Быстрое крыло

                Быстрое крыло       

Это была наша последняя схватка и небо звенело, когда мы кувыркались в нем. Впрочем для меня  все это закончилось трагически.
Я – Быстрое Крыло, если произнести мое имя на человеческий манер, а наш старший гнездовья – Пересвист. Что же касается нашего вида, название которому придумали люди, то мы - стрижи. Мы любим небо и скорость, т.к. рождены именно для этого. Наши жилища расположены высоко над землей и каждый раз по утру мы просто выбрасываем свое тело вниз, пролетая таким образом несколько метров камнем, а потом, поймав восходящий поток воздуха, устремляемся на воздушные просторы.
Но в последнее время у нас происходили частые стычки с Пересвистом – стареет наш гнездовой, уже и хватка не та, и гнезда по весне он велел строить не совсем правильно. В общем, у меня было к нему много претензий, но я не хочу сейчас об этом говорить: ведь людям неинтересны наши птичьи дела, как и нам ваши. В общем, я несколько раз говорил ему об этом, но он только раздражался и нападал на меня. Иногда в открытую, но я практически всегда мог уйти от него – ведь не зря меня назвали Быстрое Крыло. И Пересвист оставался ни с чем. А я его еще дразнил при этом – мол, что это у тебя за имя для стрижа – Пересвист. А может быть ты даже и не стриж вовсе,  а соловей или воробей. Он злился еще больше, но догнать в воздухе он меня не мог.
И вот однажды небо было в низких тучах, мошкара и комары – наша пища, прижались практически к земле и я летал один над самыми кронами деревьев. И тут на одном из своих знаменитых виражей я настолько увлекся чувством полета, что не увидел приближающегося Пересвиста. Он ринулся на меня словно я был его добычей и, несмотря на мое умение быстро летать, мне пришлось несладко, т.к. он практически отрезал меня от свободного неба и загнал в небольшое пространство между деревьями. А там – там воздух плотнее и тяжелее, чем в нашей высоте и моя скорость здесь были практически бессильны. А Пересвист оказался мощным стрижом и он, казалось, даже и не обращал внимание, что летать здесь оказалось намного  тяжелее. А тут еще эти низкие тучи, которые добавляли плотности воздуху. В общем, он меня загнал в ловушку, из которой выход был только для одного. Но я отчаянно сражался изо всех сил, пытаясь занять верхнее положение, т.к. только так можно было уйти в свободное небо, но Пересвисту всегда удавалось удерживать главенство в этой схватке и он все больше и больше прижимал меня к земле.
Что такое для нас земля? Это – верная гибель. Мы, стрижи, не можем самостоятельно встать на крыло непосредственно с земли, т.к. нам даны несколько иные крылья, чем скажем, воробью или вороне. Мы больше используем потоки воздуха и только меняем направление движения в полете, но у нас не хватает сил создавать эти самые восходящие потоки непосредственно у земли, как это делают другие птицы для того, чтобы взлететь. Именно поэтому строительство наших гнезд такое сложное, по местоположению, дело – ведь там должны быть всегда восходящие потоки и достаточно свободного пространства, чтобы мы могли поймать эти потоки своими крыльями и… Человеку, конечно, очень сложно представить как это получается, но я видел у них некий аналог наших восходящих потоков. И пусть он очень-очень приблизительный, но понять суть этого можно. Это называется лестница. Для того, чтобы человек поднялся над землей, были придуманы ступени, преодолевая которые человек может оказаться на значительной высоте. Вот по такому принципу действуют и восходящие потоки – они словно ступени, которые могут вознести тебя высоко в небе. Практически к самому краю предела, а могут сбросить и вниз – в плотные слои или даже на землю. Это все зависит только от самого стрижа.
Предел… Это очень высоко даже для нас. Я как-то раз забрался туда, чтобы собственным телом почувствовать это. Да, не зря все говорили, что там летать сложно. Воздух очень жидкий, словно его чем-то разбавили, да и сила восходящих потоков слаба. А ко всему прочему там нет пищи, вернее – практически ее нет.
Второй предел – у земли. Воздух там вязкий, плотный словно туча. А восходящие потоки яростные и резкие. Того и гляди переломаешь крылья об их всплески. Но при всей их силе они какие-то короткие и на одном потоке далеко не улетишь. Да и плотность воздуха не позволит этого сделать – тут нужны мощные крылья околоземных птиц. Но не наши. Однажды я уже побывал около земли и хорошо помню это ощущение от воздушных потоков – под тобой словно множество быстро крутящихся колесиков, каждое из которых вроде бы движется вокруг своей оси, но не может дать достаточно импульса вверх. Сила вращения очень мала и поэтому все около земли падает вниз. Но зато пищи там было всегда больше, чем в наших просторах.
И вот во второй предел я и попал по своей невнимательности, а Пересвист воспользовался этим.      
Помню эту схватку до мельчайших подробностей: сражался я отчаянно, но опыт Пересвиста брал свое – ведь не зря он так долго оставался бессменный старшим гнездовья. Он свалился на меня откуда-то сбоку, но я не успел уйти в сторону и его удары клювом и крыльями мешали теперь сделать мне разворот и уйти в свободное небо. Я попробовал уйти немного в бок, но Пересвист заблокировал мне это направление. Потом попробовал в другую сторону, но результат оказался тем же самым – Пересвист не давал мне выполнить маневра, а плотность воздуха свела на нет все мое преимущество быстрого летуна.
Оставалось только одно  - опуститься немного вниз, чтобы сбросить с себя навязчивую опеку Пересвиста и после этого выполнить разворот. Но сделать это нужно было внезапно, т.к. Пересвист просто опустится еще ниже и не даст в очередной раз мне выполнить маневр. Я выждал момент, потом сделал два обманных движения, словно пытаюсь опять подняться боковым броском, а после устремился резко вниз.
Пересвист не сумел сразу среагировать на этот маневр и немного отстал, чего я и добывался. Мне оставалось только набрать побольше скорости и взмыть вверх. Но при этом приходилось внимательно следил за Пересвистом, чтобы он не оказался у меня на пути. И вот когда моя скорость была уже достаточно высокой, я ринулся во всех сил вверх и…
Пока я наблюдал за Пересвистом, то не заметил как опустился очень низко - практически на уровень земли. А когда стал выполнять свой маневр, то не учел плотности воздуха и врезался в металлическую сетку ограждения. Удар был такой силы, что я повредил себе крыло и камнем рухнул в траву. Я даже не видел как надо мной пролетел Пересвист, а слышал только шуршание его крыльев в воздушном потоке. Он мне ничего не сказал на прощание, ничего оскорбительного или победного он из себя не выжал – просто улетел словно его работа здесь была закончена и это место больше не привлекает его внимания.
Я лежал в траве, раскинув свои крылья, и был совершенно беспомощен как стрекоза, что упала в воду и намочила перепонки. И тут до меня донесся ужасный топот, источник которого мне был не виден – мешала трава. Я вспомнил предания о страшных хищниках, покрытых шерстью и с острыми клыками, которые обитают на земле. Они могут перекусить любую птицу и от этого хищника можно спастись только в небе. Но я тогда был на земле и мне оставалось только зажмуриться, ожидая своей участи.
Шум и топот приближался и тут я почувствовал как травинки, на которых я лежал, осторожно раздвигаются и что-то мягкое и теплое касается меня. Это меня поразило сильнее, чем если бы я ощутил сейчас резкую боль от острых зубов, разрывающих мою плоть. Ведь это прикосновение было даже приятно, если считать в какой ситуации я оказался.
“Этот хищник намного коварнее, чем я предполагал”, - подумалось тогда мне, - “ведь он подходит к своей жертве с нежностью, чтобы та немного расслабилась. А потом, когда жертва полностью смириться со своей участью, он нанесет свой последний роковой удар. Нет, не бывать такого: я хочу увидеть этого хищника перед своей смертью и…”   
Я открыл глаза, чтобы сделать свой последний решительный шаг – погибнуть в бою, защищая свою жизнь от этого грозного и хитрого хищника.
Прикосновение теплых розовых безволосых продолговатых частей этого хищника были настойчивы. Он аккуратно сложил мои крылья вместе и стал подбираться к моему брюшку с двух сторон. По все видимости хищник решил меня съесть целиком – вот только ухватится поудобнее. И мне уже представлялись размеры этого хищного зверя, который вот так запросто опутывает меня своими щупальцами. Внутренне я даже содрогнулся, представив его пасть с многочисленными острыми как бритва зубами, в которую я, несомненно, попаду через некоторое время. И хотя щупальца все также осторожно раздвигали подо мной траву, все более и более охватывая меня снизу, я не смог выдержать этой нежной пытки и клюнул в розовую кожу. Послышался возглас, а потом смех. Да-да, именно смех, который был свойственен только людям. Я это знал точно, т.к. частенько слышал и видел людей, прогуливающимися на берегу реки, где любил летать. Они были разные – маленькие и большие, худые и толстые, но всем им были свойственны эти громогласные переливы похожие на птичьи. Если их сделать несколько потише.
