Китай-город. сценарий


    Красноштан и Улька на открытом военном джипе-сов "Уаз" цвета темного хаки, серпами и молотками, въезжают по колеса в воду на травянистом пляже Клязьминского водохранилища у спасательной станции. Утреннее солнце греет воду, вдали столпотворение водных мотоциклов, байдарок и досок с парусами. Недалеко "сталинская" базилика с башенками по углам, где - слышно, как настраивают гитары - готовится рок-фест.
На пляже юный безумец в шортах запускает авиамодель кукурузника. Пожилой панк, на вид лет сорока уже, но крутой и активный пользователь Красноштан, лезет на капот своего советского джипа с откинутым брезентовым верхом и дугами безопасности из железных, крашенных жОлтым, труб.
Курит папиросу, и, придерживая дым, выдувает шумно дым над водой), поперхнувшись, продолжает выдавать галлюцинации образов:

   - Тем временем, авиамоделист Ося, воспитанный  хасидами центра Москвы, запускал авиамодель кукурузника с крыши дома своего деда, что живёт всю жизнь на Сретенке. Ну и вот... кукурузник врезался в дельтаплан, запущенный...

Уже стоя по пояс в воде, эта Улька стягивает лифчик купальника и, ловко выдернув из под майки без рукавов, закидывает ненужную теперь тряпку в машину.
И тут приседает, увидев гребцов на красно синей байдарке с мачтой и обвисшим парусом.   
Проплыли два мужика с бородами, мелькая деревянными, сверкающими на солнце лопастями мокрых вёсел и совсем юная, ну, может, лет восемнадцать есть уже, не больше,  Улька, продолжает и, забыв о не великой пока груди своей, тянется к руке Красноштана за папиросой и тут же продолжает его фантазию:

   - Верно!.. - на выдохе, сквозь дым над водой), гонит дальше. - Тем временем, китайская красавица, дочь посланницы тёмных миров, запускает с другой крыши, ну типо с крыши  на крышу)) - а живёт-то! - со о овсем не так далеко от театра Советской Армии. За а-аапускает - воз-душ-но-го змея... наша Ки - та - янка!

- Янка!

- ... неа! - из парашютного шёлка, что спёрли на нашем аэродроме... ну знаешь, где памятник самолёту. Теперь в небе над Москвой - кукурузник твоего Оси и змей Кита... - Янки той - с письмом любимому русскому поэту по имени... по имени... Брахман!

- янки?!))

И тут как "Дым над водой" зафузили над водой нереально настоящие звуки настраиваемых гитар, заглушив "галлюцинации образов" - истории Ульки и Красноштана погрузившего себя в поиски клеевого слоя курительной бумажки)))

Под первые аккорды знакомой песни на той вдали - не то плотине, не то бункеру какому с парапетом псевдонабережной на входе - авиамодель истребителя "СУ-999,9" с ракетами на борту, вырывается из рук перепуганного юнца в шортах и несётся над тихой водой вдоль узкой кромки, поросшего травой песка.  Под звуки рок-н-ролла, выросшего из первой песни, так знакомой нам по концертам в Зелёном театре ПКиО им. Горького)))
Модель благополучно улетает в небо.
Всё дальше и дальше.

               
   Вечереет. Брахман углубляется в таганские переулки, выходит на пустырь недалеко от заброшенного дома культуры и забредает в странное кафе, где барменша, толстая тётка в белом халате, сквозь который просвечивает белое же бельё, предлагает:

   - Я пью чай, хотите?

   При этом она наливает разливного пива из-под крана и, указывая на проходящих друг за другом вдоль стойки, по виду, совсем шестнадцатилетних девочек, рассказывает:
 
  - А вот это - наши вот... - сверкнув золотыми зубами, начинает как бы шутить, дородная тетка за прилавком.

   - Лучшие лесбиянки раёна? - лихо тряхнув волосами, цвета давно скошенного поля) завеселевший Брахман.
 
   Через некоторое время, он с пивной кружкой в пуке сидит за столиком в окружении девчонок.

   - Янки, янки - лесбиянки. Стихи. Янки, китаянки… Я предпочитаю китаянок... - yes?

   - А есть! - в ответ Янка, а это подружкой Ульки и Красноштана, что давеча загорали на озере, теперь заинтересованно смотрит на Брахмана и пытается рассказывать(гонит?) о китайской мафии:

   - Ими командует китайская старуха. К ней приезжает дочка из Китая.  Такая вся красивая, жОлтенькая (так), ну типа с ножками и всё такое. Я у них была в особняке на Милютинском, туда ходит наша соседка. Она родила недавно, и похоже своё молоко продаёт...  кого-то кормят там эти жОлтые, что ли. Не знаю...


ПеределКИНО. Загородный дом среди сосен на берегу оврага. Стеклянная стена во втором этаже бликует закатом.
Наденька, девица лет тридцати или около того, тонкой конструкции женщиЦа (так!)) - вяжет у камина, вытянув длинные бритые ноги к искусственно полыхающему огню. Полы халата вольно упали на белые ляжки.
На полу, рядом с креслом качалкой, куча чёрных шапок с дырками для глаз. Она поднимает одну, отложив чёрный клубок шерсти между ног (шучу), принимается обмётывать отверстие. Проверяет качество своей работы, прикладывая к глазам шерстяные, жутко пустые глазницы. Кругом разбросаны бандитские изделия. На лиловом шёлковом покрывале низкой широкой кровати разбросаны мотки чёрной шерсти.

Она примеряет связанную маску, раздеваясь у зеркальной стены, и остаётся лишь в черной шапке а ля террорист. Поворачивает боком прекрасное тело, разглядывая себя в зеркале - любуется.

Она включает видеопроектор на белую стену, будто экраном создавая привычную обстановку погружения в интернет-реальность, увеличивая свой глазок в иной мир.
Снимает себя на фото-автомат, установленный на штативе, на фоне открывающейся страница в мэйле, увеличенной до размеров стены. За окном почти стемнело.

При всём при этом Надежда репетирует речь, врубив музыку в стиле рэп, под которую и говорит слышно только самой себе, видать, впадает в ритмичную эйфорию от собственной крутизны.

По экрану начинаю плыть буквы снизу вверх, постепенно закрывая Наденькино тело до подборода, музыка становится потише.

Похоже, она цитирует Роб Грийе: "Буржуазия тоже будет освобождена. Главным результатом революции должно стать распространение логики желания на новые, дотоле неведомые сферы, находящиеся в пределах сексуальности, но за пределами наличных сексуальных комплексов буржуазии».

Пищит и моргает ноут-бук.
  Она давит на красную кнопку ВЫКЛ.

На белой стене страница электронной почты получает сообщение по Е-mail, открывая письмо:

                сегодня там же в то же время               
   

ЦЕНТР.  Красноштан входит в парадное дома с облезлым, давно не ремонтированным фасадом. Громыхнув железной дверью старого лифта, он поднимается на этаж, мелькая сетчатой лестницей с истертыми ступенями, стучит в дверь, обитую драным грязно-жОлтым дерматином.

Открывает Джагер - как бы не старый ещё человек, ведь азиатское лицо не отражает возраста, зато на нём ладно сидит, битый джинсовый костюм фирмы «Lee».

   - Джа-ger, слышь... у меня проблемы...

   - Пройди на кухню.

   Красноштан втискивается в тесноту между мерзкой газовой плитой и злобно урчащим холодильником. Черноволосый, коренастый азиат приносит шарик гашиша на ладони и Красноштан, вынув из сигаретной пачки золотинку, заворачивает, положив баш в нагрудный карман фланелевой рубашки, долго и аккуратно застегнув маленькую белую пуговичку дрожащими пальцами.

Азиат принимается вдумчиво ронять твёрдые слова с высоты небольшого роста:

      - Больше не дам. За остальное будешь платить... Бабки. Лучше грин;ми.

- Джаgеr, а ты никуда не уезжаешь?

- Зачем?

- Слушай, у меня проблема с головой. Чота гудит всё время... хотя, может, это компьютер с Лубянки? Спасаюсь только снами... Про любовь. А если ты уедешь, я перестану её видеть и они сделают со мной всё, что захотят. Не уезжай. Она придёт ко мне ещё. Это создание неба. Она обволакивает меня лёгкостью своих пальцев. Шум моря, монастырь на горе и она... Она придёт ко мне ещё и мне будет глубоко плевать на это дерьмо, - он дёргает головой в сторону окна, где за мутным стеклом сетка над двором прогулок арестантов с колючей проволокой по-над забором.

     - Гонишь - здесь на четыре жирных косяка. Давай, иди.


