Женькина судьба

                Я забыл, что такое любовь,
                И под лунным над городом светом
                Столько выпалил клятвенных слов.
                Что мрачнею, как вспомню об этом…
               
               
                Н.Рубцов

               
ГЛАВА 1

                Семья
  По разному складывалась жизнь Алексея и Тамары, родителей Евгения, но неведомые тропинки свели их на многие годы.
   Родина Алексея и его родителей село Перемут ушло под воду в связи с образованием в 1941 году Рыбинского водохранилища. Семья переселилась  в город Рыбинск. 
   Семен, отец Тамары, был начальником Дальневосточной пограничной заставы,                охранявшей  территорию границы с Китаем,  пролегающей вдоль  города Благовещенска.
  Чего греха таить? Семен, будучи  привлекательным, частенько увлекался хорошенькими женщинами. Однажды его жена Наташа не выдержала его измен и уехала с двенадцатилетней дочкой Тамарой к родственникам в город Рыбинск, где потом  работала проводницей в поезде Москва –Ленинград.

   Шли годы. Тамара и Алексей взрослели. Вот уж и окончена школа.
   Подошло время, и Алексея призвали в 1939 году в армию.
     Служба еще не закончилась, как началась война. Боевое крещение он принял в самом ее начале. 
       В битве под Курском, где горело небо и земля, Алексей чудом остался жив. День и ночь они гнали фашистов! Отступая, немцы жестоко расправлялись с мирными жителями. Народ прятался.
       Планируя летнее наступление, гитлеровское командование решило нанести главный удар в районе Курского выступа. В район предстоящего наступления было стянуто 50 отборных дивизий врага, в том числе 16 танковых и механизированных. С воздуха этот бронированный кулак покрывался почти тысячей самолетов! Фашисты были уверены в том, что неудачи быть не может.
        Но они потерпели поражение: в результате победы под Курском завершился коренной перелом в ходе войны.
       Воевал Алексей и на Забайкальском фронте. Про Маньчжурию он не рассказывал: слишком много ужаса пришлось пережить. Маньчжурскую операцию провели всего за 24 дня!
  В Квантунской армии была сформирована специальная бригада            смертников. Этих фанатов, воспитанных идеей Великой Японии, 
  называли "камикадзе". Одетые в желтые мундиры, они с минами 
 в руках, казалось, таились всюду.
 После объявления Японией о капитуляции на Дворцовой площади в Токио сотни фанатов, рыдая, бились головами о камни. Многие вспарывали себе животы.
   Демобилизовался Алексей только в 1945 году. Его не было дома шесть лет. 

    Тамара,  в 1943 году после окончания курсов медсестер  пришла в военкомат.
   Начальник военно-санитарного поезда принял ее на службу.
Их санитарный поезд работал на Карельском фронте.*
   Немцы беспощадно обстреливали дорогу. Работники поезда подбирали раненых в местах, где шли бои. Оказывали им первую помощь и везли до ближайшего медсанбата или передвижного полевого госпиталя. Медсанбаты находились в 20-30 километрах от линии фронта. Передвижные госпитали располагались прямо на фронте.

*  Из всех советских фронтов в годы В.О.В. Карельский фронт существовал самое продолжительное время.(3,5 года) и действовал в самой широкой полосе (около 1,6 тыс. км). Его войска вели боевые действия в особых географических и климатических условиях, на театре, включавшем две  неравные и неподходящие зоны Заполярья и Карелии.
   Боевые действия фронта условно делят на 3 основных периода.
1-й- ( июнь-дек.1941г.)
   Войска фронта в упорных оборонительных боях остановили врага в Заполярье и Карелии.
   Во 2-й период (янв. 42 – июнь 44г.г.)
Войска фронта в ходе оборонительных боев и частных наступательных операций, проведенных в январе – мае 1942 года на     медвежьегорском, кастеньгском и мурманском операционных направлениях, окончательно сорвали планы германского и финляндского командования. На Севере обескровили силы противника и создали условия для перехода в наступление… 

  Тамара ухаживала за ранеными. Однажды их санитарный поезд разбомбили, и Тамару ранило осколком  снаряда в ногу.
  (Сгорел архив, и она долгое время не считалась участницей войны и соответственно не получала льготы. Со временем документы восстановили).
         
   После победы над фашистской Германией вернулась с фронта и Тамара. Ее жених где-то затерялся на фронтовых дорогах. Ждала она его. Но год шел за годом, а о нем ни слуху, ни духу.
   Однажды пошла Тамара с подругой на танцы и там познакомилась с Алексеем. Вскоре вышла за него замуж. Родилось двое мальчиков, да они умерли от какой-то инфекции. Потом появилась на свет дочка Галя. И тут вернулся Тамарин совершенно седой жених. Как ни любила она его, но  рушить свою семью не стала.
   Здесь же, в Рыбинске, родились еще дочки: Рита, Лена, Ира.
  Голодное послевоенное  время. Надо было как-то выживать. Брат Алексея, Николай, жил в то время в Советском районе Алтайского края. К нему и приехали  Алексей с Тамарой и детьми. Спустя некоторое время перебрались в Мало-Угренево. Пожили здесь. Узнали, что в селе Лесном образовывался совхоз. Лес. Река. Красивое место! Туда и направились. Им выделили жилье. Нашлась и работа. Здесь у Алексея с Тамарой  еще родились дети: Наташа и двое мальчишек Евгений и Алексей.
   Алексей Федорович работал слесарем в совхозе. Часто болел. Однажды, еще на фронте, ехали они куда-то в теплушке. Холодно. Ночь он просидел в дреме, прислонившись спиной к стене вагона, по которой проходил швеллер. А утром кое-как отодрал примерзшую шинель от металла. Простудился. С тех пор долгие годы мучила его бронхиальная астма.
 Тамара Семеновна бывала с детьми очень резкой. Алексей Федорович тогда ласково говорил:
              –Вы уж не обижайтесь на мать. Она всю войну прошла.
–Но ты-то ведь тоже на войне был!?
На что отец добродушно отвечал:
–Я мужчина. А значит крепче.               
  В семье главенствовала Тамара Семеновна. Всю жизнь, как птенчика, оберегала она своего сыночка Женечку, пострадавшего в девятилетнем возрасте от взбесившегося от испуга коня.   Ее муж Алексей  работал в то время на конюшне. Совхоз давал ему коня с телегой для вывозки дров из леса. И он всегда брал с собой сына Женю.
    В тот  день мальчик пришел из школы, а отца нет. Он  заплакал: обещал ведь. Тут вернулся отец и сказал, чтоб собирался: вторую ходку  будут делать за дровами.
  Поехали. Ласково светило весеннее солнце. Напоенная земля курилась туманным паром. Видневшийся лес помолодел. Радостно сновали птахи.   
   И вдруг лошадь, испугавшись встречной машины, понеслась. Отец с заполошным криком изо всей силы тянул вожжи на себя, но обезумевшее животное, не слыша команды и не чувствуя боли от удил, неслось в конюшню. И тут отец с ужасом увидел поворот. Обожгла мысль: «Перевернемся!» И только он схватил сына, как последовал удар. Телега перевернулась, и он, выпустив мальчика,  улетел в сторону. Опомнившись, со страхом  выхватил глазом распластанного на земле в луже крови сына. «Все! Конец!»
   С вздыбившимися от ужаса волосами он тупо брел к нему.  Поднял безжизненное тельце на руки. Сердце  зашлось. И вдруг мальчик вздохнул. Отец истошно заорал подбежавшим людям: «Скорую!!»
  Черепно-мозговая травма.
  Потом – сложнейшая операция.
  Отец. Сколько вынес он, будучи сам больным, сидя в больнице около  кровати сына, дни и ночи, притулившись на стуле.
  Врачи сказали  отцу с матерью, что их сын Женя не выживет. Но произошло чудо. На четвертые сутки после операции мальчик пришел в сознание.
   Долгие дни с помощью отца Женя учился вставать, потом ходить: сначала в палате, потом по коридору, а затем и по лестницам.
  А когда он лежал, не чувствуя ног, то ему безумно хотелось подойти к окну, посмотреть на облака, на клейкие листочки тополей, заглянуть во двор, где шумели ребятишки.
  Потихоньку, чтоб не слышал отец, Женя плакал, горько думая о том, что никогда не поднимется.
  Это можно назвать мистикой, но он отчетливо помнил, как  полетел в какую-то трубу и видел, уже сверху, свою операцию. Ему так не хотелось возвращаться: там, вверху, было светло и хорошо. Но душа его вернулась.
 Видимо, Господу было угодно, что б он жил.
   Невероятно, но истории, когда люди видят себя сверху, находясь в тяжелом состоянии, случаются.
  Наверное, душа в таких случаях покидает тело, потом возвращается или не возвращается. Тут уж, скорее всего, решают силы свыше.
   Врачи сказали родителям Жени, что все функции у него сохранились: память, слух и прочее. Потому как был детский возраст. А так бы…
  Назначили Жене пожизненную группу по инвалидности.
  Он окончил школу. Поступил учиться в техникум. Поступал и в Новосибирский институт.  Понимал, что родители не смогут ему помогать, и потому думал о работе.  Тамара Семеновна так и сказала: « Если хочешь хорошо одеваться и прочее, иди работать».

  Давно нет на белом свете  деда Жени по матери подполковника Семена  (бывшего начальника погранзаставы). Отчества его так и не знают дети Алексея Федоровича и Тамары Семеновны и не видели деда никогда. Толи  их бабушка Наташа  настолько была обижена на мужа, что вычеркнула его из памяти, толи еще какая причина.
                ***
               


                Взрослая жизнь

   Начинал Евгений свою трудовую деятельность  на одном из  Бийских заводов в отделе снабжения. Ездил за товаром в города Алтайского края. Молодой, беспечный, хотя к работе относился серьезно.
  Страна взяла курс на перестройку. Жизнь людей незаметно стала  ухудшаться.  Предприятия работали.
***
   Женя давно мечтал побывать на Черном море. И вот, взяв летом отпуск,  отправился посмотреть на это море.
  В городе Алушта на пляже он познакомился со светловолосой голубоглазой девушкой Ингой. Она произвела на него сильное впечатление. На второй день они  встретились на танцах. Через некоторое время  она пригласила его к себе в общежитие.  Четыре дня, проведенные вместе, внесли в их отношения ясность. Он уехал домой.  Через два дня умер долго болевший отец.
***
Несколько отойдя от горя, Женя позвонил Инге, потом приезжал к ней.  Она ждала его, писала письма, беспокоилась о том, что Женя иногда долго не связывался с ней по телефону. В те девяностые у них тоже задерживали зарплату. Шли большие сокращения. Она надеялась, что вместе с Женей придумают что-нибудь с работой. Мечтала, как они будут жить вместе. А Женя все думал: « Да рано еще жениться! Успею!».
     Он  часто ездил в начале девяностых в Москву к тетушке.
  В стране одно за другим закрывались предприятия,  и предприимчивые люди вынуждены были заниматься торговлей. Ездили за товаром кто куда: кто в Турцию, кто в Китай. Московская тетушка посоветовала и ему заняться торговлей. Что так-то ездить?
   Женя покупал в Москве чехословацкую обувь, которую здесь, на бийском рынке, быстро разбирали. Появились деньги. Но он всегда стеснялся торговать. Глаза так и бегали, выискивая знакомых. И уж если  видел кого, то вспыхивал от охватившего стыда и сразу отходил в сторону.
 
    1994 год. Евгению исполнилось тридцать лет. Он по-прежнему холост. И вот поехал он на поезде в очередной раз в Москву за товаром.
   Одетые по-зимнему леса сменила бескрайняя степь с перелесками. Серпантином вились его мысли: « Тридцать лет. Это уже зрелость». Тяготили воспоминания о необдуманных поступках совершенные  в молодости.
   Вспомнился ему город Алушта, расположенный на южном берегу Крыма, который его привлекал. Инга, живущая в нем. Взволновали ее письма,  недавно перечитанные.  «Почему так вышло? – спрашивал он себя.– Почему я по сей день вспоминаю то время и не могу себе простить совершенные ошибки?  Ведь приехал к Инге чтобы жить с ней, создать семью, а получилось, что испугался трудностей: не было жилья, работы, и попросту сбежал».
  Жилье могло и быть, да строительство дома, в котором Инге, как медработнику, обещали дать квартиру, заморозили.
   Страна распадалась на глазах. Закрывались заводы. Приходили в упадок совхозы.
  Пришла ему на ум и Лена, с которой дружил два года. Уехал от нее просто в отпуск на берег Крыма да там встретил Ингу.  «Ленка! Могло с ней быть все по-хорошему…» .
На душе его было тяжко. Неожиданно пришли строчки:

Все когда-то было и прошло.
Все когда-то будет и пройдет.
Только рана от того, что было,
Никогда уже не заживет…
А когда-то все казалось просто,
Все когда-то можно и решить…

   А за окном мелькали заснеженные поля, знакомые города. Сколько раз он проезжал этот путь туда и обратно! Не раз ездил в Алушту, да так и не смог там остаться. Все считал, что молодость еще впереди и нечего время торопить. «А зря. Был бы уже женат, имел ребенка, и жил где-нибудь в Алуште, или Москве, или еще где. Но что ворошить память?! Все прошло! А все же надеюсь на чудо. Встречу девушку. Бросил бы торговлю и переехал к ней ».
  Поезд медленно шел вперед. В  купе никого не было. Только он с недававшими  покоя,  мыслями: « И почему у меня в жизни не так, как у всех? А почему собственно я должен походить на других? Женился бы, да и все! Что тут мудрить и ездить по свету? Все путешествую. Год назад, в это время  был у Инги,  но так и не остался. Наверно, все же не могу жить без родины ».
   Поезд стучал колесами. Надвигалась ночь. В мелькавших селениях зажигался свет, а  его мысли все кружились, как снежинки за окном вагона: «Вот мужья пришли с работы. Хозяйки готовят ужин. Идет обычный семейный разговор. Завтра все повторится. За каждым окном – своя жизнь. А я один. Не обзавелся друзьями. Нет работы. Не вижу перспективы на будущее».
    Пишет Женя много лет заметки в дневнике. И вот сейчас в поезде вдруг подумал о том, что надо подводить в новой тетради итоги за год, если только есть, что подвести.
   А поезд упорно двигался вперед. Скоро Москва. За морозным узорчатым окном день. Солнце в зените. Женя очень любит зиму, может, оттого что родился в эту пору. И теперь, любуясь зимними картинками, подумал:
« Хорошо быть свободным и независимым. Вот уже десять я лет путешествую. Столько повидал, и все мало. Почему из всего, что есть хорошего в жизни, я выбрал железную дорогу?
  Может,  неразумны эти поездки, покупки, продажа…»
***
 А Инга все писала ему письма. Ждала. Приезжая, он ей подавал надежды. 
 Шел седьмой год, как они встречались. 
 И вот однажды Евгений приехал к ней. Решил, наконец, остаться, но Инга               
 встретила его холодно.
 Что ему оставалось делать?   Уехал на свой  Алтай, а она вскоре  вышла 
 замуж. Но он этого не знал.
     Инга часто снилась ему. Он скучал по ней. Снилась Инга с ребенком на руках. Женя верил своим снам. Замечал, что, видимо, после той операции на голове, сны его стали вещими.
  И опять уже через четыре года с некоторой надеждой на продолжение их отношений и в тоже время, чтобы убедиться, замужем ли она, а может для успокоения души, Женя вновь поехал в этот город Алушта. Инга его даже на порог не пустила. Сказала, что замужем и есть ребенок.
Оставаться в этом городе он больше не мог. Съездил на один день  в Ялту. Посидел  у моря,  с горчинкой думая о том, что его теперь в Крыму никто  не ждет. Потом отправился к сестре Гале в город Смоленск.
***
  Будучи в очередной поездке в Москве Женя познакомился в автобусе с молодой женщиной, имевшей сына, с которым впоследствии он нашел общий язык. Пока жил там, встречались. Все было бы хорошо, если бы не его вечно сомневающаяся натура. Приезжал он к ней. Поживет какое-то время и уедет. Через полгода появляется. Будучи в разлуке, жил памятью о ней. И его это вдохновляло. В конце концов, уехал совсем.
   А, казалось бы, живи с этой женщиной, раз она тебе нравится, но его всегда одолевали сомнения: вдруг не получится? Или что-то не так пойдет…
                ***

                Ирина и Нина
 
   Однажды, в 2009 году  Жене позвонила его бывшая подруга Елена, с которой он какое-то время был вместе. Она оказалась меркантильной женщиной, вот и расстались. Предложила познакомить  со своей подругой. Женя отказался. Потом она еще позвонила, и он согласился на встречу с незнакомой Ириной, думая: « А что мне терять? Никого у меня в данное время нет».
 Внешне Ирина ему не понравилась. Ну, раз приехал, надо познакомиться.
Ирина оказалось замужем, но жили с мужем раздельно. Был маленький сын, к которому Женя очень привязался, как и мальчик к нему. Он гулял с ним, играл, укладывал спать, полюбил его как родного сына. Отношения с Ириной были неплохими. Она жила в своем городском доме, держала хозяйство. Сынок уже пошел в школу, и она все так же приезжала с сынишкой к Евгению в деревню.
   А на следующий год Женя случайно познакомился с Ниной и так, мимоходом, пригласил ее на чай. И Нина однажды приехала. Посидели за столом, песни попели, поговорили, и она предложила встретиться еще.
Понимая ситуацию, Женя растерялся:
«Как это? У меня же Ирина!
Потом ему стало любопытно: « Как же дальше будут развиваться события?»
    Временами Ирина приезжала к нему, и Нина тоже: раз в неделю.
Увидев как-то женские туфли и зонтик,  Нина удивленно спросила:
–А чье это?
Женя, не моргнув глазом, выкрутился:
–Да сестра приходила, оставила!
  Однажды случилось то, о чем он и подумать не мог.
Как-то сидел с Ириной за столом, и вдруг подъехала к дому машина. Увидев в окно Нину с ее мамой, он кинулся к дверям и встретил их у самого порога. Обдало жаром: как выйти из положения?
Нина озабоченно сказала:
– Решили к тебе заехать,  проведать. Ты говорил накануне, что у тебя голова сильно болела. Как  себя чувствуешь?
–Нормально. Все хорошо, – Женя застыл столбом, не приглашая гостей войти.
Они, молча, в недоумении потоптались в прихожей и засобирались:
–Ну ладно. Мы поедем.
  Опомнившись, он все же вымолвил:
– Может, зайдете?
–Нет, нет, мы поедем.
А Женя, облегченно вздохнув, направился в кухню.
   Он сожалел о своей двойственности. Нельзя так делать! Давно известно, что «за двумя зайцами…»
   Нина ему нравилась, а с Ириной он хотел расстаться.  Когда сказал ей об этом, она ответила с некоторым вызовом:
–А я не хочу с тобой расставаться!
   «Как  быть?– думал он.– И у Нины какие-то виды, и у Ирины».
   Двойная связь длилась несколько лет. Нина, наконец, догадавшись о его близких отношениях с другой женщиной, ездить перестала.
«Это и к лучшему. Ведь все чаще стал испытывать к ней раздражение. Нарастала неприязнь. И все мой несносный характер!
 А что Ирина? Редко звонит. Еще реже приезжает. Не представляю себя с ней. Мы – разные. Держал ее сын. Но теперь он вырос, и я ему уже не нужен. А ведь в то время я чувствовал себя семьянином! Но было – и прошло».
***
                Один

   Как по-своему хороши для Евгения  огородные работы! Он больше, чем зимой, находился на улице. Никуда не стремился. Нравилось ему вот так спокойно жить. Что-то делать по дому и «крестьянствовать». Неожиданно он купил себе велосипед и теперь частенько ездил на нем, то просто прогуляться вдоль своего  леса, а то и в город махнуть.
        ***
 Вот уже далеко остались позади девяностые. На  пенсию Евгения       
  уже можно  прожить и даже скопить на поездку в Москву к тетушке.               
 Сходить в театр. Посетить музеи. Посмотреть концерты.
  Зимние одинокие вечера он в основном коротал в своем доме. Это его тяготило. Засыпал в тишине, просыпался тоже.
   За лето выращивал урожай. Потом подсчитывал в литрах заготовки овощей и варенья, и это доставляло некую радость. С увлечением читал свои дневниковые записи. Вспоминал.
  Шли годы. Ему уже  за пятьдесят.  Но Женя выглядит моложе, видимо оттого, что активно занимается спортом.
  Свои дни рождения он встречает с сестрой Ритой и братом, с которым  с некоторых пор стали натянутые отношения. Причина – женщина, с которой когда-то жил Евгений.
   С горечью вспоминает, что совсем редко видится с сестрами, живущими в других городах. Отношения у них стали не те, что были раньше. Мало в них тепла. Может, оттого что стареют?
   В своих дневниковых записях, он поздравил себя и родных  с Новым 2016 годом! Годом огненной обезьяны. Написал, что в нем будут путешествия и семья, о которой долго мечтал. По восточному календарю, этот год обещал перемены в личной жизни. Это вселяло какую-то надежду.
    Поздравил всех родных и с Рождеством Христовым. Смотрел по телевизору службу в храме Христа Спасителя. Память выдала картину, как он стоял когда-то на такой же службе в этом московском храме.
  А ранней весной  у него был приступ: давала время от времени о себе знать  операция на голове. Накануне он ходил на уколы. Чувствовал – не надо уколы! Но болезненное состояние длилось долго. Когда-то все равно должно это было произойти. Да и весеннее обострение. «Но надо лечиться и не унывать! – писал он.– Живу один. Ну и что?! Не нужно жалеть. Ведь если бы захотел, то можно было все свершить. Значит – не захотел. Весь мой мир в моих привычных делах, и я мирюсь с тем, что есть. Со здоровьем что-то не так. Но справлюсь!»
  Иногда, в бессонные ночи, он как бы каялся, вглядываясь в темноту и пустоту своего одинокого дома: «  Как жестоко я относился к близким женщинам. Зачем проводил эти эксперименты с Ириной и Ниной? Морочил обеим головы. Для чего? Сам не знаю. Или как жестко в молодые годы обошелся с девочкой, полюбившей меня как отца. Пошел разлад с ее матерью, так девочка,  чтоб не уходил, даже обувь спрятала. Кричала, что выбросится в окно, если уйду. А я взял и ушел. Вот какой я был  жестокий, ненадежный, легкомысленный».
***
   Двадцать третье апреля  Евгений считал  вторым своим днём рождения. И в этот облачный день память перенесла его в те далекие годы. В ту больницу под номером 4, где он чудом выжил после тяжелейшей травмы головы.
  По традиции  съездил туда, походил по лестницам, по которым водил его отец. Заглянул в палату.  Память хранила всё.
   
   Когда ему приходилось особо трудно, то  помогали записи о прошлом и настоящем. Но одиночество все равно давило. «Но я сильнее обстоятельств с – пылом говорил сам себе.– Впереди май. Столько радости он принесет!»
   1 мая. Пасха! Великий праздник.
    Евгений радовался пробуждению природы. С утра ходил около своей яблони и вдохновенно наблюдал за тронувшимися почками. Столько огородных дел впереди! Скучать некогда!
   День Победы! Как не помнить!? Это праздник его воевавших родителей, живущих фронтовиков. Праздник всего народа. « А я все один и уже который год. Были друзья, подруги. Всех растерял!
А « ледниковый период» уже прошел», – так в шутку называл он зимнее время в своем доме.
                ***
                Знакомство
               
