Год, которого не было. Часть 1. Гл. 3

3

Вова проснулся в кресле. Он отрубился сидя, несколько часов назад, но еще до того, как вынырнуть в эту, как он считал, паскудную реальность из мутного, безликого сна, четко осознал, что будет плохо. Так и вышло.
Голову, словно, зажали в тиски, и казалось, подкручивают, подкручивают. Вдобавок кто-то безжалостный воткнул в затылок тупой штырь и елозил им туда-сюда. Тошнило, не дышалось, и так тяжело вставалось с этого смертного одра, чтобы сделать хоть что-то для своего спасения.
- Бл….! – Вова попытался встать и снова рухнул в обширное кожаное кресло.
Ударная доза алкоголя, жуткая мешанина напитков разного качества и крепости, вершила страшный суд над бренным телом Владимира Гончарова, бытового спортсмена-алкоголика, а по совместительству бас-гитариста.
Со второй попытки он смог, наконец, встать и прошлепать в ванну, что бы умыться холодной водой. Как зомби, Вова двигался по широкому коридору недавно купленного дуплекса, не ощущая ни рук, ни ног.
И только плеснув горсть воды в лицо, немного ожил. Припал к крану губами, по старой своей привычке и оторвался от него не скоро, забыв, что в холодильнике постоянно держал минералку.
        - Фу,  на…! Как бы нам бы завязам бы, – Вова стоял на пороге ванной в раздумьях, вернуться ли досыпать, или провести ревизию жилища на наличие опохмелки. В короткой борьбе, победу одержал зеленый змий и Вова пошлепал на кухню.
Солнечное летнее утро, пробившись сквозь полупрозрачный тюль, освещало бардак, творящийся повсюду.
На грязном столе валялись коробки из-под пиццы, жутко воняла переполненная пепельница, использованная одноразовая посуда лежала в самых неподходящих местах. Тихо «бухтела» новостным каналом висящая на стене плазменная панель. Рабочая поверхность розового кухонного гарнитура была заставлена разномастными бутылками, но даже невооруженным взглядом просматривалось, что большинство из них пусты.
Вова с остервенением почесал в паху. Пить крепкое не хотелось, хотя оно сейчас может реально помочь в улучшении самочувствия. Если закинуть что-нибудь в рот без рюмки, желудок вывернет наизнанку, да так что придется минут десять в изнеможении на белом друге висеть. Хотя, может такой расклад, вовсе не плох…
        - Фууу епт…! – он решил обойтись малой кровью, вытащил из холодильника жестянку пива, но давясь пенной жидкостью, понял, что одной не отделается, придется открыть еще как минимум две, а уж тогда… Включится голова и сообразит, как жить дальше.
Пока он не понимал, какой сегодня день недели. Быть может у них выступление, а он тут опять нарезается? Холодок пробежал по спине, но ловко спрыгнув с пятой точки, исчез под плинтусом. Не-е… Соломоныч обзвонился бы, если сегодня играть, приперлись бы парни, Кот бы орал брызгая слюной во все стороны, а Наиль вызвал бы медсестру с капельницей. Такое уже было. Чуть концерт не сорвал, но, слава Богу, обошлось. Не-а, они отыграли последний раз перед двухнедельным перерывом. Вот только вчера это было, или позавчера?
Глядя в окно на коричневые крыши однотипных домиков, Вова приканчивал третью банку. Самочувствие улучшилось, но разве что самую малость, а настроение никак не хотело принимать оранжевый, чайфовый цвет. Смяв жестянку, он мастерски зашвырнул ее в раковину, похлопал себя по плоскому животу и пошел опять в ванну.
Контрастный душ несколько привел в чувство. Заработали отекшие мозги, и Вова вспомнил, что он третий день в отпуске, что еще почти пару недель можно гужбанить без вреда для музыкальной карьеры.
К концу отпуска он будет в форме, а пока… Пилить не кому. С первой женой он развелся два года назад. Почти сразу женился второй раз, но и новый развод не заставил себя долго ждать. Как только появился Наиль, Вова сбросил балласт и метнулся в небо рок-н-рольного угара налегке. Перенасыщенный график оставлял мало времени, но были деньги и гости, которые приходили по приглашению и без.
Вытершись насухо махровым полотенцем, Вова скептически осмотрел себя в зеркале.