На  платформе в андеграунде метро стоит Брахман. С ним Янка. Подъезжает метропоезд, замещая название станции  «Китай-город» на мраморной стене, надписью на стекле дверей -
   
                «не прислоняться»
   Первый вагон метропоезда, куда сели Брахман и Янка, проносится через освещенную станцию. На стене мелькают бесчисленные, одинаковые, расположенные на равном расстоянии друг от друга экземпляры гигантской афиши: огромное лицо молодой женщины с черной повязкой на глазах и полуоткрытым ртом. Прямо под подбородком прочитывается, набранное курсивом слово: «Завтра...»  Первый вагон останавливается в конце станции. На последней афише, в самом конце перрона, кто-то добавил, воспроизводя типографскую надпись красным курсивом:
Завтра... Р Е В О Л Ю Ц И Я
   Брахман и Янка выходят на площадь из метро  «Маяковская». Возле памятника поэту уже несколько человек делают вид, что не знают друг друга. Здесь же Красноштан с Улькой. Она знакомится с Янкой - берёт из её рук прокламацию, что-то спрашивает, но за шумом проезжающих машин не слышно - и уже больше не отпускает её от себя. Кое у кого в руках зачехлённые знамёна и большие пакеты неизвестно с чем.
   Илья-Че, чернобородый, тридцатилетний, в арабском платке «арафатке» - раздаёт прокламации. Ему помогает Максим, активист Авангарда Красной Молодёжи и Улька, прихиппованная девица лет восемнадцати. Недалеко стоит Вольф, средних лет, коренастый человек в строгом сером костюме. Он, щурится морщинками вокруг бесцветных глаз и внимательно разглядывает собравшихся, медленно поворачивая голову, длинным носом по ветру. Коротко поговорив о чём-то с одним из ребят, высоким парнем с длинными чёрными волосами, Вольф удаляется за столик уличного кафе напротив, возле кинотеатра. Садится так, чтобы видеть происходящее, достаёт мобильный телефон, набирает номер и долго болтает с кем-то, хитро улыбаясь тонкими губами на бритом лице.
   В определённый момент надеваются чёрные вязаные маски-шапки - их раздаёт Надежда. Брахман помогает ей. Кто-то профессионально обматывает лицо чёрным платком а ля Маркос, кто-то ловко поднимает на глаза арафатку. Разворачиваются плакаты:
«ВОВА – ДОМОЙ (!!)»
   Появляются красные знамёна с символом Революции - чёрный серп и молот в красном круге. Слышен пронзительный милицейский  свисток, потом ещё и ещё.

Брахман лезет на постамент и читает стихи про автомат Калашникова, стоя прямо на ботинках Маяковского. Вокруг концентрируется милиция. Слышна сирена милицейского дорожного патруля. Следом за ним на постамент помогают влезть маленькой, худенькой Янке, девушке с длинными золотистыми волосами. Она тихо читает свои стихи - не слышно. Ей подносят ко рту красный пластиковый  мегафон.
Уличное кафе. За одним из столиков, вынесенных на тротуар, Вольф говорит по телефону, внимательно следя за событиями вокруг памятника Маяковскому. О чём? Не слышно за шумом улицы.

Илья-Че, следом взобравшись на ботинки Маяка, говорит речь:
   - «Я исхожу из того, что политическая система, которая начала складываться в начале 1980-х и была закреплена конституцией 1993-го, сейчас окончательно обанкротилась и не имеет будущего.  Следовательно, нужно консолидировать как можно  больше вменяемых людей и готовить... строить! что-то новое. Объединяйтесь! В общем, состояние наше ужасно, перспективы наши блестящи! Ура-а-а-а!!"

     Его речь становится похожа на чтение в стиле рэп, под случайно появляющуюся музыку, из остановившегося рядом с памятником, кабриолета с откинутым верхом.

За рулём юный, светловолосый и румяный яппи.

Милиция идёт в наступление, окружая памятник. Пытаются всех задержать, но народ разбегается кто куда.

Улька удирает вместе с Янкой. Брахман и Надежда, бегут друг за другом по подземному переходу.
У кафельной стены целуются двое: парень с длинными чёрными волосами до пояса, прижал худенькую девушку к жОлтой (так), кафельно-плиточной стене.

Ветер гонит по полу обрывки предвыборного плаката с мятым изображением очередного президента.

Брахман догоняет Надю на ступеньках, ведущих наверх, и кричит:

   - Дай руку!               
   
     Железнодорожная станция Москва-сортировочная.
     Держась за руки, они вбегают на мост через ж/д пути.
     Внизу к платформе подходит электричка.
     Они заскакивают в вагон. Двери закрываются, хлопнув друг о друга.
    
     Из окна вагона поля, дома, перелески. Вечереет, в вагоне зажигаются жолтые лампы, отсвечивая на пустующих скамьях, лакированных по деревянным рейкам,. В освещённом окне мчащейся электрички, отражаются лица Брахмана и Нади, сидящих друг против друга - они смотрят в окно.
   Надя и Брахман выходят на бетонной платформе в лесу. Кругом ни души и лишь одинокий фонарь над домиком кассы. Брахман и Надя идут по деревенской, мощеной камнем улице, мимо церкви. Мимо развалин замка.

   Надя и Брахман выходят на дачную улицу.
   
   Подходят к старой деревянной даче с тёмными окнами. Он толкает форточку - она открыта. Распахивает окно и забирается внутрь.
   
   - Как здесь тихо.

   - Да. Как будто мы уже умерли.
   
   Он сидит, сложив ноги на табурет и, достав пакет табаку «Drum» и курительную бумажку, привычным движением скручивает сигарету. Наверху раздаётся какой-то неясный звук, будто что-то упало.
               
   Он прислушивается. Будто кто-то ходит наверху, падает стул, потом всё стихает и он встаёт, осторожно перекладывает нож в задний карман джинсов, выходит босиком, стараясь не шуметь. Заглянув на кухню, идёт к двери в соседнюю комнату. Оттуда вновь доносится какое-то постукивание и пошкрябывание. Он с опаской приотворяет ее, заглядывает в образовавшуюся щель, но тут же захлопывает, судорожно повернув ключ в замке, и замирает, вслушиваясь.
   
   В коммуналке Красноштана, из своей комнаты выходит соседка, молодая женщина в широком комбинезоне цвета морской волны. Её положение выдаётся плавной уверенностью тела и довольно большим животиком.

   Входная дверь распахивается и вбегает запыхавшийся, удолбанный Красноштан. Он нежно целует её в щёку, а руками обнимает мягкую, открытую до локтя, руку в лёгкой жолтой майке с рукавами по локоть.
   
Он сходу пытается передать ей всоё настроение:
   
- Мария... Ты всё больше мне кажешься. Ты меня видела во сне? Дай я привлеку тебя к своей теплоте, - и обнимает, стремящуюся на кухню женщину сзади, принимаясь гладить её по животу.
   
- Э-э! Ты уже совсем обнаглел. Я ведь не от тебя в положении. Ты что думаешь? - она вырывается и садится на табурет. - Я ведь могу и мужу сказать. Прекращай, давай. Я ведь только-только успокоилась от тебя.
   Женщина заплакала, а Красноштан опустился на пол и гладит голень её ноги под лёгкой материей свободного комбеза.

- Он ведь мент у тебя. А ты его вызови. Если ты не придёшь сама, я войду в тебя. Я буду жить в твоей темноте, тёплой, влажной темноте. Мария! Я хочу домой... Впусти меня в себя!

Он пытается забраться головой между её ног.
Женщина испуганно выходит из кухни, но он догоняет её в коридоре и нечаянно отрывает лямку комбинезона. Поддерживает её грудь на ладони. Она долго вскрикивает, а он, расслабившись, сползает на пол, прижимается животом к прохладе пола, щекой к стене, бормочет:
   
- А ты вызови своего ублюдка. Ведь он не мент даже - он кагэбэшник. Убийца. Они и тебя внесут в огромный компьютер. Мы все там. Он всё время гудит. Убийцы...

Женщица(так!)) кидается было к телефону, но потом запирается в своей комнате. А Красноштану наплевать и он бормочет, стихая - уткнувшись лицом в пыльный угол. Садится, съёжившись руками и ногами. Потом встаёт и уходит к себе, где падает на застонавшую раскладушку. Закрывает глаза...

Дева с золотистыми волосами приходит, маня за собой к подножию горы у серебрящегося водной пылью, потока водопада. Входит в Свет и растворяется в белом сиянии. Солнце всходит над морем и лесом, над горами и куполами, лучистым звоном разнося по небу колокольный благовест православного монастыря.

Комната. Красноштан лежит с закрытыми глазами. Его губы пытаются что-то сказать - он вскрикивает, открывает глаза и сразу же появляется гудение за окном.
Он быстро бежит вниз по каменным ступеням подъезда. Эхо шагов.

   Надя стоит перед старым, пыльным телевизором в углу дачной комнаты.
   - Смотри, а он работает.
   Ящик гудит и на экране появляется изображение без звука: диктор что-то долго объясняет, хитро улыбаясь. Затем идут хроникальные кадры военных действий в городе. Брахман входит в комнату, некоторое время напряженно смотрит, а потом выходит.
   В комнате - взрыв.
   Он вбегает.
   Она бросает швабру, которой разбила экран телевизора. Истерично тараторит:
- «Ну, что? Достали, уроды? Протоплазма взбродившая. Но я от вас всё-равно сбегу. Они - мне - предлагают свободный выбор! Мне моя иллюзия дороже! Они ведь сожрать нас хотят. Лоботомировать. Я иногда мечтаю их ненавидеть и не могу. Некого».
Он сел на пол и прислонившись к стене, устало сложил руки на коленях.
   - Как хочется сесть в поезд и убраться отсюда к ****ой матери.

   Ночь. Они, полуодетые, сидят на разложенном диване. Он достаёт из кармана шарик марихуаны и принимается финкой «кропалить план» на ладони. Поджигает косяк, затягивается и подносит папиросу к ее губам. Она втягивает дым полной грудью, запрокинув голову.
   - Ещё? Хорошо, правда?
   - «Плевать я хотела на всю эту правду, потому что счастье лучше. Мне не нужна голая правда. Мне нужно голое счастье!»
Он, взяв папиросу наоборот, вдувает ей дым в раскрытые, шумно втягивающие губы - она длинно и легко принимает свою долю, прикрыв отяжелевшие веки.
   - Как хорошо-то, Господи!
   Он кладёт голову ей на живот.
   - Это наш дом. Никуда мы не пойдем, да и некуда нам...
   За окном ночь, где-то лает собака.

