59. О сердце высокосовершенного даоса

 59.

О СЕРДЦЕ ВЫСОКОСОВЕРШЕННОГО ДАОСА

Хоть ученье Чжуанцзы оставляет не так уж много места искрящемуся духу жизни, но даос всегда ищет такое место, где его душа и сердце могли бы очиститься и обрести своё счастье. Некогда Чжуанцзы написал о деревне, которой нигде нет, и которую можно назвать Ничто. Обычно даосы и заняты тем, чтобы отыскать эту деревню, лишённую названия, и они обретают её в своей душе и своём сердце. И эта деревня бывает прекраснее любого царского дворца. В ней они могут найти всё то, что им надо, сохраниться и обрести бессмертие. В одной из своих притч Чжуанцзы намекает на такую деревню, где можно в безвестности обрести своё счастье.

НАГЛЯДНЫЙ УРОК

На Обезьянью гору свита и царь Лу поднялись,
Их стадо обезьян увидело и испугалось,
Все обезьяны, жизнь свою спасая, разбежались,
И лишь одна, пренебрегла опасностью, осталась.

Она внимания ни на кого не обращала,
Беспечно прыгала и ловкостью своей хвалилась,
Царь выстрелил в неё, она стрелу рукой поймала,
И после этого опасности не устрашалась.

Велел стрелять в неё царь, и чтоб не переставали,
Упорствовала обезьяна и не убегала.
В конце концов, убив её, в неё стрелой попали,
Вот так она всей свите свою храбрость доказала.

Сказал красавцу-другу царь из свиты со значеньем:
- «Она хвалилась, мной пренебрегла, и вот погибла,
Ах, пусть тебе послужит это предостереженьем,
Остерегайся, чтоб беда такая не постигла».

Вернувшись, друг царя у мудрецов брал наставленья,
Он отдалился от двора, и все его забыли,
Сам отказался он от знатности и наслажденья,
Прошло три года, люди в царстве все его хвалили.

Обычно люди не являются умиротворёнными мудрецами, равнодушными к жизни и смерти, и уж тем более люди творчества с земными страстями. Тем более, для них важно обрести такую безымянную деревню, обитель, где возникает неутомимое вдохновение, требующее острой игры ума и неустанного движения души. Там они могли бы ощутить то, что ощущал когда-то поэт Ханьшань, выразив это словами:

«Я живу в захолустье убогом моём,
Ни отца у меня и ни матери нет.
И фамилии нет, что украсила б дом.
И зовёт меня просто соседом сосед.
Не учил меня праведной жизни мудрец,
У меня, как у нищего, нет ни гроша,
Я люблю простоту безыскусных сердец,
Чтоб была благородным металлом – душа».

В наш суетный мир человеку всегда не хватает уединения, в котором он мог бы произвести оценку ценностей и посмотреть на свою жизнь как бы со стороны. Именно в таких местах человек вспоминает о своей совести и о том, каким человеком нужно быть в мире. Чжуанцзы по этому поводу приводит два стиха, где указан путь исправления человека :

СУД СОВЕСТИ

Тот, кто недоброе при всех открыто совершает,
Того тотчас или со временем народ карает,
Тот, кому в тайне недоброе сделать удаётся,
До смерти с угрызением совести остаётся.
Лишь тот, кто добрый, и людей всех сердцем понимает,
В душе спокоен, и уколов совести не знает.

ТОРГАШ

Тот, договор кто внутренний с собою заключает
И безымянно действует, достоин уваженья.
Тот, кто в отношениях внешний договор лишь знает -
Торгаш всего лишь в своём стремленье к приобретенью.
И видя, как на цыпочках он рост свой повышает,
Народ его за выдающегося принимает.

В последнем стихотворении говорится о ничтожных людях, торгашах, которые, без зазрения совести вставая на цыпочки, стараются показаться великими людьми, которых народ пока ещё принимает за великих. И таких людей в нашем обществе много, но обладают ли они истинным величием? Ведь для того чтобы стать великим человеком, нужно избавиться от механического сердца, как это делали даосы в древности. Об этом и говорит Чжуанцзы в одной из своих притчей.


МИР С ДВУХ СТОРОН

Цзыгун, студент Конфуция, из странствий возвращался,
Даоса увидал, который, огород копая,
Таскал большим кувшином воду, грядки поливая,
Расходуя сил много, малого лишь добивался.

- «Машина есть, которая все грядки поливает, -
Сказал ему Цзыгун, - она расходует сил мало,
Сам испытать её учитель если пожелает,
Устройство хорошо бы вам в хозяйстве помогало».

