Девушка, не любящая солнце. Часть 3. 1

Часть третья

На мосту

Богу недурно удалась природа, но с человеком у него вышла осечка.
Жюль Ренар
Освободи свое сердце от злобы, ибо никогда в этом мире ненависть не уничтожается ненавистью, но отсутствием ненависти уничтожается она.
Сиддхартха Гаутама (Будда)


Бесконечные поиски съёмной квартиры утомили Веронику. Времени было мало, а требований у хозяев много. Но среди чёрных обугленных стен было тяжело.
Наконец, они решили искать в пригороде и ничего не говорить новым хозяевам про Марка и Барсика. В конце концов, Марк не потрошил ни мебель, ни провода, а был тихим псом. Кот же любил грызть нитки и царапать кресла, но делать из этого проблему не стоило; Серёжа уверял, что когти Барсик будет точить о когтеточку, обрызганную валерьянкой. В конце концов, им было негде жить.
Смотря каждый день в эти обугленные стены, она стала замечать, что эта чернота затягивает её куда-то, словно в омут безысходности. Внутри неё таились почти осязаемые тиски безнадёжия и тоски. Становилось печально и горько. Ей всё чаще снова снились длинные стальные когти, тянущиеся к ней из глухой темноты.
И когда им предложили ровные, голые, неуютные стены новостройки с протекающей крышей, без мебели, освещения и обоев, на самом краю пригорода, куда добраться было почти нельзя, они были счастливы. Лучше, чем квартира после пожара, чем эта унылая чернота.
- Зато они не против животных, - говорила она Серёже. - Разве это плохо?
- Конечно, конечно, там же нечего портить, - съязвил он. - Квартира на последнем этаже, а решёток на окнах нет. Сначала надо поставить там решётки, а потом уже можно въезжать.
Вероника слабо усмехнулась. Теперь хотя бы он верил ей.
- Поставим решётки, - отозвалась она. - Я больше не могу смотреть на эти стены. Не могу, они меня убивают. - В нотках её голоса послышались доверчивость и трогательная откровенность. Он приобнял её, и недовольное лицо его смягчилось.
- Ничего, скоро мы сделаем ремонт в твоей квартире, - с уверенностью ответил Серёжа. Он задумался, а потом сказал добрым и шутливым голосом: - То, что нет мебели, Ника, это тоже хорошо.
- Всё хорошо, - откликнулась она, сама для себя неожиданно расплываясь в чуть заметной улыбке. В её глазах заблестели живые тёплые огни.
- Не подходи к окну, - серьёзно сказал он.
- Боишься, что барабашка вытолкнет меня?.. - нелепо пошутила она. Но ей всё это было привычно. Когда ты тонешь, сойдёт и чёрный юмор.
Он ничего не ответил. Но закусил нижнюю губу.
С семнадцатого этажа открывался хороший вид на город и реку. Дом стоял на отшибе, и соседние дома ещё не успели окружить его и заслонить пейзаж. Не то чтобы он был зрелищным, но Веронике доставляло наслаждение смотреть на него.
- Я позвоню в фирму и закажу решётки, - он потянул её за руку к себе. Он не боялся высоты, но после того, что он увидел рядом с ней, ничему больше не доверял.
Снова началось обычное затишье, правда, уже в непривычной обстановке. Но сложность и каверзность ситуации так или иначе заставляли девушку чувствовать, что всё серьёзней и суровей, чем им того хотелось бы.
Она наконец нашла себе новую удалённую работу, чтобы ей не приходилось погружаться в каждодневный ад, выходя из дома. Её социофобия начала усиливаться, когда они стали жить в пригороде на отшибе. Правда, теперь ей не надо было рисовать. Она устроилась копирайтером в фирму, которая занималась подделками итальянской женской одежды и косметики, и теперь ей предстояло расписывать яркими красками плохие товары, - попросту говоря, обманывать людей. Но деньги нужны были. В конце концов, им было негде жить и почти нечего есть. И она, наступив на собственную совесть, пошла на это.
Сидеть приходилось прямо на полу, компьютер тоже пришлось ставить туда же. Для сна они заказали огромный двуспальный матрас, а пока простыни, одеяла и все пледы, чтобы было хоть сколько-нибудь помягче, стелили прямо на ламинат.
Комнаты были страшными пустыми квадратами. Веронике хотелось принести в квартиру хоть каплю былого уюта. Она долго отстаивала перед Серёжей напольную вазу с цветами из прихожей. Теперь она поставила её в комнату, напротив двери, и вместо искусственных наполнила её живыми розовыми розами. Сама ваза была лоснящейся и белой, с тонкими полосками нежно-морского цвета. Этот огромный сосуд с цветами, как глубокое море, словно оживил безжизненную комнату, наполнив её душой.
Из ещё достаточно безобидных украшений, которые не могли причинить особого вреда, она выбрала тёмно-коричневые гладкие шторы с крупными тюльпанами. На ухмылку Серёжи она беззастенчиво бросила:
- Я же не хочу жить в тюремной камере. Я хочу, чтобы комната отличалась от темницы.
- Ника, наоборот, шторы превращают комнату в темницу, - заметил он, и в его блестящем взгляде заиграли насмешливые чёртики. - От кого ты там хочешь прятаться на семнадцатом этаже? От полтергейста не спасают стены, и не защитят и шторки.
Они помолчали.
- Зато солнце не будет сверлить глаза, - деловито ответила Вероника. - У меня болят от него глаза.
- Странно, - удивился он. - Так не должно быть.
- Не должно, но есть, - обречённо вздохнула она.
- Семнадцатый этаж самый близкий к солнцу, - тепло улыбнулся он ей, видимо, не веря девушке. Сейчас у неё было наивное трогательное лицо, несмотря ни на что. Видимо, происходящие события не только сделали её уязвимей, но и заставили что-то переосмыслить в жизни, словно смириться с чем-то и заново растеряться. Но это была уже не детская жалостная растерянность, а мудрая задумчивость, всё милее проявляющаяся и к ней притягивающая с годами, в омут её больших, колючих серых глаз.
Серёжа предлагал Нике поставить в спальне гибискусы. Он не любил и цветы, но его мать всегда выращивала их на подоконниках, где бы они ни жили, и их жизнелюбивые, алые красота и обаяние, видимо, всё-таки очаровали его, а может, и отрицали тьму и саму смерть, - хотя тут он скорее заботился о психическом состоянии Ники. Но эти ярко-красные цветы очень любили солнце, и Ника смириться с этим не могла.
- Ника. На самом деле мы здесь не надолго.
Она покачала головой.
- Мне пора на работу. Сегодня будешь ночевать одна. - Он наклонился и включил светильник с круглым абажуром. Светильник был не напольным, но поставить его больше было некуда.
- Буду, - покорно ответила она. А потом подошла и поцеловала его в щёку. - Ну правда, всё будет хорошо.
- Если что, ты позвонишь мне, - глаза его потемнели, он видимо, предчувствовал что-то неладное, скверное.
- Ничего, - с лаской прошептала она. - Сейчас всё тихо.
- Пожар очень плох на семнадцатом этаже, - его голос был суровым и серьёзным. - Понимаешь?
- Понимаю. - Вероника вдруг почувствовала себя по-настоящему взрослой и сильной. Она была любима. А значит, она могла многое. - Я всё смогу.