В самосозерцании он находил удовлетворение крепко сбитой, мускулистой фигурой возрастного атлета, исправно чередующего периоды запоя и здорового образа жизни. В последнем он придерживался вегетарианской диеты, перманентно не вылезая из тренажерного зала. Веган-качок, кто может этим похвастаться? Но плоды на лицо, вернее на тело. Минимум лишнего веса, максимум рельефа под гладкой, смуглой от природы кожей. Только бы мотор не стуканул…
Длинные, вьющиеся, темные волосы, собранные обычно в конский хвост, или пучок, сейчас были распущены и приятно щекотали плечи мокрыми концами. Круглые карие глаза под черными, соболиными бровями смотрели из зеркала приветливо, не смотря на то, что в них, плескалась муть набиравшего обороты запоя.
Это не мешало чувствовать себя матерым плейбоем, который до сих пор нравится женщинам всех возрастов. Вот только с ростом не повезло… На постерах его все время «вытягивают», потому, что каждый из ребят почти на голову выше. Зато нет пуза, как у Кота. Вот кому бы жир согнать, да подкачаться. Так, что Вова – о-го-го! Вова – молодец! Вова – красавчик! Попугая завести, что ли…
Прошлепав нагишом в спальню, он открыл дверцу платяного шкафа, выбрал белый спортивный костюм и быстро оделся, стараясь не смотреть на обнаженное, женское тело, лежащее на покрывале широкой двуспальной кровати. В этом теле, веса, даже на вскидку не меньше ста двадцати кило и вид его больно коробил Вовино представление о прекрасном.
Пройдя в гостиную, он обнаружил во втором кожаном кресле своего двоюродного брата, приехавшего вчера из Ростова. На худощавой, жилистой фигуре из одежды красовались только бело-розовые семейные трусы. Впалые щеки покрывала трехдневная щетина, а на тонких губах играла блаженная улыбка. Ага, вон она причина хорошего настроения – черт в коробочке, личная «машинка» брата - многоразовый шприц и ампулы морфина.
        - Ну что чертило? Уже двинулся? – Вова неодобрительно глянул на деревянный бокс, украшенный картинкой, на которой красочный индийский слон запутался в переплетении лиан как в паутине.
       - Ты эттаа, слыыш чо? – голос звучал заторможено, брат сидел в самой расслабленной позе и «залипал», то есть, то и дело засыпал секунды на полторы, а затем резко просыпался. В таком состоянии он всегда чувствовал себя криминальным авторитетом и думал, что по блатному растягивает слова. – Может, тоже запустишь, а то тебя слыыш, этта, бодун забодает гы гы. Давай, попробуй. Оттянет на раз.
- Нафига козе баян, ведь она не наркоман, - Вове не нравился брат в таком состоянии. Не нравился даже больше, чем та туша, которая дрыхла сейчас в его спальне, на его кровати. – Ты лучше скажи, зачем этого мамонта ко мне приволок?
Вова, искренне не понимал сексуальных пристрастий брата, ему самому нравились субтильные блондинки с маленькой грудью, а не гипертрофированные шарпеи.
Но субтильных блондинок на всех не хватает, поэтому часто приходилось заменять их малышками мартышками, это такие курносые шатенки, с негроидными губами и глазами пуговками, брюнетками кокетками, эти с крашеными под вороново крыло прямыми длинными волосами, обязательно на шпильках и в красной помаде. И даже простушками ватрушками, такими, без особых примет, но нетребовательными и с хорошей самоотдачей, какими, например, были Василиса и ее подруга Соня, по которой нелепо сохнет Ив.
Вова усмехнулся сквозь похмелье, вспомнив, как пару раз посылал Иву сообщения с Сониного телефона.
Вот уж поистине человек, потерявший ориентиры! Семейный, а ведет себя как влюбленный подросток. Да еще влюбленный в кого?! Но Вова не склонен осуждать людей, тем более учить их жить. Что ему чужая жизнь, разобраться бы со своей.
Многие считают его циничным, пошлым, эгоистичным, не уважающим женщин и не ценящим семейный уют. Может быть они правы, но черт возьми, он просто старается быть честным с людьми, старается относиться к ним так, как они того заслуживают. И он не виноват, что они иногда обижаются на правду. А тетки…
Ну, если они сами прыгают в постель, что он должен на них молиться потом всю жизнь?
А как не сказать мамонту, что он мамонт? А, как не проучить, как не посмеяться над Ивом, который ведет себя в сорок лет, как дурачок?
