Глядят с фотографий

Достоин вполне уважения тот,
Кто знает, откуда пошёл его род,
О прадеде и о прабабушке знает
И бережно знания те сохраняет.
Жаль, нити родства неизвестны мне эти,
И я расскажу вам, хотя бы, о деде.
Есть снимки его, но не так уж и много:
Вот фото солдата ещё молодого,
Когда был на первой войне мировой,
А вот снимок где с бородою седой,
И снимок ещё, где с ним рядом жена,
Тогда были молоды, он и она…
Двадцатые годы двадцатого века
В России трудны были для человека.
Не просто жилось в свете новых идей:
Разрушить легко, а построить сложней.
Деревню, где дед жил, увидишь и ныне:
В округе поля на холмистой равнине,
Есть лес недалече, под боком река,
В день ясный глядятся в неё облака.
Имел дед надел свой и лошадь была,
Умело крестьянские  вёл он дела.
Таких называли тогда – середняк:
Ещё не богач, но уже не бедняк.
Чужого не брал, сам добро наживал
И первое время в колхоз не вступал.
(В колхозы вступали не все и не сразу,
Здесь всё добровольно, а не по указу)
Да, гнули налогами, но ремесло
Не раз и не два его в жизни спасло.
Топор и рубанок держал не от скуки,
Был мастером, как говорят, на все руки.
В домах не текло, если крыши он крыл,
Ещё печки русские в избах ложил.
А печку сложить это вроде искусства:
Тут смётка нужна и особое чувство.
И зубы больные селянам он рвал…
Об этом мне в детстве отец рассказал.
В семье прижилась у нас шутка одна,
И связана именно с дедом она.
Представьте, вы сели за праздничный стол,
Он хвалит капусту: «Ну что за засол,
Вы кушайте, я вам ещё принесу».
А сам тыкал вилкой своей в колбасу...

Глядят с фотографий, как будто бы в вечность,
Прабабушки в платьях своих подвенечных
И прадеды в лучших одеждах своих,
Как жаль, что так мало мы знаем о них.