РИМБ 26 - Одним глазком
— Она меня попросила… — Шарль потупился — Давай потом об этом. Сейчас не время.
Я пожала плечами.
У меня не было повседневной одежды. Мой гардероб состоял из домашнего тряпья и парадных платьев. С большим трудом удалось найти старые джинсы и несколько относительно целых футболок. С чем было хорошо — так это с нижним бельём. Пригодился и старый школьный рюкзак.
С провиантом было тяжелее, одни консервы. Под конец сборов я взяла часть денег из заначки мужа. Своих денег у меня нет и не было уже очень-очень давно. Шарль стоял рядом и следил за сборами, обеспокоенно теребя рукав своей рубашки
— Мама, я хочу… — Лиза вышла в коридор, сжимая в руке плюшевую лошадку голубого цвета с многоцветной гривой — свою любимую игрушку. Дочь посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на Шарля — А кто это?
Я замерла. Шарль замер вместе со мной и, не найдя иных вариантов, помахал девочке рукой:
— Эээм… Привет!
— Здравствуйте — ответила Лиза. Я неожиданно ощутила, что больше не могу ее ненавидеть. Просто никак к ней не отношусь. Подошла, присела на корточки и заговорила:
— Лизонька, я отвратительная мать. Прости меня за всё, что происходит, это одна большая ошибка. Мне… мне надо уехать. Я уверена… что у тебя будет хорошая мама. Может, лучшая из всех. Но это буду не я.
Да уж, перегнула я со сложностью фраз для пятилетки. Лиза скуксилась и вцепилась в меня.
— Нет! — заныла она — Не хочу!
Я лишь вздохнула и стряхнула её. Поднялся невероятный визг и, честно говоря, мне было неприятно. Но что ещё мне оставалось?
Шарль мягко взял девочку за руку и повёл в детскую. Я оцепенело смотрела ему вслед. Выходит, другие люди тоже видят и даже ощущают тульп? Да быть такого не может! Это же во всех архивах упоминалось только в качестве шутки!
Небо за окном было летним, но откуда-то с севера наползали темные грозовые тучки. Скоро грянет буря. В прямом и переносном смысле — квартира была заперта снаружи. Это не изменилось с тех времен, когда здесь жила Таня.
Звук поворачивающегося в замке ключа перепугал меня до крайности. Схватив рюкзак, я рванулась на кухню и спряталась под столом. Входная дверь была видна мне через отражение в холодильнике.
«Шарль, прячься! Муж вернулся из командировки!»
Этот мысленный приказ показался мне до ужаса глупым, будто бы любовника прячу, как в плохом анекдоте. Я оглядела кухню и заметила старый шефский нож на столе. Какого чёрта?! Алексей всегда их убирал, а в этот раз… забыл?!
Дверь распахнулась и Алексей вошел в квартиру. Он выглядел потерянным, но в то же время странно улыбался.
— Какой ужас — произнёс он, подходя к кухонному окну.
— Какой? — спросила я из-под стола.
Наземин заметил меня, и выражение его лица изменилось. Из-под смятения неожиданно проступило разочарование. Я невольно улыбнулась.
— Ожидал найти меня мёртвой?
— Я… Мне соседка позвонила, сказала, что видела тебя на подоконнике — сбивчиво заговорил Алексей — Я звонил на мобильный… я думал, что ты покончила с собой.
— Увы — я выбралась из своего укрытия, развела руками и вздохнула — я жива.
Парень заметил рюкзак.
— Лида… — начал он — Ты куда-то собралась?
— Я ухожу — произнесла я не без труда. Старые механические часы мерзко тикали, вызывая у меня головную боль. — Я ведь действительно хотела тогда умереть. Страшно подумать, как я провела эти шесть лет с тобой.
— Что ты такое говоришь?! — возмутился Алексей и встал в дверном проеме — Ты счастлива! У тебя всё в порядке! У тебя есть любящий муж и прекрасная дочурка! Чего тебе ещё желать?! Это в тебе говорит болезнь! Я давно подозревал, что тебе пора вернуться в стационар!
Я улыбнулась и пожала плечами. Назревал неприятный разговор.
— Наземин. Извини, но я буду называть тебя именно так. Я настолько счастлива, что час назад чуть не сиганула в окно. Твоя терапия мне явно не помогает. Я считаю, что болезнь — это то, что причиняет боль. Однокоренные слова, не так ли? Выходит, моей болезнью являешься ты. До тебя всё было отлично.