 Летят дни. Пора садово-огородных работ, которую Евгений ждал с               
 нетерпением. Первая зелень.  Солнце! Дожди! Гроза! Радуга! Пора
 березового сока. Долгожданное время!
  Незаметно подошел июль.
   Вот уже в сороковой раз ко дню рождения писателя, актера и режиссера Василия Макаровича Шукшина в библиотеках края проводились шукшинские чтения, встречи с писателями. Праздник заканчивался на родине Василия Макаровича в селе Сростки.
   Евгений тоже приехал сюда. А накануне, у Дома культуры с упоением слушал русские песни в исполнении многих ансамблей края. И вот теперь он поднялся  на гору Пикет, притягивавшую народ со всех концов России ( и не только) вот уже несколько десятков лет. Он здесь уже  двадцать второй раз. Эта подпитка энергии ему необходима, как необходим Евдокимовский фестиваль, на котором он бывает со дня гибели губернатора. 
   Оглядывая людское море, скопившееся на этой горе на праздник кому души, кому  веселья, он в задумчивости побродил по смятой тысячами ног  траве Пикета. Не довелось ему повстречаться с Шукшиным: когда писатель приезжал в Сростки, Женя был еще мальчишкой.
   Выступил губернатор, другие ответственные лица. Евгений внимательно послушал их. Встретился со знакомыми.
   Разливались далеко окрест песни русские в исполнении лучших ансамблей Алтая!
   Хорошо! С горы в сиреневой дымке вольно раскинулись Сростки. Не оторвать взгляда от игравших на солнце бирюзовых вод Катуни. На Пикете хорошо дышится, думается.  Каждый человек, приезжающий сюда раз в год,  что-то находит для себя. Кому-то выпить да закусить. У пишущих людей, к которым относился и он, здесь свой интерес. Ну, каждому свое.
  После обеда Евгений спустился вместе с другими людьми по тропинке, ведущей к сельскому Дому Культуры. Здесь конечная остановка автобуса, уходившего в город. Возле нее выстроились белоствольные  в изумрудных платьях березы. «Невестушки  мои»,– ласково называл их Василий Макарович. Действительно – невестушки.
   Пригревало июльское солнце, но жары не было. Высоко в небе плавали облака, похожие то на шубки белоснежных барашков, то на перышки, разметавшиеся по яркому синему полю. Чудо, а не день!
   На остановке Евгений подошел к миловидной женщине средних лет и сказал, что вчера  здесь около Дома Культуры выступали ансамбли  со всего района, как это было здорово.
    Женщина, а это была Ольга, первой вошла в подошедший автобус. Огляделась и заняла сиденье поближе к выходу. Через двадцать минут езды будет ее село. Евгений подсел к ней.
–Посмотрите на поле подсолнухов!
 За окном и впрямь  мелькали будто янтарные, тянувшиеся к солнцу подсолнухи.
–Красиво, да?
Ольга улыбнулась.
–Да. А вы случайно стихи не пишете?
 Сама она с давних пор посещала  литературный клуб « Родник» и чувствовала людей с доброй душой.
 Он несколько смутился и признался, что пишет.
–Так приходите в наш литературный клуб! Занятия через месяц. Давайте ваш номер телефона, а то скоро остановка, я выхожу!
   Обменялись номерами.
–Так вы звоните, и приезжайте в гости! – успел сказать мужчина неопределенного возраста.– У нас природа замечательная!
***
    Подошел сентябрь с мелкими дождями, прохладным солнцем. В начале месяца начинались занятия в литературном клубе «Родник». Евгений приехал. Прочитал стихи. Ему, как и всем  вновь приходившим, предложили  сделать распечатку нескольких стихов для обсуждения.
   Компьютера у Евгения не было. Все произведения – в тетрадях и блокнотах. А распечатку стихов сделать надо. И Ольга решила ему помочь. Пригласила к себе, несколько опасаясь со стороны бывшего мужа Николая (жила с ним много лет в разводе, но под одной крышей) колких реплик. Предупредила его, что к ней приедет ученик. Надо с ним поработать. Он  ничего не сказал.
  В определенный день Женя приехал. Некоторое время искал дом Ольги. Наконец, нашел. Сотового телефона у него не было, чтоб позвонить.  Считал, что  не нужен ему мобильник: живет отшельником, есть домашний телефон, на который, кроме сестер, никто не звонит.
   Ольга напекла беляшей. Угостила ими Евгения, который  с удовольствием попил вместе с ней  чая. Вспомнил ушедшую не так давно из жизни маму, которая  пекла на их большую семью целый таз пирогов.
   Николай от чая отказался. «Вот и хорошо» – подумала Ольга. В кухне тесно, да и не  хотелось при его озлобленности, особенно после развода,  общаться с ним. Его беспробудное  пьянство,  в порыве которого он однажды загнал ее под кровать, положили конец их отношениям. Однако не все так просто. Жили вместе.
    Ольга пригласила гостя в свою комнату, где стоял компьютер.  Начала печатать стихи, и вдруг погас свет. Какая досада! И они стали разговаривать, в надежде, что электричество все же дадут. Говорили  о природе, его стихах. И чем больше они говорили, тем сильнее  взгляд  карих глаз собрата по перу проникал в  ее душу и  волновал.
  Николай лежал на диване в смежной комнате. Слушал, не слушал их разговор. Ольга замечала за ним: вроде и не слушал, когда она говорила с подругой или сестрой, но за нечаянно вылетевшее необдуманное слово  она потом расплачивалась, раньше – слезами, позднее – нервами.
  Недавно Ольга была с Николаем у племянницы в гостях. Разговор зашел  об их дочери: не ладилось у той в семье. Ольга с печалью в голосе сказала, что если отвернется у женщины душа, то ничего потом сделать нельзя: она-то знает.
  Не говоря ни слова, Николай  выскочил из  квартиры, хлопнув  дверью так, что казалось, вылетят дверные косяки. Племянница с Ольгой удивленно переглянулись. Никто ничего не понял.
   Но дома Николай выдал Ольге за это «она-то знает» такой «концерт», от которого она не могла опомниться два дня. В ярости, с издевкой,  выговаривал, что памятник  ей надо поставить, что живет с ним. Ольга внутренне согласилась, но внешне, с притворной  улыбкой отмахивалась: нельзя Николая расстраивать: перенес инфаркт и может довести себя до второго.

   И теперь Ольга, внимательно слушая Евгения, ласково смотрела на его милое, чисто выбритое лицо, часто встречаясь с необычайно добрым  взглядом. На душе было светло и празднично.
 Стихи она так и не смогла в тот день напечатать: электричество дали к вечеру. Проводила гостя на остановку, где никого не было, сказав Коле, что пошла в магазин. Увидев подходивший автобус, Евгений торопливо приложился губами к ее щеке и влетел в салон. Ольга опешила.  В душе ворохнулось что-то теплое.
  Вернувшись, ожидала от Николая язвительных слов, ведь за многие годы их совместной жизни он ревновал ее безосновательно: мучил ревностью, особенно в молодости, оскорблял, приходя домой  часто пьяным, распускал руки.
« Наверно, считал гостя  слишком молодым. Потому и промолчал. Да и правда, выглядел он значительно моложе своих лет, или потому, что не пил и не курил, или от природы так».
  Евгений, как она в душе не противилась, определенно ей нравился, хотя она и постарше его. Ей так хотелось иметь друга, просто друга, с которым можно было поделиться всеми радостями и горестями.
  Николай  жил сам по себе. Зиму практически не отходил от телевизора. Летом пропадал на реке, бежавшей рядом с их домом.
                ***
 

  Ночью Ольга, чем-то томимая, часто просыпалась. Лезли в голову какие-то думы.  Тревожила душу глядевшая в окно луна.
   Чуть забрезжил рассвет, она проснулась. Лежа в постели, непроизвольно  перебирала в памяти их с Женей разговор.
   Стихи она напечатала и, сделав на принтере распечатку, решила отвезти ему (адрес знала). Забредившая непонятно чем душа  нестерпимо запросила повидаться. Зачем? Ольга и сама не знала.
   Позвонила. Он сказал, что будет ждать. Какой красивый у него по телефону голос! Приятный баритон.
  Утром приехала. Водитель высадил ее в начале села, сказав, что повернет и   поедет дальше, в другую деревню.
  Ольга растерялась. Куда идти? Спрашивать у людей адрес Евгения не будешь.  Позвонила и сказала удрученно:
–Жень,  я заблудилась. Где-то меня высадили не там.
–Я понял где. Сейчас встречу. Идите прямо.
    Ольга направилась по  дороге. Вот уже выкатилось яркое солнце, обогревая округу.
   На пути деревянная маленькая церковь. «Интересно, как там внутри?» Дальше здание, похоже, административное.
 «Зачем я здесь?»  – шагая вдоль украшенного первым снегом леса, не раз задавала себе этот вопрос.
   «Одиночество. Вот где разгадка. При живом, хоть и разведена, все равно муже,  всю жизнь одинокая. Бывало, мечтала о том, чтоб  вечерами  посидеть с ним  за чашкой чая, обсудить прошедший день. Но такого никогда не случалось.  За обеденным столом  после развода стало особенно тягостно сидеть».
  Ей вспомнилось, как в порыве от каких-то впечатлений она что-то с восторгом начинала  рассказывать ему, как тут же натыкалась на холодную стену:  «Много говоришь!» Или, нахмурив брови, грубо спрашивал: « Что мы есть будем!?»
   Евгений  тоже одинок. Поняла из разговора еще там, на остановке, когда ждали, после занятий целый час, каждый своего автобуса. Встретились два одиночества. Но если б ее знакомый не был начитанным, умным человеком, то она с первой  встречи наверно б отвернулась от него.
  Показался улыбавшийся Евгений. Подойдя, пожал ей руку,  поцеловал в щеку. От охвативших непонятных чувств Ольга  вцепилась на мгновение в его шершавую от огородных работ ладонь.
  Вот и дома. Он помог ей снять верхнюю одежду. Быстро почистил картошку, пожарил. Предложил маринованные  огурчики, опята, налил кофе. Она с ласковой улыбкой наблюдала за ним.
     Дома холодина. Батареи чуть дышали, хотя на улице морозец. Ольга повела плечами. Он тут же принес вязаный белый свитер. Она,  с благодарностью улыбнувшись, надела. Стало теплее.
  Пили кофе  и все говорили о непутевой их жизни. Евгений многозначительно посмотрел на ее сумку, и она поняла его волнение:
–Привезла твои напечатанные стихи.
   Он взял листы и обрадовано-удивленно воскликнул:
– Впервые вижу свои строки напечатанными!
–А ты думал! Напечатанный текст смотрится совсем по-другому.
    
   За разговором время не шло, а  летело. И  они не могли наговориться! Иногда, вспомнив что-то, Женя смешно по - детски морщил лицо. Или тер, как ребенок кулачками, глаза. Ей было забавно на него смотреть. В такие моменты волна материнской любви поднималась в ней: ведь она потеряла сына. Тупая душевная боль жгла ее сердце уже многие годы.
  Они встречались взглядами, и Ольга не могла оторваться от его умных проницательных  глаз.
  А Евгений тихо рассказывал о своей большой семье, где  всем заправляла  мама. Говорил о  случае с конем, чуть не лишившем его жизни. Поведал и о том, как мама всю жизнь его оберегала: все боялась, чтоб  мальчишки не ударили по голове в школе или в драке на улице.
   В Ольгином сознании предстала картина с истекавшим кровью ребенком. У нее навернулись слезы.
С горечью он вспомнил дни, проведенные в больнице, где с помощью отца потом учился  ходить.
  Евгений вызывал у нее доверие, и ей неожиданно захотелось поделиться с ним и о своем, наболевшем.
    –Еще в молодые годы получила от пьяного мужа во сне удар кулаком в живот. Операция.  Осталась жива.
   Николая, поседевшего за ночь, я простила, потому как винила в случившемся  и себя. Боясь, чтоб его не посадили в тюрьму, уже в больнице выдумала историю, будто травма произошла на производстве.
  А было так. Пьяный  Николай буйный.  Сестра посоветовала в случае  буйства, дать две таблетки снотворного.  Она таким способом  своего пьяного мужа успокаивала. Когда стало невмоготу терпеть, я и дала таблетки.
   Николай вскоре уснул, да во сне стал махать руками: дрался с кем-то. Вот  я и попала под раздачу.
  Не раз пробовала  уйти от него ночью на диван к сыну. Приятно ли спать рядом с исходившим перегаром мужиком! Потихоньку сползала с кровати и уходила. Он тут же спохватывался и тащил меня с дивана за что придется: за руку ли, за ногу, зловеще приговаривая: « Пошла на место!»
   И шла, куда деваться. Ночь. Спят дети. Потом лежала до утра с полными слез глазами. Утром –  на работу.
   А ему нет. Через месяц – два его увольняли за пьянство.