Люди… Они были для меня словно существа из другого мира. Они жили среди этого плотного воздуха, позволяли добровольно поглощать себя каким-то резко пахнущим и быстро едущим предметам. Люди строили большие гнезда, в одном из которых разместились бы все стаи стрижей, которые я знал. В этих домах были блестящие входы по всей высоте, но при этом люди никогда не пользовались ими для выхода из гнезда. Никогда, хотя, может быть, это случалось ночью, когда все стрижи спали. А может быть в холодное время, когда мы улетали на юг. В общем, ни я, ни один из нашей стаи, ни разу не видел, чтобы люди пользовались своими прямоугольными входами так странно блестящими в лучах солнца. Тогда зачем людям столько входов в гнезда? В общем, они были для нас непонятными и поэтому чуждыми.
Человек поднял меня поднес к своим глазам и я увидел как его лицо изменилось.
- Папа, папа, тут упал стриж и, наверное, поломал крыло, - пронеслось в воздухе. – Да еще к тому же он и клюется…
Потом меня взяли другие руки и куда-то понесли. Это было приятное чувство – как полет, только очень медленный. Руки нежно охватили мое тело как это делает воздух в полете, но сейчас мои крылья было сложены. Необычное ощущение, но так я вскоре оказался в гнезде людей, вернее они называют свои гнезда квартирами.
Тот, который меня принес, сразу же осторожно осмотрел мои крылья, брюхо, голову. Делал он это весьма неумело, но я терпеливо ждал, когда он закончит. По всей видимости осмотр его несколько удивил, т.к. он сказал:
- Вроде все цело, наверное, он просто ударился головой. Пусть переночует у нас, а завтра мы его отпустим…   
Увы, человек ошибся в своем диагнозе – при ударе я повредил правое крыло и теперь я не мог полностью его раскрыть. А, значит, небо для меня было закрыто. Хотя в тот самый момент я все еще надеялся на чудо – вдруг завтра я проснусь по утру и мои крылья вновь как прежде раскроются навстречу ветру. И я полечу… Но пока я еще ощущал в своем теле шок от удара о сетку и боль в крыле.
После осмотра меня опустили на пол и я принялся важно расхаживать по комнате, стараясь как можно лучше познакомится с гнездом. Ой, с квартирой конечно, с квартирой. Но дальше одной комнаты меня не пускали, так что я даже и не понял как люди выходят из своих жилищ: ведь когда меня несли сюда на руках, то я мало что видел при тусклом освещении, да и боль не давала сосредоточиться на окружающем.
Кстати говоря, я увидел эти самые прямоугольники, которые блестели на солнце. Но теперь я видел в них только небо и не было никакого блеска. Оно голубело среди легких белых тучек  и звало меня к себе. Такое желанное, родное, но такое далекое. Что-то внутри у меня перевернулось от этих мыслей, стало тягостно и противно от того, что, возможно, я уже никогда не поднимусь в эту синь. А впрочем… В общем я решил больше не смотреть туда, сквозь это прозрачные прямоугольники. Во всяком случае пока.
Даже случившееся со мной и эта новая обстановка не смогли нарушить мои биологические часы. Я стал замечать, что мои движения замедлились и усталость кинулась терзать мое израненное тело. По всей видимости, приближалась ночь. Мои спасители тоже это заметили и, о чем-то посовещавшись, выделили мне странное место для моего гнезда – большое темное помещение со скрипучими закрывающимися стенами. Да и запах там был какой-то тоже странный. Впрочем, мне на тот момент было все равно – глаза закрывались сами собой.
Наверное люди считают, что сны могут снится только им, самым развитым представителям природы. Но даже нам, стрижам, снятся свои сны. И в ту первую ночь, когда я оказался в жилище людей, мне снился один и тот же сон про то, как я падаю на землю. Вариантов этого сна было много.
Сначала мне привиделось, что вскоре после моего падения наступают сумерки и окружающий мир наполняется какими-то странными звуками. Ко мне в том сне никто не пришел на помощь и я так и остался лежать на траве с распахнутыми крыльями. И тут до меня донеслось шуршание и топот ног. Я повернулся в сторону этого звука и увидел острую мордочку какого-то хищника, который внимательно рассматривал меня своими глазами-бусинками. При этом он смешно водил усами и в какой-то момент я увидел, что во рту этого зверька были многочисленные острые зубы. Не знаю почему, но зверек исчез в траве и я только видел его покрытую темной шестью спину и длинный голый кожистый хвост. Когда зверек исчез – я вздохнул с облегчением словно опасность миновала. И опять вечерние звуки окружили меня, заставляя вздрагивать при каждом шорохе.
