Шаманка. Стражи миров

Когда Айячинге подходила к хижине шаманки, держа в руках большой свёрток с дарами, вернувшихся с охоты братьев,  она заметила странный рой белоснежных мошек, круживших над входом. Но Айячинге так хотелось как можно скорее порадовать шаманку подарками, что она, заметив рой, не обратила на него должного внимания, и ворвалась в хижину без всякого предупреждения.

– Маа! Смотри, что я тебе принесла! – радостно с порога завопила она, и тут же две тёмные тени бесшумно  налетели на неё и, сбив с ног,  зловонной тяжестью нависли над её лицом. Айячинге даже не успела как следует испугаться, только услышала  резкий, как удар плети, щелчок пальцами и тревожный голос шаманки:

– Айячинге, неужели ты не видела белых мух у входа? Сколько раз я тебе повторяла, что нельзя входить, если видишь, что мухи кружат у двери?

Айячинге привыкла к темноте хижины и смогла различить двух странных существ, что набросились на неё, а теперь смирно сидели у ног  встревоженной шаманки.  Они были похожи на собак, но размер их был огромен, и в приоткрытой пасти у каждого из них было несколько рядов желтоватых клыков. Тела их были  покрыты клочками шерсти, образующими причудливую прическу. Один зверь был немного крупнее, и голова его была покрыта длинной, густой шерстью, а второй зверь блестел в темноте, будто намазанный маслом.

– Клянусь ветром, Айячинге! Всему есть предел, только нет предела твоему легкомыслию!

Шаманка явно была не в духе. Её волосы были растрёпаны, одежда небрежно убрана. Если бы это был кто-то другой, а не шаманка, Айячинге решила бы, что этот человек сильно напуган. Волнение шаманки передалось и Айячинге.

– Маа, братья вернулись с охоты и передали твои любимые плоды, а также шкурки опоссума, – голос Айячинге дрожал и она, косясь на тёмную парочку, не решалась пошевелиться.  – Прости, Маа, я и впрямь увлеклась и не заметила предупреждения.

– Хорошо, что я успела усмирить их, щёлкнув пальцами. – Шаманка явно перестала уже сердиться, но волнение в её голосе  было ещё сильно заметным.

– Встань, подойди к ним поближе и дай обнюхать. Они тебя  не тронут, но им надо хорошенько запомнить твой запах на будущее.

Айячинге поднялась и подошла к настороженным зверям, стараясь двигаться плавно и медленно. Звери, не поднимаясь, втянули воздух. Тот, что блестел как намасленный, вдруг громко чихнул, облепив и шаманку, и Айячинге густой дурно пахнущей слизью. Айячинге стойко удержалась от комментариев, изо всех сил сжав губы, стараясь не дышать. Шаманка же, как ни в чём ни бывало, продолжила разговор, который начала ещё до появления Айячинге.

– Так, вы говорите,что вода в озере стала огненно-красной? – она обратилась к зверям, явно забыв о существовании Айячинге.

Звери кивнули, низко опустив свои могучие головы.

– Значит, в скром времени эта вода станет  огненно-красной и в наших реках. И тогда её нельзя будет пить. Спасибо, великие стражи, за то, что пришли издалека с этой вестью предупредить  наше племя. Пусть духи вашего мира будут благосклонны к вам! А духи нашего мира отблагодарят вас за услугу!

Шаманка с достоинством склонила голову и сделала жест благодарения. Айячинге увидела, как в её руках оказалось что-то светящееся, звери тут же оживились, припали на задние лапы и стали похожи на обычных собак, которых хвалит хозяин. Зрелище показалось Айячинге настолько забавным, что она, вежливо отвернувшись, прыснула в кулак, сдерживая, вырывавшийся наружу смех. Шаманка, будто забыв о существовании Айячинге, провела светящимися ладонями по телам собак, те от этого радостно завыли и испарились, будто их и не было.


*******************

Весна, а  затем и лето в этом году запомнятся надолго. Сначала холода и снег в мае, потом июньские ураганы, град, холодные дожди. Что-то явно не заладилось в небесной канцелярии, где смешались все времена года, а солнечное лето явно куда-то запропастилось.  Подъезжая к библиотеке, что находится на углу Чистопрудного бульвара, я смотрела через запотевшее окно автобуса на перерытые мостовые и тротуары - казалось, сумасшедший гигантский крот, в поисках выхода из своего подземелья, перерыл весь город, и, время от времени, выбираясь наружу, врезался головой в стены домов, чтобы уйти опять на дно.

