Особенности национальной рыбалки. Канадский вариан

Трое заядлых рыбаков искали четвёртого компаньона для выезда на природу. Путь предстоял неблизкий: восемьсот вёрст по приличному шоссе и ещё четверть этого расстояния по грунтовой дороге. Зачем им был нужен дремучий любитель, меня в известность не поставили.

Сказали лишь:
— Едем ловить форель. Тебе понравится.
Помня о своём неудачном охотничьем опыте, я вяло попытался уклониться от предстоящего приключения:
— У меня нет лицензии. Охотничья есть, а рыболовной нет.
Но мой туз не оказался козырным и тут же был побит:
— Там купишь. Огнестрельное оружие и охота с ним регулируются общенациональным законодательством, а рыболовство — провинциальным. Мы поедем на север Квебека, там свои правила и свои лицензии. Купим на месте.
— Я не против присоединиться к вам, но нужно согласовать, что брать с собой и как учитывать расходы.
— Список необходимого я уже составил, — ответил Вадим. — На пять дней жизни в кемпинге нам нужно купить двадцать банок говяжьей тушёнки, по два килограмма риса и гречки, по пять кило лука, картошки, моркови и пять литров водки.
— С меня вся еда, — сказал Миша. — Тем более что запасы круп у меня уже есть.
— Хорошо. Тогда Юра берёт водку, Арвидас отвечает за заправку машины и паромную переправу, а я финансирую пять дней проживания в кемпинге и по прибытию в Квебек куплю для всех провинциальные лицензии на рыбную ловлю. По возвращении сложим расходы и разделим их поровну, — подвёл черту Вадим.
— Можно я добавлю? — скромно спросил я. — Противомоскитные сетки не забудьте купить, у кого их ещё нет. И не берите за три бакса самую простую. Лучше потратьте семь и купите ту, что с пружинкой и на макушке, и на шее.
— А зачем с пружинами? — удивился Миша. — Можно ведь купить панаму с сеткой, свисающей с её полей и шнурком внизу.
— Если шнурок вокруг воротника куртки туго завязать, то скоро почувствуешь стук в висках, — глумливая улыбка против воли засияла на моём лице. — А если слабо, то комарики найдут лазейку к твоей сонной артерии. И потом, если купить сетку отдельно от головного убора, то её можно будет использовать во время сна в спальнике.
— Как? — поинтересовался Вадим.
— Сделаешь грибок из палочек, вставишь его в сетку и закроешь ей отверстие для дыхания, — ответил я.
— Не понял. Какой грибок? И зачем? — удивился Арвидас.
— Он тебе на месте покажет, — рассмеялся Вадим. — На словах тебе, лабусу, этого не объяснить.

Я люблю приключения и поэтому согласился участвовать в экспедиции. Тем более что нужно было стереть неприятный осадок, оставшийся от общения с одним российским олигархом, недавно появившимся в нашем краю.
Навороченный миллионер объявился в провинции неожиданно: никто его до этого не знал, но по масштабам его планов всем сразу стало ясно — таких акул бизнеса эмигрантская среда здесь ещё не встречала.
Ещё до своего появления он обзавёлся в нашем краю солидной недвижимостью. В его владении оказался огромный каменный дом в престижном районе провинциальной столицы, сруб у озера за городом, древесину для которого, на всякий случай, привезли через всю страну из Британской Колумбии, и ещё один загородный дом у океанского залива с животноводческой фермой при нём.
Но эти капиталовложения не шли ни в какое сравнение с масштабами грандиозных планов нувориша.
Согласно генеральному замыслу бизнесмена, на выкупленной в собственность части залива он планировал построить причалы для собственного рыболовного флота.

Меня познакомили с ним на вечеринке в его загородном срубе, куда новые друзья хозяина имели право пригласить своих друзей. Так он расширял круг знакомств в новой для себя стране.
Первой же его фразой, обращённой ко мне, был вопрос:
— А ты случайно не охотник?
— Нет, — честно ответил я.
— А приходилось стрелять когда-нибудь из ружья?
— Из ружья не стрелял, но опыт стрельбы из автоматов и пистолетов имею.
— Отлично, — обрадовался он и, развернувшись ко мне спиной, куда-то ушёл.
Оставшись в одиночестве, я вышел на высокую веранду, обращённую к большому озеру, полюбоваться закатом и насладиться бутылочкой холодного пива.
— О, вот ты где, — донеслось из-за спины. — На, держи. Это «Беретта А400 Экстрим». Лучшее, что есть для охоты на птицу.
Я поставил недопитую бутылку на перила веранды и взял ружьё из рук моего нового знакомого. В этот момент моё внимание привлекла породистая собака, застывшая у его ног. Животное внимательно смотрело чёрными глазами-пуговицами на хозяина и ждало команды.
— Какой у тебя замечательный кокер-спаниель, — сделал я комплимент.
— Это русский спаниель, а не кокер, — получил я в ответ.
Тон хозяина не располагал к уточняющему вопросу вроде «а какая разница?», и я приоткрыл затвор «Беретты». Ружьё оказалось заряжено и готово к выстрелу.
— Там «пятёрочка». Когда будешь готов — скажи, — я понял, что он говорит о номере дроби в патроне, но не был уверен, к чему именно должен быть готов.
— Ты хочешь проверить, умею ли я стрелять?
— Именно, — коротко сказал он. — Здесь и сейчас.
— Готов, — ответил я и, наведя ствол на водную гладь, приложил приклад к плечу.
Нувориш быстрым движением взял в правую руку бутылку пива, вылил остатки жидкости под балкон и с силой бросил стеклотару в сторону озера под небольшим углом вверх. Бутылка не успела отлететь и пятнадцати метров, как я пальнул ей вслед. Облако свинцовых шариков поглотило её, и, рассыпавшись на осколки, она утонула в прозрачной воде.
— Молодец, — похвалил меня хозяин виллы. — Поедешь со мной в Альберту уток стрелять.
— Когда? — спросил я.
— Когда сезон откроется, — неопределённо ответил он.
— У меня лицензии нет.
— Нет — так получи. Охотничью и на оружие. И купи себе пару приличных ружей: одно на птицу, другое на оленя.
— Зачем на оленя? — убивать благородных животных я не собирался.
— У меня на заливе, за домом, десять квадратных километров леса в собственности. Там оленей как бездомных кошек в Ростове-на-Дону.
— Хорошо, — согласился я. — Получу лицензии и перед тем, как покупать ружья, позвоню тебе — поможешь выбрать.
— Помогу, — пообещал он и больше к этому вопросу не возвращался.
В буквальном смысле этой фразы.
Я потратил два уик-энда и полторы сотни баксов на лицензии и, как договаривались, доложил о своей готовности вложить ещё как минимум тысячу на покупку ружей среднего класса. Он выслушал меня, сказал, чтобы я обратился за советом к «дядюшке Гуглу», и больше ни уток, ни Альберту, ни оленей не вспоминал.

Вот уже четыре года валяются две пластиковые карточки среди моих документов, а природоохранные органы регулярно шлют мне извещения о начале очередного сезона охоты на дичь — как мелкую, так и крупную.
Для себя я сделал вывод: возможно, как бизнесмен олигарх и крут, но как человек — не фонтан.
Получив приглашение посетить Квебек с удочками наперевес, я подумал:
«Раз охотника из меня не вышло, может быть, смогу стать успешным рыбаком».
И стал собираться в дальнюю дорогу.
Выехали в два часа ночи с четверга на пятницу. До переправы через реку Сент-Лоуренс было около восьмисот километров. Мы знали, что в тёмное время суток паром не ходит. Он вообще пересекает реку туда и обратно всего лишь дважды в день. В последний рабочий день недели он должен был отправляться с правого берега в сторону Квебека в четырнадцать тридцать. За час до отплытия мы должны были быть на причале переправы в маленьком городке с поэтическим названием Труа-Пистоль, что, по моему разумению, означало «Три пистоля».