     Багровое солнце пытается прорваться сквозь тучи над Москвой. Красноштан на улице лавирует среди людей. Он почти бежит, не замечая надписей на стенах, листовок на заборах, плакатов с портретами молодого кандидата в президенты.
Тучи закрыли свет неба, фонари бледно трепещут неоном. Гул проникает в затылок и травит всего Красноштана. Он идёт по обочине и, подняв руку, пытается остановить машину, но жолтые пустые таксомоторы проносятся мимо, поднимая мокрую пыль. Гудение одолело, он сел на скамью и весь съежился, сжав голову руками. Рядом приостанавливается прохожий.
     - Молодой человек, вам плохо?
     - Да! Да! Да!
     Красноштан бросается к нему, но мужчина в потёртом пальто торопливо уходит.
     Он поднимается к двери с продранным дермантином. Долго стучит, но азиата нет. Громыхает кулаком, потом встаёт спиной и монотонно бухает ногой в тяжелом туристическом ботинке с рифленой подошвой, но гудение вновь тянет его на улицу.
Шум в черепе Красноштана усиливается, превращаясь в треск радиопомех. Послышались обрывки резких командных выкриков: «Брось всё! Иди. Иди. Иди». Он всё же смог набрать нужный номер мобильного телефона.
- Улька! Ты приедешь или нет!? Сейчас! Сразу! На моторе? Я заплачу. Понимаю я всё! Дура. Времени нет.
Он со всего размаху ударил трубкой по стене.
- Сука. Сволочь. ****ь.
Он входит в каменный коридор домов. Команды становятся настойчивее: «Иди вперёд. Вперёд. Вперёд». Он кружит вокруг площади напротив здания ФСБ, а вокруг пустого постамента кружит вороньё и жолтая машина такси.
Из-за угла, навстречу выходит стройная девушка в туфлях на шпильке. Он кидается к ней.
- Зина! Возьми меня с собой!
Но незнакомка резко разврачивается и бежит от него, мелькая ногами в туфлях на шпильке. Он останавливается.
- Зина... Какие у тебя ботинки...
Течение гула неумолимо несёт его к черному многоэтажному кубу мраморного здания. Темнеет. Иногда на землю падают мокрые капли. «Иди вперёд. Иди вперёд. Иди вперед», - не отвяжется этот голос никогда. Он идёт вниз по тротуару, вдоль черного мрамора стены. У дубовых, массивных дверей с латунными ручками, он осел на асфальт.
   - Господи...
   Шум радиопомех окрестного космоса. Голос: «Всё. Готов. Забирайте». Черная туча содрогнулась и дождь омыл голову Красноштана и распоротую на плече фланелевую рубаху. Прохожие останавливаются вокруг тела. Подходит милиционер. Подъезжает машина, из неё выскакивают люди в строгих костюмах и втаскивают Красноштана за дверь. Дубовая дверь с глухим стуком закрывается за ними. Дождь принимается лить, как из ведра.

   Дача. Брахман лежит на диване  и смотрит в потолок, а подруга готовит бульон из куриного кубика на электроплитке, стоящей на полу. Надя делит кубик пополам и размешивает в пиале с кипятком. Они мирно прихлебывают бульон, парень время от времени прислушивается, она старается неслышно отпивать свой супчик.
В другой комнате, в пыльном комоде он находит резиновую маску – лицо мужчины.
- Может быть, это маска Хозяина?
   Примеряет маску и рычит на себя в мутное зеркало.
Он раскрывает окно, тоскливо смотрит на верхушки сосен, пожевывая спичку. Вечереет. Он сплёвывает и принимается мочиться вниз, через подоконник, не снимая маски.
   Ночью он сидит на полу и бессмысленно, но ритмично играет на руках веревкой - «колыбель для кошки». Раз - ещё раз - ещё. Девушка листает толстую книгу. Разглядывает чёрно-белые хозяйские фотографии.
Рассвет. Медленно встаёт солнце, оба сидят бессонные и замерзшие, ждут рассвета. Он собирает рюкзак, прихватив маску Хозяина. Встаёт,  открывает окно.
   - И куда мы теперь? – кутаясь в старую кофту, спрашивает она.
На рассвете они выбираются через окно, плотно прикрыв его, и он, не оглядываясь, идёт прочь. Она же останавливается и оглядывается на дом. Дом загорается.
Они расходятся в разные стороны, не оглядываясь друг на друга.

   Красноштан лежит в больничной палате на койке, окна зарешёчены. Он читает книгу «Определитель насекомых». Входит Медсестра в белом халате. Присев на край койки, гладит его, по заросшей двухнедельной бородой, щеке.
   - Ну, вот и хорошо. И поправился, а то всю дорогу что-то бредил про какой-то компьютер. А кого ты там во сне всё видишь, не меня ли?

   В палате с Красноштанoм коротает время санитар Михалыч, заваривая чай и при этом рассказывая притчу:
   - Господин был мастером каллиграфии, на его столе лежали инструменты. Слуга увидел, как господин стал выводить слова, узоры и написал два слова: «Мой брат». И приказал слуге отнести тому нищему. Слуга передал письмо и стал ждать, как нищий отреагирует, но тот не сказал ни слова, но подобрал с земли кремень и тёмный след камня оставил те же слова, но со знаком тире между двух слов: «Мой брат - мой брат».
С Красноштаном беседует Доктор. Здесь же сидит Вольф в сером костюме. Доктор наклоняется к лицу пациента:
   - На вашей совести много мертвецов.
   - «Преступление есть составная часть революции, - гонит в ответ Красноштан. - С помощью трёх метафорических деяний - изнасилования, убийства и поджога - чёрные, пролетарии и трудящаяся интеллигенция будут освобождены от цепей рабства, а буржуазия избавиться от своих сексуальных комплексов».
Вольф не выдерживает и орёт на Красноштана:
   - «Если станешь врать, будешь отдан на съедение крысе. Она начнет обгладывать тебя, отгрызая маленькие кусочки, дабы не вызвать преждевременной смерти. Это, естественно, продлится несколько часов. Если же, напротив, ты будешь хорошо отвечать на вопросы, мы просто привяжем тебя к рельсам».
Вдали слышен свисток электрички.
   Ночь. Медсестра в белом, просвечивающем халате на голое тело, входит в палату. Красноштан лежит в постели, читает под лампой в изголовье, книгу «Определитель насекомых». Она присаживается рядом, гладит его по заросшей щеке. Он кладёт книгу на живот и спрашивает:
   - Ты добрая? Да? Я тебя люблю и даже могу жениться. Помоги мне, а?
   Поняв его неправильно, она откидывает край простыни, спускает ему трусы и принимается облизывать его живот.
   
   Заканчивается документальный фильм, в просмотровом зале резко вспыхивает свет. В креслах сидят человек восемь-десять. Среди них наши герои. В последнем ряду сидит Брахман. Илья-Че выходит к экрану.
   - Вот такое кино. Вам, как поэтам, мастерам, так сказать, художественного слова, интересующимся кинематографом...
Брахман перебивает с места:               
   - Буржуазия так же будет освобождена?
Илья-Чепринимается энергично преподавать:
   - «Естественно. Причем без массовых жертвоприношений, так что количество убитых, принадлежащих, кстати, в основном, к женскому полу, всегда избыточному в сравнении с мужским, покажется очень небольшим на фоне грациозных, ой, извините, грандиозных свершений..».
   В крайнем кресле седьмого ряда сидит Медсестра. Спрашивает возмущённо:
   - Но зачем вам пытки?
   - «На то есть четыре главных причины. Прежде всего, это самый убедительный довод, чтобы заставить расколоться банкиров. Затем, будущему обществу нужны святые. Что делали бы христиане без своих святых? Без красивых гравюр, изображающих их мучения? В-третьих, это нужно для фильмов, которые приносят большой доход, если не жалеть средств на камеры, осветительные приборы, плёнку и кассеты, запись звука. За хорошие фильмы иностранные телекомпании платят очень щедро... Рассудите сами, ведь отдав казаха на съедение крысе, согласно приговору, и засняв это на пленку от начала до конца, со всеми подробностями и крупными планами, фиксирующими выражение лица, мы получим четыреста тысяч евро от немецких захватчиков! Ой, извините - заказчиков. Чтобы заключить сделку, нам пришлось послать им подробнейший сценарий, а также снять «пилот» и сделать множество фотографий».
Надежда, поправляет свободную ситцевую юбку, заправляя её между колен и, как бы между делом, спрашивает:
   - Это будет эротическая телепередача?
   - Не обязательно. Существует серия для антиглобалистов и зеленых, и даже для голубых мусульманских фашистов - это наш эксклюзив. Почему Дэвид Гамбургер может показывать «Криминальную Россию», где бездомные, которых они называют советско-ментовской аббревиатурой «БОМЖ», убивают и едят таких же бедолаг, как они? Забираются на дачу и просто жарят ми едят! Представляете? Для кого этот разврат?
Из зала кто-то спрашивает:
   - Он что, немец?
   - Да он еврей!
   - У нас главное - жид или не жид.
Хохот в зале. Встаёт темноволосый, нос с горбинкой, высокий парень и, волнуясь, напряжённо спрашивает:
   - А если жид, тогда что?
   - Товарищи! Мы отвлеклись. Продолжим... Создатели подобных серий стремятся достичь катарсиса путем удовлетворения невысказанных желаний современного общества. Вы понимаете, что означает слово «катарсис»?
   - Естественно. Мы же не идиоты!
   - Извините. Кроме того, есть фильмы, которые придерживаются в запаснике, или, как говорят в России - «на полке». Спекулянты хотят заработать на максимальной исторической достоверности. Легко можно представить какую ценность имели бы для любого университета, готовящего докторов исторических наук, записи казни декабристов, Александра Ульянова или поход Сусанина в лес. Расстрел Достоевского – тоже не плохо, да? Кстати, вы знаете, что Ленин - потомок Сусанина? Отпрыски этого  героя были переселены в Симбирскую губернию, где и родился Ильич. Мой сын тоже будет Ильичом... Извините, отвлёкся. Но ничего - большинство ваших флэш-мобов и акций с перфомансами, гораздо выразительнее и артистичнее.
Голос из зала:
   - Вы сказали о четырех причинах, а назвали только три.
   - Удовольствие.