     Ольга,  взволнованно говорила и о том, как тяжело было ей учиться. С большим  трудом  она  окончила заочно механико-технологический  техникум. Ее муж не хотел, чтоб жена училась. Не давал ей делать по вечерам контрольные, в ярости рвал чертежи, но все же она, где на работе ( работала на сельском складе), где как, но училась и диплом получила.
  А перед переездом в село, так как в городе  на заводе квартиру получить было невозможно, Ольга, окончив  училище по специальности «мастер по холодной обработке металла»,  работала на машиностроительном заводе в отделе технического контроля, и ей эта работа нравилась.
  А еще раньше, когда они жили в Казахстане, после окончания школы, не сумев никуда поступить она пошла работать на завод сначала учеником токаря,  потом самостоятельно точила на маленьком токарном станке детали. А теперь работала в совхозе. Появились дети,  за ними сначала нужен уход, а уж потом, за подростками – контроль. Прибежит  в обед: где сын, где дочь? Все должна знать. И – опять на работу.
   Считай, на ее крохотную зарплату и жили. Собирала с дочерью и сыном  на островах облепиху, сдавала и покупала им одежду к школе.
  Много лет прошло после операции, но  Ольга  все боялась  с кем-то спать, даже с маленькой, неспокойно спавшей внучкой. Страх вновь получить удар в живот, поселился в ней навсегда. С той, давней поры она ушла от мужа в другую комнату.
  Ее малолетний сынок управлялся  со всеми хозяйственными делами, а муженек гулял.
                ***
     Они проговорили пять часов, и этого времени не хватило Ольге,  чтобы, как ни странно, излить душу мало знакомому, но внимательно слушавшему, сочувствующему  человеку, который  постепенно  входил в ее сердце.
 Через три дня после  встречи ее ставшая сумасшедшей душа с 
 нетерпением ждала часа, чтобы полететь к нему на крыльях.
 Каких? Наверное, любви.
  А Евгений? Он, конечно, не догадывался, что творилось в душе его новой знакомой. Ему просто было хорошо и спокойно рядом с ней, с красивой, но все же увядавшей женщиной с голубыми глазами. Хотя в глубине души что-то волновало его, ведь теперь он не мог называть ее по отчеству. На ее предложение перейти на «ты»  смутился: « Пока не могу». Мешала  разница в годах.
«Ну и ладно»,– с  притворной легкостью сказала Ольга.
                *** 
   Вот уже несколько встреч они все говорили о жизни,  и при каждой – им не хотелось расставаться.
  Евгений как-то в разговоре спросил о том, могла бы она оставить больного мужа  из-за другого мужчины.
  Ольга, не думая ни секунды, честно ответила: «Тут никаких вариантов! Пока он жив буду с ним. Такие уж мы, русские бабы! Жалостливые. Хоть нас и бьют, а мы все жалеем!»
  Евгений, задумавшись, посмотрел на кружившийся за окном снег:
–Кто-то сказал: будь русская женщина и красивой, и умной, но отними у нее жалость, она уже не будет русской женщиной.

   Как-то он вдруг стал  рассказывать Ольге о своей  девушке, что жила  в  Крыму, и о той женщине, что в Москве,  но у него с ними все не  ладилось.
 –Жил и с местной женщиной, у которой  ребенок. Мальчик.  Мальчишка         
  привязался ко мне, и я болел душой за малыша. Но моя гражданская   
  жена стала выпивать, водить компании. Ей с приятелями было весело, а               
  мне – нет. Однажды предложил ей уйти.
   Была еще  хорошая добрая женщина, но какая-то забитая.
Ее маме я сразу  не приглянулся. А у той не было никакой самостоятельности. Все семейные вопросы решала ее мама. Мне, конечно, это не нравилось. Она даже догадалась, по совету мамы, избавиться от ребенка. Я ей этого не простил. Расстались. 
                               
  И теперь, рассказывая все это Ольге,  как на исповеди, каялся,  какой же он был  дурак: так легко ломал судьбу, и свою, и женщин, связывавших с ним свои жизни. Теперь вот живет бирюком в своей норе.
  На ее любопытный вопрос, сколько же всего было у него женщин, он улыбнулся и не ответил. А Ольга подумала:
«  Не складывается у него жизнь, потому как попадавшиеся ему на жизненном пути женщины не любили его. Молодым  надо в мужья бизнесменов. Принца на белом коне. А он – простой парень. Правда, как он выразился, «прижимистый»: деньгам знает счет. Ведь на эту пенсию по инвалидности не только надо прожить, но и скопить что-то, чтобы съездить к сестрам  в другие города: все в ту же Москву. И травма головы, полученная в детстве, временами давала о себе знать.
   Вот та же Нина. Узнав о его связи с Ириной,  взяла однажды и ушла от него. Молча. Ушла и ушла. Вдогонку не побежал. Может она и ждала его потом, и вернулась бы…но женская гордость… Что с ней поделаешь? Да еще совет  мамы: « Найдешь получше!»
  С  разрешения Евгения,  Ольга с интересом посмотрела его семейные фотографии. Каким же он был в молодые годы красивым! Смоляные брови, темная шевелюра, большие открытые глаза! Красиво и модно одет. Конечно, он не мог не нравиться женщинам. Избаловали они  его.
***
  Евгений в трудные дни жизни писал стихи. Может, и не стихи, так, чтобы облегчить душу. Набралось исписанных в тишине ночей  немало листов. Никто, кроме него, их не читал. В них – вся его взрослая жизнь. Хотя, он пытался однажды читать стихи сестрам. Те, ничего не понимая, многозначительно пожимали плечами. Не от мира сего, мол, братец.
***
    И вот однажды ей, новой знакомой, он стал читать свои вирши, не опасаясь насмешек или равнодушия. Ольга с большим вниманием слушала, пытаясь вникнуть в суть. И Евгений был ей сердечно благодарен. Она вспомнила обсуждение его стихов на занятиях клуба. Прошло время, а у нее до сих пор вертятся в голове суровые слова одной писательницы: «Нет у вас природного дара!» – и посоветовала писать прозу.
               
  Глядя в тот день на   Евгения, с трудом державшего себя в руках чтобы не уйти, она  решила помогать ему. Без помощи начинавшим поэтам и прозаикам никак нельзя: по себе знает. Были у самой хорошие учителя.
  Она в свое время прошла через такие обсуждения, после которых    
  опускались руки,  но это только принесло пользу, хотя некоторые 
  начинавшие поэты этого не понимают и уходят из литературного  клуба
  навсегда. Правда, есть среди них и те, кто, пережив  духовное потрясение,  возвращался. Она,  женщина, живущая в деревне,  выдержала «бой». Предупреждала и его,  чтоб не опустил после критики   крылья, а работал с большим упорством. 
 Литература – это очень серьезно. К слову нельзя относиться небрежно. 
 Над ним  надо работать.
***
    Средина октября. Как ни сопротивлялся  этот месяц  наступающим холодам,                а сдался. Явилась зимушка с легкими морозами, никого не спросилась.
  Они, при свете фонарей, все так же стояли после занятий на остановке. Ее транспорт вынырнул неожиданно. Ольга растерялась. На губах вертелись какие-то прощальные слова. Не оглядываясь на  возможных знакомых, он поцеловал ее в губы.
  Ольга, несмотря на свои давно не девичьи годы, счастливой птицей вспорхнула на ступеньку и оглянулась. Он, чуть махнув рукой, улыбаясь  во всю ширь ровных зубов,                                                смотрел вслед автобусу.
  Всю дорогу она перебирала в памяти их разговор. Оба они одиноки в жизни, и эти  редкие встречи грели их неприкаянные души, как солнце с яркого весеннего неба греет промерзшую землю.
***
  На следующем занятии  клуба « Родник» обсуждали стихи недавно появившегося в творческом обществе молодого, но знавшего себе цену поэта. Читал он свои сочинения с высоко поднятой головой, расправленными  плечами.
  Потом говорили маститые поэты, указывая на стилистические ошибки и сбой ритма, хромавшую рифму. От критики новоявленный поэт  скукоживался, втягивал голову в плечи, но молчал.
  Евгений внимательно слушал мастеров слова, впитывая замечания, предназначенные собрату по перу.
  Ольга, сидя напротив за столом, исподтишка наблюдала за ним.
    В оставшееся время писатели слегка прошлись по его произведениям.
  Читая свои стихи, Евгений до того волновался, что темнели глаза, когда он, как бы ища поддержки, взглядывал на Ольгу.
Она переживала за него. Вспомнила, как сама читала свое первое произведение и ждала критики. А критика  была в тот раз хорошая! Развернула ее на сто восемьдесят градусов! Зато писать стала лучше.
   Руководитель высказался  по поводу стихов начинающего поэта в доброй форме, и Евгений был счастлив.
 А бывало и такое. Из памяти Ольги никогда не выветрится эпизод, когда на занятие впервые пришла далеко не молодая женщина. Ей дали, как и всем новеньким, слово. Выступая, она коротко рассказала о себе и радостно сообщила, что за неделю написала двести стихов.
   Корифеи незаметно улыбнулись и стали внимательно слушать примитив. Одна  дама, мало где публиковавшаяся, но знавшая себе цену, скривив накрашенные губы, иронично пропела:
–Белиберда-а.
     Женщина побледнела, как-то враз сникла и с опущенной головой вышла. Больше она не появлялась.
.
***
   Однажды, после  ни с того ни с сего разгоревшегося скандала с мужем Ольга, созвонившись с Евгением, схватила с вешалки пальто, выскочила на улицу и поехала к нему.
–Ну и ладно, – нервно думала она, торопливо шагая по замерзшей дороге на автобусную остановку. – Чай пить будем  или кофе. И говорить, говорить, говорить!
  Женя ждал ее на остановке. Когда она выходила из автобуса, подал  руку, взял  сумку.
      Сказочно одетый в белое кружево, молчаливый лес оберегал от невзгод притаившееся рядом село. Кое-где дымили трубы домов.
  Дверной  замок двухквартирного дома, где  жил Евгений, как нарочно, не открывался. Ольга стояла на крыльце и глупо улыбалась от счастья, что находилась рядом с ним. А он в это время коверкал ключ.
–Вот незадача! Пробой что ли выдергивать? Нет. Сейчас монтировку принесу.
Сбегал в сарай, принес металлический прут и открыл, наконец, замок, неимоверно погнув ключ.
  Вошли в дом. Повеяло жутким холодом. В доме центральное отопление,  а трубы были едва теплые.
  «Может, батареи, служившие полсотни лет или больше, засорились?» – подумала Ольга.
      Евгений  принес из другой комнаты в прозрачном пакете все тот же белый свитер, который она надевала, спасаясь от холода.
  Не успела Ольга снять купленную у подруги норковую шубу, как он включил чайник, успев при этом взять одежду и отнести в комнату, сказав:
–Такую вещь нельзя вешать.
–Нельзя,– эхом отозвалась Ольга и направилась в кухню. Помыла руки, надела свитер и села на свое место напротив Евгения, который уже наливал кипяток в чистые бокалы. Дома уют. Довольно чисто. Посуда вымыта.
« Мужик, а в доме порядок», – уже не впервые отметила Ольга.
   Выпили кофе, и Женя засуетился с обедом.  В кастрюльку с водой посыпал на глазок гречки  и плеснул  масла. Ольга с любопытством наблюдала за его действиями.
– А я гречку мою. Хотя, зачем ее мыть, споласкивать гречневую мучку?
–Я курицу еще порежу, вкуснее будет.
–Так она наверно мерзлая! – воскликнула Ольга.
    Он улыбнулся:
–Уже нет. Чуть оттаяла.
     Построгал мясо и бросил в кастрюльку.
      Каша и правда получилась отменной. С особым гречневым запахом!
« Тоже буду варить по такому рецепту!» – с восхищением подумала Ольга.
  И снова кофе. Горячий, вкусный да с деревенским молоком!
Женя стал с застаревшей болью рассказывать о семье, в которой рос:
–У нас была большая семья. Мать с отцом фронтовики. Уже после войны народили нас, семерых. Всегда была нехватка денег, но жили дружно. Помню, мать наварит чугун картошки в мундирах, купит кильки, ( она дешевая была) наедимся до отвала. У меня есть младший брат, который всю одежду за мной донашивал. Я ее берег, знал, что ему еще носить.
   Брат был мне еще и другом. Везде бывали вместе.
   Мама меня всю жизнь оберегала. Не дай Бог, кто обидит в школе. Мама тут как тут. Ребятишки надо мной смеялись, ведь я даже не дрался, как все подростки. Мать все говорила, что нельзя мне драться. Вдруг кто ударит по голове. Потом – больница! Рос я маменьким сынком. Может это и сыграло какую-то отрицательную роль в моей жизни.
  Он встрепенулся:
–Может, еще кофе?
– Да нет. Сколько можно его пить. Продолжай.
   Оля впитывала его рассказ всеми фибрами души. Никого никогда так внимательно не слушала.
–Будучи молодым, много раз я знакомился с женщинами и девушками,
влюблялся. Это так здорово – влюбиться! Но проходило время, чувства улетучивались из-за каких-то семейных передряг.  Одна  сделала втихаря аборт, а я, когда она была беременна, летал от счастья. Не посчитала нужным родить ребенка. Я так и сказал ей: «Не могу простить!»
  Женщины. Сколько их было…И все не то, не то. Думал, успею жениться,  какие мои годы! Найду идеал. И время как-то незаметно ушло. Вот уж годы за полтинник перевалили, а жизнь не наладилась. Детей нет.
  Ольга с материнской жалостью слушала его исповедь, ведь он напоминал ей погибшего сына, да еще с таким же именем. Подвинувшись, она иногда ласково ворошила его русый, не сочетавшийся с карими глазами, чуб. С любовью касалась ладонью его чисто выбритой гладкой смугловатой щеки. Вызывала легкую улыбку его облизывание губ кончиком языка. «Сказать или не надо?» «Ладно, может, потом».
     Евгений так искренне рассказывал, и ей было его жаль, и мысли не было: ловелас, мол, так тебе и надо.