В библиотеке меня ждала встреча с удивительной женщиной – сказительницей из далекой африканской страны Гана. Я узнала об этой встрече от подруги, которая давно интересуется традицией рассказывания  историй, или, как это принято сейчас называть,  сторителлингом.  Зал библиотеки медленно заполняли люди, отовсюду слышалась приглушённая речь. Я села в углу рядом со шкафом и, заинтересовавшись  книгами на полке, не заметила как черной молнией пронеслась через весь зал хрупкая, но удивительно мощная, чернокожая женщина. И тут же пространство будто раздвинулось и стали исчезать по мере её рассказа полки с книгами, превращаясь то в караваны верблюдов, медленно плывущих по барханам от оазиса к оазису,  то в толпу на восточном базаре, жадно вслушивающуюся в слова Насреддина, то в свиту султана, то в участников судилища. Сказка лилась за сказкой, когда неожиданно я столкнулась с глазами Инно, так звали сказительницу, и по её глазам я узнала ту самую Пифию из дома в Гнездиковском переулке, и того самого ряженого индейца из вагона московского метро. Инно пристально смотрела в зал, но мне казалось, что её взгляд адресован только мне одной. В конце встречи, хитро улыбнувшись и тряхнув густыми кудряшками, она обратилась в зал со словами:

– К сожалению, время нашей встречи на сегодня истекло. Но желающие могут прийти в эти выходные на мой мастер-класс.

– Скажите, Инно, а какая сказка является вашей самой любимой. – Выкрикнул кто-то из зала.

Инно, на секунду задумавшись, ответила:

– «Сказание о песках». Это самая моя любимая притча.  К сожалению, сейчас нет времени, чтобы рассказать её вам. Наша встреча подошла к концу.

В тот же момент меня охватило яростное желание услышать эту сказку от Инно. «Сказание о песках» уже много лет является моей любимой суфийской притчей, которую я знаю почти наизусть, но услышать её от Инно – было для меня очень важно. И в то мгновение я поняла, что должна, просто обязана попасть к Инно на её  мастер-класс.


*******************


Айячинге разложила перед шаманкой дары охотников, рассказывая новости, что принесли братья из леса. Но шаманка слушала невнимательно, и дары, казалось, её не интересовали. Шаманка была чем-то очень встревожена и мысли поглотили её всю.  Она раскурила резную трубку,  выпустила из неё облако белого дыма, которое тут же превратилось в огромного белого медведя, который, смешно загребая воздух большими лапами, тут же устремился куда-то вверх. Айячинге засмотрелась на медведя и  замолчала, провожая его взглядом.

– Это были стражи миров. – Вдруг громко сказала шаманка. – Они редко оставляют свою службу и спускаются в долину. Их встревожила огненно-красная вода в озере. Пророчество говорит, что однажды, когда миры начнут проникать друг в друга, вода станет гореть, её станет невозможно пить. И вот пророчество начинает сбываться.

 Айячинге, забыв про медведя, повернула голову к шаманке и взволновано спросила:

– Нашему племени грозит опасность?

– Опасности всегда приходят и уходят. На этот раз нам грозит неизвестность. – Шаманка задумчиво втянула в себя воздух и выпустила дым из ушей. В другой раз Айячинге бы рассмеялась, но не в этот раз. – Никто не знает, что последует за проникновением  миров  друг в друга. Миров много. Даже я знаю далеко не все миры, но и те, что мне знакомы, существуют благодаря Великому порядку, но порядок начинает меняться.

Шаманка ещё раз выпустила дым. На этот раз дым превратился в два шара: большой и поменьше. И вдруг, тот, то был меньше, набросился на большой и поглотил его.
 
– Айячинге, слушай меня, девочка моя. Я должна отправиться в странствие. Я не знаю, как долго пробуду в ином мире, и ты  должна здесь заменить меня. Я многому тебя научила и спокойна за тебя. Теперь пришло твоё время, дочь вождя, стать хранительницей племени!

*******************

Загадочный крот, перекопавший все московский улицы и переулки, явно возжелал, чтобы я никогда не нашла эту квартиру, где ждал меня мастер-класс от Инно. Но моё упорство, записанное в натальной карте ещё при рождении, давало о себе знать и я настойчиво, преодолевая все ямы и окопы, неумолимо приближалась к цели. Пройдя сквозь лабиринты строительных заборов и ограждений, пару раз чуть не свалившись в свежевырытые ямы, я нашла, наконец, нужный мне подъезд и с облегчением вошла в его тяжеловесные двери. Внутри, игривым завитком, встретила меня мраморная лестница и лифт, сверкающий металлом.

Я поднялась на последний этаж и вошла в квартиру, двери которой были приоткрыты. Тут ждал меня сюрприз – подобной квартиры мне не доводилось видеть. Потолок был невероятно высокий, стены украшали ковры, с лаконичными графическими узорами в восточном стиле. Одна из стен представляла собой огромный стеллаж, плотно заставленный книгами. Напротив этой стены, в глубине виднелась лестница, ведущая вверх, что предполагало наличие второго этажа. Посередине комнаты в ожидании гостей стояли полукругом стулья, и гости не заставили себя ждать – в комнате уже собралось много народу и все они явно были между собой знакомы.