   ВДНХ. Кафе в павильоне «Армения». К Медсестре, Брахману и Надежде, попивающим коньяк, подсаживается Янка. Она молчит, ожидая, когда закончит своё сообщение Медсестра.
   - Красноштан просил передать, что... он чувствует себя хорошо...  Вот. Потом доскажу.
Все вопросительно смотрят на Янку. Она слегка волнуется.
   - У меня предложение - провести пацифистскую акцию по перековке мечей на орала. Я договорилась с кузнецами в Балашихе. Ну и снять на видео.
   Медсестра спрашивает как-то неуверенно, но заинтересованно:
   - Орала?
   - Ну да. Типа - перековка танков на молотки и серпы.
   - А где взять танк? - деловито интересуется Надежда
   - Угнать из музея танка Т-34, что открыли в Волокаламске.
   Брахман сразу переходит к делу:
   - Зачем угонять? Там прямо и перековать... А что?
   - Илья-Че предлагает нам участвовать в проведении акций и съёмке их на видео. Отец купил мне  видеокамеру...
   Брахман нетерпеливо перебивает её:
   - Зови уж его просто - Ильичём? Илья-Че, Ильич - само напрашивается... Я думаю над предложением Ильича. Нам нужна реклама и поэтому надо соглашаться. Так  нас узнают. Можно выйти на китайских коммунистов. У меня есть некоторые связи. И потом - в Китае все коммунисты. Здесь они торгуют в основном в павильонах на ВДНХ... В основном в главном павильоне у центрального входа, там ещё памятник Ленину стоит. Бывший павильон «СССР». Его, давно оккупировала китайская мафия. Я узнал, что главарём у них женщина лет шестидесяти, по имени Цин Си. Я давно мечтал познакомиться с китаянкой, а у неё дочь приезжает из Пекина каждое лето. Вот, заодно и познакомлюсь.
   Так Брахман сам себе придумал партийное задание.

   В папином загородном доме, Наденька устанавливает видеокамеру в ванной комнате. Бурлит джакузи. Она включает камеру, раздевается, натягивает чёрную маску с дырками для глаз и разглядывает себя в затуманенном влагой, зеркале.
Лежит в бурлящей воде в одной маске. Садится, снимает её, берёт кривые маникюрные ножницы и прорезывает в маске круглую дырку для рта. Поднимается из воды и, совершенно мокрая, вновь напяливает маску, высунув дрожащий, алый язычок в только что вырезанное отверстие с лохматыми краями.
В комнате она принимает воздушную ванну, обнажённой покачиваясь на «водной» кровати, шириной в полкомнаты, застеленной лиловым шёлком. Смотрит видеоматериал о себе на двухметровом экране - только что снятые в ванной комнате кадры. Накинув на плечи лиловый шёлк, присаживается на диван и красит ногти на ногах ядовито-зелёным лаком, прижав колени к подбородку.
В метрополитене, сквозь мелькающие окна вагона метро, прибывающего на станцию, проносятся буквы на мраморной стене: «КИТАЙ - ГОРОД». Двери открываются, и на платформу выходит Брахман в одежде то ли хиппи, то ли просто бездомного.
Двери закрываются, поезд уходит, снова открыв надпись:
                КИТАЙ-ГОРОД

   Брахман сворачивает в тихий переулок, политый утренней поливальной машиной. Через плечо у него сумка из жолтого парашютного шелка с надписью, вышитой ядовито-зелеными нитками:
                M I S E R Y
   Он садится на тротуар против двухэтажного особняка, достаёт из сумки картонку с яркими красными буквами фломастером:
             ПАРУ  МОНЕТ НА ЕДУ И ПИТЬЕ
   Ставит рядом початую бутылку красного сухого и, отпивая из горлышка, принимается скручивать бумажку с табаком. В особняке напротив, окна забраны ажурными литыми решётками, и лишь высокое окно во втором этаже смотрит на Брахмана чистыми прозрачными стёклами - решетки распахнуты. Окно раскрывается - китаец неопределенного возраста упорно смотрит на нищего, покуривающего под его окнами.
Хун Лу выходит из красных дверей особняка и легкими, пружинящими шагами пересекает, тихий в этот час переулок. Его темные волосы собраны в косу.

   Ночью, громыхая по железнодорожному мосту через Оку,  мчится скорый поезд «Пекин - Москва».

   У окна вагона стоит Китаянка, красавица лет семнадцати, а может быть и двадцати пяти, у них это не разобрать. В отражении вагонного стекла  - прекрасное лицо и звезды.

   Тем временем, Хун Лу подходит к Брахману и приказным тоном требует:
   - Освободите дорогу. Скоро к нам съедутся гости на автомобилях.
   - Это моя дорога.
   - Как, твоя, если вот это мой дом!
   - Нет - это мой дом.

   Китаянка одна в купе спального вагона. На столике лежит толстая зеленая книга - черные иероглифы на корешке - «Ицзин», «Книга перемен». Дрожит, лежащее рядом, старинное зеркало с ручкой в виде единорога - отражает лицо склонившейся Китаянки - неясное изображение, будто вот-вот исчезнет.

   Хун поднимается по чугунной парадной лестнице своего особняк, входит в каминный зал, где на массивном письменном столе разложены перья для занятий каллиграфией и стопка чистой, желтовато-девственной бумаги. В камине потрескивают дрова, рядом аккуратно сложены напиленные березовые чурочки.
   Рука с нефритовым кольцом выводит на большом белом листе черной тушью:
                МОЙ БРАТ
   Бесшумно передвигающийся слуга в темных одеждах, получает приказание на китайском языке:
- Отнеси бумагу тому нищему, что сидит под окнами.

   В предутреннем тумане, пассажирский скорый поезд «Пекин – Москва» мчится мимо спящих дачных домов, с грохотом пролетает меж пригородных платформ, подавая сигнал, раздирающий покой предместья. Придорожные кусты сгибаются под напором воздушной волны.

   Китаянка в своём купе что-то пишет, затем прячет листок в приготовленный чемодан и, приоткрыв дверь, приглашает проводника. Тот уносит чемодан по тускло освещенному коридору, устланному ковровой дорожкой. Хлопает дверь вагона, впустив на секунду внешний грохот колес.

   Сидящий на тротуаре, бродяга Брахман берет свиток из рук слуги и подносит к глазам - в круглом отверстии он видит окно с прозрачными стеклами, бликующими солнцем.

   Проводник открывает своим ключом дверь вагона и, дождавшись пустынной платформы полустанка, вышвыривает чемодан в кусты.

   Бродяга Брахман разворачивает лист и, глянув на буквы, вновь сворачивает в трубку и вновь отдает слуге, тот уходит.

   Тем временем, вылетевший с огромной скоростью чемодан, сокрушая на своем пути еще не окрепшие зеленые насаждения, сшибает человека в черной кожаной куртке, сидящего на корточках в кустах.

   Хун Лу, невозмутимо сидя за столом своего кабинета, берет свиток, разворачивает и в гневе вскочив, быстро бросает бумагу в камин, где она неумолимо сворачивается в черный пепел, пожираемая огнем. При этом, он что-то резко и коротко говорит слуге по-китайски.

   Скорый поезд «Москва – Пекин» подходит к перрону Казанского вокзала. Китаянка стоит у вежливо распахнутой проводником двери и, нетерпеливо выглянув вперед, видит впереди группу из нескольких китайских человек.

   К бродяге Брахману подходит прохожий, читает надпись на картонке и, улыбнувшись, бросает ему монету. Брахман с удовольствием отмечает это приятное событие глотком вина, но никак не благодарит. Следом идёт слуга и  что-то лопочет по-китайски. Подходят ещё два китайца в темных одеждах, берут Брахмана под руки - он не сопротивляется - и уносят за угол своего дома.

   Вагон поезда останавливается напротив группы китайцев. Китаянка спускается на перрон - в ее руке лишь портфель хорошей кожи. С ней вежливо здороваются встречающие и, сопровождают, уважительно поотстав на полшага.

   В Милютинском переулке Хун Лу встречает у дверей особняка девушку Китаянку и, забрав из её рук портфель, провожает в белую комнату с распахнутым окном.
В её комнате много книг, принадлежности для занятий лепкой: большой глиняный таз, выложенный серебряными пластинками с узорами, имитирующими морозные рисунки по замерзшей воде, чан с жОлтой глиной и множество фигурок из нее, расставленных по полкам с книгами.
Подойдя к окну, она видит сидящего на тротуаре Брахмана.
Он улыбается прекрасному лицу, появившемуся в окне.
Осторожно постучав и слегка поклонившись, входит мулатка.
   - Ваша мать ждёт вас.

   Китаянка подходит к любимым книгам на полках дубового шкафа, прикасается к корешкам с золотистыми иероглифами - пять толстых томов: «Пятикнижие».

   Двое европейцев и Хун достают из портфеля чертежи.
   - Финансирование и строительство лаборатории растянется на полгода.
    - Местом строительства выбран бывший дом отдыха Отличник». Это по Киевскому шоссе.