Кабина мощного пикапа «Форд F-150 Кинг Рэнч» легко вместила четверых мужчин. В кузов мы сложили рыболовные снасти, спальные мешки, одежду, запасы алкоголя и еды, а на прицепе за нами, со скоростью два километра в минуту, летел пятиметровый катер «Юкон-Принскрафт».
Первую треть пути мы провели в полном молчании. Два пассажира на заднем диване дремали, стараясь добрать недосып, водитель следил за дорогой, а его напарник на переднем сиденье следил за ним. Только в пять утра, когда мы проехали городок Монктон, была произнесена первая фраза:
— Ребята, как едем: по скоростной или по короткой? — поинтересовался у нас сидевший за рулём хозяин «Форда» Вадим.
— А какова разница в расстоянии и времени? — спросил я.
— Восемьсот двадцать километров против семисот пятидесяти. По времени — если без остановок, то семь часов против семи с половиной.
— По скоростной, — ответил сидевший рядом с водителем флегматичный гигант Арви, по прозвищу «Босс русской мафии». — Лучше потерять в бензине, но точно переправиться через реку сегодня, чем убить половину дня на этом берегу и завтра ждать своей очереди на паром.
Его глубокий и певучий голос с лёгким прибалтийским акцентом давал слушателям время обдумать каждое слово.
— Поддерживаю, — сказал уроженец Калининграда Миша, худой шестидесятилетний мужчина, выпускник факультета промышленного рыболовства технического университета родного города. — Следующий паром отправится только утром, в половине одиннадцатого.
Я полез за термосом с кофе и пластиковыми стаканчиками. Солнце уже взошло, и спать больше никто не собирался. Имея за плечами профессиональные курсы выживания в северной тайге, где среди озёр и дремучего леса я провёл в одиночестве девять дней, я был уверен, что пригожусь в импровизированном рыбацком лагере. Но до бивуака ещё предстояло добраться, и я решил развлечь попутчиков исторической справкой.
— Кто-нибудь знает, как городок Труа-Пистоль получил своё название? — поинтересовался я.
— «Труа-Пистоль» — это «три пистолета», — лениво пробурчал в ответ литовец Арви.
— Логично, — поддержал его Вадим, не отрывая взгляда от дороги. Он был коллегой Арвидаса по таксопарку и относился к своему ремеслу профессионально. — Наверняка название связано с перестрелкой среди местных моряков или с временами англо-французской войны за заморские территории.
Всем было известно, что «Босс русской мафии» — полиглот, владеющий как минимум четырьмя языками. В этот перечень входили его родной, английский, русский и испанский. В их знании никто не сомневался, так как он неоднократно демонстрировал свои способности в нашем присутствии. Однако мы никогда не слышали от него и слова по-французски, хотя он уверял, что окончил в Клайпеде школу с французским уклоном.
— Попался, — злорадно сказал я и похлопал впереди сидящего приятеля по его мощному покатому плечу. — Труа-Пистоль означает не три пистолета, а три пистоля. А пистоль — это золотая монета, бывшая в ходу во Франции в конце семнадцатого века.
— И какое отношение имеют средневековые пистоли к деревне на Сент-Лоуренсе? — не сдавался литовец, даже не пытаясь скрывать свой скептицизм.
— Тебе ведь известно, что уже к началу семнадцатого века оба берега реки были заселены французами — от устья и до самого Монреаля?
— Допустим, — сорвалось с губ любимое вводное слово литовца, и лукавая улыбка заиграла на его лице. Этим предположением он обычно прикрывал недостаток знаний в какой-либо области.
— А хоть допускай, хоть нет, но факт того, что здесь лягушатники живут ещё со времён Франциска Первого, непреложен, — рассмеялся я.
— Юр, так что там с тремя пистолями? Название действительно необычное для прибрежной деревушки, — спросил Миша. В отличие от Арви, он был готов приобрести новые знания.
— Этимология названия связана с небрежностью знатного вельможи, который, переправляясь через реку Сент-Лоуренс, уронил в неё серебряный гоблет стоимостью в три пистоля. В то время для местных поселенцев это были огромные деньги, равные трёхдневной зарплате королевского мушкетёра. Богатый сановник лишь с сожалением вздохнул о своей потере, а рыбаки и китобои ещё несколько недель после этого случая ныряли в холодную воду, пытаясь отыскать роскошную вещицу на дне реки.
Я намеренно не стал пояснять умное слово «гоблет», которое выловил в паутине интернета, готовясь к поездке. Был уверен, что попутчики не знают, что это всего лишь винная чарка, и хотел дождаться уточняющего вопроса. Но на рыбаков-любителей мои игры ума впечатления не произвели. Они и раньше не заморачивались этимологией названий городов и посёлков, а уж на гоблет им было наплевать с высокой колокольни. Да что там — о названиях населённых пунктов или винных чаш говорить нечего: как оказалось позже, они во многих вещах не удосуживались разобраться.
На половине пути, во Фредериктоне, мы сделали короткую остановку: купить свежий кофе и слить ранее выпитый. Заправлять машину не требовалось. Бак «Форда» вмещал почти девяносто литров, и этого количества бензина должно было хватить до самой переправы. Водительское место занял Арвидас. Вадим перебрался на заднее сиденье и на пару часов поездки отключился. Несмотря на то что за двадцать километров до Труа-Пистоля нам всё же пришлось заправляться, на переправу мы прибыли намного раньше, чем планировали. Литовец слегка перегазовывал, ведя непривычную для себя машину, чем увеличил расход топлива примерно на десять процентов. Бранить его за эту мелочь мы не стали, но, остановившись на пирсе, за руль вновь сел хозяин трака.
— Таково требование страховой компании, — сказал пожилой секьюрити, проходя вдоль линии мотоциклов, автомобилей и грузовиков. Затем он сверил водительские права Вадима с регистрационными документами «Форда».
За час, погрузив на палубу три дюжины автомобилей и полторы сотни пассажиров, паром отправился в полуторачасовое путешествие. Небо заволокло сизыми облаками, но лёгкий ветер с реки приносил прохладу, и вода, отражая серое небо, казалась почти стальной. На горизонте то и дело мелькали чайки, сопровождая судно и оглашая пространство пронзительными криками.
— Прибываем в Лес-Эскоуминс, — разбудил меня Арвидас, когда паром замедлил ход. — Ну что, умник, может, удивишь нас знанием языка индейского племени микмак и скажешь, почему именно так они назвали свою деревню?
Я распрямил скрюченную спину и потёр ладонью шею, затёкшую после часа дремоты в сидячем положении. Сквозь иллюминатор судна открывался вид на суровый берег: каменистые склоны спускались прямо к воде, между валунами виднелись редкие кусты, усыпанные красными ягодами. Убедившись, что все участники экспедиции слушают меня, я сказал:
— Назвали потому, что эти каменистые склоны, — я кивнул в сторону берега, — полны ягод. «Эскоуминс» переводится с местного языка как «место, где много красных семян». «Семенами» индейцы называют все ягоды в целом.
— Он или врёт на ходу, либо гений, — буркнул недоверчиво литовец.
— Ты, Арвидас, очень старый и работаешь на свежем воздухе, — вступился за меня Вадим. — А он сидит целыми днями в своём бункере и, как весь работающий на государство офисный планктон, шарится в интернете от нечего делать.