Преодолевая неловкость, я направилась изучать остальные помещения и обнаружила кухню, совмещенную со столовой. Стены здесь также были украшены коврами, но кроме ковров были ещё здесь размещены и фотографии, на которых я узнала Гурджиева, Идрис Шаха. Остальные же благородные лица, взиравшие на меня с черно-белых портретов, были мне незнакомы. Подняв голову вверх, я увидела невероятно красивые светильники, похожие на восточную мозаику, встроенную прямо в потолок. Убранство кухни-столой мне напомнило любимый мною Стамбул, его восточный колорит и лаконичную изысканность. Когда я опустила глаза, то обнаружила, что за столом, прямо передо мной сидит Инно. Она пила чай и что-то быстро, смеясь, рассказывала парочке гостей. Я совершенно неприличным образом вцепилась в Инно взглядом и почувствовала внутри себя странную эйфорию. Но тут вдруг всех пригласили занять места в большой комнате. Инно легко, тёмной птицей, пролетела мимо меня так близко, что я почувствовала её пряный аромат – аромат совершенно незнакомый, нездешний.

*******************

В большом доме вождя собрались все уважаемые люди племени народа мачинге. Шаманка в праздничном убранстве занимала почётное место напротив вождя. Рядом с ней, по правую руку сидела Айячинге и её муж Чикеро. Айячинге старалась изо всех сил сидеть также прямо и достойно, как сидела Маа, но от волнения, у неё всё время зудела правая пятка, и поэтому приходилось время от времени почесываться, стараясь делать это незаметно.

– Духи согласились принять Айячинге. Завтра я проведу обряд нового имени Айячинге, и она станет хранительницей племени. Я надеялась, что это время наступит позже, но вчера стражи принесли весть, что время пришло. Мне необходимо покинуть племя. – По дому вождя пробежал общий встревоженный вздох. Шаманка сделала паузу, обвела всех строгим взглядом и продолжила. – Айячинге провела со мной достаточно времени, чтобы научиться всему. К тому же она всегда может обратиться за помощью и советом к духам, животным и птицам, к душам наших предков. Все её знают и все её приняли.

Шаманка замолчала и посмотрела в сторону вождя племени. Тот сидел, чуть заметно раскачиваясь из стороны в сторону, и задумчиво жевал листья тука.

– Охтека Чикеро, славный воин и муж Айячинге, я обращаюсь к тебе. Ты знаешь обычай и знаешь, что хранительница племени, та, которая говорит с духами, должна оставаться одна в хижине и не знать мужчин. Сейчас от твоего решения зависит жизнь племени. Если ты согласишься охранять и оберегать Айячинге, служить ей, но не входить в её хижину, то так тому и быть. Иначе племя останется без поддержки духов. Что скажешь, Чикеро? – Шаманка резко развернулась в сторону Чикеро, тот вздрогнул, но под взглядом уважаемых людей племени расправил плечи и ответил:

– Я готов служить своему племени. Я знаю, как важно умение договариваться с духами леса, реки и гор, как важно понимать птиц и зверей, слышать души наших предков. Никто, кроме Айячинге не сможет заменить тебя, Маа. И я обещаю верно служить новой шаманке и моему народу.

– Ты достойный охотник племени мачинге! Слава тебе! Если Великой Мачинге будет угодно, я вернусь из странствия, и вы соединитесь вновь как муж и жена. Но пока Айячинге будет служить Великой, а ты Чикеро, будешь служить Айячинге. – Проговорив это, шаманка достала свою трубку, что означало, что разговор окончен. Все уважаемые люди, следуя обычаю предков, достали свои трубки и в знак согласия, дружно задымили, погрузив весь дом вождя в сладковатый молочно-белый туман. И сквозь этот белый туман, раздался сильный голос шаманки, которая запела самую важную песню племени:

Тебе, Мачинге,
Мать, укорени мой дух в Твоей любви
Верни меня в ту песню, что рождается в молчании
Научи быть красотой и свежестью цветка,
Быть птицей, влюбленной и доверяющей ветру

О эти объятья орла и ясность Мачинге,
Как в предвкушении единения, к тебе, Мачинге…

Отец небесный, освяти мою песню
Освети мою душу утром, как солнце на рассвете.
Одари меня силой и мощью Твоего пламени,
Одари меня вИдением и возможностями его осуществления.

К тебе, Мачинге, к теплу твоего ветра.
Мы возрождаемся каждую секунду,
тобой, Мачинге,
Мать, укорени мой дух в твоей любви
Верни меня в ту песню, что рождается в молчании
Научи быть красотой и свежестью цветка,
Быть птицей, влюбленной и доверяющей ветру.
О эти объятья орла и ясность Мачинге,
Как в предвкушении единения, к тебе, Мачинге…

К Тебе, Мачинге , к теплу Твоего ветра.
Мы возрождаемся каждую секунду,
Тобой, Мачинге… *


* вольный перевод песни German Virguez "A ti ayahuapu"