Это была я?

Я просыпаюсь с единственной мыслью : "О, нет. Я все еще здесь". Пока я надеваю штаны, я успеваю смертельно устать. Уставившись в окно с открытым ртом стою. Ничего не думаю, ничего не вижу, ничего не понимаю, всего боюсь. Вот стандартный набор на утро. Утро этого дня и следующие утра, конца которым не видно. У меня нет больше сил выносить свой вид в зеркале. Нет сил разговаривать с людьми. Нет сил ходить на бесконечные собеседования. Нет сил пытаться наладить личную жизнь. Нет сил достать чашку с полки и я пью кефир прямо из пакета. Нет сил переодеться и я иду за кефиром прямо в домашней одежде. Нет сил читать и я сижу с раскрытой книгой, уставившись в одну букву. Нет сил жить. Как я делала это раньше? Как я вставала пораньше, чтобы перед работой пойти на улицу и сделать кардио-тренировку. Зимой. Как я ездила на работу в соседний город с пересадкой и еще напевала песни или читала книгу по дороге. Как я ходила после работы на улицу, чтобы тренироваться на брусьях и перекладине в куртке и штанах на синтепоне, когда на улице температура минус 15.  И я шла туда вечером, чтобы никто не видел как мало раз я отжимаюсь на брусьях. А потом растаял снег, на улице потеплело и я могла уже сделать не пять, а пятнадцать повторений в одном подходе.  Как я шла в библиотеку каждый выходной и меняла стопку прочитанного, на новое. Когда я успевала знакомиться и общаться. Когда я посмотрела все эти фильмы, что я посмотрела. Не просто фильмы по телевизору, а долгожданные новинки любимых режиссеров, номинантов и призеров кинофестивалей авторских фильмов. Когда я успевала следить за всем этим. Это была я? Это я ездила на свидание за две тысячи километров? Я не помню. Помню, как рыдала, идя на работу сквозь сугробы, от страха. От того, что мне казалось, будто все прохожие смеющиеся смеются надо мной. Будто все коллеги перешептывающиеся шепчутся обо мне. Помню, что я рыдала с иголкой в вене, лежа в палате психоневрологического диспансера под капельницей. Помню, как я месяцами не гуляла нигде, кроме леса возле дома, чтобы не встретить людей. Помню, как я упорно тренировалась, а потом новые приступы покрывали меня слоем жира и отеками.

Одиночество? Да. Помню. Часто употребляла это слово и слышала от знакомых. В книгах любимых писателей о нем много читала. Точно. Ведь все они писали о нем. Помню, что, кажется, испытывала это чувство. И казалось, что оно нестерпимо в своей бесконечности, беспросветности, безнадежности. Помню, как шквал непонимания обрушивался на меня в разговорах с сокурсниками, коллегами и даже друзьями и даже любимыми. О чем люди думают? Какую пиццу заказать на вечер. О чем люди говорят? О новой помаде/резине. Куда они смотрят? Что видят? Что они делают? Зарабатывают деньги. Что будут делать? Жениться и рожать. Для чего? С кем? Зачем? Почему? Глупые вопросы. Странные вопросы. Так принято. Так все делают. Так модно. А как же без этого. Вот и все ответы. Вот и весь разговор.

А потом симптом за симптомом. Больше симптомов. Меньше жизни. Еще больше их. Еще меньше её. Вытесняли, вытесняли и вытеснили. Не места одиночеству. Нет в нем больше нужды.


Мне не нужны никакие силы. Хочу, чтобы последние, жалкие остатки закончились уже наконец.