Большая речка - вступление -

      Еще в до столыпинские времена послан был сходом западных российских земель расторопный и смекалистый Смагин Ефим. К царю он не попал, но бумагу нужную принес (оказался в императорских столовых со связями земляк, по способствовал делу). А говорилось в той бумаге, что всякий желающий ехать на вольные земли имеет на то полное право.
      Днями и ночами гуляли в селениях мужики, а потом побросали в повозки не замысловатые пожитки, усадили сверху стариков и детей, и отправились в дальний путь.
      И поползли по бескрайней российской земле рвущиеся вереницы подвод.
      Где, кому глянулось - останавливались, распрягали лошадей, столбили землю, молились на ближайшую церковь. Остальные ехали дальше.
      Облюбовал себе место и Смагин Ефим. На изгибе не большой речушки, в двух верстах от села, вчетвером - сам Ефим и трое взрослых сыновей(Осип, Антип и Асташа)срубили дома, обзавелись хозяйством, разом, в один день, сыграли свадьбы, и окунулись в работу.
      И ладная пошла, было, жизнь: множилось хозяйства, звенели в избах детские голоса. Но случилась мировая война, за ней революция и гражданская и порушилось, что наживалось годами.
      Ни белыми, ни красными Смагины не интересовались. Жили своей хуторской жизнью. Промышляли охотой, рыбалкой; слыли первыми на все округу столярами и плотниками.Их тоже не тревожили. Лишь однажды, как-то по весне, пришли сельские мужики, поздоровались за руку.
      - Уваж селенье Ефим Гаврилович. Изладь какую не то пущенку защищать народ.
      Не смог отказать сельчанам Ефим, неделю не выходил из сарая и совсем, было, изладил "пущенку", если бы не объявившиеся, вдруг, "белые"; жители отправились в леса, а за ними, от греха подальше, подались и Смагины.
      Вернулись к мертвым пепелищам. Походили бесцельно, топча головешки. Ефим со старшим сыном Антипом уехали строится в другую деревню; Осип и Асташа остались. А вскоре кликнули "помочи" и выстроили погорельцам дома лучше прежних.
      И вновь взялись, было, Смагины за работу.Но через некоторое время, уже сами, повинуясь какому-то звериному чутью, свернули многоголовое хозяйство, распродали лишний скот, притихли. А тут и грянула коллективизация.
      В ТОЗы, и в колхозы не вступали. Работали для себя и то, будто по неволе. Не стало слышно на хуторе ни шуток,ни смеха, ни песен. Мужики с годами пристрастились к самогону  играть по баням в карты. И совсем уж тягостной была бы жизнь, если бы не дети.
      У Осипа с Марией их четверо: младшие Ванька и Санька бегают в школу; единственная дочь - Дарья, вышла замуж, вскоре родила и теперь воспитывала любимца и забаву всего хутора - Мишутку. Старший сын,Петр, отслужив действительную, подался в город. Через год привозил на показ белокурую, с маленькой , красивой головкой жену. Она походила по ограде, скучая заглянула в огород. Видя как ее тонкие каблучки проваливаются в землю, Осип сплел ей, по своей душевной простоте, березовые лапти. Дарил стесняясь самого себя, протягивая на мозолистых ладонях: "милости просим". Но сноха лапти не надела, а засунув их под кровать, ходила в своих, городских.
      - Поганка...поганая...- плевался Осип, с сожалением оглядывая изрытую ограду.
      Ждали Петра и теперь. Тут поджимало время с покосом; а тут еще надумали женить Астафьего сына Севку на дочери зажимистого и не сговорчивого сельского мужика Солонкина. Ждали Петра для пущей важности, как пролетарскую закваску и бывшего друга. Жена Астафия, Полина, высокая и худая, от переживаний не спала ночами, обделяла вниманием двух младших дочерей - близняшек.
      Занятый обычными делами хутор замер, ожидая новых событий.