— Да ты бредишь — произнёс Наземин. — Ты душевнобольная. Тебя в детстве недолюбили, вот ты и компенсируешь своими выдумками. Я дал тебе новую жизнь, я дал тебе любовь, и что я получил взамен?!
В груди возник знакомый холодок. Слова перестали складываться в предложения. Я покачала головой:
— Ты использовал меня и даже не пытаешься этого отрицать. Могла я отказать тебе там, в больнице? В больнице, где я вообще не должна была находиться, так как работающее воображение — это не болезнь. Оно не приносит страданий. Оно даёт освобождение, в частности от таких людей, как ты. «И лучше будь один, чем вместе с кем попало.» Помнишь такую строчку?
— Значит, Савотов всё-таки до тебя добрался… — прошептал Алексей.
— Боюсь тебя разочаровать, но я дошла до этой мысли не благодаря, а вопреки. Профессор ничего не сделал, он просто послужил катализатором. Кстати, я не знаю, зачем ты сказал мне, будто я его застрелила. Он жив и вполне бодр. Кровью повязать хотел?
— Ты, что, смотрела телевизор?! — Алексей оскалился — Но я же…
— Да мне похуй, что ты мне там запретил, папочка. Из дома не выходи, телевизор не включай, с посторонними не говори. В тюряге свободы побольше, чем в твоей конуре. Ты использовал меня, самоутверждался за мой счёт, кормил меня лекарствами и ждал, видимо, когда я выйду в окно, как это сделала твоя мать?
Наземин выпучил глаза. Стало понятно, что я попала в точку.
— Ах ты тварь… — он схватил скалку и замахнулся.
Я не умею драться, но в голове снова что-то щёлкнуло, как в тот раз, когда он пытался остановить меня после выпускного. Рука сама схватила нож и полоснула по внутренней стороне его предплечья. Наземинская клешня с рассечёнными сухожилиями сгибателей разжалась и дубина семейной войны покатилась по плитке.
Алексей завизжал, как свинья. На секунду я даже увидела на его месте борова.
— Сука, сука, СУУУКА!!! — запричитал он. Кровь хлынула на пол.
— Кончил, когда узнал, что твоя мать умерла, да? Вы с отцом на пару её доводили, я думаю. Ощущение абсолютной власти приятней любого наркотика — я ухмыльнулась — Маленький мальчик, которого все жалеют, с которым все носятся. Наверное, никогда столько внимания не получал, а, Наземин?!
— Мразь! — Алексей размахнулся другой рукой. В его глазах проступал ужас. Я ткнула ножом ему в ногу и пинком оттолкнула к стене.
— Я ведь угадала, да? А когда Таню довёл — понял, что не можешь без этого ощущения? Красавчик, завидный жених, сын функционера Минздрава, страдающий после смерти любимой беременной жёнушки. Что вы у неё диагностировали, депру?
— Ты ничего не понимаешь! У тебя галлюциноз! — взвыл будущий психиатр, подползая ближе. Я перехватила нож в другую руку.
— Вы просто психи на государственном жаловании, которым дали власть. — я вздохнула и полезла в холодильник. Нашла там пачку персикового сока. Отпила из неё. — На деле же ты, твой отец, мой отец — просто трусы, трясущиеся за своё место в мире и давящие всё иное, могущее потенциально хоть что-то изменить.
— Не смей говорить так про моего отца, больная мразь! Он погиб из-за тебя! Он хотел тебе помочь!
— Извини, Наземин. На мне твои техники навязывания вины больше не работают — я откинула в сторону скалку, к которой муж и полз всю дорогу. — Ты не имеешь значения. Твои слова для меня — репортаж из мусорного бака. Взвизг из угольной ямы, набитой ***ми.; Ты просто хряк из стада и притом не из племенных. Поэтому я сейчас уйду, а ты никому не сообщишь об этом, и я о тебе забуду. Конечно, мне хотелось бы отомстить, но, сам понимаешь, для мести ты мелковат.
Я подхватила и нацепила рюкзак. Оглядела одежду на предмет крови. Рубашка была замарана.
— Ты никуда не уйдёшь! — завизжал Наземин из кухни и с трудом встал на ноги — Кто ты такая, чтобы уходить?
Я остановилась на месте.
— Безмозглая дура, откуда ты набралась этой дряни?! Ведь не сама же придумала?! Оглянись вокруг, весь мир это единая система!
Я повернулась. Наземин копался в ножевом ящике. Из его кармана на шнурке свисал знакомый ключ.