У Вовы есть свои недостатки, но он не обижается, когда ему на них указывают. Вова – ты алкоголик. Да! Вова – ты ловелас и вертопрах. Да! А сами вы кто? Признайтесь себе сами в том, кто вы есть на самом деле, если это по силам. А потом приходите, выпьем, поговорим…
- Ты даешь, братан. Вы ж музыканты, все наркоманы, скажи еще не балуетесь после концертов? – очередная реплика погруженного в сонную эйфорию братца прервала Вовин внутренний монолог.
- Нет, Сева, не все. Не все музыканты – наркоманы, половина – алкоголики. А половина – спортсмены, фанаты здорового образа жизни. А половина в религию ударились, постятся, молятся за себя и за нас грешных. А половина, Сева, просто ничего не употребляют, потому, что умерли уже.
- Слышь, ты, что этто у тебя половин набралось скока? Ну, Горшок-то точно вмазывался? Ты Горшка знал, Вован?
- Нет, лично не знал. Я никого почти не знаю. Так получилось. Пока мы по подворотням играли, они все далеко от нас были, не достать. А как мы на свет вышли, мне ни с кем уже и знакомиться не хотелось.
- Эт ты, братан, звезду словил.
- Я триппер скорей словлю, чем звезду. Вот с тобой же гудим, гудели вчера… Значит не зазнался.
- Я чё. Я родня! С родней в падлу не знаться.
- Да не в этом дело, Сева. Просто мне хорошо в своей шкуре. Я могу с тобой поговорить, могу с Гребенщиковым, если случай подвернется, могу… не с Киркоровым наверное не смогу…
- Эх, ты, да. А Лепса видел? Вблизи? С Лепсом бухал? Он тоже как вы возрастной. Пробился к звездам на пятом десятке.
- Да, уж пятый десяток… Нет, с Лепсом, Наиль бухал, если не врет. Врет наверно…
- Наиль ваш, как Цой. Хотя нет, не похож. Цой настоящий был, поэт, легенда. А Наиль п…, да?
- Сева…
- Ну, а чё, эт так половина ж точно – того! Ты когда половины то перебирал, про самую большую, забыл!
Они поржали, Сева пряча в кулак щербатый рот, Вова открыто, звонко, закинув голову. Похмелье отступало, то ли пиво действовало, то ли просто из-за того, что за черной полосой всегда следует… серая.
Из спальни раздался шум, что-то тяжелое упало на пол, но не разбилось, а покатилось позвякивая. Следом заговорили, запели высоким тембром, но, ни мелодии, ни слов не разобрать.
- Вова, возьмите Жанну на подпевки. Она, этто, не подведет. Поговори с татарином, он если, не п…, ты говоришь, должен клюнуть!
- Сева, если она мне квартиру разнесет, выкину, не смотря на вокальный талант и разные весовые категории.
- Ты, чё, брат. Жанку нельзя обижать. Мне через нее дрянь попадает. Она, хорошая…
Понятно, не в сексуальных пристрастиях дело. Хотя чего бы Севе не совмещать приятное, с еще более приятным. Вова вспомнил старинный разговор с одним героиновым. Он спрашивал так, для общего образования, сам никогда не хотел пробовать, даже боялся.
- «Как оно? Как оно это, расскажи?»
- «Летишь, летишь в небе, как орел. Руки-крылья раскинул и летишь».
- «И, что, как от анаши? Мне чтоб хоть с чем-то знакомым сравнить. Похоже?»
- «Похоже, только сильнее, в сотни раз сильнее!».
- «Ну, а потом, потом, что еще?».
- «А потом, секс. Под этим делом, нужно обязательно сексом заниматься. Ты ее гладишь, она тебя гладит! И хорошшооооо! Хорошшшоооо!!!».
Вот так и они, наверное, вмажутся и трутся друг о друга, как тюлень о жердину. Смех и слезы российских маргиналов, так Вова назовет книгу, если когда-нибудь решит написать. За наглядными персонажами и ходить далеко не надо!
Он выжидающе смотрел на брата, намекая на то, что надо, тебе мол, пойти свою красотку угомонить. Но Сева якобы заснул окончательно и не открывал глаз, а скорее ему просто не хотелось подниматься и куда-то идти и зачем-то говорить слова.  Может потом, попозже, и исключительно с интимной целью.
Вова мысленно плюнул и уже собрался идти сам, но дама его опередила. Она появилась в дверях гостиной, как богиня охоты, Диана, с луком в руках, сумасшедшинкой в глазах и полным отсутствием одежды.
