Серая человеческая масса, объединенная враньем

- А сейчас прошу всех встать,  - сообщил ведущий и невидимый за шторками оператор включил гимн страны. Присутствующие покорно поднялись, кряхтя и вздыхая. Вокруг меня потемнело,  и я почувствовал многочисленные недобрые взгляды. Я сидел в неудобном кресле, посреди зала, в толпе стоящих молча людей. Гимн прервали на половине и все довольно опустили свои тела в рваные кресла, на твердые фанерные стулья, на табуретки.
В последний раз мы стоя вспоминали жертв теракта в Питере месяц назад. Да, тогда я встал, мне до слёз было жалко невинные загубленные жизни, я ненавидел бессильную полицию, бактерий-сотрудников бестолково заполнивших сине-серой проказой места скопления людей. Собственно про мое существование довольно быстро забыли - люди пришли на выпускной вечер и чего до человека, в полосатой футболке, сидящего посреди серой молчаливой толпы, и не было интереса.
Мероприятие закончилось, и мы вышли на крыльцо школы.  Летний вечер, заправленный запахами дешевой туалетной воды и табачного дыма,  накрыл теплым покрывалом открытые плечи нарядных школьниц.
Сзади кто-то закашлялся, пытаясь обратить на себя внимание. Человек я высокий и когда повернул голову посмотреть, кто это пытается обратить на себя внимание, то  не сразу его заметил. Мужичонка, невысокого роста, выбритый небрежно, в рубашке старого покроя, в брюках со стрелками и в кроссовках «Адидас».
- Какой хороший вечер, - произнес  он и смачно затянулся папироской, - надоели эти дожди, кругом травы по пояс.
- Это точно, как в песне, «на дальней станции сойду» - подтвердил я.
- А вы здесь с кем? – живо поинтересовался новый незнакомый.
- С племянницей. Да и собственно, у вас ко мне есть какой-то вопрос? – перешел я в наступление.
- Да не, вы что? – отмахнулся он, - я так.
- Ну, тогда откланиваюсь - в мои планы не входило какое либо знакомство, тем более со странными личностями и я начал осторожно ступать по разбитым ступенькам.
- А ты почему во время гимна сидел, а? – знакомый голос прозвучал требовательно, с нотками нервозности.
 Я замер, затем повернулся. Мужичонка стал мужиком – выше меня на голову, а то и на две. Он смело глядел сверху усмехаясь.
- Это вообще не ваше дело, да и на «ты» мы вроде не переходили.
- А что меняет «ты» или «вы»?
-  Для меня да, для вас видимо нет.
- Все стояли, а ты сидел, что особенный? – начал напирать патриот.
- А если все будут кричать «Хайль Гитлер!» - вы тоже закричите?
- Ну, ты не сравнивай.
- Почему бы и не сравнить? Думаю, если бы вам приказали, то вы и не то кричали, ещё бы сапоги в Индийский океан пошли мыть. Хотя вам и приказывать не надо, сами пойдете в толпе или за толпой.
- Ты в курсе, что за твои слова ответить придется? – смело заявил мужик.
- Рискните здоровьем, если не страшно – я усмехнулся.
Я отправился к своему автомобилю. Сзади чувствовал движение, когда оглянулся, то за мной шли трое, неряшливо одетых, очень похожих по росту и по комплекции мужчин.
- Ну что, мужичек с ноготок, одному страшно, обязательно группа поддержки нужна? – мне сделалось смешно, я чувствовал себя уверенно, так как в молодости занимался единоборствами.
- Эй, - чья-то рука коснулась плеча. Я, конечно, знал, что последует, когда повернется моя голова и, разворачиваясь, сделал боксерский нырок под руку. Выныривая, я рубанул «боковым правым» соратника задиры, и с шагом ударил «прямым»  следующему.
Двое корчившееся тел  стонали на пыльной грунтовой дороге.
Ну что теперь? - мой новый знакомый сделался грибом-сморчком, затрясся, когда я схватил его за шиворот.
- Я, я, - он кисло оправдывался, - я пошутил.
- Отличная шутка, сейчас в полицию пойдем.
- Не надо в полицию, у меня срок условный, - клянчил мужичонка.
- Надо, Федя, надо, - утвердил я.
- У меня дети, дочь вот школу окончила, прошу вас, - он зашмыгал носом.
- Смотрите-ка,  человек становится культурным  на глазах, не так много надо, чтобы на «вы» перейти.
- Вы меня извините.
- За что? Вы имеете, что заслуживаете. Ладно, идите к своим друзьям, им нужна помощь.

Дорогой домой я меня, как говорит сейчас молодежь, - плющило и колбасило. Жалко мне было и мужика, и его друзей, и всех кто стоял, молча, слушая лживые завывания, официальной песни страны, ни одна строка которой не соответствовала действительности.