— Действительно, Арви, отстань от него. Я ещё с прошлой совместной рыбалки на реке понял, что у него другая методика подготовки к приключениям. Он пользуется знаниями, опубликованными в сети, а мы — своим личным опытом. Помнишь, как он нас умыл со временем океанского прилива? Мы были уверены, что прилив приходит дважды в день, и через каждые двенадцать часов уровень воды на реке Шубенакади поднимается на три метра. Поэтому, как и в прошлом году, приехали ловить океанского полосатого окуня в то же время и в то же место. И что мы поймали за пять часов? — профессиональный рыбак Миша до сих пор был зол за бесцельно потраченное время и на себя, и на товарищей.
— Три рыбины на восемь удочек, — вставил пару слов Вадим.
— Именно так. А всего-то надо было уточнить у дядюшки Гугла, когда конкретно придёт приливная волна в район, где мы собирались забросить снасти. Это Юра нам по дороге сказал, что в заливе Фанди приливы идут с периодичностью тринадцать, а не двенадцать часов. Поэтому от года к году время прилива в конкретном месте и в конкретный день меняется. Мы поленились потратить пять минут на проверку информации — и убили целый выходной, — продолжал жаловаться Миша.
Его речь напомнила мне старый анекдот о том, как представитель самой умной нации — к которой, безусловно, Миша и принадлежал, — переходя пустыню, непрестанно жаловался на жажду. А когда ему наконец дали воды, он стал жаловаться на то, как сильно до этого хотел пить.
Арвидас и Вадим были другими. Они редко унывали и на жизнь смотрели проще.
— А зато мы отлично пообщались и попили пивка на свежем воздухе, — сказал Арви. Его оптимизму, при всём его шестидесятилетнем возрасте и богатырской внешности, можно было только позавидовать.
— Точно, — поддержал его коллега. — Хотя растянуть три бутылки пива на пять часов мне было тяжеловато.
— Ну ясное дело, вам не на что жаловаться. Тебя, Арви, жена дома не ждала — ввиду её полного отсутствия как таковой, а тебя, Вадик, супруга выставила из дома, чтобы ты не мешал ей стричь, мыть и даже маникюр делать вашей декоративной собачке, — не зло огрызнулся Миша.
Пока продолжалась эта незлая пикировка старых товарищей — и в прямом, и в переносном смысле, — наш трак уверенно мчал по узкой асфальтовой дороге в сторону посёлка гидроэнергетиков Лабривиль. Мы углублялись в страну прозрачных озёр и быстрых рек. Через два часа пути от «Ягодного места» добрались до посёлка, где в придорожной лавке Вадим оплатил четыре лицензии на рыбную ловлю. В придачу к ним смуглый индеец с вороньими волосами и ехидной улыбкой протянул нашему негласному лидеру брошюру.
Вадик мельком взглянул на буклет и показал его мне. На обложке была изображена девушка, стоящая по колено в озёрной воде. На её голове красовалась коричневая бейсболка, на плечах — тёмная куртка со свистком на шнуре, свисающем из нагрудного кармана, а на ногах — светло-серые непромокаемые штаны. В правой руке она держала удочку, а пальцы левой покоились на рукоятке спиннинга. Глаза скрывали солнцезащитные очки, а за её спиной из воды густо поднималась осока.
На голубом фоне, окаймляющем фотографию, над её головой по-французски значилось: Quebec Reglements de Peche, а под ногами, скрывшимися в воде: et 2017 Sommaire des Regulations.
— Не надо быть Арвидасом, чтобы понять: у тебя в руках местные правила рыболовства, утверждённые на этот год, — сказал я Вадиму. — Но прочитать их сможет только он.
— Вот ему буклет я и отдам, — спокойно ответил он.
Как только мы миновали последнее строение посёлка, асфальт сразу закончился. Наши пластиковые ящики с крючками, грузилами, запасной леской, блёснами и прочей рыбацкой мелочью зазвенели и стали подпрыгивать в кузове «Форда». Нас это не пугало, но потерять прицеп с лодкой и мотором посредине тайги было бы крайне нежелательно. Поэтому Вадим сбросил скорость с сорока до двадцати километров в час, и мы поползли по грунтовке, рассеивая тучи комаров, чьи мёртвые тела оседали на лобовом стекле.
Ещё через час, не доезжая сотни метров до моста через реку, которая, преодолевая каменистые пороги, несла свои воды навстречу океану, мы свернули с плохой дороги на ещё худшую. Пока мы осторожно огибали озеро Куки и объезжали глубокие колдобины, наш литовец лениво листал страницы тонкой книжонки. Так как делал он это без очков, стало ясно: читать он её не собирался.
Наконец мы добрались до развилки из четырёх узких просёлков. Позже выяснилось, что каждая из дорог вела к небольшой поляне с избушкой, построенной местными индейцами на берегу озера Уаувиштон. По предварительной договорённости с владельцем кемпинга мы выбрали крайнюю правую дорогу и через пять минут оказались на месте.
Мы остановились на просторной поляне у открытых дверей ангара. В глубине виднелся небольшой трактор и моторная лодка на прицепе. Нас никто не ожидал, и чтобы привлечь внимание хозяина туристического бизнеса, Вадим несколько раз протяжно посигналил.
Пожилой индеец появился у водительского окна словно из-под земли: очевидно, он вышел из леса, начинавшегося сразу за ангаром. Старик поманил нас рукой и медленно пошёл в сторону хижины. Вадим включил двигатель, и «Форд» покатился по сухой глине к входу.
При ближайшем рассмотрении здание оказалось куда более добротным, чем казалось в наступивших сумерках. Крутая крыша, бревенчатые стены, просторное крыльцо с четырьмя креслами-качалками, электричество от дизель-генератора, пластиковые окна с мелкозернистыми москитными сетками и массивные дубовые двери говорили о том, что и в этих дремучих краях можно вести вполне процветающий бизнес.
Замка на входной двери не было, и это выглядело логично: беспечные гости редко заботились о сохранности ключей, что нередко приводило к конфликтам с хозяевами кемпинга. Именно поэтому инструктаж, который провёл для нас «вождь краснокожих», оказался предельно кратким. Его речь, произнесённая на корявом английском, свелась к одной фразе:
— Вы здесь не одни, поэтому не оставляйте лагерь без присмотра.

Что именно имел в виду старый индеец, оставалось только догадываться. Вариантов хватало.
Возможно, в этих лесах по-прежнему скрывались его соплеменники — потомки тех самых, что ещё двести лет назад любили украшать пояса скальпами бледнолицых. Скальпы нынче они, конечно, не снимают, но, если подвернётся что-нибудь ценное — почему бы не утащить?

А может, он имел в виду наших соседей, таких же горожан-туристов, расселившихся по оставшимся трём избушкам на берегу озера. С ними тоже могло выйти всякое: люди расслабляются, пьют, забывают о приличиях.

Или, наконец, индейский «вождь» намекал на медведей. Эти косолапые хозяева тайги не упустят возможности заглянуть в пустую хижину, если вдруг почуют запах тушёнки или хлеба.
Я не знал правильного ответа, но зато понял, зачем меня затащили в эту Тмутаракань.
— Слышали, что сказал индеец? — Миша глядел на нас с видом человека, которому и самому страшновато, но он делает вид, будто удивлён.
— Серьёзное предупреждение, — поддакнул Вадим. — Придётся кому-то завтра остаться.
Всё стало на свои места. Дежурить придётся мне. И я не возражал. Рыбак из меня, честно говоря, никакой, зато в хозяйстве я надёжен. Дрова нарубить смогу, еду на костре приготовлю, да и с водкой не забалуюсь — я не тот, кто в одиночку на неё подсядет. А если вдруг придётся гнать непрошеных гостей — двуногих или четвероногих — справлюсь и с этим. Чтобы не доводить приятелей до долгих уговоров, я вызвался сам.
— Я завтра останусь здесь. А вы идите и разведайте, где клюёт, а где пусто. Потом удивите меня достойной рыбалкой.