Я не знаю, сколько времени прошло – мне показалось, что много, но во сне этого сказать точно никогда нельзя. И тут я опять почувствовал, что в траве кто-то есть и этот кто-то бесшумно приближается ко мне. Я весь насторожился, т.к. почувствовал как окружающий воздух стал колючим и наэлектризованным. И опять трава стала бесшумно раздвигаться, пока передо мной не оказалась… Даже сейчас я с содроганием вспоминаю этот сон. Да-да, передо мной оказался тот самый хищник, который так любит охотится на всех птиц без исключения и о кровожадности которого так много у нас преданий. Я его узнал сразу.
После того как мы встретились с ним взглядом, он замер, а потом медленно-медленно словно в каком-то плавно-тягучем танце, стал приближаться ко мне, не отводя от меня своих зеленых глаз. Все мое существо трепетало под этим взглядом, но я не мог даже пошевелится – страх сковал все тело своими липкими, но стальными пальцами. В голове пронеслась только одна мысль – ну вот и конец. И я нашел в себе силы только закрыть глаза и ждать последнего мгновения. И тут… И тут меня пронзила боль в крыле словно тысячи зубов вонзились в мое маленькое черное крыло. И это заставило меня проснуться.
Я непонимающе озирался в темноте и только боль в крыле, которым я ударился о сетку, напоминала мне, что я еще жив и что увиденное ранее всего лишь кошмарный сон. Пусть яркий, детальный, но только сон.
Мои спасители откинули стенку моего гнезда только когда солнце уже высоко стояло в небе. Я инстинктивно посмотрел вверх и опять мои глаза нашли кусочек синего неба в странном прямоугольнике стены. А там, в этой самой синеве, летали мои родичи – такие же стрижи как и я. Они выписывали свои сложные пируэты, кувыркались на скорости в воздухе и звали, звали меня туда, в эту глубокую синеву. Я хотел было им ответить, хотел было позвать их прийти мне на помощь, но ни единого звука не донеслось из моего горла. Я еще минуту-другую стоял и смотрел как юркие черные птицы резали синеву своими замысловатыми кусочками, а потом… Потом я вернулся к действительности – к тому, что у меня повреждено крыло, что я был вчера подобран людьми, что я просто несчастный маленький черный стриж, который попал в беду.
Большой человек и маленький о чем-то долго спорили. Потом большой человек аккуратно взял меня в руки и куда-то понес. За ним пошел и маленький человек. Мы спускались по каким-то полутемным коридорам и, наконец, оказались под синем небом, где ярко и радостно светило солнце. От неожиданности такого перехода в яркий свет я даже зажмурился, но в следующее мгновение открыл глаза. Это мне напомнило выход из гнезда, когда подходишь в его входу и просто ныряешь в воздушный поток. Но переход от темного гнезда к яркости окружающего мира всегда приходится проходить с закрытыми глазами, т.к. солнце слепит очень сильно. А когда через мгновение открываешь их, то они уже привыкают к этому яркому освещению. То же самое я сделал и сейчас. И мое сердечко забилось чуть быстрее от радостного предвкушения полета. Единственно, что я не ощутил в те короткие мгновения, когда находился в руках большого человека это обжигающие и ласкающие потоки воздуха, которые проходятся по перьям и несут тебя своими мягкими игривыми потоками. Увы, это я не ощутил и когда открыл глаза, то не очень удивился, что до сих пор нахожусь в человеческих руках.
Я не знал, что собираются делать люди, но почувствовал, что они хотят мне добра. Знаете, этакие теплые волны, которые принимаются ласкать тебя и расслабляют. Когда твои мысли, купающиеся в этих волнах, начинают лучиться всеми цветами радуги. Когда внутри наступает такая гармония во всем сущим, что поражаешься этому и уже не возникает вопрос – а что хочет тот человек, который держит тебя в своих руках.