Спросил даос тот, голову подняв: «Она какая»?
- «Проста в конструкции, водочерпалкою зовётся,
К истоку черпаками под наклоном пролегая,
Работает, вода по ней на поле подаётся».

Даос, услышав, предложенье посчитал обидным:
- «Такого механизма я в труде не принимаю,
Не применю, не потому что я его не знаю,
А потому что применять его считаю стыдным.

Опасность есть, когда машину у себя заводят,
Дела у них в семье все механически вершатся,
Сердца их начинают в механизмы превращаться,
А механическая жизнь к разделенью приводит.

Когда в груди лишь механическое сердце бьётся,
То простоты ум чистой целостности сторонится,
В нём действие отлаженное с ритмом остаётся,
И человек так в жизни разума не утвердится.

Кто утверждаться в жизни разума не в состоянье,
Того не станет Путь поддерживать в его движенье,
Нигде не сможет он сосредотачивать вниманье,
На том, что привести может к Истины постиженью».
Слова услышав эти, тот в раскаянье смешался,
- «Ты кто? – его спросил даос, всем телом повернувшись,
- «Я ученик Конфуция», - Цзыгун ему признался,
Даос главою покачал, продолжил, усмехнувшись:

- «Уж не из тех всезнающих, что подражают мудрым,
Стараясь превзойти людей своим самодовольством?
Кто придаётся в одиночестве бренчаньям струнным,
И славе продаёт себя со всем её довольством?

О, если б о душе забыл, от плоти отказался,
То, может быть, к Пути приблизился б ты своим знаньем,
Как все вы, делами Поднебесной б не занимался,
Тогда бы, может, смог ты овладеть Путём познанья».

Цзыгун, точно потерянный, с даосом попрощался,
И всю домой дорогу, его мучали сомненья,
- «Кто был он»? – у Конфуция поинтересовался,
Поведав о даосе том учителю сужденья:

- «Считал, что все довольны лишь Конфуция ученьем,
Не знал, что есть ещё другой, своим путём идущий,
Считал, мудрец горит осуществленьем дел стремленьем,
Заслуг приобретеньем и признаньем вездесущим.

Знал, малой силой как больших успехов добиваться,
У нынешнего мудреца, всё обстоит иначе,
Ведь он передо мной поставил новые задачи,
Как с целостными свойствами собою оставаться.

Как жить, своё целостное тело сохраняя,
Как разум целостный иметь, живя среди народа,
Идти, не ведомо куда, лишь разумом внимая,
И совершенной простотой спасаться год от года.

Заслуги, корысть, хитрость, ловкость придавать забвенью,
Не поступать против желанья или своей воли,
Стать равнодушным к своей хуле или прославленью,
И Поднебесной делами не заниматься более».

Конфуций, выслушав, с ним поделился своим мненьем:
- «Ты встретил, кто проповедует Хаоса ученье,
Ты и сейчас ещё находишься под впечатленьем.
Но он всего лишь постиг внутреннее управленье.

Ты удивился, что он знает, как к простоте вернуться,
Хранить как разум, странствуя умом среди мирского,
Уйти как в чистоту и в Недеянье окунуться,
Но разве нам достаточно учения такого?

И кроме внутреннего мы живём ещё во внешнем,
Ведь в мире нужно, чтоб опасности все избегали,
Нельзя же допускать нам, чтоб мир адом стал кромешным,
Достойно ли ученье то, чтоб мы его познали»?

Хотя Конфуций и возразил своему ученику по поводу разумности пути, которым шёл даос, но истинной сути этого пути он так и не понял. Добившись успехов во внешнем, человек рано или поздно стремится погрузиться в своё внутреннее, как это делал император Поднебесной, которого называли в народе Высокосовершенным, о чём говорит Чжуанцзы:

ВЫСОКОСОВЕРШЕННЫЙ

Правитель Поднебесной был, Высокосовершенный,
Бочэн Цзягао звался, бразды передал правленья,
И, сделавшись крестьянином, обрёл образ степенный,
Стал землю обрабатывать себе для прокормленья.

С его уходом в царстве вдруг порядки поменялись,
Не награждал он, а в стране друг друга поощряли,
Он не наказывал, в народе ж все остерегались,
А ныне человечность все в народе потеряли.

Сейчас наказывают власти всех и награждают,
В народе добродетель же исчезла с наказаньем,
Как положенье нужно исправлять – никто не знает,
Все, опасаясь смуты, затаились в ожиданье.

К правителю явились все просить его совета,
Решили пригласить его, чтоб разделил заботу.
Продолжил поле он пахать, так и не дав ответа,
Сказав: «Уйдите, дайте делать мне мою работу».

(продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович