путник
Изорван, гол,
Как будто спрашивает кто-то:
- Зачем пришел?
Зачем покой тревожишь сонный,
Зимы холодное веселье
И снега хруст, как окрик грозный,
Как нота предостереженья.
Но жизнь нельзя предостеречь,
Над жизнью нет у жизни власти.
Тот выбрал щит, тот выбрал меч.
Повсюду страсти!
И звонный кар, традиционно,
Пернатых приставов с ветвей,
Что ослепительное солнце,
Щекочет холодом лучей.
Слюнявит заячьи петлицы
От лет линялая лиса,
То кротким взором пацифиста
Ласкает дятла-хохмача.
А к вечеру тяжелой шторой
Затянут небо облака
И небеса отвяжут свору
Из снега, ветра и дождя.
Среди этой карусели,
В грудь поникши головой,
Среди ночи и метели,
Обессиленный борьбой,
Весь осыпан снегом липким
Путник брел под ветра свисты,
Еле ноги волоча.
Что за странные виденья?
С глаз упала пелена.
Отгоняет наважденье:
Как прекрасна и бела
Из метели смотрит дева
Вся в сиянье серебра.
Вязнут мысли, нет желаний,
Всюду тьма. И лишь глаза
Светят женским состраданьем
Да шумит кругом пурга.
И не холодно, не страшно.
Тяжело глаза сомкнул,
Безразличный, усмиренный
Канул в бездну и уснул.
- Что за черт! Куда ты тащишь?
Что за Федькин хоровод?
Не по нам ли леший плачет,
Рвет у лошади повод?
- Глянь, Сергей, навродь замерз кто?
- Эка паря!
- Нет! Живой.
- На тулуп, укрой - и в сани,
Но, корявая, домой!
- Дыши, надежа! Ерунда...
Теперь и сто переживешь,
На, хлебони-ка вот пивка -
И Богу крест, что не замерз.
- Давай знакомиться! - Сергей
Птоламеевич по бате.
Он был из пленных, римских кровей,
В сорок восьмом расстреляли в ГУЛАГе.
А мать загнали в товарняк
За то, что ее пузо
Пятном легло на алый стяг
Советского союза.
Судьба, она, брат, как жена,
Родная, вроде, вроде - нет.
То так закрутит, сатана,
Что и не мил весь белый свет.
Оттирали парня снегом,
Он метался сам не свой,
Словно слышал хохот беса.
Бабы плакали: живой!
И лишь под утро сном забылся,
Тяжелым сном, без сновидений.
Над ним волнисто серебрилась
Икона старой акварели.
Свидетельство о публикации №217063001213