Собачий поцелуй ч. 1

   Выкрутите до упора ручку на регуляторе яркости своего воображения.
   Представьте, что сидите за рулем машины, ревущей, словно разъяренный буйвол, и красивой, словно девушка из реслинга. По-настоящему красивая девушка. Это не тощая фотомодель, вяло перетекающая по подиуму туда и обратно с грацией селедки, а спортивная особа, стремительная и обворожительная, крепкая и упругая. Вы держите в руках мощь табуна в три сотни лошадей, но едете медленно, специально сдерживая их напор, чтобы покрасоваться на глазах проезжающих и проходящих мимо людей. Труд множества умнейших людей, хорошо поработавших головой последние тысячи лет, позволяет делать это легким движением мысков блестящих ботинок. Все научные думы и творения от изобретения колеса до каталитического риформинга нефти для получения бензина с самым высоким октановым числом были собраны здесь в единый механизм, предназначенный лишь для ублажения личностного эго и передвижения твоей задницы.
   Единственная реальная задача технического прогресса состоит в том, чтобы продолжать и дальше её ублажать. Наука вынуждена давать вам все больше вещей, чтобы упростить жизнь. Она хочет делать её для вас все легче и легче, чтобы вы меньше двигались, меньше думали и меньше понимали. Желательно довести вас до состояния амебы. Так я понимаю прогресс человечества и поэтому стою в первых рядах его сторонников.
   Откинутый верх серебристого кабриолета позволяет наслаждаться прохладой утреннего ветерка, принесенного с океана. Кроме того, что под вами сила трех сотен лошадей, на соседнем кресле сидит короткостриженая блондинка, прикрывающая от солнца ухоженное лицо большими темными очками известной марки. И, представьте, они ей очень идут. Еще у нее большие сочные губы, а рот постоянно приоткрыт, потому что занят жеванием яркой жвачки. В самом деле шикарная девушка. Она без ума от тебя, а ты без ума от автомобиля. Вы сливаетесь в общем безумии и катите навстречу всему тому, что еще не успели купить по своей платиновой кредитке, но обязательно приобретете в ближайшее время. Ничто не задержит вас на этом пути, кроме коротких остановок ради того, чтобы заняться любовью под пальмами на обочине хайвея.
   Вот таким был парень, который стоял двадцать секунд назад передо мной на светофоре, и от которого ветер приносил в мое лицо сигарный пепел.
   А я продолжал быть собой. Быть собой в подержанном форде. Мне хотелось выйти из машины и разбить фары тому мажору. Злость бурлила во мне. Но это была злость на самого себя. Я злился не на то, что он такой зажравшийся негодяй и может позволить себе роскошную жизнь, а на то, что я не такой же.
   Достав очередную сигарету и закурив, я продолжая движение к центру города. Будет честным сказать, что проделанный сюда путь был тяжелый и очень долгий. Чудилось, будто прошли месяцы, прежде чем я доехал до Тампы. Время имеет особенность замедляться в тех случаях, когда происходит что-то запоминающееся, и ускоряться, когда занимаешься изо дня в день рутинными делами. Так проходят дни на нелюбимой работе, превращающиеся в месяцы и годы, но умещающиеся в одну секунду воспоминаний. И так проходит уикенд в Чикаго на Лоллапалузе, оставив в голове сотни впечатлений. И хотя в реальности он занял ровно сорок восемь часов, для моего мозга в нем отпечатались впечатления на долгие месяцы.
   Всю дорогу в машине я продолжал думать и пить. Эти два действия идеально подходят друг другу. Каждый, кому больше тринадцати лет знает об этом. Можно сказать даже, что эти действия прекрасно друг друга дополняют. Алкоголь очень помогает в те моменты, когда хочется начать новую жизнь или броситься с моста в ледяную реку. Когда до дрожи в коленях хочется впервые в жизни сделать что-то по-настоящему важное для самого себя. Когда нельзя отступить и найти отговорку, когда нужно действовать, чтобы не упустить тот самый единственный в жизни шанс. Когда хочется снова зауважать себя.
   Мне казалось, что сейчас я занимаюсь как раз тем, что начинаю новую жизнь. Только делаю это нацепив чугунные оковы на свои лодыжки. Зажмурившись, прыгаю в ледяной поток с высокого моста. Может жизнь и есть те яркие три секунды между прыжком и погружением в бездну.
   Как только не разыгрывалась моя фантазия на протяжении этих полутора тысяч миль, что я проехал от Нью-Йорка до Тампы! Я представлял, что было бы со мной, останься я в родном городе. Затем представил, что стал успешным банкиром, потом в мечтах я очаровывал красоток своим мужеством, воевал в Афганистане и даже на некоторое время стал обладателем сверхспособности. Овладел лучшей способностью из всех возможных. Я выдумал, что мог смотреть сквозь стены. Еще сквозь занавески в ванной. И такая фантазия долго меня забавляла.
   А когда я мысленно служил в своем выдуманном Афганистане, мне не раз удавалось загонять разбушевавшихся талибов в пещеры Хазараджата, благородно и самозабвенно распространяя демократию с винтовкой в руке и перекрывая потоки наркотрафика в страны Европы. И каждый раз я улучал момент вечером, чтобы маленькую часть этого бурного мирового потока опиума уничтожить самолично или с несколькими сослуживцами, лежа на склоне, рассматривая громадных размеров алый и яростный, как и все в той далекой враждебной стране, закат. Закат-напалм, ярко раскинувший тысячи своих отблесков на темных горных вершинах и в каждом узком ущелье, до которого только доходил взгляд. Закат, как символ последней надежды уходящего дня, предвкушающего ночь.
