Техникум 19. Местные особенности

Интенсивно работали мы летние месяцы. Бородин радовался, что растут объёмы выполненных полевых работ, даже хотел ещё плотнее организовать работу.

– Ребята, давайте работать без выходных до дождливого дня, а когда днём будет дождь, тогда и сделаем себе выходной?

Мы самонадеянно согласились, но дожди хотя и шли, но шли только ночью, а днём было бесконечное вёдро. Если не было дождя, то обильная роса всё равно делала нас мокрыми по пояс по дороге на делянки. Так что никакой дождик работать не помешал, но выдержали в таком темпе только десять дней. Всё же физическая интенсивная работа по двенадцать часов в день без выходных даёт очень заметную, накапливающуюся усталость. Тем не менее, благодаря тому, что вкалывали по двенадцать часов в день и моему рацпредложению оказалось, что, по прикидкам нашего бригадира, выполнили двухлетний объём работ, чему наш начальник безусловно был очень рад.

В те дни, когда ещё жили в палатке на озере, Бородин уехал в Москву, предоставив нам полную самостоятельность. Это было здорово, если бы не именно в эти дни накрывшие нас обложные дожди, которые не давали ни работать ни отдыхать. К тому же закончились продукты, оставалась только пшено. Кстати, жили мы тогда в палатке не вдвоём, я и Андрюша, а втроём.

Не очень хорошо помню последовательность происходящих тогда событий, но однажды появилась на базе девчонка, дочь одного из «двух евреев». Попробовала подсесть ко мне под бок, когда я писал бесконечные рифмованные письма своей подруге, оставшейся в техникуме. Это обстоятельство, которое делало меня не склонным вести любовную игру на два фронта, да ещё её малолетство, а ей оказалось, было только пятнадцать лет, повлияло на моё строго прохладное отношение к её попыткам сблизиться. Впрочем, она быстро нашла себе утешение в объятиях Андрюши. Тогда же пришлось узнать её национальность.

В деревне национальность обычно не очень важна, хотя зачастую деревенские клички дают именно исходя из того, что все остальные жители в конкретной деревне живут другой национальности. Но при этом сам человек обычно свою национальность не подчёркивает. Да и мало ли что у кого в советские времена в паспорте написали! В лице этой городской девочки я впервые столкнулся с таким явлением как «еврейство», то есть довольно болезненным отношением к своей собственной национальности её носителя.

– Ребята, а вы такой анекдот знаете? – заговорила она с первых минут нашего знакомства и стала один за другим рассказывать анекдоты про евреев.

Не сразу, но обратил внимание, что очень ожидает от нас какой-то особой реакции. Вскоре выяснилось, что она потому рассказывает анекдоты про людей именно этой национальности, что сама болезненно относится к такому факту.

– А вам разве всё равно, что я еврейка? – задала она в конце концов мучавший её вопрос.

И я, и Андрюша, — мы молча пожали плечами. Нам действительно было всё равно кто какой национальности. Тем более, что если глубоко покопаться, то каких только кровей в роду каждого не намешано! В конце концов и она успокоилась со своим еврейством.

Когда Бородин уехал, то девочка напросилась с нами на озеро. Она появилась со своим спальником, в который быстро перебрался Андрюша, а я довольствовался одеялом, лёжа под мокрым брезентом в прохладной по ночам палатке. Когда дождей ещё не было, жить было хорошо. Мы работали, она готовила, было даже желание изготовить плот для передвижения по озеру. Но испортившаяся так не кстати погода продержала нас несколько дней в неуютной палатке.

Чтобы меньше возиться по утрам с костром, приволокли толстый двухметровый отрезок просмолённого пня, и он горел один, не затухая, даже с каким-то рёвом. Обычно как говорится, «одно полено и в печке не горит», но это бревно было настолько просмолено, что горело в гордом одиночестве, да ещё и под нескончаемым моросящим дождём. Очень оно тогда нас выручило, давая возможность не тратить время на разжигание костра для разогрева пищи.

Когда оно за пару дней сгорело полностью, осталась большая куча подёрнутой пеплом мирной на вид золы. В тот день выглянуло солнышко и тепло от него сразу согрело всё вокруг. Пушистая зола притягивала к себе внимание, манила, хотелось запустить в неё руки, о том, какая там температура, не думалось совершенно.

К реальности вернул звук, который раздался, когда кто-то из нас вылил на эту кучку остатки брусничной заварки. Чай, кстати, у нас тогда тоже закончился, заваривали свежий брусничный лист.

– Пшик! – раздалось при соприкосновении с пепельной кучкой выплеснутых остатков воды и больше никакой видимой реакции!
– Ух ты, какая же там температура? – озадачились мы и попробовали вылить воды полную кружку.

Раздался ещё один пшик, но кучка пепла оставалась на вид совершенно не потревоженной. Даже через пару дней она всё ещё «пшикала» в ответ на выливаемую на неё воду.

Обложной дождь после нескольких дней закончился, встал вопрос, куда отправиться за продуктами. Идти за пятнадцать километров не хотелось, потому что за озером виднелись крыши деревни, до которой казалось рукой подать. Решили пробовать пробраться на ту сторону.