  Незаметно спускались сумерки, но они не замечали хода часов. Евгений все наливал кофе и взволнованно выплескивал в кухонное пространство накопленную за годы боль, а Ольга сочувственно принимала ее в свою раненую жизнью душу.
 –До недавней поры, пока была мама, жили мы, сестры да я с братом, очень дружно. Жилье у всех есть. У младшего брата и одной сестры неважное, правда, но есть. Часто собирались в родительском трехкомнатном доме, где я жил с мамой, потом и ухаживал за ней. И вот мамы не стало.
– И пошли раздоры! Дом продавать! Делить?
–Ну да,– Женя усмехнулся.
–Я упираюсь: нас же семеро! Достанется каждому с гулькин нос. Что я могу купить на эти деньги?!
  Ольга печально улыбнулась:
–Но всем нужно наследство. Продавать! Такие вещи происходят между родными сплошь и рядом. Часто из-за угла родные становятся врагами!
–Другое дело, если бы кому-то негде  было жить! – торопился высказаться Женя.– Тогда  вопрос бы решился! Я же здесь 38 лет прожил.– Он тяжко вздохнул. – В конце концов все успокоилось.
  – А у нас  после смерти мамы этот вопрос не вставал,– Ольга неторопливо поднялась, прошлась по кухне. С глубин души неожиданно поднялась застарелая боль, напомнившая о  последних минутах  жизни матери, когда ее рука вдруг бессильно упала с  руки Ольги.  Потрясенная она ощутила тогда грань между жизнью и смертью. И это было страшно.
  Глубоко вздохнув, Ольга снова присела на тот же стул. Хранимые памятью события стали меняться одно за другим:
– Я со своей семьей жила в ведомственном доме.  То есть пока муж работал на производстве, то живи, нет –  уходи. А работал он буровиком в гидрогеологической партии. Жил почти постоянно  в вагончиках. Сменил работу, и  мы и перешли в домик мамы: она вышла замуж и уехала. Другие сестры не возражали, так как имели квартиры, не такие уж хорошие, но все-таки.
  Все же в советское время давали на производствах жилье, не всем конечно, но выделяли. И оно было государственным. И споров между родственниками, я думаю, не было. Постепенно уходили из жизни родители, оставляя квартиры прописанным в них детям. И сейчас вроде бы так, да не так! Объявили в свое время приватизацию жилья. Собрали немало на этом денег.  Коммунальные службы упразднили. Ни ремонта тебе  бесплатного  в подъездах и  квартирах. Что-то с санузлом –  плати!  За многое другое – плати! А ремонт-то был бесплатным, раз квартиры государственные. А сейчас люди как с ума сошли! Как же – собственники! Что хочу, то и делаю с квартирой. Идут теперь эти собственники по головам родным! Можно стало продать квартиры. Миллионы – за дармовое жилье! Они же не строили это жилье, получали даром. Это мы с мужем на своем горбу каждую доску перенесли, да сколько шлаку  с цементом перелопатили, чтоб наш крохотный  домик превратить в нормальный. А еще сколько денег ушло.
    Ее мысли неожиданно приняли иное направление. Семилетняя, раздиравшая душу боль вдруг вырвалась.
   – Единственный мой сын,   дожил всего до сорока лет и погиб от неизвестно чьей руки. Остались две дочери.
    Я сходила с ума.   Сына  не отпевали, потому, как в справке о смерти было написано: «Ничего не известно». Сказать священнику о своих подозрениях я панически боялась: как бы не сделать хуже, чем есть. И только через восемь месяцев страданий в одиночку, уливаясь слезами днем и ночью, наконец, рассказала настоятелю нашего храма о том, что думала по поводу смерти сына. И тогда он отпел его в храме. Бедный мальчик, не суждено ему было растить детей, радоваться жизни. Если б я подала заявление на расследование, кто знает, как бы сложилась судьба моих внучек. А так, старшая окончила институт, работает. Младшая растет, спортсменка. Бегает к нам.
  А Николай мой серьезно болен.  После развода пить бросил, но стал заниматься другим делом.
  В дальнейшем таблетки, таблетки. Да еще обширный инфаркт был.
   Помню, отрешенно стояла я тогда у больницы, в которой сутки лежал когда-то в реанимации сын, теперь вот и  муж, возможно, на той же кровати. Поддержали тогда меня дочь и внучки.
    Евгений, сопереживая, внимательно слушал Ольгу. Несколько замявшись, все же спросил:
–А почему после развода не ушли от Николая?
Ольга смахнула непрошеную слезу:
–Развестись - то было совсем не просто:  сказала об этом сыну, а ему в армию идти. Он сразу сменился с лица: очень любил отца, ведь они были еще и друзьями.
   Прошли годы, у сына появилась своя семья. Наши с отцом отношения его не стали интересовать.
   Подрастала дочь. Опять я ждала, пока та закончит школу. 
    Однажды терпение мое все же лопнуло.
   Развелись. Первые годы после развода были сущим адом.
–А что если б уйти куда? – повторил Евгений свой вопрос.
Ольга тяжко вздохнула:
–Мысли были. Даже вещи собрала. Думала уйти из своего дома, куда глаза глядят! Хоть на время!
  Познакомилась  с одним мужчиной, другим. Встретились в городе, посидели на лавочке. Поговорили. Оба оказались выгнанным из семьи.  Оба не работавшие. Что шило на мыло-то менять!
   Ольга горько рассмеялась:
–Девяностые же были! Еды в доме практически никакой. Оба с Николаем сокращены. Чтобы  иметь хоть какие-то деньги, возила в город картошку.
  Однажды стояла около магазина вся задубевшая. Замечала не раз, что проходивший мимо мужчина постарше, обращал на меня внимание. И вот как-то он подошел, купил мою укутанную картошку и пригласил выпить кофе. Я растерялась. Он сказал, что дома у него мать. И я – как в омут головой! « Раз мать дома, пойду! Откроет дверь, заходить сразу не стану».
  Мужчина открыл ключом дверь. С порога в глаза сразу бросился диван с лежавшей на нем женщиной. Оказалось, тяжело больной.
    Зашла. Разделась. Он достал из холодильника коньяк. Положил на стол дорогие сигареты. При виде их я невольно рассмеялась: не курила же и не пила.
  Знакомый  налил на донышко стопки коньяк. Я выпила, чтобы согреться, а то казалось, что все нутро замерзло в лед. Потом он что-то дал покушать. Затем стал показывать фотографии. Я незаметно поглядывала на его лысину. Заметила и недостающие передние зубы.
  И вздумал же он меня поцеловать!  Как волной  подкинуло меня с дивана!  Опрометью бросилась к двери, лихорадочно открыла засов, схватила шубу с валенками, выскочила в подъезд и – только меня и видели!
Что подумал он, не знаю, только потом, проходя мимо меня, стоявшей все с той же картошкой, иронично усмехался.      

    Сколько было выпито Ольгой  в тот поздний вечер  чашек кофе, не счесть. Но постепенно грустные мысли улетучивались. В душе поднималась теплая волна к сидевшему напротив мужчине, который, сострадая, слушал теперь ее исповедь.
  Время три часа ночи. Голова ее отяжелела. Веки стали слипаться.
–Ты где мне постелешь? На диване?
  Евгений встал в растерянности и суетливо затоптался посреди кухни:
– У меня одно одеяло, – но быстро  нашелся:
– Дубленка есть, ей укроюсь.
 Дома до того холодно, только что пар изо рта не шел.
–Как ты спишь в таком холоде? Одетым что ли?
–Ну, да. В двух свитерах, да под одеялом.  Трубы надо проводить новые. Да я и не буду проводить, а то опять дележка дома начнется! А так холодно, зато спокойно. Никому не завидно.
  Он принес чистую простыню, теплое одеяло. Ольга, не раздеваясь, легла. Укрылась. Евгений стоял в дверях, что-то  рассказывая.
–Может, присядешь рядом?
– Да нет! Пойду! – ей показалось, что произнес он эти слова несколько испуганно.
   Она кое-как пригрелась и уснула. Часто просыпалась, толи от разбередивших душу семилетней давности событий, толи еще от чего.
***
Чуть рассвело и Ольга поднялась. Тихонько умылась. Стыло – будто 
 на улице. Даже нос замерз. Мелькнула тревожная мысль: как  там               
 Женя без одеяла?!
   Она сгребла это единственное в доме одеяло и в изумлении остановилась на пороге его спальни.  Грудь Евгения  была обмотана  полосами от пододеяльника. Средняя часть туловища чем-то прикрыта. На голове серая, сдвинутая набок, спортивная шапочка в виде колпака с помпоном. И весь он такой замерзший, несчастный.
   Ольга, движимая нестерпимым желанием согреть, не то с материнской, не то с какой другой нежностью, распахнула одеяло и, будто крыльями, охватила его.
 Он тут же вскинул веки. Несколько ошарашенный смахнул шапку с головы и стал что-то молотить, в первые секунды не осознавая что.
   Ольга, спросив разрешения, присела рядом. А Женя, придя в себя, снова стал  вспоминать  жизненные ситуации.
   А она все слушала и слушала, и ей было хорошо и спокойно сидеть вот так рядом.
  А заря все разгоралась. Вот она  из оранжевой превратилась в малиновую, и ее  отсветы румянили снег за его окном.  Ольга, озабоченная поездкой домой, поднялась и прошла на кухню.
   Женя тут же вскочил. Поставил на плитку кастрюльку с крупой. Включил чайник. Быстро умылся.
  И опять его голос лился теплым ручейком. То и дело, встречаясь с ним взглядом, Ольга улыбалась, ее захолодевшая душа, согревалась, расправляла крылышки и поднимала голову.
 Тут он прошел к окну, посмотрел на заснеженные неподалеку ели, думая о чем-то.
 Ольгина  душа потянулась к нему, прежде чем она встала. Со 
 щемящим сердцем обняла его и положила голову на плечо. Он   
 приобнял ее:
–Мне так хорошо. Давно такого не было.
 А уж как ей-то было хорошо. Душа задохнулась от нахлынувшего чувства, смешанного с материнским.
    Что-то непонятное творилось с нею. Душа заныла от близкого расставания. Надо домой.
  В прихожей он заботливо подал ей шубу и  проводил до остановки.
***
   Последующие ночи Ольга почти не спала. Душа терзалась в каких-то чувствах. Казалось, что она вылетит из тела и помчится к нему.
  Ольга  даже осунулась. Нужно было днем работать на компьютере, а  мысли бродили вокруг Евгения. Звучал его мелодичный голос. Не давали покоя обрывки фраз.
***
   Прошло несколько дней, и она решила ему позвонить. Позвонила. Вежливо спросила о делах и тут же не вытерпела,  вылила всю скопившуюся в душе боль в телефонную трубку. Позвонила дочь и сказала, что разводится с мужем. А у них ребенок. И разводиться! Хотя к этому все и шло. Она хорошо знала своего дотошного  зятя. Опять же твердила дочери: « Он ремонт в квартире сделал, и какой! Другие не способны на это ». Приводила примеры из своей жизни. Отца у детей не отняла. Хотя, что за жизнь! Унижения, оскорбления! Издевательства в пъяном виде чуть не каждый день. Зимой, боясь за детей, ходила под окнами, ждала, пока он угомонится. Конечно, такого она для своего ребенка не желала.
 Оказывается, и в золотой клетке дочке стало жить невыносимо. Придирки и незаслуженная ревность изводили. Решила уходить  из дома на квартиру. Дочка уразумев, что мама уходит из дома, закатила истерику: « Мамочка! Не бросай меня!»
  И тут в душе отца, безумно любившего дочь, случился переворот. Понял, что малышке нужна, прежде всего мать. И он стал говорить жене о ненужности развода.
***
 
  В Ольгиной душе творилось что-то невероятное. Буря, не буря. В один из ближайших дней не поехать утром к Евгению она не могла. Созвонились, и поехала, чтобы после обеда вернуться.
 При встрече он все так же нежно коснулся губами  ее губ.
   Ольга на секунду прильнула к его груди. Когда снимала шубу, он стоял рядом, чтобы принять ее и повесить на плечики.
   Потом, встречаясь, изучавшими друг друга взглядами, они снова пили то чай, то кофе и вновь излагали друг другу свои печальные истории.   
  Евгений неожиданно вскочил,  принес семейный альбом и стал с увлечением рассказывать о том, в каких городах страны живут его многочисленные сестры, об их судьбах. Ольга горела желанием знать все. Зачем? Она и сама не знала.
    Говорил он и о престарелой тетушке - профессорше, потерявшей сына, и что Женя, по ее словам, как бы заменил его.
  Всю материнскую нежность тетушка отдавала ему, когда он приезжал в Москву по ее приглашению, и всегда что-то дарила.
 
