Коноплёва. Но дело было не в старичке… Птицы! Птицы уселись кругом, охватив остановку живым кольцом, однако ни одна из них не пересекала невидимую границу!
Виктор Павлович механически поднял с земли корзину, не сводя взгляда со старика. Наконец он вдруг встал перед незнакомцем на колени и, ощущая на лице горячую влагу слёз, прошептал:
-Кто Вы?
-Тю-тю, молодой человек, встаньте немедленно, что с вами!?- Старичок  отставил палочку и засуетился вокруг Коноплёва, а тот в отчаянии зашёлся вдруг таким безудержным плачем, каким плакал разве что в детстве.
Было странно и удивительно, что рядом в это время никого не было. Тем фантастичнее выглядела картина со стороны: Усевшиеся амфитеатром птицы, а внутри пернатого круга плачущий человек на коленях перед стариком.
-Вы Бог, дедушка? – Вытирая слёзы спросил Коноплёв.
-Что вы, душа моя, Господь с вами! Как вам такое в голову пришло? Садитесь-ка рядом, расскажите мне, что за скорби с вами приключились. Вы не наркоман?
-Нет, дедушка, не наркоман.
-Ну и слава Богу, а то я боюсь их, грешных. Прибьют не за грош, не поверите!
Коноплёв поднялся с колен, опасливо глянул на птиц, и подсел к странному старичку. Как-то само собой получилось, что он вдруг всё рассказал этому незнакомцу о себе. Он уже коснулся эпизода из детства, когда старик вежливо вмешался.
-Простите, мой дорогой, но я опаздываю и должен ехать. Вот подходит мой автобус.
-Можно я с вами, дедушка!? - Взмолился бывший банкир. Старик улыбнулся и в знак согласия опустил веки.
В дороге они молчали. Коноплёв приходил в себя, одновременно наливаясь странным новым чувством. Это была некая тень уверенности, прочной, не зыбкой опоры. Чувство, о котором он и думать забыл за последние годы заточения.
-А как же ваш приятель? - Спросил старик.
-Какой приятель? - Переспросил Виктор, потом вспомнил о своём госте и сказал:
-Ах, приятель…Это сейчас не важно! Это подождёт.
Они вышли из автобуса и направились вдоль проспекта, тротуар которого упирался в решётчатую ограду. Птицы при этом, не отставая, перелетали вслед за ними с дерева на дерево, соблюдая при этом невидимую дистанцию.
Там где решётка образовывала угол, от тротуара по косой тянулась дорожка из битого кирпича. Дорожка обрывалась перед каменными ступенями невысокого православного храма. Увидев храм, Коноплёв как будто зачерпнул уверенности. Его пронзила уверенность и надежда. Старичок пригласил Виктора присесть на деревянную скамеечку возле входа и  негромко спросил, наклоняясь к собеседнику:
-Ты, сынок, крещёный?
-Да, мать в детстве окрестила.
-Ну вот и хорошо. Перед дверью в божий дом перекрестись и поклонись. Когда внутрь зайдёшь, так же сделай и к храмовой иконе приложись с поклоном. А потом выбери любую икону, которая тебе понравится,  и помолись возле неё. Покаяться тебе следует, и за пичуг убиенных и за прочие жестокости, что творил ты, души своей не чуя! Повспоминай, когда тебя совесть жгла, и покайся, только не торопись, тут тебя готовы сколь угодно слушать. Ну, иди.
-А вы, всё таки, скажите мне, кто вы? Священник?
-Что ты, батюшка! Эка хватил. Так, я, сторож здешний, иди себе, делай, как я сказал.- Старик легонько подтолкнул Виктора в плечё и тот, поднявшись со скамьи, медленно двинулся к двустворчатым дверям. Старик незаметно перекрестил уходящего в спину и скрылся за углом Храма.

Коноплёв не знал того, сколько времени он провёл в Храме. То, что происходило с ним внутри, было необъяснимо. Это было прикосновение к великим стихиям, к таким смыслам, по сравнению с которыми, такой нелепой ему показалась вся  прожитая жизнь.
Он отворил тяжёлую дверь и осторожно вышел на крыльцо. Все деревья церковного кладбища и примыкающего парка были заполнены стаями грозно каркающих птиц. Казалось, все вороны мира слетелись сюда в этот миг. Коноплёв надел свой защитный проволочный доспех, поднял воротник и стал медленно спускаться по каменным ступеням. Громоподобный крик в ветвях усилился и  заставил кровь застыть в жилах. Он понял, что прошёл точку невозврата и теперь, даже если очень быстро побежать обратно к церкви, ему не добраться до двери живым. От тысяч птиц ему теперь вряд ли помогут те средства, которыми он спасался последние годы. «Вот и хорошо! Вот и пусть!» Виктор ступал медленными шагами по парковой аллее. Птицы были повсюду. Наконец он дошёл до места, где дорожки пересекались, образуя звезду. Коноплёв снял перчатки и бросил их в урну, возле парковой скамейки, стащил с головы корзину и поставил её на скамью. Потом снял тяжёлую брезентовую куртку и бросил рядом с корзиной.
Теперь он был совершенно беззащитен здесь, под нависшими под тяжестью птиц кронами. Он медленно опустился на колени, поднял лицо и,  глядя на своих судей единственным, затуманенным слезою жгучего раскаяния глазом, произнёс тихим, но твёрдым голосом:
-Простите меня, птицы! Простите мне мою жестокость! Я заслуживаю наказания!
После этого, он поднялся с колен и двинулся по боковой аллее, которая вела к станции метро. Он прошёл несколько десятков метров, остановился и, обернувшись, посмотрел вверх. Кроны  кладбищенских деревьев опустели. В покинутые, в связи с грозным нашествием гнезда, стайками возвращались мелкие птахи. Необыкновенное чувство, предвестник новой, чистой и правильной жизни, охватило Виктора, и он лёгкой походкой пошёл мимо остановок автобусов, мимо станции метро, впервые за последние годы подставляя улыбающееся лицо мягким лучам вечернего солнца.