Приятели приняли моё решение с воодушевлением. У них уже давно руки чесались опробовать снасти. Радужная форель, озёрный и океанский лосось, угри, карпы, гольцы — казалось, только и ждали, когда три фаната доберутся до них. Настолько их распирало желание рыбачить, что они даже отказались отмечать прибытие в лагерь настоящей попойкой. Ну а что за попойка на четверых, если в запасе всего один литр «Абсолюта» да банка говяжьей тушёнки? Смешно.
К десяти вечера мы, сытые и усталые, подставили стул под ручку входной двери, залезли в спальники и уснули почти мгновенно.
Ночь на пятидесятом градусе северной широты короткая. В четыре пятнадцать уже светало, а без десяти пять солнце выкатывалось из-за горизонта. За это время мои товарищи успели наскоро позавтракать вчерашними остатками, подкатить прицеп с лодкой к воде и распределиться. Вадим и Миша отправлялись к порогам на катере, Арвидас решил ехать туда же на «Форде».
Причина проста: моторка «Принцкрафт» рассчитана только на двоих. В ней стационарно установлены два вращающихся кресла. Лодочный мотор в шестьдесят лошадиных сил, конечно, и третьего бы вытянул, но правила запрещали возить пассажиров на дне катера.
Перед отплытием они договорились о связи. Миша достал из чёрного пластикового ящика пару раций «Кобра», раздал их друзьям-таксистам и предложил держать девятый канал — тот же, что у них дома. Мне даже чуть-чуть стало завидно: у них получился настоящий маленький спецотряд. Договорились и о том, что с лодки будут брать озёрную рыбу, а с берега, если повезёт, — сёмгу.
Выглядели они готовыми ко всему. Когда моторка взревела и, разгоняясь, оставила за собой белую пенную борозду, я вспомнил, как один мой давний приятель тридцать лет назад в шутку клялся:
— Три года веники курить и на моторке не кататься.
Улыбнувшись этой фразе, я пошёл помогать Арвидасу грузить его снасти. «Большой парень» и сам поднял бы десятикилограммовый ящик, да только закинуть его через высокий борт «Форда» — не его работа. С таким животом и грудной клеткой ни забраться в кузов, ни зацепиться руками за борт он не мог. Вот тут моя помощь и пригодилась.
Звук моторки растворился за стеной леса, урчание пикапа стихло за поворотом. Я остался один. И сразу же наступила тишина, какая бывает только в глухом лесу. Она не звенела — она давила. Вроде и птицы щебетали, и комары пищали у самого уха, но в этой огромной неподвижности всё это казалось мелкими штрихами к главному — к пустоте вокруг.
Возвращение ожидалось только через шесть-семь часов. Времени хватало и на приготовление обеда, и на сон. Но, прежде чем лечь, я прислушался: в кустах что-то треснуло, потом снова стихло. Дом, хоть и крепкий, вдруг показался хлипкой коробкой посреди безбрежной тайги. Я снова подпёр дверь стулом, больше для собственного спокойствия, чем от реальной пользы, и только тогда рухнул на матрас.

За пять минут «Принцкрафт» проскочил пару миль и остановился в двухстах метрах от каменных валунов, где озёрная вода с гулом и пеной рушилась вниз, образуя порог. Над порогом тянулся деревянный однопутный мост — дело рук инженеров, когда-то решивших сжать русло реки.
Чтобы облегчить океанскому лососю дорогу к озеру, рядом соорудили бетонную «рыбную лестницу». С берега она напоминала горнолыжную трассу для слалома: прямые карманы, где поток замедлялся, сменялись резкими изгибами, в которых вода вновь набирала силу.
Ещё десять лет назад лосось поднимался в озеро ценой невероятных усилий. Рыбе приходилось разгоняться против бешеного течения и прыгать через скальные гряды. Многим это стоило жизни: одни разбивались о камни, других ловили лапами медведи, третьи падали обратно в пенящийся поток и начинали путь заново. Только самые сильные и везучие добирались до цели.

Теперь же у рыбы появился шанс: в карманах «лестницы» самки отдыхали, а потом без особого труда преодолевали повороты. Высокие бетонные стены надёжно защищали их от медведей, волков и росомах. Дикая природа осталась за бортом этого гидротехнического чуда мысли и рук человеческих.
Миша с Вадимом поставили якорь за небольшим островком в двухстах метрах от порога и занялись удочками. Место выбрали неслучайно: их лодку с дороги не было видно, так что ни инспекторы природоохраны, ни случайные туристы им мешать не могли.
Арвидас оставил пикап в кармане у моста и пошёл по тропе к воде. Всего сотня метров — но путь оказался непростым. Лес Квебека в этих местах был густой и тяжёлый. Вековые ели с толстыми стволами и свисающими до самой земли лапами образовывали зелёные стены. В воздухе пахло смолой и влажной хвоей, а под ногами мягко пружинил ковер из мха и гниющих иголок.
Когда Арви вышел к обрыву, его встретил вид: серая скальная кромка, с неё — почти вертикальный спуск, а внизу тёмная полоса воды. Гигант оглянулся. За его спиной стеной стоял вековой лес и размахнуться спиннингом не представлялось возможным.
«Даже если я успешно спущусь вниз с ящиком и удочкой, - подумал он, - вертикальная гранитная стена за спиной не даст сделать нормальный заброс. И потом, как обратно карабкаться».
Литовец тяжело вздохнул и тихо выругался по-своему:
— Tai kek;e… — после чего повернул обратно.
Возле «Форда» он ощутил лёгкий голод и заглянул в кабину. На пассажирском сиденье стоял ланч-бокс с бутербродами из ветчины, заботливо завёрнутыми в целлофан. Рядом лежали три поллитровые банки пива Molson Canadian. Арви не скрывал их от друзей — просто знал: эту «мочу монреальского разлива» никто кроме него пить не станет.
«Уговорив» пару сэндвичей и запив их пятипроцентным алкоголем, он довольно рыгнул, выбрался наружу, подобрал лежавшие у переднего колеса удочки и направился к мосту.
Пройдя полсотни метров по дороге, Арвидас спустился по склону к реке. По пути он заглянул в желоб «рыбной лестницы» и довольно усмехнулся: карманы для отдыха были буквально забиты серебристой сёмгой.
Если бы у него под рукой оказался сачок или он весил на тридцать килограммов меньше, то литовец не стал бы возиться со снастями. Но сачка у него не было, а габариты не позволяли перегнуться через высокую бетонную стену, чтобы ловить рыбу руками. Пришлось идти дальше.
Спустившись к самой воде, метров на восемьдесят ниже моста, он выбрал плоскую каменную плиту, поставил на неё ящик со снастями и приготовил спиннинг. Покончив со снастью, он вбил в расщелину деревянный кол, примотал к нему изолентой кусок чёрной пластиковой трубы и у него получился держатель для удилища.
В реку заходить Арвидас не собирался. Во-первых, у него не было специальных непромокаемых штанов, а во-вторых, надобности не было. Рыбы и так хватало. У подножия порога и у бетонной «лестницы» сёмга стояла такими плотными стаями, что Арви хватило бы и десяти минут, чтобы выбрать дневной лимит
Он сделал первый заброс метров на тридцать вниз по течению, туда, где река расширялась и теряла ярость. Дождавшись, когда блесна ушла на полтора метра в глубину, Арви повёл её вдоль потока.
В период нереста лосось не кормится. Но увидев блесну, он воспринимает её как угрозу будущему потомству и атакует.