     Ольга с горечью поведала Евгению о своей жизни в те, девяностые. С работы  мужа  сократили. Работы нигде никакой. Ей, как и другим рабочим, зарплату в совхозе не выдавали, но она упорно ходила на свое рабочее место, в надежде на лучшее.
 Что делать? Дома из еды – картошка да капуста.
    Дочь как раз окончила школу. Посоветовавшись, решили, что она будет поступать в торговое училище. А куда еще?  Все построено на торговле. Только – в продавцы.
   В большом количестве строились магазины. Были и социальные,  где можно было купить нищему  курочку, вымоченную от слизи в растворе марганцовки.
 Ольга тогда жила с мужем, дочерью и сыном.  На проезд до города в торговое училище, куда поступила учиться дочка, нужны  деньги. А их не было совсем. Несколько выручала картошка. Сажали ее много. Но опять же, до остановки на себе больше ведра не унесешь. Нашелся выход: старшая сестра, жившая в городе, вспомнила рецепт матери, торговавшей в войну сахарными петушками. Сладости в те девяностые тоже стали в дефиците. А если и были в магазинах, то не по карману рабочему люду. А сахар был.
   И пошло дело. Сама сестра варила копеечные петушки (но копейка к копейке…) и торговала ими в рабочие дни, а Ольга на ее месте – в выходные. Потом и сахарную вату научились делать. Так помаленьку и выкручивались.
 
Детишки  женщин, с которыми Евгений жил, любили его как отца.  Он         
человек добрый, а дети доброту чувствуют, как почувствовала ее и   Ольга, постепенно привязываясь к нему.
   Эти женщины через какое-то время  настаивали на регистрации – хотелось семью. А его все одолевали сомнения: « Женюсь, вдруг не поживется. Дом делить надо будет».
  Внимательно слушая его, Ольга спросила в упор:
– А если б твоя гражданская жена родила твоего ребенка? Да не пожилось вам, ты что, выпроводил бы ее?
    Женя, глядя Ольге в глаза, честно ответил:
–Конечно, нет. Женился бы и в случае развода делил бы свое жилье. Но, ни одна из этих женщин, с которыми я жил, не родила. Кто-то не мог по причине сделанного ранее аборта. Была, которая избавилась от моего ребенка, думая, что будут еще дети. Узнав, я не смог ей этого простить.
  Ольга всей душой внимала его откровенной исповеди, не сводя глаз с  милого несчастного лица, по которому он иногда   проводил ладонью или согнутым пальцем  тер глаза, как проснувшиеся дети.
   Час за часом его исповеди этот взрослый мальчик  в ее глазах превращался в зрелого мужчину. Его взгляд суровел, когда он рассказывал о своей, в основном, снабженческой работе.
–Судя по твоим размышлениям,  чувствую, будто не я, а ты старше меня!
  А время все торопилось куда-то. И не было ему дела до них, одиноких, в этом сумасшедшем мире,  примостившихся за крохотным столом, крепко повязанных духовной  нитью.
   Евгений с готовностью предлагал сваренный накануне борщ,  маринованные опята, чай с печеньем.
  А она уже с тоской поглядывала на часы. Уходить не хотелось, но надо: дома больной сожитель или гражданским муж, не знала как и называть его после развода. И все равно расстраивать его поздним возвращением никак нельзя.
–Ты меня не осуждай, пожалуйста.
                –Да вы что!?
  Тут за    окном промелькнули соседские девчонки. Его глаза при воспоминании о них, засветились мягким внутренним светом:
–Малышки - соседки  приходят играть то в мою веранду, то в ограду. Обрывают цветы и обсыпают меня лепестками.  Поют или танцуют: концерт показывают. А я музыку включу и скачу вместе с ними. Хохочем. А однажды, вышел во двор, а они стирают в тазу мои носки!
  Ольга с радостно-печальной улыбкой наблюдала за ним, иногда протягивая руку, с любовью тихонько ворошила его волосы, опасаясь задеть больную часть головы.
   Прошло сорок лет со дня его возвращения с того света, и она это помнила, жалела его.
 Глянув с беспокойством на часы, вскочила.
–Все! Пора домой! Надо засветло вернуться!
   Ольга помолчала. Надела сапоги. Выпрямилась.
–Знаешь, спасибо Господу, что дал мне тебя, наверно для утешения.  Иначе, не вынести бы всего, что предстоит.
   Неожиданная мысль осенила ее:
– А ведь мы могли с тобой не встретиться в тот раз на Шукшинских чтениях! Я могла уехать рейсом раньше или позже!
–Или я не подсел бы к Вам, не заговорил,– улыбнулся Евгений.
–А почему, интересно, ты подсел именно ко мне? Автобус был почти пустой.
  Евгений, так и держа ее шубу, задумался:
–Я много лет езжу на Шукшинские чтения. Мне очень  нравится там бывать: прежде всего, слушать русские песни в исполнении многих ансамблей. И в тот день, на душе было так хорошо,  и я хотел, разговаривая с Вами, скорее всего, продлить впечатления того дня.
–Почему ты был уверен, что именно я тот человек, который бы поддержал твое хорошее настроение?
 Евгений ласково улыбнулся и подал Ольге шубу.
–Я чувствую людей с тонкой душой. Наверно это из-за травмы головы, полученной в детстве.
Он на секунду задумался и сказал фразу, не понятную Ольге:
–Я не представляю, что было бы со мной сейчас, если б я не встретил тогда Вас.
   Ольга внимательно посмотрела на него и стала одеваться. На прощание крепко поцеловала его в щеку. Он тут же ткнулся губами то ли в ее нос, то ли в губы.
  Вышли. Снег за  время ее пребывания в гостях  расплавился от ласкового солнца. Снеговая кашица налипала на сапоги.
–Ноги не промокнут?– заботливо спросил он.
–Промокнут. Но что делать?
 Встретились две сельские женщины. С любопытством оглядев Ольгу, поздоровались с Евгением.
Повернувшись к Ольге, он рассмеялся:
–Соседка уж спросила: «У тебя что, женщина появилась?
–А ты что?
–Промолчал.
 Тут же нервно дернулся:
–Кому какое дело! Любопытство всех распирает!
Ольга вздохнула.
    На остановке никого не было. Евгений  приблизил к ней, почти вплотную, лицо. Пытливым, волнующим взглядом впился в ее печальные от предстоящей разлуки глаза:
–Завтра праздник Единства. Пусть у вашей дочери будет единение в семье. Все же у них дети.
  –И тебе всего хорошего,– задумчиво прошептала Ольга.
    Она вскочила в подошедший автобус. На ступеньке, как всегда, оглянулась. Евгений с грустной улыбкой махнул рукой и стоял до тех пор, пока автобус не скрылся.
  Всю дорогу она думала об их непонятных отношениях.
 « Не желательны бы эти поцелуи на остановке. Зачем ему, одинокому
 мужчине сельские разговоры? Да и мне…Но он, видимо, так               
 прощается  с родными. Может, я для него в какой-то степени стала     близка? Ведь и я недолгое  время  после свадьбы  перед уходом на      
 работу с нежностью целовала  мужа, как бы благословляя.   
 Эти  прощальные поцелуи неимоверно задевали струны
 Ольгиной разбитой души.

                Замерзшая душа
 
 Мучительно ползли дни за днями. Ночи тоже тянулись будто резиновые. Ольга     часто просыпалась, томимая будущей встречей. Настойчиво лезли  мысли о 
 близких отношениях.
   Ольга настолько сроднилась с ее знакомым, что решилась в один из дней на отчаянный шаг: позвонила и сказала, что собралась к нему в гости. На ночь.  Мало было ей, да  уверена и ему, того последнего общения за столом. Сидит  в затворничестве дни за днями. Да и она со своим творчеством…Вот уж поистине два чудака собрались. Не иначе.
 И вот она вновь зашла с ним в его покрытую снежной периной ограду.               
 В темноте прихожей нащупала кнопку светильника.
   Женя скинул куртку. Снял с нее шубу и дотронулся губами до ее сухих от волнения губ. Она ждала крепкого поцелуя, а не этого легкого касания.
   Ольга, как всегда, села на табурет у кухонного стола.
–Суп с грибами будете?
Он уже не величал ее, но и на «вы» называл редко.
–Буду! – охотно согласилась Ольга.
  Он налил суп, порезал маринованные, выращенные самим огурцы. Ольга не удержалась и взяла ломтик. Вкусный!
    Выпита была уж не одна чашка кофе, а Евгений все выгружал тяготивший его духовный груз в пространство между дверью и окном кухни.
–Работал я многие годы снабженцем. Ездил и в Новосибирск. Зимой тоже. Однажды ехали с водителем в этот город, и поднялась пурга. Где дорога?  Неизвестно. Остановились. Машина урчит. Спать нельзя. Кое-как скоротали ночь за разговором.
  К утру буран угомонился. Бесконечное белое поле. Нигде ни души. Бензина нет. Дороги тоже. «Спать, спать, спать!» – сверлило в мозгу. Я клонил голову все ниже, ниже. И вдруг пронзила мысль: «Рокот!»
   С трудом разлепил веки. Прислушался: «Точно! Работал двигатель!»
 Ошалело толкнул водителя:
«Трактор!»
   Трактор, пробивая дорогу, приближался.  Мы остались живы, а ведь могли  замерзнуть. И это было счастьем.
   Мелодичная речь Евгения ласкала слух Ольги, и она влюбленными глазами смотрела на его губы, которые хотела целовать,  чуть удлиненный прямой нос, черные дугообразные брови. Волновали чуть заметные ямочки около рта.
 Ее беспокоила вертевшаяся мысль:
–Что я постарше,  тебя смущает?
Евгений чуточку растерялся, но ответил прямо:
–Смущает.
  Перед этим ее вопросом, он очень тактично, намеком, вызнал про ее возраст.
 