— Ты что, до сих пор ничего не поняла?! Ты в мире НИКТО! Всё, абсолютно всё было создано до тебя! Все эти вещи, которые ты презираешь — семья, Родина, общество — проверены веками! Проверены нормальными, взрослыми, успешными людьми! КТО ТЫ ТАКАЯ, ЧТОБЫ СТАВИТЬ ЭТО ПОД СОМНЕНИЕ?! ТЫ И ТВОИ ПОДЕЛЬНИКИ — ГОРСТКА НАРКОМАНОВ, ШКОЛЬНИКОВ И МАРГИНАЛЬНЫХ ОТБРОСОВ! ВАС НАДО БЫЛО ПЕРЕСАЖАТЬ ЕЩЁ В ДВЕНАДЦАТОМ ГОДУ!
Я подошла ближе на шаг. Я начала понимать.
Наземин закашлялся. Его лоб был покрыт испариной, рот — широко распахнут, глаза бегали. Алексей схватился за нож здоровой рукой и шагнул ко мне
— Эгоистичный ребёнок, тупая мечтательная дура! Твоя жизнь принадлежит мне! Я спас тебя от суда и принудительного лечения! Я не дам тебе уйти!
Снова это чувство. Время застывает.
— Положи — командую я неожиданно низким голосом.
Нож выпадает из руки Назёмина. Тот мелко дрожит. По его штанам расплывается пятно. Пользуясь его состоянием, я подступаю к нему вплотную. Раз — одним движением срезаю ключ со шнурка. Два — бью его в нос кулаком. Нос хрустит, скотина визжит и падает. Пару раз от всей души пинаю по рёбрам, проникаясь новой нежностью после каждого удара. Затем, склонившись над тушей, начинаю говорить, и снова раздаётся этот голос-рык. Я думала, дело было в одном из трюков Шарля, но теперь понимаю, что это моя собственная способность.
— Знаешь… Я могла бы прокомментировать твои слова и объяснить тебе, что ты неправ. Возможно, я смогла бы даже сделать это без мата. Но… Пусть будет так, как ты просишь. Жизнь я тебе не отдам, но один из ножей вернуть могу. Держи.
Шефский нож, описав широкую дугу, легко втыкается в глазницу Назёмина на несколько сантиметров. От его крика закладывает уши. Крик льется радугой. Я продолжаю:
— Ах, ты всё ещё недоволен? А зачем тебе, собственно, целых два глаза? Ты же смотришь на мир одним глазком, сквозь призму протухших истин и вонючих нравоучений, за которые держатся одни престарелые шамкающие дебилы, у которых при царе горохе трава была зеленее. Ты и не заметишь разницы. И да, даже если ты вдруг окажешься прав и я не смогу придумать что-нибудь новое, то, поверь, я всегда смогу сломать что-нибудь старое, а это не менее ценно.
Я вижу ужас. Мне нравится этот ужас. Снимаю с крючка охапку полотенец, кидаю Алексею, вздыхаю и продолжаю.
— И поверь мне, я не успокоюсь, пока каждый взрослый, нормальный, правильный человек, присягнувший на верность идеологической мертвечине, не окажется в твоём положении. Сейчас я уйду, а ты остановишь кровь и через часик вызовешь скорую. Скажешь им, что полез на верхнюю полку за ножом, а он возьми и свались. Обратишься к ментам — я вернусь, и ты пожалеешь, что остался жив сегодня.
Назёмин пронзительно завыл. Звуки живой природы, не иначе.
Я, не торопясь, скинула свою рубашку, пропитанную кровью. Поглядела в зеркало. Коснулась его рукой. Мне неожиданно вспомнилось, как я точно так же стояла перед зеркалом тогда, пять лет назад, всклокоченная и предвкушающая. Губы растянулись в усмешке.
— Ты этого ждала — прошептала я себе — Держись, девочка.
Поменяв рубашку и смыв с рук кровь, я шагнула к двери и взялась за ручку. Мир, такой манящий, находился всего в нескольких сантиметрах за нею.
— ТЫ ****УТАЯ! — прохрипел Назёмин, перевязывая ногу. Я обернулась на него.
— А ты одноглазый.
Хихиканье зашевелилось в горле. Чувствуя щекотку, я распахнула дверь и рванула вниз по лестнице. Шарль бежал рядом. С каждым шагом его волосы темнели.
Из подъезда я выскочила, хохоча уже в полный голос.
Свидетельство о публикации №217062901440