С первой же проводки Арвидас почувствовал рукой глухой зацеп. Он сразу понял: это не камень и не коряга. Опыт подсказывал прибалту, что на крючке у него серьёзный соперник. Рыба взяла паузу. Она не рванула сразу, не попыталась сорваться — напротив, будто затаилась, обдумывая дальнейшие действия. Литовец слегка дёрнул удилище, и «зацеп» ожил. Леска вздрогнула, катушка заскрипела, а из воды показалась широкая спина — и снова ушла в глубину.
Азарт, подхлёстываемый адреналином, накрыл Арви с головой. Два гиганта сцепились в поединке — для одного из них он должен был закончиться смертью. Литовец знал: его силы хватило бы вручную подтащить к катеру среднего тунца. Что уж говорить про лосося, пусть и десятикилограммового. Но сейчас всё решала не его мощь, а техника и снасти: прочность удилища, надёжность катушки, сила узлов, карабинов, застёжек, колец и монолески. Ошибка любого из этих элементов — и рыба уйдёт.
Минуты тянулись мучительно долго. Пять минут борьбы показались вечностью. Рыба уходила в глубину, делала резкие броски, пыталась лечь на бок, чтобы увеличить сопротивление. Арви, задыхаясь от напряжения, то подматывал леску, то отдавал её, лишь бы не дать рыбе сорваться.
Наконец, когда сёмга вымоталась и оказалась на мелководье, Арви вставил удилище в чёрную хлорвиниловую трубку, вбитую в камни, и, взявшись за леску руками, пошёл навстречу добыче. И тут его ждал сюрприз. Рыбина оказалась куда больше, чем он предполагал. На вид — больше метра длиной, вся в серебристой чешуе, с мощным хвостом и яркой, живой силой в каждом движении. Когда он поднял её на руки, сердце подпрыгнуло от восторга. Это был его личный рекорд. Рыба весила не меньше двадцати килограммов.
С трудом переведя дыхание, Арви вспомнил, что так и не удосужился накануне прочитать брошюру с правилами рыболовства Квебека. Нормативы он знал лишь в общих чертах и был почти уверен, что лимит на вылов одинаков по всей Канаде — два хвоста в день. Но на всякий случай он спрятал гиганта в расщелине между камней. И всё же сожаление о вчерашней лени не отпускало: лучше бы потратил полчаса и вчитался в правила.
За следующие тридцать минут он поймал ещё двух лососей. Они оказались средних размеров, и такого удовольствия, как первая рыба, уже не подарили. Теперь он рыбачил ради процесса: отпускал мелких, оставлял крупных, иногда выбрасывал уже пойманное, заменяя его новой добычей.
Тем временем Миша с Вадимом вытаскивали из озера форель — одна за другой рыбины ложились в катер. Удача шла к ним с такой щедростью, что через час они решили вернуться на базу. Шаги в коридоре разбудили меня.
— Что случилось? — спросил я у Миши, протирая глаза. — Я вас раньше полудня и не ждал.
— Слишком много поймали, — ответил он. — А мы ограничены пятью штуками каждый.
— Тут уже штук двадцать, — добавил Вадим. — Вдвое больше, чем положено. Опасно дальше сидеть.
Он пересыпал форель в пластиковый пакет и сунул его в морозилку.
— У сарая есть мангал, — бросил Миша на ходу, направляясь обратно к озеру. — Пожарь нам по парочке к обеду. Через пару часов ещё столько же подвезём.
— Сделаю, — сказал я и помог оттолкнуть катер от берега.
А Арвидас продолжал стоять у порога у моста. Он уже не спешил, наслаждался каждым забросом, каждым рывком, каждым движением лески. Река кипела у камней, над головой кружили чайки, а в воздухе стоял запах хвои, воды и рыбы. Он мог бы стоять здесь до самого обеда, если бы рыбалку не прервали нежданные гости.
Он не услышал ни визга шин по грунтовке, ни хлопков дверей служебного пикапа. Шум переката заглушал всё вокруг. Первое, что донеслось до него сквозь гул — оклик. Два офицера природоохранной службы Квебека подошли уже вплотную и заговорили, когда были в каких-то пяти метрах за его спиной.
Литовец обернулся и, ничем не выдав удивления, поздоровался. Волноваться он не считал нужным: метровую сёмгу егеря искать вряд ли будут, а других нарушений за ним нет. Даже не читая правил, Арви был уверен — лимит одинаков по всей стране.
— Доброе утро. Давно здесь? — первой заговорила женщина в чёрной непромокаемой куртке и таких же брюках, заправленных в высокие ботинки. На груди её поблёскивал шеврон Recreational Officer, из-под куртки угадывался бронежилет.
Рядом стоял её напарник — крепкий смуглый мужчина лет сорока пяти. Он держался чуть сзади, внимательно следил за каждым движением Арвидаса и не убирал руку с рукояти пистолета.
На обоих красные бейсболки с золотой вышивкой: PROTECTION DE LA FAUNE.
По иссиня-чёрным волосам, узким скулам и форме носов было видно: оба инспектора принадлежали к коренному населению. И смотрели они на литовца холодно и внимательно.
— Часа два, может, три, — спокойно ответил Арви.
— Предъявите вашу лицензию и водительское удостоверение, пожалуйста, — спокойно, но с твёрдой интонацией сказала женщина.
Арвидаса будто ударило током: он только сейчас вспомнил, что, торопясь утром к реке, даже не подумал о бумаге, которую вчера для него купил Вадим.
— Вот мои водительские права, — он протянул пластиковую карточку. — Лицензия у меня есть, но она осталась у одного из друзей.
— А где он сейчас? — любезно, почти буднично поинтересовалась дама в форме.
— На озере. В катере. Рыбачит вместе с моим другом, — ответил Арви, даже не подозревая, что сам постепенно затягивает петлю не только на своей, но и на шеях товарищей.
— Я вижу, у вас с собой рация, — впервые вмешался напарник. Голос его был низкий и спокойный, но в нём чувствовалась скрытая сила. — Свяжитесь с ними. Сообщите, что вас остановили офицеры природоохранной службы. Пусть подойдут к мосту и предъявят лицензию вместе со своими документами.
— Хорошо, — кивнул здоровяк. Он нажал на клавишу и вызвал Вадима.
— Вадик, — сказал он по-русски. — Тут два долбодятла в красных кепках, местные егеря. Лицензию у меня требуют. Подгребите к мосту и ткните им в нос бумажки. И мою, и свои.
— Ща подрулим, — раздалось из динамика. — Скажи им, пусть ждут.
— Отдайте мне рацию, — сразу потребовал мужчина-егерь, как только Арви отпустил кнопку.
— Зачем? — искренне удивился литовец.
— К вашему сведению, вопросы здесь задаём мы, — офицер даже слегка наклонил голову, будто отмечая этот момент. Но тут же, чтобы не накалять ситуацию, смягчил тон: — Если вам всё-таки нужно пояснение — я хочу скоординировать место встречи с вашими друзьями. А пока у нас есть время, предлагаю вам добровольно выдать свой незаконный улов.
— У меня всё по закону, — сказал Арви, передавая рацию. — Два лосося. Такая же квота, как и в Новой Шотландии.
— Да? — женщина чуть улыбнулась. Она быстро оглядела каменистую отмель и, не колеблясь, направилась прямо к той расщелине, где был спрятан его рекордный трофей.
— А этого, кто поймал? — спросила она, кивнув на серебристое тело, полускрытое в камнях. И не дожидаясь ответа, задала новый вопрос:
— Почему вы ловите один?
— А кто должен быть со мной? — удивился Арви искренне.
— О-ля-ля, — протянула офицер, уже без улыбки. — Месье не знает, что на территории этой резервации рыбная ловля ближе, чем в пятистах метрах от дороги разрешена только с проводником? Ладно, разберёмся позже. Сейчас другое: на каком основании вы удите почти у самой рыбной лестницы?