  По причине  разницы в возрасте Ольга не надеялась на близкие отношения, хотя уж  была готова к ним. И все же томилась ожиданием его ласк. Не выдержала, когда он встал, прижалась к его спортивной груди. Спортсменом  Евгений был с детства.
 Не отстраняясь, он спросил ласковым тоном:
–Я кого-то вам напоминаю?
–Нет! Никого. Просто не было у меня  к мужу таких сильных чувств.
    Ольга говорила откровенно, не таясь, зная, что он не предаст. И эта откровенность, как он выразился, ему нравилась. И она тихо, с неожиданно вспыхнувшей душевной болью, продолжала, уткнувшись носом в его теплый  свитер.
–Дружила с мужем со школьной скамьи. Он постарше. Дружили два года и в один  прекрасный момент надружили ребеночка. Женились. На протяжении долгой совместной  жизни он  не ценил меня, издевался по пьяни. Был у меня любовник, если можно так сказать. Телефонный роман на протяжении многих лет. У него умерла жена. Ради детей женился. И тут вскоре появилась я, напомнившая ему любимую умершую жену. Он пытался бороться  с собой: ведь у него новая семья, но не получилось. Раз в год встречались, слишком большое расстояние разделяло нас. А я жила этими встречами и его звонками. Благодаря его поддержке, не сошла с ума, когда не стало сына, хотя замечала за собой: иногда заговаривалась. Но вот уже десять лет без встреч сгладили наши чувства. Осталась пустота и одиночество, – Ольга со вздохом отстранилась от Евгения и села за стол.
– Одиночество,– грустно протянул он. – То мне кажется, что одному очень комфортно. Никто ничем не донимает. Когда надо что-то по дому сделать, буду делать. Но опять же нападает тоска. Ни жены, ни детей. А уже за пятьдесят. Женщин было много. Как-то легко я с ними расставался! Что не так, остаюсь один в своем доме, и мне хорошо.
   А давайте еще кофе выпьем? Я вижу, вы совсем замерзли в моем леднике. Скоро «Ледниковый период» настанет.
–Тогда  туго будет?
–Ну, совсем замерзнуть наши котельщики не дадут. Выживем!
   Евгений вскипятил воду. Налил в чашки, сыпнул в них кофе. Принес из холодильника деревенского молока.
– За пасынков душа болит.  Их у меня было пятеро, у каждой мамы по одному. Привязывались ко мне, потому что я их любил. А приходилось с ними расставаться.
   Ольга временами ощущала его иногда суровый взгляд. Глаза. Это были глаза не ловеласа, а печальные мудрые глаза человека с  неудавшейся жизнью.
–Молодым был, казалось, весь мир у моих ног! Думал: «Сколько еще будет у меня женщин!» Знакомился, влюблялся. Была и девочка-подросток, писавшая мне, двадцатидвухлетнему парню, детские  письма.
 Жениться надо было на выпускнице нашей школы Лене. Мне тогда было двадцать четыре. Тайно встречался с ней два года. И однажды при всей родне она вдруг объявила, что я ее будущий муж. Я опешил. Вспылил:  «Ты что?»   
   Считал, что такое важное решение должен принимать мужчина. А я был в то время  не готов для создания семьи.
   Всегда видел Лену подкрашенной, опрятно и красиво одетой. Родители ее старались, чтобы дочь выглядела приметно. А тут, после бани, она зашла в дом в халате, простоволосая, бровей совсем нет. Я как-то разочаровался.
Ольга скривила губы в легкой иронии:
–Вот уж поистине не зря говорят: « Мужчина любит глазами!»
–Меня брат не раз корил, что расстался с ней. А я вот расстался и все. Не любил.
   Слушая  рассказ о бывших его женщинах Ольга, что называется, мотала на ус все его приключения.
   Тут Женя вдруг вспомнил, как однажды, будучи в рейсе,  отправились с водителем ночевать  в гостиницу. Только уснул, как  его толкнул водитель: « Иди,  тебя ждут».
– Не поверил, думал, разыграли. В коллективе я был самый молодой и меня частенько разыгрывали. Все же пошел.
 Меня ждала девушка. Накрытый стол.
–У меня сегодня день рождения. Тоскливо одной.
Выпили, закусили. Потом постель.
–А что и не опасался?– несколько отстраняясь, озадаченно спросила Ольга.– Вдруг у нее венерическая болезнь?
Евгений махнул рукой. Широко, с грустинкой о прошедших годах улыбнулся:
–Бесшабашная молодость!
  Ездил я в рейсы постоянно. Однажды так случилось, что негде было ночевать. Поздняя осень. Холодно. Вспомнил старую знакомую. Стучусь:
 Она открыла. Видно, что беременна.
–Мне ночевать негде. Пустишь?– ляпнул я.
–Нет. Я замужем.
–Помоги. Может знакомая есть.
 Она ядовито улыбнулась, видимо, вспомнив, как долго меня ждала.
–Есть. Иди на второй этаж.
   Пошел. Постучал. Дверь указанной квартиры открыла женщина в два раза старше меня. Слышу пьяные голоса.
«Ну, попал!»
–Ночевать негде. Пустите?
–Заходи! – она широко раскрыла облупленную дверь.
Вошел.
–Садись к столу!– и налила в стакан водки.
  Выпил для храбрости. Сижу. Глаза в кучу.
    Вскоре соседки с песнями ушли.
     Знакомая направилась в другую комнату. Шеборшит там. Слышу ее хриплый голос:
–Ты когда придешь ко мне?! Ждать надоело!
 Тут мне стало страшно. Что делать? Если не пойду, выгонит. Куда идти? Ночь. Холод. А она вся квадратная! Да еще скажет: «Что за мужик такой!».
   И я пошел…

  Ольга была шокирована этими историями. С ней ничего подобного в жизни не случалось. А он,  не думая  о  серьезных отношения с Ольгой,  потому беспечно рассказывал о своих похождениях в молодости.
   Чистое материнское чувство отходило в сторону. Она уже не ерошила ласково его волосы, не гладила с любовью по смуглому лицу.
–Пойдемте в комнату, сейчас концерт хороший будет.
     Холод. Казалось, что сквозит со всех щелей. Он сел на диван. Ольга все же примостилась рядом, положив голову на его плечо, сквозь толстый пуловер едва угадывая его.  То она, вложив ладонь в его прохладную руку, сжимала пальцы его рук, то он переплетал свои пальцы с ее,  и ей казалось, что у них происходит обмен положительной энергией. И обоим было спокойно на душе.
– Давай так сидеть и смотреть телевизор всю ночь?
–Нет, – мягко отстранился он.– Я стараюсь придерживаться режима. У меня ведь  была черепно-мозговая травма. Опасаюсь перенапрягаться.    
   Вспомнилось вот. Семь лет назад ехал в поезде с командировки. Я тогда очень переутомился. Отвез товар в Новосибирск. Погрузили новый. Машину я отправил, а сам домой поехал поездом. Помню, стоял около окна в проходе вагона. Очнулся  на полу. Лицо и рубашка в крови. Ничего не понимаю, где я? Куда еду? Наконец, пришел в себя.    
  Приехал домой. Обратился в больницу. Нужно было лечь и подлечиться, а у меня взят билет до Москвы. Поехал в Москву. Там я не существую, а живу!
–Как несерьезно!– Ольга в недоумении подняла плечи.– У тебя же инсульт, наверно, был!?
  Женя вздохнул:
–Сказали предынсультное состояние. Теперь вот опасаюсь переутомляться. Живу по режиму.
–Действительно, утомляться тебе нельзя.
 
    Время перескочило  за полночь. Он принес на диван  легкое одеяло. Заменил наволочку.
                Дома все та же холодина. Казалось, замерзло в этом доме все: и стены,               
                и посуда, и диван.
 –Пора спать. Не высплюсь, потом плохо буду себя чувствовать.
–А как мы будем спать?– вдруг спросил он. – Холодина. Я-то привык.
 Ольга  поднялась со стула, поеживаясь от проникавшего под кофту холода. Ответила с екнувшим от волнения сердцем, но с ноткой равнодушия:
–Я согласна в одежде, уткнуться в твою спину и дышать.
Он выпрямился:
–Это невозможно!
–Ну, нет, так нет, – улыбнулась с легким притворством.– Стели на диване. Перетерплю твой холод.
   Задумчиво прошла в комнату. Тонкое одеяло без пододеяльника уже лежало на диване.
 Евгений стоял в дверях с виноватой улыбкой:
–Не знал, что Вы приедете, не подготовился. Я сейчас еще дубленку принесу! Укроетесь.
« Наверно, не постирал белье, – подумала Ольга. – Машины стиральной нет».
–Не переживай, все равно одетой спать.
   Ольга легла, накинула поверх одеяла его шубу.
–Голова мерзнет. Принеси, пожалуйста, мой шарф.
  Евгений молча подал шарф, и она укрыла им голову.
–Холодно?
Хотя в комнате царил полумрак, но Ольга внутренним зрением разглядела жалость, плескавшуюся в его глазах.
–Ничего. Потому не особо приглашаешь, что холод?
–Конечно!
–Чего топчешься? Садись рядом. Поговорим еще.
Он нерешительно присел на краешек дивана у нее в ногах.
–Не обижайтесь на меня. Период у меня такой: ничего не надо. Живу в своей раковине, как улитка. Перспективы в наших отношениях – никакой. Я не хочу Вас терять! Хотел бы, чтоб у нас были только дружеские отношения,– его мелодичный тихий голос доносился до нее будто издалека.
  Неожиданно его голос поднялся до некоторой высоты и слегка дрогнул:
–Я же не бесчувственный какой!
 Ольга не ожидала услышать такое: думала, что она для него совершенно безразлична и потому спросила прямо:
–Я гладила твои волосы, сжимала не без волнения твои пальцы, тебя это задевало?
–Конечно, задевало!
 « Ну, вот и разберись тут? Сам сказал: «Замороженный! Ничего его не волнует в данное время». Это и есть его «Ледниковый период» что ли?» – но спросить об этом не решилась.– Вот и пойми эту мужскую психологию!?
   Нет у него ко мне никакой симпатии. Тут уж ничего не поделаешь. Может, все-таки разница в возрасте играет роль? Хотя у меня она как-то незаметно стерлась. А может,  какая-то искра симпатии  все же есть? Ведь что-то нас соединяет?»
   У нее возникло непреодолимое желание   положить ему на сердце руку,  почувствовать, наконец, его замерзшую душу!
   Но она, неимоверным усилием воли справилась с этим желанием. Нет! Не надо торопить время! Пусть идет, как идет.
   И опять потекли ручейком ее мысли:
 «Странно все же устроена жизнь. Сначала радовалась, что  появился друг, которому можно довериться! Подруги есть, но все им  не расскажешь. Душа не раскрывается. А тут? Душа не только раскрылась, она готова была взлететь от радости! 
 Удивительно! Оказалось, иметь просто друга противоположного пола мало.  Душа с невероятной силой по -женски потянулась к нему…»
   Сомнения. Сомнения. Они опутали ее мозг, словно липкая паутина. И сквозь них пробилась трепещущаяся мысль:
   «И все же, я ведь не женщина легкого поведения! Но что за сила тянет к нему, если осталась здесь на ночь? Нахожусь будто под гипнозом: только бы видеть его, слушать его…  ».

   А Евгений, сидя на диване в ее ногах, гнобил себя за совершенные в жизни ошибки, отчего и стал  одинок. Спрятался в своей скорлупе.
  Ольга старалась понять его состояние, как-то духовно согреть его замерзшую душу, но не получалось, и ее душа потихоньку складывала  опаленные его бесстрастием крылышки, закрывала глаза.
–Я ничего сейчас не хочу, – монотонно повторил он,– никаких отношений. Но не хочу и терять Вас. Хочется иногда видеть Вас, разговаривать.
   А Ольга уж и не знала, чего хочется ей. Потихоньку ее мятущуюся душу заполняла пустота.
    И тут Евгений,  поглощенный  в свои думы, неожиданно выдал:
–А как бы  близкие отношения с Вами  выглядели с нравственной стороны? Я бы себя потом корил: так было со многими женщинами. Жил с ними какое-то время и думал: « Это не мое. Не мое ». Когда был молодым, все выглядело проще.
« Что здесь такого? – недоумевала Ольга.– Повстречались бы. Мне так одиноко. Встретила, наконец, человека, запавшего в душу. Но… насильно мил не будешь!» – она горько вздохнула и сказала с легкой иронией:
–Иди - ка ты спать! Поздно уже!
     Его красивое лицо, казавшееся Ольге мальчишеским, в свете пялившейся в окно круглоликой луны, было уже каким-то далеким.
  Евгений, обуреваемый думами, ушел.
    У Ольги разболелась голова: забыла на ночь принять таблетку от давления. Еще стала замерзать, хотя легла в кофточке и колготках. Потрогала стену – только что не во льду. « Ледниковый период наступает»,– вспомнились Женины горестно-шутливые слова. Это на улице только десять градусов, а если тридцать?! Жуть!
    Перелезла на другой край дивана. Встала. Проглотила таблетку. Раскашлялась чего-то. Снова легла. Замоталась в одеяло. Да что это такое! Шапку что ли надевать!? Нашла выход. Спрятала голову под подушку. Ну, все. Согрелась.
   Наплывали мысли о нем, о Евгении. Его упругое тело, которого она впрочем, не ощутила, только плечо. Ощущение сладостной энергии, лившейся в нее через  кисти его рук. Даже семилетняя тоска по ушедшему в тот мир  сыну, несколько притупилась.
   А казалось тогда, в тот страшный августовский день, что не выжить. Соседка, похоронившая мужа и двух сыновей, сказала горестно: «От горя не умирают».
  Ольга, одна одинешенька, стояла у края могилы, готовая броситься  вслед за сыном. Не подоспей подруга, наверно, так бы и случилось. Муж в самую горькую минуту ее жизни находился среди друзей. Почерневшая от горя ее дочь – рядом  со своим мужем.
    А потом. Потом сорок дней хождения в храм. Скорее ее подломленные ноги сами тащились туда. И там, в полумраке, тишине и одиночестве, давясь слезами, она стояла на коленях, читая акафист по умершим и молила, молила  Господа о прощении грехов сына.
   Затем, спотыкаясь, брела к реке. На ее высоком берегу                                                долго стояла, глядя на бившиеся о камни струи, и говорила о том, как ей больно. И шумливая, понимавшая все вода  забирала ее боль и уносила далеко. Ольга чувствовала на время облегчение.
   Сон все же сморил, и она впала в забытьё.