   Раскуривая тоненькую трубочку высоко в горах, наблюдая сотни миль вокруг себя от севера на юг и с запада на восток, я один символизировал веру в спасение прогрессивного человечества от варварской угрозы. Мужественный воин на вершине мира. От осознания этого у меня в уголках глаз наворачивались скупые, но от этого не менее соленые мужские слезы.
   Настоящий мужчина должен постоянно пить и кого-то от чего-то спасать. Такой образ героя казался мне романтичным и единственным имеющим право на существование. Ведь я воспитан голливудской школой кино, детка.
   Если вы осуждаете меня, то подумайте об этом лучше еще раз.
   Сидите ли вы сейчас в уютном кресле или едете в переполненном вагоне поезда, прижатые к стеклянной двери. И хорошо, если мягкой и теплой, словно пуховая подушка, молодой женской грудью, а ведь, скорее всего, немолодым и не очень следящим за питанием мужчиной. Где бы вы ни были, задумайтесь, ведь иногда бывает полезно просто почувствовать и понять своего соседа по планете или городу, улице или даже писсуару. Поставить себя на его место. Такое незнакомое, такое непонятное сначала, такое чуждое, если думать о нем издалека, но обретающее почти осязаемую реальность, стоит узнать историю этого конкретного человека и ощутить себя им. Нужно просто задуматься, на чем же основаны его поступки, почему он делает те или иные вещи, которые могут раздражать или даже злить тебя, выводить из себя? Что заложено в матрице его поведенческих приемов? Если захотеть, то можно понять причину множества поступков, совершаемых живущими рядом, окружающими вас людьми.
   И узнав причину, можно понять, простить или просто врезать битой между глаз.
Приближался полдень, и мне пора было делать остановку. В городе находилось достаточно мотелей и гостиниц на все вкусы и кошельки. Для меня не было разницы, где кинуть свои вещи. Хотелось только скорее принять душ и прилечь на кровать. Поэтому я быстро остановил выбор на первом приглянувшемся месте. Огни мотеля «Биг Палм» стали посадочными огнями для моего потрепанного автомобиля. Я подкатил к домику с вывеской «Администрация» и вышел из машины.
   В комнате управляющего было тесно и накурено. Было по-настоящему накурено, будто кто-то этим очень гордился и старался, чтобы дверь на улицу всегда была закрыта. У входа стоял неуклюжий пластиковый стол. На нем пылилась грязная кофеварка и подставка под утренние кексы. Я решил, что есть эти кексы не стоит, даже если они будут включены в стоимость номера. Под столом валялись в беспорядке нераспакованные пачки кукурузных хлопьев для завтрака. Автомат с газетами рядом, вероятно, тоже не работал.
   Передо мной располагалось место администратора. За стеклом, на большом черном кресле с потертой, местами рваной дерматиновой обшивкой, сидела толстая женщина в синем спортивном костюме и листала страницы журнала, обильно слюнявя указательный палец.
   Обслюнявленный палец перелистывал еще одну страницу, когда я обратился к ней:
– Добрый день. Мне нужна комната на пару ночей.
– Можете остаться здесь хоть на всю жизнь, – с теплотой антарктического ветра сообщила мне она, но от журнала отвлеклась.
Женщина удостоила меня усталым взглядом человека, который целый день сидит в кресле. Это такая особенная усталость от огромного безделья. Прекрасно ее понимаю.
– Начну с пары ночей, а там будет видно, – ответил я. Затем достал и начал демонстративно пересчитывать наличные.
   – Выбирайте. – Женщина сквозь окошко в стекле подала мне план-схему мотеля с расположением комнат.
   На схеме были указаны около пяти десятков номеров. В принципе все они были однотипными. Я ткнул пальцем в небо. Точнее, в схему.
– Номер тридцать восемь имеет беспокойных соседей, мэм?
– Пока нет.
– Сообщите мне, если появится такая опасность, – я с серьезным выражением посмотрел ей в глаза.
– Обязательно, – ответила женщина тем же монотонным, ничего не обещающим голосом.
С таким же успехом можно шутить с замороженной форелью.
– Чувствую, что номер тридцать восемь вполне возможно получит беспокойного хозяина. Приятного пребывания у нас, – добавила она, не глядя на меня.
– Вы очень любезны. Спасибо, – поблагодарил я.
Мне были выданы ключи и брошюрка с бесполезным содержимым на английском и испанском языках.
   Я отошел к выходу, но вспомнил, что забыл спросить еще кое о чем, и вернулся к окну:
– Есть где-нибудь поблизости место, в котором можно залить душевные раны, развлечься и не мешать вашим постояльцам спать?
– «Дон КиХат». Бар стоит метров через восемьсот справа на шоссе. Узнаешь его по вывеске. Развлечений предостаточно. Там и выпивка, и музыка, и девочки, и мальчики. Разберешься сам.
   С этими словами палец нацелился на очередную страницу журнала. А я отправился в свою комнату. Пора было мне отдохнуть.
   Хотя часовая стрелка только-только приблизилась к двенадцати и солнце работало во всю свою грандиозную южную мощь, освещая улицы Тампы, я провалился в сон, как только прикоснулся лицом к подушке в своем дешевом номере.
   По законам жанра в такие моменты обязательно снятся сны.