Техникум 20. Гопники в Питере

Хорошо было работать на свежем воздухе, питаться в том объёме, который можешь съесть, а не в том, на который денег в столовой хватит. В молодые годы физическая усталость быстро проходит за минимальные часы отдыха, а постепенно накапливающаяся усталость, требующая ежегодного отпуска и большого отдыха, ещё мало ощущается.

Проблемы со здоровьем у меня до этого были, абсолютным здоровьем похвалиться не мог. Сильная близорукость, начинающийся гастрит от столовской пищи и ужинов всухомятку, стремительно разрушающиеся зубы, которые дважды кардинально лечил в новой для себя городской школе и совершенно не имел возможности их лечить за два года учёбы в техникуме. Но это потеря здоровья остро не ощущалась. Тем более, что каждые полгода вызывали на призывную комиссию, каждый раз откладывая призыв в армию, но не списывая по состоянию здоровья. Из-за этого теплилась иллюзия, что здоровье у меня ещё ого-го! Увы, это оказалось совсем не так.

Это был один из дней, когда работал с бензопилой, которую приходилось подолгу держать на весу в руках перед собой, а вес её был в заправленном состоянии более 15 килограмм, да вибрация по всему телу шла, выискивая слабые места организма. Работаю таким образом, работаю и вдруг как будто кто-то сзади ударил копьём под нижние рёбра с правой стороны! Выронив бензопилу, упал навзничь на землю, пытаясь сообразить, что же со мной произошло. То, что боль пришла изнутри, это я понял сразу, но по какой причине?

Рассудив, что раз в этом месте расположена почка, решил для себя, что боль вызвана проблемами с правой почкой. И с того момента часто стал жевать листья брусники, заглушая острую боль, так как брусника считается лекарством для почек. И ещё десяток лет так считал, пока не попался мне молодой лейтенант медицинской службы, по внешним признакам поставивший предварительный правильный диагноз: бульбит. Это типа гастрита желудка, только в двенадцатиперстной кишке. Обострение вызывали кислые ягоды, на которые мы налегали для пополнения запаса витаминов в организме. Кто же тогда мог знать, что достаточно было перестать есть ягоды и лук на тощий желудок! Так и работал, периодически делая перерыв при появлении острой боли с ритуальным жеванием листьев брусники, которая везде попадалась под ногами.

Не прошли бесследно и утренние намокания до пояса. Обычно к обеду одежда просыхала, но иногда день был пасмурным и тогда работа в сырой одежде лишала комфорта, и не только комфорта. В один из дней воспалились корни обломанного переднего зуба. Пришлось ехать в Гдов.

Зубной врач, осмотрев распухшую верхнюю десну, сделал заключение, что на корнях обломка инфекция, что зуб сейчас дёргать нельзя, прорезал десну для того, чтобы вытек накопившийся гной и посоветовал в дальнейшем остаток зуба удалить. С тем и отправил меня домой, в нашу лесную глухомань.

Утром ребята ушли работать, а дополнительно распухшая за ночь физиономия ни у кого не вызвала сомнения, что дела мои плохи. Ещё ощущалось, что разрез врач сделал неудачно, гной в верхней десне продолжал накапливаться, уже нащупывался языком, вылезший из десны большой мягкий отёк. Малейшее движение отдавалось острой болью во всей голове. Пришлось лечить себя самому, как не раз это проделывал, живя в общежитии. Но тогда до таких размеров не распухало.

Навёл воду с марганцовкой для последующего полоскания, взял в руки иголку и стал пробовать проткнуть отёк. Потом стал его царапать, пересиливая боль. Внезапно отёк прорвался, а меня как будто кто-то ударил кувалдой по затылку, настолько острой была реакция. И боль тут же стала стихать.

Выдавливал и полоскал, пока перестали обнаруживаться остатки гноя. В обед вернулись товарищи и Бородин принял решение отправить меня домой для лечения. На том моя практика и закончилась. Но домой ещё предстояло добраться, а без приключений на этом пути не обошлось.

Утром я с двумя корзинами, в каждой из которых было по две трехлитровый банки земляничного варенья, а за плечами рюкзак с остальными вещами, отправился в путь. Добираться домой к родителям, проживающим под городом Старица, мне было проще через Ленинград.

Мой внешний вид производил тягостное впечатление. Многомесячная небритость, всё ещё распухшая верхняя десна, из-за которой нос задрался куда-то кверху, очки на нём еле умещались, а само лицо имело довольно глуповатый вид, делали меня приметной жертвой для городских жуликов. Потрёпанная будничная одежда и многодневный загар только утверждали вероятность возникновения подобной ситуации. Но это я понял позднее, когда бурное развитие событий настигло меня в пути.