   Еще не забрезжил рассвет, как она почувствовала в области спины легкое прикосновение, напоминавшее дуновение ветерка. Подумала сквозь дрему: «Показалось».
 С нее сползло одеяло.  Не спавший в ту лунную ночь Евгений, чувствуя вину за  холод в доме, может, еще за что, поднялся. Увидев раскрывшуюся во сне гостью, осторожно укрыл ее и со вздохом пошел к себе…

    Ольга  очнулась, когда разгоравшаяся заря  стала высвечивать покрытые блестками обои, старинные шкафы, а в них сервиз его мамы. Большой несовременный телевизор, по которому вчера она, тесно прижавшись к плечу милого человека, смотрела концерт.
  Надо вставать. Умыться. Подкраситься да вскоре ехать домой. Снова скажет Николаю, что ночевала у подруги. Где-то он верит, где-то, может, и нет. Ольга решила, что ночевать больше здесь не будет: чувство отверженности тяготило.
    Она потихоньку поднялась, оделась, умылась и тут услышала ласковый голос Евгения:
–Ольга Ивановна, который час?
Ольга тихонько вошла в его спальню, с грустинкой улыбнулась:
–Пора вставать.
   Не выдержала, присела рядом, облокотившись на его сильное плечо. А он уже спокойно, не ошарашенно, как в прошлый раз, когда она накинула на него, околевшего от холода, одеяло, стал продолжать свою исповедь. Находясь не один год в одиночестве, накопил в душе столько тоски, что теперь все никак не мог выговориться.
 А Ольга, «врастая» в него, слушала его откровения.
–Прошли годы. Седина уж в бороду. И пустота. Вокруг никого. Один.
Человек не может быть один. А заставить себя полюбить можно? – вдруг спросил он.
–Не знаю,– протянула Ольга.– Люди живут и без любви. Но уважение должно быть! Взаимопонимание.
–Пусть пока будет так! – решительно сказал он.– А потом – видно будет!
  Ольга не придала его словам никакого значения. Хотя потом, дома, задумывалась над ними.
     Снова пили чай с привезенными ей бутербродами и говорили о жизни. Ольге вдруг вспомнился недавний горький разговор с подругой.
Ох, женщины, женщины, что ж с нами, одинокими, любовь-то делает?! Подружка несколько лет «летала» к новоявленному «мужу» в другое село на свидание. Глаза буквально застило от любви к нему или от страсти крови.
  Однажды утром приехала, глянула на заросшие двадцать соток его картошки, взяла тяпку и давай ей махать до позднего вечера. Откуда и силы брались.
  Уже стемнело, как он приехал с рейса. Заглушил машину и направился в огород. Незаметно подошел к ней сзади и сказал иронично:
–Ты хочешь показать, что ты такая работящая?
   Уязвленная до глубины души, она швырнула тяпку так, что та полетела самолетом.  Трясясь от негодования, вошла в его дом. Он – следом. Увидев на столе привезенную им бутылку вина, булькнула со всего маху в стакан и хлобыстнула вино залпом.
– Так ты, оказывается, еще и алкашка?! Да у нас полдеревни таких!
   Подруга заметалась по комнате. Домой уехать не на чем! Автобусы уже не ходили. Прокоротала ночь на его постылом теперь диване. А утром – первым рейсом – домой. С тех пор и любовь куда  делась!
   Об этом, конечно, Ольга не рассказала Евгению: чужая тайна. Да и зачем?
   От стен несло жутким холодом, и  она не знала, куда деть ноги.
  Евгений,  что-то вспомнив, пошел в зал и  включил радио. Ольга, ведомая какой-то силой, словно завороженная, скользила за ним. Он съежился и от холода потер руки. Ее тоже знобило, и она прижалась к нему, согреваясь.
   И так стояли они, покачиваясь в такт музыки. Ей было хорошо, спокойно и грустно. В душе она прощалась с ним.
   О чем думал он, она не знала. Скорее всего, о том, что надо снова грести снег: завалило серебром за ночь  всю ограду.
Волшебная мелодия закончилась, как и все для нее в этом доме.
  Ольга медленно стала одеваться. Улыбнулась с горчинкой:
–Поцелуй меня в щечку.
Евгений  наклонился и ткнулся носом в ее лицо.
–Не обижайтесь на меня,– произнес грустно. – Такой вот я. Замороженный. Живу с замерзшей душой.
–Да ладно!– она, притворяясь, беспечно махнула рукой и внимательно посмотрела в его красивые, ставшие вдруг родными, глаза.
   Евгений стоял, облокотившись о дверной косяк:
 –Все же в молодые годы, какой же я был легкомысленный! А сейчас, спустя много               
 времени осмысленно на все смотришь. За мою беспечность в молодости как-то даже 
 стыдно.
 Их взгляды встретились:
–Удивительно, я ни с кем никогда не был таким слишком откровенным.
–Я, пожалуй, тоже.

      На остановке виднелись люди. Шли размеренным шагом по колее  гуськом. Ольга позади.
– И как это выглядит для тебя?– спросила  иронично.– Вроде как женщина к тебе ходит?
–Да кому какое дело!– вскипел он. – Пусть что хотят, то и думают!
Успокоившись, сказал:
–В городе все же проще. Там никто никому не нужен. В деревне не то. Все друг друга знают. Всем любопытно.
  Помолчав, уверенно добавил:
–Видеться мы будем. Вы мне звоните, я - то не могу.
 
      На людях поговорили о погоде. Вот и автобус.
–Всего доброго,– с каменным лицом попрощалась Ольга.
–Всего хорошего,– грустно улыбнулся он.
   На автобусной ступеньке она  оглянулась. Он стоял с застывшей полуулыбкой. У нее сжалось сердце. Прикипело оно к нему.
   Видеться они, наверно, будут. Поделиться душевной болью с понимавшим  человеком – много значит.
***
 
  Женя с молодых лет пишет заметки, стихи – и все в стол. Дневники, дневники. Их  десятки. Может, все-таки   она сумеет этими творениями встряхнуть его замерзшую душу? Кто знает…
***
                Эпилог

     Долгое время Ольга размышляла над их с Евгением дружескими отношениями и пришла к выводу, что между мужчиной и женщиной их не может быть: природа берет свое,  а с ней – не поспоришь.
  Может, Ольга и ошибалась…
***
  И все же они вновь встретились. Ольга не могла не поздравить Женю с днем рождения. Купила подарок. Предварительно созвонившись, поехала утром следующего дня, потому как накануне собиралась родня.
    За то время, что она не была у него, лес в окрестностях села преобразился: оделся в серебристые шубы.
  Открылась взору покрашенная зеленым остановка. Ольга вышла из автобуса.  Легкий морозец стал пощипывать ее нос, щеки.  Собаки чего-то притихли. Тишина.
  Евгений, как всегда, встретил радушно. Накрыл  стол. Ольга поздравила его с прошедшим днем рождения и вручила подарок: альбом для фотографий. Знала,  что он любит фотографировать. Еще она подарила ему кассету с записью игры на скрипке Степана Мезенцева: Жене, как и Ольге, нравится  скрипичная мелодия.
  Выпили  вина. Поговорили теперь уже о делах насущных. Потом, сидя на диване, слушали  классическую музыку, каждый витая в своих мыслях. Ольга, вложив свою ладонь в его,  «говорила» с любимым через пожатия рук, вкладывая в них всю свою неистраченную любовь.
 Она пригласила его на танец. Евгений безучастно встал. В танце держался напряженно, едва обняв ее.
  Завороженная мелодией скрипки, Ольга ласково гладила его мальчишескую шею, тихонько перебирала на затылке  недавно постриженные волосы, вдыхала исходивший от него приятный аромат туалетной воды.
  Евгений не реагировал на ее незатейливые ласки. Был напряжен и все говорил: то вспоминал кадры из кинофильмов, то цитировал стихи классиков, иногда вглядываясь в Ольгины глаза, словно через них изучая ее внутренний мир.
   Потом  пили кофе, сидя все за тем же кухонным столом.
   Стылый воздух не спеша прогуливался по дому. Ольга никак не могла согреть ноги и  время от времени терла одну об другую.
    Где-то в глубине души еще надеясь на  теплые  отношения, она, вглядываясь с какой-то решимостью в его задумчивые глаза, спросила:
–А что тебе дало наше  знакомство?
  Евгений, чуть  подумав, спокойно заговорил:
–  Знакомство с Вами произвело на меня плодотворное действие. Смотреть на окружавший мир я стал иначе. Захотелось интересно жить. Не так, как раньше, сидя, в основном, дома.
 Вы привели меня в литературный клуб, где я нашел единомышленников!
   В этом клубе настоящие писатели. Они гораздо лучше меня пишут, больше знают.
 Появилась уверенность в себе, ведь я всю жизнь был каким-то зажатым. Я стал свободным, раскрепощенным. Захотел быть в гуще людей!
    «Удивительно!– Ольга невольно округлила глаза.– Говорит, что был зажатым. И столько женщин! Сами они его, что ли, находили?»
    А Евгений воодушевленно продолжал, глядя мимо Ольги.
–Однажды я вдруг расхрабрился и после концерта заслуженного коллектива не только Алтайского края, но и России пришел со знакомым к руководителю и попросился на прослушивание. Я ведь всю жизнь пою. И меня приняли в этот коллектив! И я счастлив, как никогда! Русский хоровой распев воскрешал память о прошлом: мы  всей большой семьей собирались в праздники и пели.  Брат аккомпанировал на баяне. Сейчас этого нет. Живем каждый в своем углу.
 И мне не хватало этой подпитки. А сейчас я прихожу на репетиции хора и отдыхаю душой.
«Ну вот, – с легкой иронией подумала Ольга.– Его замороженная душа за полгода нашего знакомства наконец-то оттаяла. И теперь мой знакомый весь растворился в творчестве».
                ***
               

   Ее душа рвалась на части: «Не надо к нему ездить! Ведь я – замужняя!  Да и холоден Женя ко мне, –  усмехнулась: «Друг!  Но где взять силы, чтобы оставить его? Ведь он  стал мне по-особому дорог!»
 Она тяжко вздохнула:
«И все же  придется прекращать  наши дружеские отношения.  После его ответа  душа  чего-то совсем сникла.
   Ах, Женя, Женя.
  Хотя и  руку подаст при выходе из автобуса, и про сумку не забудет: не тяжело ли, и верхнюю одежду примет. И двери, при входе и выходе куда-либо, как настоящий джентльмен, откроет. Такое внимание,  конечно, берет за душу…»
  В ее больной от разных дум и проблем голове вдруг вспыхнул вопрос: «А, может, не стоит сворачивать наши добрые отношения? Ведь нам так хорошо общаться!»
   Ольге неожиданно вспомнилось стихотворение Николая
                Рубцова «Расплата».

Я забыл, что такое любовь,
И под лунным над городом светом
Столько выпалил клятвенных слов,
Что мрачнею, как вспомню об этом.

И однажды, прижатый к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Одиноко я вскрикну во сне,
И проснусь, и уйду, и уеду…

Поздно ночью откроется дверь.
Невеселая будет минута.
У порога я встану, как зверь,
Захотевший любви и уюта.

Побледнеет и скажет: – Уйди!
Наша дружба теперь позади!
Ничего для тебя я не значу!
Уходи! Не гляди, что я плачу...!

И опять по дороге лесной
Там, где свадьбы, бывало, летели,
Неприкаянный, мрачный, ночной,
 Я тревожно уйду по метели…            
               
 –Неприкаянный…             
 Ольга, глядя на  ели за окном в белом кружеве, подумала:
 « И все же, пусть останется все как есть. Погубить-то  что - либо легко –  восстановить – гораздо труднее…»               
               
               
               
                Ноябрь- апрель 2016 – 17 гг.