— Я стою дальше, чем двадцать три метра, как положено. От меня до лестницы все пятьдесят, — возразил Арви.
— Это требование провинции, из которой вы приехали, — холодно парировала женщина. — Здесь действуют иные правила. В два раза жёстче.
— Где это написано? В провинциальных правилах такого нет, — упрямо продолжил блефовать прибалт.
— В правилах нет, — согласилась она. — Но прямо у границы запретной зоны установлен знак. Он предупреждает о местном ограничении.
— Где этот знак? — не сдавался Арви.
— Следуйте за мной. Я вам его покажу.
Они двинулись вниз по течению. Вдоль берега тянулись гладкие глыбы, между которыми шумела холодная прозрачная вода. В воздухе пахло хвойной смолой, мокрым камнем и чем-то терпким, что всегда стоит над северными реками в разгар лета.
Через тридцать метров, на краю обрыва, в щель между валунами оказался вбит деревянный столб. К нему был прибит фанерный щит, потемневший от дождей. С берега прочесть надпись был невозможно — табличка смотрела лицом на реку.
— Ну и что я отсюда вижу? — буркнул Арви, едва сдерживая раздражение.
— Отсюда ничего, — спокойно заметил мужчина-егерь. — Но, если взяться рукой за столб и наклониться над водой, то можно прочитать.
В его усмешке сквозила лёгкая насмешка, но в глазах оставалась настороженность. Инспектор держал правую руку на рукоятке пистолета и не спускал взгляда с литовца ни на секунду.
Арви последовал указанию: обхватил столб обеими руками и, рискуя сорваться в стремительное течение, наклонился вперёд. Пальцы предательски заскользили по влажному дереву, острые занозы вошли в ладони и тяжёлое тело всё сильнее наклонялось над рекой. Ещё секунда — и он оказался бы рядом с сёмгой в привычной ей среде обитания.
Оба офицера подскочили и ухватили его за плечи. Рыбак тяжело выдохнул, переводя дыхание, и впервые почувствовал, что земля под ногами будто уходит.
— И как, по-вашему, рыбаки с берега должны прочитать это предупреждение? — спросил он, пытаясь скрыть смятение.
— А никак, — равнодушно ответила женщина. — Оно предназначено для тех, кто выходит на воду в лодке.
— А если рыболовы приехали на машинах? Как им быть?
— Вот именно, — её тон стал чуть строже. — Если бы вы, как предписано законом, наняли проводника, мы бы сейчас не стояли здесь. Все разъяснения получите позже. А пока — собирайте снасти, берите улов и следуйте за нами. На сегодня вы отловились.
Арви нехотя стал складывать удочки. Его движения были медленными, словно он тянул время, но офицеры действовали безупречно слаженно. Один уже подхватил за жабры его двадцатикилограммового лосося, другой помог затащить рыбу в кузов ярко-малинового пикапа.
Когда литовец попытался пройти мимо к своей машине, дорогу ему преградил мужчина-егерь.
— А вы куда собрались?
— К машине… вещи в кузов закину и вернусь, — ответил Арви с наигранной простотой.
— Стойте здесь, — отрезал офицер. — Ваши снасти и улов положите в кузов нашей машины.
Затем, осмотрев окрестности в бинокль, бросил напарнице пару фраз на своём языке. Арви не понял слов, но в интонации слышалась холодная уверенность людей, контролирующих ситуацию.
Впервые за всё утро до прибалта стало доходить, в какую западню он угодил. Его взгляд невольно упал на герб, нарисованный на борту пикапа: рыцарский щит в золотой окантовке. На верхней половине — лось, выходящий из леса, рядом на кусте — фазан. Внизу, в голубой воде, плескался лосось. Под ними латинская надпись:
PROT;GER – ;DUQUER – PR;VENIR.
«Все три стихии у них под контролем: леса, небеса и реки. Защитники, учителя, хранители… да чтоб их», — подумал Арви, переводя девиз. Он подчинился, обошёл пикап и поставил ящик на откинутый борт кузова. Удочки прислонил к борту, а рыбу демонстративно бросил под колёса.
— Покиньте катер, мотор не глушите, — приказал егерь, обращаясь к Мише и Вадиму, которые только что подошли к берегу.
Оба переглянулись в недоумении, но спорить не стали. Они подчинились, а офицер ловко перемахнул через борт «Принцкрафта» и уверенно повёл его вдоль камышей.
— Что происходит? — тихо спросил Миша у Арвидаса.
— Эти сволочи сперва придрались к лицензии, а теперь всё только хуже, — зло прошипел тот. — Та индейка нашла спрятанного мною лосося.
— Ты в своём уме? — выдохнул Вадим. — Он же на фут больше разрешённого!
— А ты бы поверил, если бы я без доказательств сказал, что вытащил двадцать кило на спиннинг? — огрызнулся литовец.
— Не о том сейчас нужно думать, — оборвал их Миша. — Смотрите, что он делает.
В это время егерь на катере резко сбавил газ, потянулся к воде и достал сетчатую сумку, брошенную ребятами всего в полусотне метров от моста. Внутри плескалась форель.
— Я же говорил, — зашипел Вадим. — Сбрасывать надо было за островом, пока нас не видели! Или хотя бы поплавки отрезать! А ты: «Им только лицензии нужны, зачем зря рыбу переводить» ... Теперь заплатим вдовое больше.
— Если не втрое, — добавил Арвидас.



Моторка вернулась к берегу. Мужчина-егерь, с тяжёлой сеткой форели в руках, без лишних слов подошёл к пикапу и перебросил добычу через борт, словно это была не рыба, а улика. Затем, холодным голосом, произнёс:
— Документы.
Изъяв водительские удостоверения рыбаков, егерь небрежно сунул их в карман форменной куртки, даже не сверив личности владельцев. Следом последовала команда, произнесённая в тоне, не допускавшем возражений:
— Лицом к пикапу. Руки на борт. Ноги шире плеч.
Рыбаки обменялись быстрыми взглядами, но подчинились.
— Сколько? — коротко спросила женщина по-французски, скользнув глазами по сетке.
— Я не считал, но много, — ответил её напарник, ощупывая карманы задержанных в поисках оружия. — И подозреваю, что это ещё не всё. Свяжись с Дереном Силуком. Пусть скажет, не сбрасывали ли они что-то у него в коттедже.
Женщина набрала номер. И почти сразу в её голосе появилось удовлетворение:
— Подтверждает. Двое пронесли сумку с рыбой, вышли уже без неё.
В трубке раздалось хрипловатое добавление старого индейца:
— А их третий компаньон жарит форель на углях. Мангал у дома. Обед готовит.
— Отлично. Наблюдай дальше, — сказала она и отключилась.
Мужчина коротко посмотрел на напарницу. Та кивнула — и лёгким жестом показала на наручники. Движение было таким будничным, будто речь шла не о трёх взрослых рыбаках, а о школьниках, застуканных за курением марихуаны. Через три минуты вся троица уже сидела на заднем сиденье малинового пикапа, скованная, с опущенными плечами. Женщина-егерь села за руль, а её напарник вернулся к катеру и повёл «Принцкрафт» в сторону кемпинга Дерена Силука.
Я же в это время спокойно готовил обед, не имея ни малейшего понятия о том, какая драма разворачивается у моста. Услышав приближающийся рокот «Ямахи Т60», я вышел из дома с двумя поллитровками водки, покрытыми инеем. Но ещё до того, как моторка успела коснуться пирса, на поляну выкатился малиновый «Форд».
Я застыл.
За рулём сидела женщина в красной бейсболке и чёрной форменной куртке. В один миг я понял: наш обед накрывается медным тазом и делает это быстрей, чем Берлин в сорок пятом.