ХУН ЛУ тычет в карту.
   - Это пятидесятый километр Ленинского проспекта?

   Каменные своды и свет ламп дневного освещения. Пожилая, но ещё крепкая китаянка с волевым лицом, полулежа на кушетке, наблюдает за мониторами. Это Ци Си. На мониторах видны все помещения особняка.
На первом: совещание у Хуна.
На втором: комната дочери, где она, обнажённая выходит из ванны - на шее кожаный шнурок с золотым ключом.
На третьем экране: русская баба сдаивает грудное молоко в большую китайскую пиалу, расшнуровав платье на правой груди.
Старуха сладко улыбается, глядя на процесс сдаивания.

В своей комнате Китаянка подходит к окну - прихипованного бродяги нет.

   Гобелен с изображением белого оленя на стене покоев Цин Си. На его фоне появляется мулатка, несущая на серебряном подносе пиалу с грудным молоком.
   Цин Си выпивает всю пиалу, не отрываясь от происходящего на экране: ее дочь смотрит в окно. Цин Си что-то долго говорит мулатке по-китайски - перевод субтитрами: «Проследи за ней» - та молча выслушав, кланяется и уходит.

Бродяга Брахман, проходняками выходит к Сретенскому монастырю.

Брахман идёт через двор молнастыря, мимо храма, поднимается по каменным ступеням в мастерскую друзей реставраторов.

Друзья в рабочей одежде, с еще не отмытыми от краски руками, трапезничают. Среди компании его друг Роман с цыганской физиономией. Допив с ними вино, он обсуждает последние свои мысли.
   - Есть теория, что вода несёт в себе всю информацию с момента зарождения Земли. О мироздании, о всех религиях и прочем. Если придумать такой прибор, вроде удочки с плейером и забрасывать в пруд возле дома, когда я уток кормлю, можно разузнать всё... Царское занятие - уток кормить.

Он ложится отсыпаться на огромный кованый сундук, предварительно с трудом подняв крышку - убедиться, на месте ли неприкосновенный запас пустых бутылок.
Вдоль стен стоят массивные иконы в богатых окладах.

Набережная у Крымского моста, осенённая огромной фигурой Петра. Китаянка в белом, европейском платье, в сопровождении мулатки гуляет по вернисажу возле ЦДХ, разглядывая выставленные на продажу картины и видит Брахмана с Красноштаном (его волосы намазаны гелем и зачесаны назад)
Китаянка узнает Брахмана, но не подает вида.
Они следуют за Китаянкой. Наконец, она обернулась, улыбнувшись Брахману.

Китаянка с мулаткой входят в ресторан. Брахман с Красноштаном за ними.

Недалеко от дурдома, в парке останавливается микроавтобус. За рулём Янка. Из микро выбирается Брахман и Надежда с видеокамерой, а также Медсестра в белом халате.

Санитар Михалыч проводит Красноштана по коридору второго этажа, открывает ключом кабинет, тем же ключом отпирает висячий замок на решётке окна.

Видеоизображение через прибор ночного видения: Красноштан рушится из окна на кусты.
Медсестра в белом халате бежит с ним за руку к микроавтобусу.
Надежда отдаёт возле автобуса видеокамеру Ульке, сидящей за рулём. Все запрыгивают в микро и уезжают.

Китаянка прогуливается с Брахманом по двору Сретенского монастыря, где он заводит ее в храм.

Ей нравится, она поражена иконами, их яркими красками.

Реставрационная мастерская. Друзья на работе и девушка с Брахманом быстро находят общий язык. Китаянка рассказывает притчу:
   - За городом, за рекой жила женщина. Человек любил женщину
и ходил к ней за город, за реку, переплавляясь вплавь туда и обратно. О ней он никому не рассказывал. По пути к ней, Человек проходил улицы своего городка. Её дом был почти у реки. И он приходил к ней, они ложились и он уходил и вновь переплывал реку. Как-то он лёг и они были лицом к лицу и человек увидел родинку на её лице. «Я никогда не видел её». «Она была всегда». И она не говорила более о ней, но попросила не входить сегодня в воду, не плыть через реку. И больше не говорила. И он лёг с ней.
Потом он ушёл и вошёл в реку. Всё было как всегда: силы его, течение реки и глубина - всё. Но он стал мёрзнуть и замёрз и умер.

Цин Си лежит в постели, экраны мониторов погашены. Хун сидит на краю постели.
   - Наша дочь встречается с бедным русским. Этому надо помешать.
   - Надо срочно выдать её замуж за сына мэра этого города. Мама давно приняла это решение...

Хун входит в комнату Китаянки, предварительно постучав.

   - Ты наказана и будешь находиться под домашним арестом.

Ночь. В каминном зале особняка Хун Лу сжигает в пламени плакат с изображением Белого тигра.

Красноштан в своей коммуналке набирает на компьютере воззвание короткими лозунгами:
                СКОРО СКОРО ВЫСТРЕЛИТ АВРОРА!
                АГРЕССИЯ ЛУЧШЕ ЧЕМ ДЕПРЕССИЯ!
                НАС НЕ ПЕРЕСАЖАТЬ!!
                БЕСАМ НУЖНО ОБЛАМЫВАТЬ РОГА!!!


Ночь. Китаянка открывает золотым ключиком, что всегда у неё на груди, раздвижную решетку окна своей комнаты.
Китаянка выглядывает в окно и видит внизу микроавтобус.
Она прыгает на крышу микроавтобуса, где ее ждут Брахман, Надя и Улька с Янкой..

В огромном магазине на Красной площади, голый Красноштан бегает вокруг фонтана и предлагает людям листовки - никто не берёт. Он принимается их просто разбрасывать.
Красноштан удирает от погони - покупатели во главе с ментом, гонятся за ним по галереям и лестницам ГУМ (Государственный Универсальный Магазин).

Микро мчится по загородному шоссе.
Спустившись к реке возле моста, Брахман и Китаянка весело запаливают костер на берегу. Поют лягушки и пищат комары. Солнце садится за высокий берег, отражаясь последними лучами в окнах многоэтажек за лесом.
Брахман проводит шутливый обряд крещения, омывая водой обнаженную Китаянку. К её ключику на шее, он добавляет свой алюминиевый крестик.

Красноштан спит в микроавтобусе, постелив на полу поролоновый матрас, обычно привязанный к потолку. Рядом сидит прихиппованная Янка. Работает переносной телевизор. Внезапно помехи начинают мешать приёму передач, врываются какие-то посторонние голоса: оказывается телевизор ловит переговоры милицейских walky-talky. Она будит его.

   - Спутник, смотри, что это? Кто это говорит?

   - А... Это межгалактическая полиция. Опять ловят кого-то... Может нас? Пошли отсюда!

Красноштан ведёт её куда-то вниз, в подвалы под домом и ещё глубже, известными только ему путями в систему городских подземных коммуникаций. У него безумно поблёскивают глаза. Навстречу компания диггеров во главе с Сулейменом. Диггеры молча проходят мимо.

Загородный дом главного мафиози - Барона. Он расхаживает по комнатам, читая вслух стихи Бродского «Римскому другу». Вводят корейца Ю.

   - Ну, что, падла? Скурвился? Снюхался с китайцами? Всё. Ты уличён в предательстве. Убрать.

Входят двое.

В трубах канализации Красноштан показывает Янке таинственных крыс шестидесяти сантиметров в холке.
Находит грибы-мутанты, растущие на трубах.

   - Они содержат совершенно новое, известное лишь мне одному,
психоактивное вещество, позволяющее общаться с Единым Богом.
Соскабливает ножом грибы с поверхности трубы. Совершенно умасшедший.

Ночь. Красноштан и Янка в микроавтобусе, припаркованном на улице. Красноштан готовит на фирменном газовом примусе варево из волшебных грибов. Он выпивает булькающее пойло и вытягивается на матрасе. Янка сидит рядом и ждёт. Красноштан неподвижен. Янка трогает его, поднимает веко - он мёртв. Янка выскакивает из микро.

   - Умер! Умер! Красноштан умер!

Ночь. Ю ведут на реку. Цементируют ногами в ведре. Видеоизображение: Ю бросают в речку с деревянных мостков для стирки. Он, изловчившись, балансирует руками, приседает и кружится, оставаясь на плаву - уплывает за поворот к звездам в небе. Светает.
Из прибрежных кустов торчит видеокамера - кто-то снимает весь процесс.

Китаянке завозят жОлтую глину в большом медном чане. Запирают. Китаянка лепит из глины человечка.

Хун Лу готовит чай на кухне, подсыпая туда какую-то травку. Тут же крутится Мулатка.

   - Подашь когда она попросит чаю.

В своей комнате, превращённой в мастерскую, Китаянка лепит жОлтых, глиняных человечков. Их становится все больше.
Входит Цин Си и сообщает дочери о планах женитьбы.

   - Теперь знай. Твой жених - сын мэра.

   - Мама, прости, но ты - оборотень. Отец половину жизни провел борясь со стихией, он исходил всю страну, взбираясь на горы и переходя вброд реки. Он видел, что духов, оборотней и другой нечисти там немало, и знал, как трудно людям бороться с ними.
Он научил меня этому. У меня есть изображение всех духов в мире.

Цин Си быстро выходит из комнаты.

Входит Мулатка с подносом, молча ставит на подоконник. Девушка отказывается от еды, покачав головой и отвернувшись. Когда Мулатка уходит, она всё же пьёт сонный  чай.