Андрюша шёл в качестве проводника, я прыгал за ним с кочки на кочку, не имея до этих дел ни с какими болотами. Девица наша осталась на хозяйстве.

Выбравшись, столкнулись на берегу с двумя рыбаками, только что начавшими раскладывать снасти. Один был уже глубокий дед, второй по возрасту подходил ему в качестве сына. Мужики при нашем появлении явно струхнули, но быстро взяли себя в руки, рассказали о наличие магазина в деревне, а также о том, что продавщица бывает только с утра, а больше дома хозяйством занимается. Решили начать посещение деревни с дома продавщицы.

Хозяйка оказалась на поляне рядом со своей усадьбой, где она в одиночку пыталась скопнить выложенное на просушку сено, которое могло попасть под дождь из туч, уже высоко нависших над горизонтом. Обрадовалась, когда мы согласились ей помочь убрать сено в копны. Втроём закончили копнить довольно быстро.

Мы ждали её во дворе, когда она вынесла из дома несколько сырых яиц и бутылку водки. Что она при этом нам говорила, уже не помню, но, когда мы быстро выпили яйца, убрав бутылку в рюкзак и замерли в ожидании момента, когда всё же пойдём в магазин, я имел возможность второй раз лицезреть ступор женщины при виде непьющих мужчин. Впрочем, она с ним справилась быстро, потом дошла до магазина, где мы смогли пополнить запас продуктов. Бутылка эта так и осталась нераспечатанной до самого техникума.

Я ранее упоминал, что созревшая земляника стала проблемой, потому что если руки намазаны репеллентам, то хватать ягоды такими руками означало обеспечить себе расстройство желудка. А без репеллента обойтись казалось было невозможно, столько всяких кровососущих на нас накидывалось. Но лично я вскоре от репеллента отказался и решился на это, понаблюдав за одним местным жителем.

В тот день проходили несколько раз мимо озера, на берегу которого сидел парень с удочкой, обнажённый по пояс! Сидит себе, рыбачит, только веточкой небольшой вокруг себя иногда помахивает. При виде такой картины я задумался и сделал для себя вывод: если насекомых на себе не давить, а только отпугивать их подобным помахиванием, то кусаться они будут намного меньше. И от «Деты» я отказался.

Примерно неделю мои руки и часть лица пухли от укусов, которые наносили обрадовавшиеся кровососы. А потом заметил, что интенсивность укусов резко снизилась, стало вполне возможным работать, не упаковываясь наглухо в защитный костюм. Досаждали только слепни да мошка, но её в этой местности было не так много. Зато я мог себе позволить без риска получения проблем со здоровьем лакомиться ягодами во время небольших перекуров, а мои товарищи такого себе позволить не могли.

Работа работой, но цель нашей практики была освоить весь комплекс мероприятий, проводимый в лесхозах. Если уж не освоить, то хотя бы составить обязательный для сдачи по окончанию практики отчёт. Для получения необходимых документов отправились в контору лесхоза, находящейся в городе Гдов. Наш бригадир выделил свободный день, на рейсовом автобусе без проблем добрались до конторы лесхоза.

В лесхозе встретили хорошо, предоставили все документы, в том числе и те, которые, будучи экземплярами строгой отчётности, в наши руки попадать были не должны. Это были лесорубочные билеты, которые в лесхозах выписывались в трёх экземплярах, каждый для одной из сторон, участвующих в пользовании лесом. Так вот, если первый экземпляр, остающийся в лесхозе, ещё тщательно подшивался и учитывался, то остальные два могли адресатам не попасть по ряду причин, в том числе из-за низкой исполнительской дисциплины. Кроме того, по истечению трёх лет все эти лесорубочные билеты с водяными знаками должны были уничтожаться в присутствии комиссии с составлением акта, но валялись они в лесхозовских архивах годами после того срока, когда должны были быть уничтожены. В дальнейшем в своей работе я с этим непосредственно столкнулся.

Уезжали из лесхоза, щедро одаренные различными бланками, копиями и оригиналами документов, вырванные из отчётов прошлых лет сочувствующими «бедным студентикам», руками лесхозовского начальства. Ксероксов, тогда как вы догадываетесь, не было. Эти документы, а также фотографии нашей работы позволили по окончании практики предоставить добротный отчёт в техникум. Лесорубочные билеты копировали уже там, при составлении отчёта, выкинув их потом с большим сожалением. Прикладывать к отчёту такие оригиналы было категорически запрещено.

Познакомились мы в Гдове с необычным для остальных мест заведением общепита под названием «Ресторан – столовая». Так вывеска и гласила над тем помещением, куда мы заглянули пообедать. Изучив режим работы заведения выяснили, что до 18.00 оно работает как столовая, а потом переходит в режим работы ресторана. Столы и весь интерьер были обычные, столовские.

– У нас тут по вечерам хорошо, музыка играет! – услышал я от местных работников в ответ на свои недоумённые вопросы о режиме работы такого непривычного заведения.

В Гдов мне пришлось наведаться ещё один раз, но уже не в лесхоз, и совсем по другому поводу, но об этом в следующем рассказе.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/06/29/1931

Начало воспоминаний о техникуме:
http://www.proza.ru/2016/04/20/1622