Девушка, не любящая солнце. Часть 3. 2

Он ушёл, а она, вопреки его словам, подошла к окну, и сначала держась за подоконник, а потом и вовсе расслабившись и отпустив его, стала смотреть во двор и ждать его появления, чтобы увидеть, как его крошечный силуэт удаляется по дороге и исчезает под крышей автобусной остановки.
Заморосил дождь. Небо потемнело, мрачнея и затягиваясь стальной пеленой. Ника увидела, как он садится в автобус. А затем с неба хлынула вода непрерывными, косыми струями. Между ней и миром встала громадная, неосязаемая, прозрачная стена дождя.
"Как красиво", - пронеслось в голове у Вероники. Вдали послышался грохот грома. Остатки дневного света укутало мрачной, тяжёлой золой, как будто посыпая пеплом. Гроза сверкнула грозной, ослепительной вспышкой. И снова, посреди свирепого неба, казалось, наползающих друг на друга туч, она увидела жуткое лицо унылого демона, проступающее сквозь пронзённое молниями небо. Теперь она не застывала, словно замороженная, а уже пыталась разглядеть его. Но это было почти невозможно: как будто она вглядывалась в саму Скорбь, в саму муку, в само отчаяние. Она не знала, как это было возможно, но во всех его чертах проступала глубокая чёрная пропасть страдания, тоски и скорби. Крупные линии дождя накладывались на его щёки, как гигантские слёзы, стекающие на землю. Каждый сантиметр его огромного лица был пропитан болью, кишил ею, как сотнями муравьёв. Каждая крошечная пора была испещерена горечью. Всё существо этого создания кричало об ужасе непреодолимой пытки, невиданном человеку кошмаре деспотичной, всеразрушающей боли и тоски. Боли, не имеющей предела. В глаза его смотреть она вообще не решалась.
Голова её стала пустой, как чистый лист бумаги. И как единственное слово на нём, откуда-то в ней закрутилось мучительное, неутишимое, жалостливое до страшного, сильное "отпусти". Она чувствовала, что то был немой голос этого существа, глухой и унылый, которое не могло даже исторгать звуки. Ей показалось, что...
Ника набралась смелости и посмотрела в его глаза. Этот взгляд парализовал её. Не только своей болью, но и палитрой не испытываемых ею прежде чувств. Кошмар его взгляда опутывал её, словно паутиной, - заражая его отчаянием, его ужасом, его мучением. Его скорбью. Но в то же время ей казалось знакомым это лицо. Знакомым - больным, ненавистным. Его сокрушённое лицо, если это вообще можно было назвать лицом, - его лицо, перекошенное терзанием и болью, как будто он каждую секунду чувствовал свою казнь, снова и снова, - его страшное лицо порой достигало поразительного сходства с чертами лица... Романа.
Ей стало плохо. Физически плохо. Закружилась голова, задрожали руки, а в груди загрохотало сердце. Но она словно и не осознавала этого. Разгадка была ужасна. И разгадка словно была возле неё. И всё же по-прежнему ничего было не ясно. Ей казалось, что она смотрит в глаза тысячам замученных людей. Растерзанных, убитых, закрывавших глаза последний раз под пытками. Людей, чьих криков не слышали серафимы. Ей казалось, что ничего не важно. Ничего, кроме одного: прекратить всё это. Не нужны были ни справедливость, ни добро, ни зло. Ничего, лишь бы всё это прекратилось. Но в то же время внутри неё всё закипало, полыхало, сжимало сердце.
Это был Роман? Или это было нечто от Романа? Но почему? Неужели мало плохого, грязного он сделал ей, что преследовал её и сейчас?!
Она хотела что-то крикнуть, но язык её прирос к гортани. Глядя на него, она просто не могла выдавить ни слова, ни крика, ни одного звука. Словно он заразил её своей тишиной. В траурный час никто не кричит.
У него был скорбный, чёрный рот. Изуродованный мукой. Его дрожащие, полные, искривлённые губы содрогались, как будто он силился произнести что-то и не мог.
Он был призрак, но он и был вполне реален.
Она хотела зажмуриться, но не могла даже отвести взгляд. Слишком сильно привидение подействовало на неё. Пока она наконец не почувствовала почти позабытую, раньше такую привычную, острую душевную боль. Сокрушающую всё внутри, как его чёрная кровь в резко очерченных глазницах. Как у человека глаза наливаются кровью, так и у него во взгляде застыли тонкие, синевато-чёрные сосудики, странной тёмной сетью, напоминая подобие живого. Подобие человека. И тогда видение стало прозрачным и растворилось в ливне.
Гулкая тишина вонзилась в неё.
Она не решилась высунуть руку из окна и ощутить на своей коже дождевую влагу.
Он никогда не был подобием человека. Но привидение, его призрак, похожий на демона, как это ни было странно, был подобием человека.
Всю ночь она пролежала на полу, в темноте, без тени страха и волнения. Для них в её голове тогда просто не осталось места. Было и горько и тяжело. Но в то же время исчезли какие-то тиски.
Было непохоже, что демон просто хотел сделать ей больно. Скорее, ему было что-то от неё нужно.
Светильник начал мигать. Но Веронике было всё равно. Пусть хоть снова окажется прямо под потолком. Пусть хоть всё исчезнет. Что-то другое, более важное, она должна была понять и никак не могла. Ответ всё время ускользал от неё, как бы она его ни искала, как бы ни хотела его.
"Ничего не бойся, Ника..." - опять услышала она голос отца. Никто не имел права её пугать. Он не заслуживал того, чтобы она боялась его.
"Отпусти"?.. Что отпустить?! Как это можно вообще отпустить? Нельзя. Даже если нужно, невозможно.
Снова из памяти всплывали страшные картины. Она не могла избавиться от этого. Сны снова заставляли её вспоминать, как он перевязывал проволокой её руки, и шипы впивались в кожу... Он специально делал это так, чтобы ей было больнее.
Так что, что делать тогда?
Когда голова её заболела, она уснула. И на удивление сон её был сладким и спокойным.
Она проспала целый день. Никогда ещё она не спала так долго. Её разбудил звук открывающейся входной двери. Это вернулся Серёжа.
- Всё нормально, Ника? - не церемонясь, с порога спросил он.
- Угу, - сонно буркнула она в ответ, кутаясь в одеяло. Резко вставать не хотелось. Или не было сил.
- Почему ты спишь? - удивлённо спросил он, запирая металлический затвор.
- Не знаю, - честно призналась она. Ника чувствовала себя слабой и измождённой, но спать больше не хотелось.
Заботы по дому, неизбежные в неустроенной квартире, немного отвлекли Веронику от гнетущих мыслей.