   Бал-маскарад в китайском посольстве. Костюмы и маски, подчас босховские. Мэр ( актёр Юрий Лужков) в маске китайца беседует о чём-то с Хун Лу.
Приходит Брахман в маске Хозяина (той, что нашёл на даче). Ищет кого-то. Проходя между гостями слышит обрывки разговоров.
Двое в сером с бледными глазами - один огромного роста - хватают, вышедшего в туалетную комнату, Брахмана и тащат в комнату, заваленную битым стеклом.
За окном строительная люлька. Приматывают поэта к батарее скотчем, срывают маску и вкалывают ему через одежду сыворотку правды. На шприце написано: «ПРАВДА».
Мордоворот с лицом, как блин с дырками для глаз, предлагает напарнику:

   - Пошли покурим.

Уходят. Поэт чудесным образом освобождается от пут, выбирается за окно, спускается на строительной люльке.
Брахман бежит вдоль заборов с остатками предвыборных плакатов.
Через дворы, сшибая ящики, опрокидывая мешки с картошкой и старые коляски. При этом гонит всю правду:

     -  Жить с иллюзией или по ту сторону иллюзий? Вот в чём                вопрос. Мне моя иллюзия дороже! И я бегу. Во мне                растёт твёрдый червивый комок. Эти личинки скрежещут зубами по стёклу. Мне дороже мой обман! Скот в теплушках мычит и блеет. Агонизирует в облаке тёплой вони собственных экскрементов. Быдлократия! В мои уши снова вторгаются аккорды  квартета ля-минор, душераздирающие вопли обезумевших струн. В меня вселилась свобода: она разит своим смертоносным       оружием направо и налево и успокоится лишь с финальным большим взрывом. ***к!! Чистое уничтожение -   окончательное и завершенное. После него уже некому будет        подтирать кровь с пола. Сверкающее, как колесо света, стремительно скатывается к обрыву, а затем, через край, в    черную бездну. Я блюю. Я существую. Я - Бетховен!             Я - творец огненного колеса! Я - Брахман!! И ни строчки я вам больше не напишу!!

Особняк в Милютинском. Китаянку мучает жажда, она пьёт воду, ей плохо, неловко задевает стеллаж с жОлтыми человечками и они рассыпаются по полу. Оживают в панике, словно пластилиновая мультипликация.
Бросив все, она выбирается в окно, открыв его заветным ключиком. Становится холодно. В чёрной шёлковой тройке, сливаясь с теменью вокруг, она бредет через проходной двор, заваленный коробками с китайскими товарами.

Выходит к Сретенскому монастырю. Во дворе она находит друзей Брахмана - Красноштана с Янкой.

У реставраторов друзья угощают Китайку монастырской едой, делают чай.
Она засыпает на сундуке.

   - А ведь она могла бы нам помочь договориться с китайцами
в павильоне «СССР»... Где же Брахман? Он должен знать по-китайски... Дай-ка мобильник, я его вызову.

   - Да у него сроду не было мобильного.

Они будят Китаянку.

Они входят в храм во дворе монастыря.

Помятый Брахман уже ждёт их с иноком Досифеем. Выходит священник, отойдя чуть в сторону, инок Досифей говорит с ним о чем-то. Китаянка ожидает на деревянной скамье у входа.

Брахман и Китайка тайно венчаются в храме. Присутствуют Красноштан, Янка с Улькой. Входят Надя и друзья реставраторы.

Тем временем, разгорается конфликт: драка в китайском ресторане между местными «дикарями» и китайцами. Одного крепко гасят.

В больнице умирает избитый китаец и его охранник бежит куда-то с этой черной вестью.

В особняке Хун Лу читает статью в газете «Коммерсант», надев очки и листая толстый том толкового словаря Даля. Долго ругается по-китайски – вдруг ему слышится, будто кто-то по-русски словно переводит его ругательства: Чёрт, чёрт, чёрт! Он идёт вниз.
Комната Цин Си. Входит Хун Лу.

   - Они не поделили рынки. Будет война.

Хун с женой смотрят новости. Известная ведущая, улыбается с телеэкрана.

   - Никто не ожидал в наше стабильное время опиумной войны на улицах Москвы. Русские люди возмущены. В Москве сотни тысяч    иммигрантов. «Московский комсомолец» пишет, что           китайская царица пьёт в подвале русское молоко, предназначенное  детям. Она заправляет китайской мафией в столице России! Что же говорят граждане на улицах столицы? Что они думают об этом? Наш корреспондент передаёт с Арбата. Матвей?

   - Анна? Мы опросили множество москвичей. Давайте послушаем, что они думают об иммигрантах.

   На экране появляется давешний мордоворот с лицом, словно блин с дырками для глаз. Теперь он в телогрейке и с ведром краски.

    - Они сделали из нашей столицы, нашей великой родины какой-то прямо чайна-таун, Китай-город просто!

Загородная ферма Барона. Полнолуние. На краю поля джип с погашенными огнями.
Мужчина в милицейской форме - генеральские звёзды на плечах и лампасы на штанах - крадётся сквозь дыру в заборе, проходит к сараю, где хрипят кони.
С другой стороны через дверь входит Барон - высокий статный мужчина под шестьдесят, с длинными чёрными волосами. Кони хрипят, припадая на задние ноги.
Псы во дворе замолкают и повизгивая, прячутся кто куда.
В деревне гаснут лампады и свет в окнах.

   - В городе появилась китайская мафия. Рынок хотят захватить
и внедриться в общественное сознание, суки позорные.

Барон морщится, подозрительно глядя на мента.

   - Ты не выпил, ли, дорогой Генерал?

   - Что вы, третий день ни грамма не пью.

   - Ну, хорошо, у страха глаза велики. Может, это корейцы? Они ведь похожи, как ты знаешь, надеюсь. Мы тут одного давеча разоблачили...

   - Да что вы, конечно. Это ведь не вьетнамцы, с которыми мы
работали в прошлом году. Они...

Пауза.

   - ...более шустрые, что ли. У них этот...*** - - этот - Хун Луй.

Прищурившись, Барон серьёзно переспрашивает. Садится в кресло, а Генерал достаёт из кителя металлическую фляжку.

   - Хун Лу?

Мэр беседует с военным генералом в странной комнате с круглыми окнами - она все время покачивается. Вдали за окнами – вода.

   - Я прошу у вас помощи для избавления от жОлтой заразы.

Выглядывает в иллюминатор.

Серая вода реки.

В ресторане «Пекин» китайца хватают милиционеры в задней комнате за кухней, где он пирует с любимой официанткой.

Павильон «Россия» на ВВЦ. Второго китайца арестовывают возле стенда с видеокамерами.

Третьего китайца вяжут в Сандуновских банях, где он пытается занырнуть поглубже в бассейн и ментам приходиться раздеваться до трусов, вылавливая его.

В опиумной курильне, пожилой китаец рассказывает укуренной художнице-авангардистке древнюю притчу, чем-то неуловимо напоминающую начало фильма.

   - Слуга увидел, как господин стал выводить слова, узоры и
написал два слова: «Мой брат». И приказал слуге отнести тому нищему. Слуга передал письмо и стал ждать, как нищий отреагирует, но тот не сказал ни слова, но подобрал с земли кремень и тёмный след камня оставил те же слова, но со знаком
тире между двух слов: «Мой брат - мой брат».

Театр теней на матерчатом белом экране, иллюстрирующий притчу.

Вечер. Брахман рисует пастелью в мастерской монастыря на большом листе картона , прикрепленном к стене, а Китаянка спит на сундуке, укрытая медвежьей шкурой. Вбегает встревоженный инок Досифей.

ДОСИФЕЙ.  Плохие новости. Говорят, что
началась война между жолтыми
и «дикарями».

БРАХМАН.  Какими еще дикарями?

ДОСИФЕЙ.  Жолтые, понятно, китайцы, а вот
если появятся еще и «дикари», то нам всем - труба. Это просто
ваврвары. Лучше всего вам уехать отсюда подальше. Я знаю
людей в Новом Афоне. Там можно укрыться в монастыре.

Брахман будит Китаянку.

Комната в особняке. Китаянка собирает в портфель натуральной кожи книгу перемен «Ицзин», древнее зеркало... но не успевает - в комнату врывается Хун во главе охранников в чёрных  хлопчатобумажных спецодеждах. На нагрудном кармане у каждого вышит шёлковым красным мулине серп и молот. Они заставляют ее пить холодный чай с сон-травой и уговаривают не делать глупостей.

   - Выпей это лекарство. Ты успокоишься и все пройдет.

И она пьет. Совсем обессилев, засыпает с древним зеркалом в руке с ручкой в виде единорога.
Ее укладывают на белый диван, обитый шелковым гобеленом с изображением Великой стены... В зеркале появляются кадры:
Поле на рассвете. Китайская девочка в платьишке белом срывает розовые лепестки, складывая в нефритовую шкатулку.

Морг. Небольшая толпа китайцев окружила санитара в синем халате.

   - Выдайте нам труп товарища, погибшего в драке, для торжественного захоронения на китайском кладбище.

   - Я отказываю вам. Не имею права. Поймите, обстановка аховая...

Китайцы громят морг в поисках своего безвозвратно исчезнувшего земляка. Вожак с серпом и молотом на нагрудном кармане призывает:

   - Решаем ехать в крематорий!
Остальные единогласно голосуют руками, поднятыми к потолку:
   - В крематорий!

   - В крематорий!

«Жолтые» отлавливают отморозков-дикарей повсюду:

В тренажерном зале, среди качающихся на тренажёрах мужчин, китайцы вытаскивают из-под штанги парня с толстой шеей.

В пивной, ударив кружкой в лоб соседа по столу, китаец оттаскивает крепкого парня к выходу.

В бассейне с рыбами, где плавают аквалангисты, гоняясь за голыми женщинами, пытается скрыться толстый китаец.