В Ленинград приехал рано, купил билет на поезд, уходящий через несколько часов. Пока ходил по вокзалу, краем глаза обращал внимание, что-то тут, то там мелькали кучками молодые мужчины какой-то не славянской национальности. В Москве я такого не видел, а тут эти «орлы» грабили других прямо на глазах у остальной публики. Публика молча отворачивалось, если замечала происходящее, никто не сделал ни одной попытки заступиться. Милиции ни в одном из залов ожидания не заметил. Зато ощутил, что меня уже «ведут». Стал быстро переходить из зала в зал, кося глазами при поворотах, отслеживая, кто следует за мной.

Когда увидел, что трое кавказцев ударили по лицу одну из женщин, которая сделала попытку закричать в ответ на отбираемое у неё имущество, физически чувствуя сокращение дистанции двигающихся за мной сзади ещё двух таких же архаровцев, то ясно понял, что следующей жертвой буду я. Раздумывать было некогда.

Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, энергично двинулся в обратном направлении, чуть не протаранив моих преследователей, которые шли по пятам уже через третьи зал и после моего движения назад расступились, с ехидными улыбками взглянув на меня с двух сторон, но не задерживая, потому что не поняли, что я буду делать дальше.

Гопников было на вокзале в тот момент десятка два. Я лично насчитал их в тех залах, через которые успел пройти, 17 человек, неуловимо похожих друг на друга, а перемещаться приходилось из зала в зал быстро, разглядывать и оценивать каждого времени не было.

Первое, что посчитал правильным, это освободиться от корзин, которые делали меня легко уязвимым и мало мобильным. Быстро нырнув по ступенькам вниз, ведущим в расположенный внизу зал с автоматическими ячейками камеры хранения, стремительно подошёл к первой же свободной ячейке, сунул туда свои корзины и рюкзак, заученным движением набрал шифр, кинул пятнадцать копеек, хлопнул дверцу, зафиксировал в памяти номер, крупно написанный на дверке и опять резко двинулся на выход. Двое моих преследователей не ожидали таких быстрых перемещений, но один из них сделал слабую попытку остановить. Прорвавшись сквозь них, я вылетел пуле из здания вокзала и нырнул в метро. Туда они за мной не последовали. Несколько часов до отправления поезда пришлось кататься по линиям питерского метрополитена. Пару раз выходил на верх, перекусывал, но от метро не отдалялся, боясь заблудиться в незнакомом городе. Наконец, пошло время последнего часа перед отправлением. Прикинув, что со всеми временными затратами должен попасть на перрон примерно за двадцать минут до отправления состава, а его обычно подавали минут за тридцать, вышел из метро.

В зале перед входом в камеры автоматического хранения столкнулся с одним из преследователей. Не скрывая радостной улыбки, он двинулся за мной следом, очевидно рассчитывая, что теперь то мне деваться будет некуда, ехать мне так и так нужно! Спустившись в зал, не спеша вытащив из ячейки корзины и надев рюкзак, понимая, что гопник ожидает меня у единственного из этого зала выхода и, возможно, что он будет уже не один, стал выдвигаться в сторону перрона отправления.

Преследователь всё ещё стоял один, но настроен на грабёж был вполне решительно, ему не хватало только его напарников. На вид ему было лет двадцать, как и мне, но «шайба» у меня была чуть по более. Двинулись к выходу, я максимально уверенной походкой, он явно сзади, сомневаться не приходилось. Выхожу на перрон и, засада! Поезд ещё не подали!

Сохраняя уверенную походку, выхватываю глазами из ожидающей толпы одинокого мужика, подхожу к нему, ставлю корзины на землю и завожу разговор с таким видом, будто встретил старого знакомого. Через некоторое время скашиваю глаза, метрах в трёх стоит мой преследователь, ожидая чего-то. Вскоре поезд подали, заходя в вагон, я обернулся и увидел затылок уходящего гопника, которого смог переиграть.

Вечером был уже дома, но вся остальная дорога в памяти, в отличие от ярко запомнившихся нескольких десятков минут на Московском вокзале в Питере, в памяти не осталась. Не запомнились и будничные дни четырёхмесячного отдыха дома, где помогал по огороду, работал за отца почтальоном, развозя корреспонденцию по деревням его участка на велосипеде. Запомнилось только, что в этот раз не прозвучало обычное мамино причитание, звучавшее при каждом возвращении из техникума: «Похудел-то как!» В этот раз ряха у меня была на вольных харчах что надо! Первого декабря предстояло явиться в техникум для заключительных четырёх месяцев учёбы.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/06/30/1933

Начало воспоминаний о техникуме:
http://www.proza.ru/2016/04/20/1622