Когда-то на заре человечества, молодой Вова, далекий не только от музыки, но и от пагубного пристрастия к алкоголю и частой перемене женских тел, занимался стрельбой из лука. Даже ездил по стране на различные сборы и соревнования.  Получил кмс, и благополучно забросил это дело, сменив одинокую тетиву на четыре басовые струны, а полет свободной стрелы, на самоотверженное орудование собственной сариссой.
Многое исчезло с тех пор бесследно, а лук остался. Он висел на стене, древний спортивный лук, голый без натянутой тетивы, и уже давно ничего не напоминал, а просто служил украшением, как щиты и мечи на стенах молодящихся средневековых замков, или кинжалы и сабли на коврах в каких-нибудь кавказских селениях.
Его, после переезда сто лет никто не снимал, даже пыль не вытирали, но вот Жанна-Диана, проникшись, столь необычным предметом, попавшимся ей на глаза, как только она проснулась, не смогла побороть искушения. Не исключено, если бы на луке была натянута упругая тетива, а рядом висел полный колчан, она бы выстрелила в любую цель, а то и просто в окно, в надежде, что стрела упадет в болото к волшебному принцу. И пусть тот хоть жаба, хоть ящерица, у нее хватит духу развеять чары. Вот оно, анекдотичное, Жанна, Жанна, поцелуем не обойтись, заклятье сильное, тут минет нужен… Да был бы принц, а она найдется, не растеряется!
Но из всех принцев в радиусе действия ущербного лука, находился лишь Всеволод, который сам метко попадал стрелой, но только под кожу. Да его брат. Ну, тут заклятье еще сильнее, тут не минет, тут клофелин нужен.
Балансируя между сказкой и реальностью, богиня-охотница вышла к людям, откровенная, открытая, опоясанная складками жира, как шкурами убитых зверей и сказала:
- Сева, я есть хочу!
Сева проснулся, а Вова смеялся так, что ноги не удержали и он повалился в кресло, откинулся, сложился пополам, а уж затем и вовсе скатился на пол.
- Дичи, дичи настреляй! – кричал он сквозь слезы. – Сева, надо на кухню бежать, а то она нас подстрелит и слопает!
Жанна сделала вид, что не обиделась. Она слишком добра, чтобы обижаться на мужиков, в квартирах которых просыпается, даже если с ними не спит. Она бросила лук к ногам недостойных и пошла одеваться, а потом в туалет, а потом на кухню.
Через сорок минут Вова изменил отношение к конкретному представителю ледникового периода. Мало того он весело разговаривал с Жанной, шутил и щедро отмеривал комплименты. Жанна могла говорить на любые темы: от импрессионистов до ситуации на Ближнем Востоке, от особенности ранних альбомов Pink Floyd до организации детских утренников…
Но если бы она просто сидела и умничала, Вова не смотря на протекцию брата, давно выставил бы ее за дверь. Симпатия началась с того, что Жанна… Нет это не достойно кухонных разговоров! Про такие поступки нужно писать на первых полосах и рассказывать в вечерних новостях по всем каналам. И орден, обязательно орден!
Готовы?
Жанна убралась на кухне! Собрала мусор в пакеты, перемыла, какая была в наличии, посуду многоразового использования и даже протерла пол.
А венцом ее беспрецедентной благотворительной акции была – яичница!
Где она все это нашла!? Десяток яиц, помидоры, зелень, восхитительные лежалые сосиски, обретшие в растаманских расцветок блюде вторую жизнь.
Вова несколько раз заглядывал в холодильник, после того, как Жанна словно фокусник извлекала из него разноцветные гирлянды продуктов и находил там только минералку да, одинокий, открытый сырный соус из МакДональдса.
- Жанна кем ты работаешь? Доброй феей? – они сидели за столом, жевали, на запах подтянулся Сева, принимая происходящие чудеса, как должное.
- Я медсестра… Недавно после училища.
- Ага, она еще то сучилище, - Сева перевирал чужие реплики, не утруждая себя полноценным участием в разговоре.
- Ты с этим торчком в Москву приехала? – Вова игнорировал брата. Комментарии и весь разговор, хорошее оформление завтрака, а вот главное блюдо пора выпускать из бутылки. Неожиданно налаженная теплая атмосфера требовала такого же внутрь. Захотелось коньяка.
– Жанна ты будешь?
Богиня утвердительно кивнула на игривое помахивание бутылкой и ответила на предыдущий вопрос.