Я осмотрелся вокруг и понял, что мы вышли во двор – туда, где я еще недавно пролетал над землей, сражаясь с Пересвистом. Но для меня это было уже так давно, словно…
Странные иногда мысли приходят в голову даже нам, стрижам. Я чуть было не сказал, что это было так давно как в другой жизни. Но что я могу знать про “другую жизнь”. Да ничего. И вообще, разве я подозревал, что смогу даже сформулировать подобное. Раньше все было очень просто и красиво – словно сама гармония. В той, прошлой жизни, которая была до этого злополучного удара, не было места раздумьям или сожалениям. Была просто скорость, виртуозные фокусы движения и сознание того, что ты – Быстрое крыло, всегда оправдаешь свое имя. Но вчерашнее происшествие как-то все смещало в этой жизни словно удар о сетку, помимо боли в крыле привнес в мою жизнь еще и нечто иное – другой взгляд на все происходящее. Правда этот взгляд был с земли, с рук большого человека или через прямоугольники в стенке гнезда человека, но он дал совершенно другое восприятие окружающего мира. Да, здесь не было этих головокружительных скоростей, не было мира бесконечных пересвистов, но этот мир был по-своему хорош с его добротой, с его…
Тысячи эмоций появились в тот момент в моей голове и они также быстро пропадали. Я просто не смог совладать с ними и они ушли туда, откуда, по всей видимости, и появились. Но одна, самая главная мысль, все-таки ворочалась в моей голове. Она была нетороплива, т.к. не могла себе позволить какой-либо поспешности. Она была основой моей сущности стрижа и поэтому даже с некоторым снисхождением смотрела на тот обильный рой новоиспеченных мыслей, старающихся увлечь меня и показать, что даже здесь, на земле все не так плохо и даже здесь можно жить. Но когда улетал один рой этих сладких мечтаний, а второй рой мыслей был уже на подходе, то моя суть стрижа проявлялась во всей своей красе. “Ты не сможешь существовать без быстрых полетов и свободного неба, ты не сможешь существовать без легкого воздуха и туч мошкары, ты не сможешь существовать без утренних ныряний с закрытыми глазами в воздушные потоки, которые поднимали тебя своими мягкими руками, ты не сможешь существовать…” И этот голос, голос моей сути, голос Быстрого крыла, был прав. И от этого внутри меня нарастал большой ком – ком горечи и грусти оттого, что я никогда больше не смогу встать на крыло и нестись со своими собратьями в этом синем небе. Сейчас, сидя на руках этого человека, я опять посмотрел в глубокую синь небес, с которых меня так безжалостно скинула судьба. И от этого мне стало еще грустнее.
Мы оказались посередине двора, который с одной стороны был окружен стеной дома, а с другой – плотным кольцом деревьев. Большой человек аккуратно вытянул руки перед собой, потом опустил их вниз и подбросил меня над головой. Получилось не очень высоко, но неожиданно для меня, т.к. я уже и не чаял опять оказаться в воздухе. От неожиданности я взмахнул пару раз крыльями в полную силу, но в следующее мгновение дикая боль пронзила мое тело и я, даже не ощутив упоительного чувства полета, раскрыв крылья по мере возможности, спланировал опять на землю. При этом я приземлился не совсем удачно – нырнул головой вперед, т.к. мы, стрижи, никогда не касаемся земли - ведь наши лапы для этого вообще не приспособлены.
Большой человек подбежал ко мне и по его виду было видно, что он очень расстроен. Наверное, ожидал увидеть меня опять в синеве неба, но мои крылья, мои бедные раненные крылья, не смогли поднять меня туда. Большой человек опять аккуратно взял меня в руки и снова подбросил меня в воздух. На сей раз его бросок был более сильным и меня вынесло уже на край подвижных воздушных потоков, которые шли от крон деревьев и снижались там, где мы находились. Но и это мне не помогло – крыло все также плохо слушалось меня и не давало оправдать свое имя. Я вновь спланировал на землю, но на сей раз мое приземление оказалось более удачным – я удержался на своих лапах.
Большой человек что-то сказал маленькому и, подойдя, вновь взял меня в руки. Но больше не подбрасывал, а куда-то понес. Мы опять шли какими-то темными переходами и вскоре оказались вновь под открытым небом. Но теперь мы стояли высоко над землей и я даже видел то место, где врезался в злополучную сетку.
Как я понял из разговора, мы поднялись на крышу их гнезда. По всей видимости это была самая высокая точка, которую можно было найти в округе. Потом маленький человек спустился вниз и оказался на той самой площадке между деревьями и домой, с которой мы и поднялись сюда.
Большой человек внимательно посмотрел на меня словно прося вернуться в небо, которое так не хотело меня принимать и опять подбросил вверх. На сей раз воздушные потоки подхватили меня и я почувствовал ту радость полета, то волнение, какое охватывало меня всегда, когда ныряешь из гнезда. В моей душе появился лучик надежды, что я опять смогу вернуться к своей стае. Воздух перебирал мои перышки и от этого было легко и радостно, но порывистый боковой поток ударил мне по левому крылу. Я инстинктивно решил сманеврировать и опять дикая боль пронзила крыло. Мне ничего не оставалось как два раза кувыркнувшись в воздухе, спланировать по прямой на землю. А там меня подобрал маленький человек.
Я могу долго рассказывать как было плохо у меня на душе оттого, что я вновь был отторгнут небом. И я принял потерю неба, что означало для меня смерть. Но зачем все это говорить? Ведь у меня все равно оставалась надежда, что случится чудо и мои крылья вновь будут меня слушаться. Оставалась надежда… И мне было горько уходить в гнездо человека, горько терять свое безграничное синее небо, разменивая его на небольшой прямоугольник синевы в стене гнезда. Но когда я опять оказался в руках большого человека, но почувствовал, что он переживает за меня не меньше, чем я сам. И мне стало немного спокойнее от этого – ведь я в своей беде не один и, возможно, выйду победителем из этой битвы и вернусь в свое небо.