Офицеры вышли вместе с моими спутниками, а следом появился хозяин бизнеса. Старый индеец вышел из леса, пружинисто ступая, будто всё ещё выслеживал добычу. Они коротко поговорили, глядя на меня как на мебель. Старик отрицательно качнул головой, и тогда егерь без лишних слов прошёл в дом. Через минуту он вернулся с полиэтиленовым пакетом.
— Собирай все вещи и грузи в кузов, — бросил он мне на ходу. — Лю, подгони прицеп к пирсу. Я сдам задом. Будем конфисковывать орудия лова.
— Отлично, — сказала женщина и обняла старика, как старого соратника. Затем уверенной походкой направилась к ангару, где мы вчера оставили алюминиевый прицеп.
Я сел на крыльцо, наблюдая, как они слаженно вытягивают катер, грузят его на прицеп и крепят к пикапу. Всё выглядело не как случайная проверка, а как заранее отработанный ритуал: ни одного лишнего слова, ни одной паузы. Мы были лишь статистами в чужом спектакле.
Я подумал: неужели и вправду я тот самый «сглаз», что уже второй раз подряд тянет рыбалку к провалу? Отогнав глупую мысль, попытался оценить ситуацию трезво. Наручники, конфискация лодки, изъятие снастей… С одной стороны, за превышение квот это кажется чрезмерным. С другой — егеря здесь каждый день сталкиваются с людьми, которые в разы сильнее их и числом, и ростом. Ошибка может стоить им жизни. И лучше задушить браконьера процедурой, чем потом самому стать жертвой.

За спиной тихо скрипнула дверь — короткий, жалобный звук старых петель, которые словно давно не смазывали. Я обернулся. На пороге, освещённый косым утренним светом, стоял старый индеец. В руках он держал большой серый пластиковый пакет, набитый чем-то лёгким — по виду мусор, но он держал его аккуратно, почти бережно, будто в пакете лежало что-то более ценное, чем объедки и обгорелые угли.
— Порядок наводишь? — спросил я, стараясь говорить дружелюбно, хотя в груди уже копилась неприязнь.
— Да, — спокойно ответил он и, чуть помедлив, откровенно добавил: — Завтра утром другие гости приедут.
Слова его прозвучали так буднично, что я не сразу понял смысл. Я даже переспросил, решив, что ослышался:
— Как так? Этот дом оплачен нами на пять дней вперёд.
Старик пожал плечами, как человек, который заранее приготовил себе оправдание и произносит его без эмоций:
— И что? Они тоже оплатили на такой же срок. Только с завтрашнего дня.
Я почувствовал, как у меня внутри что-то кольнуло — смесь раздражения и недоумения.
— То есть, ты заранее продал один и тот же коттедж дважды?
— Зачем заранее? — удивился он, как будто я сказал нечто совершенно нелепое. Его губы растянулись в тонкую, почти насмешливую улыбку. — Только тогда, когда я увидел, что вы собираетесь рыбачить без местных гидов.
Вот оно. Маска стариковской простоты слетела. Я смотрел на него и понимал, что именно этот невзрачный, ссутуленный человек и стал пусковым крючком всей цепочки событий, которая обернулась для нас настоящей западнёй.
— Значит, это ты вызвал егерей? — в голосе моём звучало больше констатации, чем вопроса.
— Конечно я, — без тени сомнения подтвердил он. — Вы поступили против закона и должны быть наказанными.
Уверенность, с которой он произнёс это, была не показной — он действительно верил в сказанное. Его голос звучал как приговор, не требующий доказательств и оправданий. Я невольно отметил, что в этой вере чувствуется не только личное убеждение, но и некая древняя непреклонность, унаследованная от предков. Он говорил так, как первобытный шаман говорил бы о гневе духов: спокойно, твёрдо и абсолютно уверенно в том, что за каждое нарушение следует возмездие.
Я вздохнул, пытаясь удержать себя в руках.
— Я первый раз слышу о гидах, которые должны были нас сопровождать, — сказал я, вглядываясь в его лицо, словно надеялся увидеть там хоть намёк на сомнение.
— Об этом вот тут написано, — старик без суеты разжал пальцы, перехватил пакет другой рукой и извлёк из него тонкую брошюру с яркой обложкой. Та самая, что вчера попала нам в руки, но так и осталась непрочитанной. На обложке всё та же улыбающаяся девушка с веслом в руках, а между страницами виднелись следы его частых обращений к тексту — замятые углы, крошки бумаги. Он безошибочно открыл брошюру на нужной странице, словно делал это уже сотню раз.
Я склонился и попытался разобрать строки. Французский текст сливался в сплошной поток букв. Глаза выцепили лишь несколько знакомых слов: Guide, est n;cessaire… и крупную цифру — 500. Этого хватило, чтобы сложить картину.
— От какого места должно отсчитываться вот это расстояние? — спросил я, ткнув пальцем в цифру.
— От любой дороги, — без запинки ответил индеец.
Холодок пробежал по спине. Пятьсот метров от дороги… Это означало, что практически всё, что мы делали, автоматически становилось нарушением.
— А сколько стоит наём местного гида? — я задавал вопрос за вопросом, уже понимая, к чему всё ведёт, но надеясь хоть за что-то зацепиться.
— Двести долларов в день, — спокойно сказал старик. — На каждую пару рыбаков или охотников.
Я криво усмехнулся. Вот и разгадка. Система, выстроенная безупречно: хочешь ловить — плати. Не хочешь — попадёшься на крючок, как попались мы.
— А кто может быть гидом? — спросил я, хотя уже знал ответ.
— Любой живущий в резервации взрослый индеец, — произнёс он, словно зачитал статью закона, а затем неторопливо пошёл в сторону зелёного мусорного контейнера, прижимая к боку пакет, будто нёс туда не мусор, а мою последнюю надежду на справедливость.
Я смотрел ему вслед и понимал: этот человек только что окончательно закрыл за нами двери, превратив обычную рыбалку в заранее спланированную ловушку.

Малиновый пикап медленно подкатил к самому крыльцу, словно красный жук, неотвратимо ползущий по коре к своей добыче. За рулём сидела индианка-егерь. Она даже не взглянула прямо на меня — лишь чуть повернула голову, и из-под красной бейсболки метнулся холодный, почти равнодушный взгляд.
— Садись к своим друзьям, — произнесла она с пренебрежительной лёгкостью, как будто отправляла меня не к живым людям, а к уже пойманной и связанной добыче.
Выполнить её приказ оказалось непросто. Мои товарищи и так сидели, втиснутые плечо к плечу, а наручники делали их движения угловатыми, скованными. Мне пришлось боком протискиваться на заднее сиденье, выгибаться, чтобы суметь захлопнуть за собой дверь. Металл щёлкнул с сухим отголоском, и я почувствовал, что в этой клетке места для дыхания почти не осталось.
Не знаю, как долго я бы выдержал эту мучительную тряску, зажатый между Вадимом и холодной дверной ручкой, если бы у моста мы не сделали короткую остановку. Мужчина-егерь пересел из служебного пикапа в «Форд» Вадима, забирая управление как над машиной, так и над судьбой её хозяина. Амазонка-егерь, оставшаяся с нами, бросила взгляд через плечо и неожиданно сказала:
— Чувствуй себя свободным. Садись на переднее сиденье. К тебе у нас претензий нет.
Слова её прозвучали одновременно как милость и как приговор. Я пересел вперёд, и лишь теперь заметил, что воздух в салоне пах не пылью дороги, а сталью и мокрой рыбой, — словно сама машина была частью их службы.
— А что так? — спросил я, стараясь, чтобы голос не прозвучал с вызовом.
— А у тебя даже удочек нет с собой, — сказала она равнодушно. — Мы с напарником после разговора с Дереном пришли к выводу, что ты у них повар.