- Нет что-ты? Я москвичка.
- А где ж ты…
- Интернет Владимир. Мы раки, клэшеры, в глобалке познакомились. Знаешь, какой ник у твоего братца?
- Ну, у тебя-то точно Diana?
- Нет, я – Лимончик.
- Лимончик? Стоп, стоп, - Вова как мог быстро выскочил из-за стола и где-то в дебрях нижних кухонных шкафчиков обнаружил пакет с засохшими луковицами, к которым затесался одинокий желтый цитрус.
- Лимончик, давай под лимончик, - они хлопнули, и волшебный вкус яичницы перешел в новую стадию божественного Абсолюта.
Дальше снежный ком начал набирать такие обороты, что лавина накрыла Вову с головой мягко и неожиданно. Он периодически выныривал из плотного покрова, обнаруживал теплую утреннюю компанию то на кухне, то на обширной лоджии, то даже во дворе. Их перемещения неотрывно сопровождали появляющиеся ниоткуда разномастные бутылки, закуски в хрустящих блестящих пакетиках из ближайшего ларька и даже сигары, деревянную коробку которых, отыскали на холодильнике.  Последняя жена уже после развода привезла ему с Кубы.
Дым cohiba напомнил семейную жизнь, и Вова отчего-то расчувствовался, и даже было попытался найти поддержку у Жанны-Диана-Лимончика, но обнаружил ее в сонных объятиях ростовчанина. Это его малость отрезвило.  Не его параметры, а значит точно перебрал…
Вова пошел искать телефон. Когда и с кем он разговаривал последний раз, вспомнить не удавалось, а поэтому аппарат мог спрятаться где угодно. Вова чувствовал, как трубка перемещается по дому, как только приблизятся шлепки его босых ног.
             - Вот ты где? -  Вова кинулся к валяющимся на полу синим джинсам (Жанна в такие не влезет!), но споткнулся о многократно забытый лук и упал. Воспользовавшись этим телефон прошмыгнул в коридор и в карманах штанов не обнаружился.
Подняв глаза Вова увидел в кресле черную раскладушку брата, дотянулся, раскрыл, набрал собственный номер. Так и есть – гаденышь отозвался из коридора.
На пути в коридор Вова упал через лук повторно.
- Если в начале пьесы на полу валяется лук, то в конце из него обязательно выстрелят! – над ним нависло лицо Жанны, но говорила она почему-то голосом Наиля.
Вова слабо отмахнулся и лицо, развалившись на части, растаяло в воздухе.
- Антон Павлович про ружье говорил, дура!
Свою трубку он нашел в ванной, на полке для бритвенных принадлежностей, она слабо попискивала, словно забралась туда сама каким-то чудом, а слезть обратно не может. Только тут он понял, что давно не набирает своего номера, а трубка пищит. Ого, он кому-то понадобился. Субтильная блондинка нашла его первой!
- Ало, але, опп! – не успел, писк прекратился за секунду до того как он ответил. Так, что тут? Семнадцать пропущенных! Гм… неопознанный, опять неопознанный, Кот. Этому что надо? Соскучился. Дальше. Ого, словно отголосок сигарного дыма. Нина, бывшая супруга. Зачем? Так, а последним номером программы – точно Васька. Василиса.
Ну, что же вот сейчас самый подходящий вариант. Святая простота. Ну не совсем святая, но простота. Он повторил это слово, ставя ударения на разные слоги и меняя гласные. Похмыкал. Набрал номер Василисы, и, вслушиваясь в гудки, старался разобрать между ними загадочный шепот пространства, посылающего ему тайные знаки.
- Простота хуже воровства! Где просто, там ангелов до ста! Ало, Василиса Георгиевна, лови бобра! Свободна!? Да, да. Соньку? Конечно Соньку! И Маньку можно, если есть! Нет? Ладно, ладно шучу. Жду, да, ко мне.
Прекратив разговор, Вова залез в ванну, включил воду, отрегулировал температуру, надел на шею надувной поплавок.
- Не спать, не спать, - думал он, засыпая под ровный шум льющейся воды. – «Шум водопада, это мое, скрип сапогов - чужое». Сапогов? Или сапог? Как правильно? Наилю все равно, а он не филолог…
Уже во сне, он снова увидел склоненную над ним Жанну, которая тем же характерным голосом татарина произнесла:
- Вова, у тебя в Ростове нет никакого брата!