Мы возвращались все теми же темными переходами и вскоре оказались внутри гнезда. Там на некоторое время меня оставили в покое. Нет-нет, в комнате постоянно кто-то находился, но при этом мне предоставили полную свободу передвижения в пределах этих стен.
Уж не знаю как это людям пришло в голову меня покормить. Просто потеха какая-то. Большой человек принес длинного червяка, которых я иногда видел после дождя на земле и предлагал мне его в качестве еды. Фу, я же не скворец какой-то – я стриж. А мы, как известно, питаемся только летающими насекомыми. Комары, мошки, стрекозы, наконец. А тут – длинный красно-бурый червяк, от которого шел запах гнилых листьев и сырой земли. Нет уж, увольте меня от подобного питания.
Но большой человек видимо решил все-таки меня накормить и стал поднимать этот шевелящейся кусок мяса, крутя им перед моими глазами. Но, не понимая моей реакции, он решил положить червяка мне на клюв. Я, естественно, сбросил его.
На какое-то время от меня отстали с этим кормлением. И хотя мне можно было поесть, т.к. организм требовал свое, но даже сама мысль запихивать себе в рот это шевелящееся чудовище, вызывала у меня странные ощущения в желудке. А вот воды бы я и сейчас, честно говоря, попил. Правда, я себе никак не могу представить, как это сделать, балансируя своим телом на полу. Ну все равно – можно было бы попробовать.
И, словно услышав мои мысли, большой человек принес мне что-то прозрачное в небольшой посудинке. Он поднес мне это к клюву, но я все равно ничего не мог с этим сделать – ведь мы подхватываем воду на лету, когда поносимся над ней. Тогда большой человек решил подойти к этой проблеме несколько по-другому: он принес какой-то белый мягкий кусок материи и стал его мочить в воде, а потом этот кусочек оказывался у меня в клюве. Какое наслаждение все-таки после длительного времени ощутить влагу в горле. Это просто несказанное наслаждение сравнимое разве что с полетом.
Когда я понял, почему человек это делает, то старательно выжимал своим клювом все капельки из этой тряпочки и отшвыривал ее от себя, когда она уже не могла мне ни капли.
Большой человек опять опускал ее в воду и все повторялось сначала. Так я напился, но проблема пищи все-таки еще оставалась.
Странное ощущение – оказаться в чуждом для тебя месте и стараться выжить в нем. При этом твои устремления были не только и сколько ради себя самого, хотя и эти потенции требовали определенных усилий, сколько ради тех, кто помогает тебе не потерять надежду на возвращение в небо. И это были люди – такие далекие и непонятные, но по-своему добрые. И мне не хотелось просто мириться с тем, что я не смогу больше подняться в небо. Я должен был бороться с удвоенной силой как ради себя, так и ради этих людей, которые так смешно и трогательно стараются помочь мне. А для этого мне нужно было разминать свое крыло – это был ключ к небу. Что я и решил сделать прямо на полу, но, увы, мои крылья просто хлопали по полу и не давали мне сделать полноценного взмаха. Увидев это, большой человек правильно понял мои потребность и через некоторое время он отнес меня в другую часть своего гнезда. А там… там от пола и практически до самого потолка тянулся рулик ткани. Он был достаточно широк, чтобы за него можно было цепляться лапами и при этом достаточно узок, чтобы при размахивании крыльями не задевать за него. Мне сразу же понравилось это приспособление, т.к. я увидел в нем практическую для себя пользу.
Как только мы вошли в эту часть гнезда, то большой человек сразу же посадил меня на этот тканевый рулик и я продолжил упражнять свои крылья. Наверное со стороны это выглядело довольно-таки забавно, т.к. он наблюдая за мной, принялся улыбаться и в шутливой манере переговариваться с маленьким человеком, находившимся рядом. Я непрерывно махал крыльями, которые слегка подбрасывали меня вверх и мне приходилось постепенно перемещать свои лапы вверх по этому рулику. Когда же я поднимался до того места, где рулик заканчивался, то большой человек аккуратно снимал меня и возвращал меня на то место, с которого я начал свой подъем. Пройдя так несколько раз я почувствовал, что мои крылья постепенно возвращаются в норму и у меня опять появилась надежда на возвращение в небо. А когда большой человек меня вновь и вновь возвращал в самую нижнюю точку этого импровизированного снаряда для тренировки крыльев, то я ощущал и его тепло, которое еще усиливало мое рвение разрабатывать крылья. И тут у меня произошла еще одна встреча – встреча с тем лохматым чудовищем, которым так любили пугать нас, стрижей, в детстве. И сейчас, когда я увидел это животное, а люди звали его, кажется, Борис, то даже и смог понять откуда у нас, птиц, совершенно далеких от земли и проводящих практически всю свою жизнь в свободном небе, могли родиться эти предания про лохматых и когтистых спутников людей. Причем эти предания были настолько древние, что никто уже и не помнил как они попали к нам. Наверное, когда-то очень давно стрижи жили неподалеку от птиц, которые общались с людьми и поэтому знакомы с подобными животными. Но это всего лишь мои догадки.