Я усмехнулся, почти облегчённо:
— Ну, что-то вроде того.
Обернувшись к зеркалу заднего вида, я увидел, как мои друзья сидят, ссутулившись, с руками, отёкшими от наручников, и понял: это различие в «ролях» — тоже часть игры. Мыши в клетке одинаковы, но одну пока оставили «свободной», лишь чтобы игра продолжалась дольше.
Дорога до Лабривилля тянулась около получаса, но казалась вечностью. Пыль клубилась за нами, временами полностью скрывая следующий за нами пикап, но каждый раз в этом облаке вновь проступал чёрный силуэт второго «Форда Ф-150».
 Он держался на хвосте, не обгоняя, не отставая — как волк, замыкающий стаю.
Мы ехали в тишине. Сзади доносились приглушённые вздохи Вадима и Миши — они ёрзали, пытаясь устроиться поудобнее с руками, стянутыми за спиной. Наручники поскрипывали, вторя неровностям дороги, будто подчёркивая её бесконечную монотонность.
Пикап замер перед одноэтажным деревянным домиком, поднятым на метровые сваи. Его простота казалась обманчивой — в грубых досках и тёмных окнах таилось что-то недоброе, словно в логове, куда стаскивают пойманную дичь.
Офицеры расстегнули наручники, но свободы это не принесло — скорее, контроль сменил форму.
— Проходите внутрь, будем оформлять штрафы за ваши нарушения, — холодно бросила женщина, стоявшая у входа.
Скрипучая деревянная лестница привела нас на веранду, а оттуда — в тесное помещение. У двери стоял большой ящик-холодильник, запертый тяжёлым навесным замком, будто хранящий чьи-то тайны. Рядом — массивный стол, покрытый плотной плёнкой, словно для разделки добычи. На стене — школьная зелёная доска с россыпью цветных мелков, карта района и пожелтевшие плакаты с правилами вылова. Помещение выглядело не офисом, а странным гибридом классной комнаты и охотничьего склада.
Улов моих друзей уже лежал на столе: аккуратно разложенный, сфотографированный, описанный и запакованный в вакуумные пакеты. Всё было готово к отправке в холодильник. Никакой спешки, никакого хаоса — чёткая, отлаженная схема, повторённая десятки раз.
Составление протоколов началось. Арвидасу выписали штрафы:
• превышение норм вылова лосося — 250 долларов;
• нарушение размерных ограничений — 250 долларов;
• ловля вне разрешённой зоны — 250 долларов;
• рыбалка у дороги без проводника — 200 долларов.
Итого: 950 долларов и конфискация снастей.
Миша и Вадим получили по 600 долларов штрафа, а их катер «Принцкрафт» с мотором «Ямаха Т60» и прицепом был конфискован. Лица друзей побледнели, когда они увидели резолюцию, но тут же вспыхнули спором.
В тесной комнате поднялась какофония: английский мешался с французским, русский перебивал литовский, а порой врывались обрывки иврита и резкие иннуитские фразы. Казалось, стены не выдержат этого столкновения языков и культур.
— «Принцкрафт» — двадцать тысяч, «Ямаха» — две с половиной, прицеп — ещё столько же! — кипятился Вадим, загибая пальцы.
Егеря стояли на своём, твердя как мантру: правила едины для всех. Я понял: этот спор — лишь часть спектакля, где исход давно решён.

— Закон гласит: все орудия лова подлежат конфискации, — ткнул пальцем в страницу раскрытой книги смуглокожий егерь.
— Да плевать мне на твой закон! Лодку я не отдам, — упёрся Вадим, таксист по профессии.
Егерь, исчерпав доводы, перешёл в наступление:
— Продолжите орать — уйдёте отсюда пешком. А заодно с катером я заберу и ваш «Форд».
Пока Вадим и Миша осыпали егеря возмущёнными возгласами, я улучил момент и тихо обратился к его напарнице, которая отошла к окну и наблюдала за перепалкой:
— Как вы так быстро нашли лосося, спрятанного в камнях?
— Мы следили за твоим другом через бинокли с того момента, как он оставил ваш «Форд» у моста, в кармане дороги, — ответила она, не отводя взгляда.
— А если бы он остался ловить на берегу озера, а не спустился к реке, к «рыбной лестнице»?
— Тогда мы взяли бы его в лесу, — спокойно отрезала она. — Главное ваше нарушение — рыбалка без проводников. Остальное — просто довесок.
— То есть мы были обречены с самого начала?
— Именно так. Как только твои приятели вышли на воду без местных, Дерен, хозяин кемпинга, тут же нас предупредил. Радуйся, что мы вас поймали в первый день. К концу вашей поездки штрафы были бы в разы больше. И тебя бы, кстати, тоже оштрафовали, — она усмехнулась, но в её глазах не было тепла. — Ты ведь собирался рыбачить на следующий день, но не успел, верно?
Я пропустил её вопрос и спросил:
— Ты хочешь сказать, что, взяв нас в первый день, вы проявили милосердие?
Она посмотрела на меня с холодной насмешкой:
— Милосердие? С чего бы нам вас жалеть? За то, что ваши предки оставили от нашего народа несколько тысяч человек, загнав нас в резервации? Знаешь, что на Ньюфаундленде белые вырезали индейцев племени МикМак всех до единого? Как ирландцы всех змей в своей стране. Сбежать с острова на каноэ было нереально, как и сражаться с луками против винчестеров. Забудь о жалости. Живи на нашей земле, празднуй с другими сто пятидесятую годовщину её разграбления.
- Так в чём же тогда дело? – я продолжал искать ответ на свой вопрос, пропустив колкость по поводу празднования дня Канады.
— Во-первых, уже завтра в вами оплаченный коттедж заедут новые глупые белые. Только из Онтарио, а не из Новой Шотландии, — продолжала егерь с холодной усмешкой. — Они уже заплатили Дерену за проживание, но, как и вы, не заказали гидов. Через сутки мы их так же обдерём и отправим «голыми» обратно в Торонто. А послезавтра к мистеру Силуку приедет очередная партия рыбаков или охотников — и всё повторится.
— И сколько вы так за лето наварите? — спросил я, чувствуя, как внутри закипает злость.
— За сезон — около полумиллиона долларов только на штрафах. Плюс ещё треть от этой суммы на конфискованном, — ответила она с нескрываемой гордостью. — У нас с напарником высокая производительность.
Её слова звучали как похвальба охотника, подсчитывающего трофеи. Я был поражён, с каким цинизмом и отточенной сноровкой эта «индейская мафия» обчищает приезжих. И я, к своему стыду, тоже оказался в числе этих облапошенных дурней. Мои финансовые потери, конечно, не шли ни в какое сравнение с тем, что лишились Вадим и Миша, но четверть всех затрат на поездку всё же улетела в эту ловушку.
На первый взгляд могло показаться, что я придираюсь к местным «защитникам природы». Но дело было не только в этом. Да, мои друзья сознательно нарушили пару законов: они знали, что превышают нормы вылова форели и лосося — эти правила едины по всей стране, и не знать их они не могли. Но другие нарушения были неосознанными: местные правила рыболовства публиковались только на французском, знание которого в Канаде вовсе не обязательно. К тому же вызывал вопросы знак, установленный у воды так, что его было видно только с реки, а не с берега.
Эти зацепки позже стали основой для долгого судебного разбирательства. В итоге владельцам вернули их рыболовные снасти и катер с мотором. Но я уверен: если бы я не рассказал нашему адвокату о сговоре егерей с хозяином коттеджа, а тот не поднял этот вопрос перед судьёй, катер бы так и остался у них. Как говорят юристы: чтобы всё дерьмо не всплыло на поверхность, стороны пошли на сделку.