У памятника Ленину у входа в павильон «Россия», компания проводит подготовку к захвату «СССРа». Рекогносцировка на месте - осмотр памятника Ленину напротив павильона.
Обнаружив полое пространство под полами пальто Ильича, Наденька забирается туда и говорит горячую речь.  Не слушая её - да и не слышно за их криками - соратники ходят по кругу вокруг постамента с криками хором: «РЕВОЛЮЦИЯ! РЕВОЛЮЦИЯ!!»
Мент достаёт револьвер. Вращает барабан.               

Лагерь боевиков в лесу. Микро с Илёй-Че. Она лежит на диванчике покрытым весёлым ситчиком, к нему спиной в лёгкой юбке, подогнув левую ногу под себя и выставив зад. Он читает книгу Алена Роб Грийе «Проект революции в Нью-Йорке», поглаживая её по заднице.

НАДЯ.  Ты не против если я сделаю татуировку на левой ягодице?

ИЛЬЯ-ЧЕ.  Какую?

НАДЯ.  Кара-курта. Укус этого паука смертелен.
В лес прибывает Красноштан с палатками. Он и два помощника, напившись ставят палатки и вешают лозунги: «Земля крестьянам. Фабрики рабочим.» Голос Рассказчика-Хозяина говорит об истории терроризма в дореволюционной России и при Советской власти.

Брахман ходит по комнате в маске Хозяина и развивает идею «ПАРНАСа».
   
- Партия авангардно-революционного направления анархо-сюрреалистическая должна быть создана нами без коммунистов, ведь мы - артисты.
 
   Улька лежит на ковре в луче света от видеопроектора и мастурбирует, не снимая джинсов, глядя при этом документальный фильм, посвящённый религиозной церемонии, действие которой происходит в Центральной Африке. На белой стене документальные кадры.
ГОЛОС ДИКТОРШИ: «Семь девушек знатного рода из побеждённых племен должны быть насажены на половой член бога плодородия под сенью пальм и ...»
Улька не успела убрать торчащий кончик языка, который чуть высунула, как на её фарфоровом лице мелькает легкая улыбка удовлетворения.
БРАХМАН (продолжает речь).  Под этими телегами подписался бы Роб-Грийе, Бунюэль и многие из русских сюрреалистов в Париже.
Ночь. Улица. Горит фонарь. Аптека закрыта. Крансоштана преследует Серый. Он быстро шагает по переулку. Крансоштан оборачивается, видит преследователя оборачивается и бросается бежать.
Вечер в лагере боевиков. С макетом автомата Калашникова, молодые ребята преодолевают полосу препятствий.
Орут речёвки под руководством командира лет пятидесяти в камуфляже.
Сидя вокруг костра, слушают Командира.
КОМАНДИР.  В девяносто третьем, когда мы защищали Белый Дом, мы проиграли и  нам приходилось уходить подземными коммуникация. После захвата белого дома демократами с помощью танков мне пришлось скрываться годами. Потом меня поймали и посадили. На четыре года...

Комната особняка. Китаянка спит, зажав в руке зеркало. В нём исчезают чёрно-белые кадры розовой идиллии в саду. Оно потускнело - в доме беда.

Брахман пишет записку в блокноте, сидя на камне у белой стены храма.
Он прикрепляет записку к воздушному змею.
Брахман запускает воздушного змея в виде китайского дракона с длинным хвостом.

ГОЛОС БРАХМАНА.  Я запускал воздушного змея в виде китайского дракона с длинным хвостом. Я привязал к нему
записку для любимой, написав её, сидя на холодном камне у белой
стены древнего храма, возле усыпальницы с мощами святых.

В подвале Красноштан соскабливает грибы, по виду - полные поганки, с ржавых труб отопления:

КРАСНОШТАН.  Когда я умер, я получил сообщение от единого бога. Поэт Брахман нашёл-таки безумного мальчика-авиамоделиста
и его прадеда, авторитетнейшего московского каббалиста. Раскрыв старую книгу, он открыл Брахману: в Москве появилась сама предводительница демонов - Хилит. Вон она, он показал окно дома напротив. Старинный особняк 18 века, а в окне прекрасная девушка
со светлыми длинными волосами. О, Боже! Нет!! Это не та, кого
я ждал. Я ждал Цин  Си, а это её небесный двойник...!

Красноштан показывает историю в лицах и одновременно дожёвывает свои поганки.

Зеркало в руке девушки совсем тускнеет, переходя в чёрный цвет - лицо негра.
Лицо негра.

В китайском ресторане Негр и Китаянка танцуют данс-модерн в баре. Причём стойка установлена, как декорация на театральной сцене. В процессе сближения, Негр-бармен выбирается из-за барной стойки, слившись в смертельном поцелуе с Китаянкой. Звучит злобно-маталлическая музыка группы «Разнузданные волей».

Вечером, на набережной, через реку, против памятника Петру, Брахман и Китаянка выходят на веранду шикарного пентхауза.

   - Я люблю тебя...

   - Я люблю тебя... больше тебя.
   - А я - больше!

Цин Си отдаёт приказ двум китайским бойцам в чёрных хлопчатобумажных робах с серпами и молотами на груди.
ЦИН СИ
Уничтожить Брахмана.

Хун Лу берёт свой старинный арбалет с лазерным прицелом, одевает старинную боевую одежду.

Мэр едет по городу в сопровождении ментовской машины.

Менты переговариваются по рации. Мэр смотрит в зеркало заднего вида.

   - Что-то я не похож на китайца...

Мэр смотрит в боковое окно.

   - Стойте!

Выскочив из машины возле детской площадки, отнимает маску у мальчика в скверике - это маска поросенка с косыми глазками.

Хун Лу с оптическим ружьём поднимается по строительным лесам, вокруг памятника Петру.

На веранде пентхауза, через реку, напротив памятника Петру - целуются Брахман и Китаянка.

Хун Лу прицеливается -

Красная точечка зажигается на виске Брахмана.

В микро, поедая сушёные грибы, едут Красноштан и Янка. По телевизору слышат переговоры ментов о Китаянке:

   - Взять эту ****ь! жёлтопузую!

   - Где взять!? Алло! Алло! Где взять-****ь!?

Красная точечка зажигается на виске Китаянки.

Памятник Петру в строительных лесах. В этот момент на набережную выскакивает микро с галлюцинирующими торчками Красноштаном и Янкой, мчится, вышибая опоры лесов вокруг памятнику Петру. Леса рушатся.

Хун Лу летит с огромной высоты вниз.

Красноштан и Янка принимают, упавшего с неба на крышу микро, китайца, за очередную галлюцинацию.

   - Это што за свинство?

   - Лица жОлтые над городом кружатся, - нараспев.

Они хором поют песню на мелодию хита Ю.Антонова «Листья жёлтые ...»

Идут по ночным улицам с рюкзаками.
Выскочив из-за угла, четверо крепких парней страшным ударом сбивают с ног Брахмана. Поднимают на руки Китаянку и бегом исчезают в темноте..

Цин Си несёт деньги, стоящим у дверей «отморозкам». С ними Китаянка. За вознаграждение они отдают её Цин Си.

Китаянку вновь опаивают сонным зельем отец и Мулатка. Запирают в комнате-мастерской. Огромное количество глиняных человечков заполонило все полки. Теперь уже ряды человечков стоят вдоль стен. Оживают один за другим.

С помощью инока Досифея, Брахман спускается в подземелье. Они идут по тёмным тоннелям подвала.
Проникают к Китаянке через подземелье особняка.

Попадают в лапы охраны.
Брахмана засовывают головой в жёлтую глину.


Возмущённые глиняные фигурки, вылепленные Китаянкой, нападают на охранников под предводительством глиняной головы Брахмана.


Красноштан с Янкой ищут подземных путей в особняк с мастерской.

Китаянка просыпается - Зеркало проясняется.

Красноштан и Янка выбираются из люка канализации во внутреннем дворике особняка. Там же валяется связанный Досифей. Они освобождают его руки от скотча.

Брахман и Китаянка выходят из комнаты.
В дальнем коридоре сталкиваются со Спутником, Янкой и Досифеем.
Вместе. Досифей, Красноштан, Янка, Брахман и Китаянка гасят охрану.

Китаянку поднимают на колокольню с помощью инока Досифея.
Лечат колокольным звоном на звоннице монастыря.

Город погружается в ночь.
Какой-то хмырь в затертой кепке, волокёт к китайскому особняку чемодан, угодивший в него, когда он так неудачно присел в кустах возле подмосковного полустанка.

Рабочие в жолтых жилетах спускаются в метро.

Работницы моют мраморный пол на станции метро Площадь Революции.
Полная женщина в жилете протирает тряпкой медную фигуру революционного бойца. Обхватив ладонью с тряпкой, ствол маузера, зажатого в медной руке, она долго и задумчиво двигает по стволу рукой - туда-сюда, туда-сюда.
Из другой её руки с грохотом выпадает на пол металлический совок.
Она блаженно улыбается, облизываясь, поправляет освободившейся рукой волосы, выбившиеся из-под красной косынки.

Здание ФСБ на Лубянке. Длинный коридор с красной ковровой дорожкой. На одной из дверей табличка:
Совет Безопасности

Генерал в панике. Глядя в экран компьютера, он отдаёт многочисленные приказы в микрофон, надетый на ухо, как у шоу-менов на телевидении.

   - Встань. Встань. Молодец. Иди. Иди. Теперь направо. Направо, мудак! Тьфу, бля! Психотроны херовы.