Так вот, совершенно неожиданно для, как, впрочем, и для людей, в комнате появился этот самый Борис, который с нескрываемым интересом наблюдал за моими занятиями. Он просто стоял и смотрел как я ползал по этому рулику изо всех сил размахивая крыльями. Но как только большой человек повернулся и увидел, что в комнате появился и третий наблюдатель, то он тут же выдворил последнего наружу. На какое-то мгновение я остановился и посмотрел в глаза этому рыжему зверю, которого выталкивали из комнаты – они выражали неумение. По всей видимости не меньшее, чем у меня, когда я его увидел – ведь я уже вспоминал про ужасные легенды об этом любителе птиц. А тут я сталкиваюсь с ним чуть ли не клюв к клюву, а он смотрит на меня как на диковинную букашку, которая случайно оказалась в поле его зрения. Никакой тебе кровожадности и прочих ужасных наклонностей Борис не проявлял. Даже не попытался. А просто полюбопытствовал, что это там трепыхается в комнате. Впрочем, мне было тогда совсем не до него – этого рыжего Бориса. Мне нужно было заниматься своими крыльями, что я и добросовестно делал.
Позанимавшись немного со мной, большой человек опять вернулся под свободное небе и вновь я был подброшен над землей. После своих разминочных занятий я чувствовал себя намного лучше и даже мог предположить, что на сей раз полет будет для меня удачным. Когда мое тело было выброшено как из катапульты вверх, то я с замиранием сердца вбирал в себя эту высоту. Как только инерция движения ослабла, то я с надеждой в сердце раскрыл крылья и ринулся в воздушный поток. Но как только мне нужно было сманеврировать, чтобы изменить направление полета резкими и отрывистыми взмахами, то меня опять пронзила боль – мое правое крыло вновь не захотело меня слушаться. И я снова спланировал на землю. А что мне было делать? Боль, конечно, немного разбавила тоску и горечь, но боль постепенно прошла, а горечь от этого неудавшегося полета осталась. Она жгла и переворачивала всего меня, ворошила мои воспоминания о свободном небе, о быстром полете, о той жизни, которой я лишился. Я понял, что это был мой последний шанс встать на крыло, но я не смог.
Большой человек тоже был расстроен – я это почувствовал, когда он опять взял меня в руки и понес обратно в свое гнездо. Тепло его надежды все еще присутствовало, но в нем появилась какая-то глухая ярость очень похожая на мою боль. Я посмотрел в его лицо, но ничего не смог увидеть: ведь это был человек – существо для меня непостижимое. Я только понимал, что мое поражение он воспринял как свое собственное. И от этого мне почему-то стало немного спокойнее – я был не один в этом мире, в этой беде, хотя я знал каков будет финал. И мне вдруг захотелось до самого последнего момента бороться вместе с этим человеком за свою жизнь, бороться так, как я никогда и нигде не боролся. И, больше всего, это я хотел сделать ради него, ради того, который держал меня в своих больших и теплых руках. А что до меня самого так я просто смирился со своей судьбой: ведь в конечном счете стрижи, упавшие на землю, никогда не возвращались в небо. Я это знал с самого детства.
Мы вернулись в гнездо большого человека и я опять стал разрабатывать свои крылья на тряпичной рулике. Потом меня опять попоили водой, потом мне где-то наловили комаров и мух. Я даже что-то поел, но больше это я делал ради него. А потом… потом была моя последняя ночь в этом гнезде. Я умер в воскресенье 28 мая на рассвете. Умер тихо и неслышно в том самом гнезде, которое мне выделил большой человек. Когда он пришел посмотреть как я там себя чувствую, то нашел только мое холодное тельце, завалившееся на бок. Я в этот момент летал рядом и видел как он поднял меня, Быстрое Крыло и от его глаз вдруг потекли тоненькие ручейки. Они блестели и сверкали на солнце, но почему-то большому человеку было не до веселья.
Мне трудно понять обряды существ, привязанных к земле, но через некоторое время они вместе с маленьким человеком вышли из гнезда и, выкопав небольшую ямку среди зеленой травы и цветов, закопали мое тельце. Постояв минуту-другую, я опять увидел блестящие капельки влаги, катящиеся из глаз. И в тот момент мне самому стало как-то тошно словно мое тело еще со мной, но кто-то очень сильный сжал его до хруста костей. И я понял, что нечто подобное испытывают сейчас и те люди, которые стоят около закопанного тела Быстрого Крыла. Мне хотелось, чтобы большой человек увидел меня, чтобы он смог порадоваться за меня, т.к. я опять могу летать, пусть и без своего прежнего тела. Тогда, быть может, его грусть пройдет и он будет вспоминать меня, Быстрое Крыло не тем инвалидом, коим я предстал перед ним, а быстрым и юрким стрижом, выполняющим свои воздушные пируэты. Но сейчас, среди этих деревьев, было абсолютно бесполезно стараться привлечь его внимание – он пока слишком сильно переживал за мою смерть. Но я все-таки хотел высказать ему свою признательность за заботу и за то, что он дал мне тепло надежды – пусть и несбыточной.
Днем большой человек вместе с маленьким куда-то отправились – я решил сопровождать их в надежде, что мне представится случай порадовать их. Они сначала шли пешком, потом забрались в какую-то машину, которая перевезла их в другой конец города. А потом мне представился тот самый случай, о котором я мечтал – они пошли полем. И тут я стал накручивать свои любые сальто прямо над головой большого человека. В начале он вообще не обращал на меня никакого внимания – меня ведь нельзя было увидеть обычным взглядом, а потом, о радость, он меня увидел и просто расцвел на месте. Он смеялся, видя какие фортели я закатывал в воздухе, показывал пальцем на меня и комментировал увиденное маленькому человеку, который, к сожалению, не мог меня видеть. Так я их сопровождал до садов, куда они и направлялись. А потом, потом я помахал на прощанье крыльями как это делают иногда большие металлические птицы придуманные человеком. И тогда большой человек вместе с маленьким повернулись в мою сторону и долго стояли глядя туда, где я слился со свободным небом. Их жесты были непонятны мне и чем-то напоминали плавные движения крыльев больших птиц. Но у стоящих среди поля людей двигалось только одно крыло в каком-то медленном плавном ритме. В нем было столько разных эмоций от горечи и боли, до надежды и радости, что я в который раз удивился сложности людей. И опять я увидел эти блестящие на солнце капельки, бегущие от глаз вниз к земле, на которой они твердо стояли.       

             Послесловие автора.
Рассказ был уже написан и я старался не вспоминать ту историю – уж слишком она была грустной. Временами я себя просто ругал – мол, надо было обратиться к орнитологу. Но я не обратился и вот теперь горечь от потери продолжала меня донимать. Хотя я все это постарался положить на лист, следуя простому правилу: написал и забыл. И через пару месяцев я вообще перестал вспоминать того стрижа.
Прошел год и я уже совершенно все забыл, но вот однажды, гуляя в парке, я увидел на дорожке перед собой какой-то темный комок, который еще и шевелился. Не понимая что это, я подошел и увидел завалившегося на бок стрижа. Он был жив, но даже не пытался встать на свои лапы. Как он там оказался – я не знаю, а просто лежал точно по середине аллеи, по которой я шел. Присел и осторожно взял птицу в руки. Маленькое тельце дрожало, но потом успокоилось. Посмотрел на его голову – слегка побитый вид. Причем один глаз вообще отсутствовал, но второй рассматривал меня с интересом. Может быть даже с надеждой, но это, наверное, мне так хотелось тогда думать.
Я осмотрел птицу внимательно – никаких видимых ран не было видно. Вернее всего просто задел за ветки деревьев и свалился вниз, т.к. аллея была укрыта плотным сводом зелени.
А в голове пронеслось: “История повторяется?”. Не знаю, но мне бы не хотелось снова пережить то, что уже случилось.
Тут даже нельзя придумать никакой мало-мальски внятной истории, чтобы хоть как-то избавиться от горечи очередной потери.
Я вышел из-под деревьев на свободное место, еще раз посмотрел на птицу и подбросил стрижа вверх. Мне на радость он поймал воздушный поток и полетел. Причем очень уверенно. Сделал над моей головой круг, тот самый, который я видел тогда в поле и, поднявшись выше, устремился в свободное небо. Невольно слезы навернулись на глаза – наконец-то моя история закончилась хорошо. Да и рассказ теперь тоже имеет вполне счастливый конец – пусть даже с отсрочкой в год.