Он срывает в сердцах микрофон и хватает телефонную трубку массивного чёрного тяжёлого аппарата тридцатых годов.
В кабинет входит Мэр.

Товарищ генерал, необходимо скоординировать усилия.

Мэр подходит к окну.

   - Эх, не успели памятник поставить...  Василий Иваныч, я помогу тебе на президентских выборах. Выручай.

   - Садись. Будем договариваться о совместных действиях. Эй,
капитан! Принеси, милок, нам коньку. Того, помнишь? Реми, реми... Что-то там про мартен. Сталевары его что ли трескают? на забастовках. За милую душу. На оранжевые деньги.

Все китайцы во главе с Цин Си заперлись в подвале. На мониторах видно, как милиционеры окружают особняк.

Мужские и женские рабочие в жолто-оранжевых жилетах садятся на рабочую платформу ремонтного поезда, мчатся через тьму и мрак тоннелей.
На ходу достают из подсумков китайские маски.
Надевают маски китайцев, достают короткоствольные автоматы.

Брахман выносит Китаянку во внутренний двор монастыря.
Китаянка в объятиях Брахмана.

КИТАЯНКА (шепчет).  Неужели это лишь сон?

В небе летит авиамодель кукрузника.

Древнее зеркало вновь проясняется - отражение глаз прекрасной китайской девушки - она открывает глаза в келье монастыря. Досифей в черном облачении подносит ей травы и читает молитву.

В подвале особняка трясутся в страхе Цин Си и Хун Лу. На мониторах:
Особняк захватывают «рабочие» через подземелье. Хун вырубает свет.

Нападающие - менты и «рабочие» стреляют друг в друга.

Хун врубает свет. Загораются мониторы:
В подземелье гора трупов в форме ментов и оранжевых рабочих в масках китайцев.

Улька с лесбиянками допивают пиво, катаясь на лодках вокруг памятника колосу на ВВЦ.                Идут в сторону павильона СССР, вскаивают в паровозик с туристами.
Красноштан с группой боевиков пробираются к павильону по территории ВВЦ. По пути встречают группу узбекских садовников в форме ВВЦ. Грозный Красноштан во главе боевиков подходит к ним.

КРАСНОШТАН.  Раздевайтесь.

Голые узбеки жмутся под яблоней.

   Переодетая группа Красноштана встречается с группой лесбиянок во главе с Улькой.
Надежда, Янка и Красноштан в микро с Максимом, Медсестрой и Ильёй подвозят Брахмана и Китаянку на ВВЦ в бывший павильон «СССР».

Кабинет с деревянными панелями на стенах. В углу клетка с попугаем какаду. Вольф в сером костюме складывает шприцы с лейблом «ПРАВДА» в дипломат. Набирает сообщение на компьютере:
         
                ВСЕМ СОБРАТЬСЯ НА ВВЦ

Группа Ульки и группа Красноштана окружают павильон с крупными буквами на фасаде:
                «АССАМБЛЕЯ НАРОДОВ РОССИИ»
Тут же рекламный плакат:
       «Костюмы и подарки телевизионного шоу ПОЛЕ ЧУДЕС»
Захват бывшего павильона «СССР» группой Краноштана-Ульки.
Улька влазит в окно туалета. Сваливается на умывальники, возле которых стоят двое перепуганных китайцев.
Красноштан в подручными просто входят через служебный вход, не обращая внимания на вопросы китайских служащих.

Все двери павильона «Россия» закрываются изнутри.
Из кабинета директрисы, препуганной бурятки, вытаскивают огромный старинный шкаф карельской берёзы.
Баррикадируют входную дверь павильона старинным резным шкафом.
На шпиле павильона поднимается советский флаг, звучит «Интернационал» (песня такая).
Ларёк в углу павильона. Стукач-китаец из торговцев, среди китайских ваз с эротическими рисунками, шлёт электронные сообщения, набирая иероглифы на экране ноут-бука...
Кабинет в ФСБ. За окном пустой постамент памятника. В огромной клетке огромный цветастый попугай.
Вольф в сером костюме и при галстуке. Он получает ряды иероглифов на экране своего ноут-бука, но расшифровать не может.
ВОЛЬФ(орёт) Проклятые желтопузые. Я ведь не понимаю!
Достаёт из ящика стола, початую бутылку виски. Пьёт понемногу из горлышка.

Подготовка свадьбы в павильоне «СССР»: девушки китайки, сбежавшись из своих ларьков, что-то лопочут по-своему, собравшись вокруг Китаянки. Наряжают её.
Ряды ментов, готовящих приступ павильона. Недалеко телевизионный микроавтобус с тарелкой спутниковой связи на крыше. Операторы тащат большую видеокамеру «Betacam» и штатив.

Кабинет ФСБ. За окном пустой постамент памятника. Работает телевизор. В углу, заикаясь, ворчит в своей клетке попугай какаду.

ПОПУГАЙ. Это тебе не... Это тебе не... марки на жопу клеить!

Под ним - засранный пол.

Вольф видит по ТВ захват павильона, напивается и читает стихи Блока своему большому цветастому какаду в клетке.

ВОЛЬФ. «...В белом венчике из роз          Впереди Исус Христос!»

   Надя распропагандирует китайских торговцев при помощи переводчика - это Стукач-китаец, посылавший давеча сообщения в ФСБ.

Менты готовятся к приступу. Выстроившись в ряд и прикрывшись пластиковыми щитами, они колотят по ним дубинками, но пока стоят на месте.

Илья-Че встречается с Мэром. Войдя в его кабинет, он смело садится напротив. Мэр говорит с ним спокойно, как с равным.
МЭР. Илья-Че, Илюша... Я уж не буду звать тебя Ильичом, это твой сынок им будет по праву. Кстати как он, здоров?
ИЛЬЯ-ЧЕ (сдержанно)Спасибо, Юрий Михалыч, вашими молитвами.
МЭР. Теперь позволь перейти к делу. Твоя мама член совета федераций и тебе надо подумать о ней. Твоё будущее в твоих руках. И будущее мамы... Ведь политика - это большая сфера деятельности, большое поле применения сил. Ты можешь занять более спокойную нишу. В единой России. А твои акции ЮКОСа не пострадают, я обещаю.

Илья-Че задумчиво кивает головой.

Надя, сидя на стуле в ларьке Стукача-китайца, получает SMS от Ильи-Че:

          «Успокоить людей и отойти с миром. Илья-Че»

   С переводчиком-Стукачом они пьют китайскую водку. С горя Надя быстро пьянеет, постоянно лопочет что-то неясное о революции и, в конце концов, разбив пару ваз, в революционном экстазе предлагает себя Стукачу среди китайских ваз с эротическими рисунками - просто поднимает ситцевую юбку всё выше и выше.
   Он ставит её коленями на стул, задирает юбку на голову. На голом бедре Нади видна татуировка: скорпион.
   Стукач шлёпает по голой ягодице.
   Долго колышется, приподнимая хвост с жалом, скорпион на пористой надиной коже.

   Серый с бутылкой виски в руке распахивает окно своего кабинета с видом на площадь - светятся неоном огромные буквы напротив:

                «ДЕТСКИЙ МИР»

   Надина ягодица всё колышется вместе с татуировкой на белой коже - мохнатым чёрным пауком.

   Вольф достаёт из клетки притихшего попугая, прячет под полой пиджака и подходит к окну.

   Он прыгает из окна кабинета, прижав под пиджаком. попугая какаду.
   На ягодице Нади,  паук шевелит лапками, постепенно затихая.

   Вольф падает, прошибая своим телом крону столетнего дуба, прямо на газон.
   Подбежавший человек переворачивает его - из-под полы пиджака вылетает цветастая африканская птица. Сев на ветку, попугай кричит.
ПОПУГАЙ. Это тебе не марки на жопу клеить!!

Вокруг павильона «СССР» скапливаются микроавтобусы милиции и телевидения. Операторы расчехляют видеокамеры. Милиционеры проверяют автоматы.

Внутри павильона ликование: под высоченными сводами звучит гимн Советского Союза. Павильон полон китайцев. Здесь представители всех времен и народов в национальных костюмах. Также, здесь абсолютно все герои фильма. Играется свадьба Китаянки и поэта Брахмана.

Апофеоз: свадебная церемония с православным батюшкой, благословляющим Брахмана в маске Хозяина и Китаянку.
«Хроника» Тысячные толпы китайцев идут к широкой реке Оке. Их сопровождают православные батюшки в чёрных одеяниях.               
Китайцы принимают крещение в водах великой русской реки.

По всем телевизорам и радиоточкам в отдалённых уголках тайги и на берегах всех морей транслируются документальные чёрно-белые кадры - толпы людей в черных робах всасываются жерлами метрополитенов и проходных, гудят сирены заводов и пароходов (кадры из российских и китайских архивов).  Все идут на работу.

Ранним утром, под стенами Великой Кремлевской стены, по обрывкам мусора после предвыборного митинга - валяются плакаты с лицом мэра и надписью «Новый Президент» - на жОлтых велосипедах едут рядами и колоннами крепкие парни с жОлтыми глиняными головами. (Мультипликация.)

Подмосковье. Ранним утром у проходной фабрики Морозова стоит Брахман в чёрном хлопчатобумажном спецкостюме с серпом и молотом, вышитым красным мулине на нагрудном кармане куртки. Он  вручает всем рабочим в спецовках свои стихотворные сборники. А кто не хочет - тем вручают насильно, многочисленные юные помощницы во главе с Надей.

титр:  ВСЕ УШЛИ В РАЙ (ад закрыт)

(использован отрывок из сценария "Дом", написанного Аркадием Славоросовым - для режиссёра Саша Кузнецов))


Рецензии