Хозяйка кувшина желаний

Пролог.
 
   1902 год.
   Аиша бродила по базарной площади. Малыш, которого девушка несла на руках, целовал её в щёку сладкими от леденца губками. Его липкие пальчики то и дело цепляли выбившиеся локоны сестры, доставляя ей неприятные ощущения. Девушка опустила братца на ножки и, взяв за руку, продолжила свой путь.
   Солнце припекало ласково. Однако девушка предпочла сокрыться от назойливых его лучей и, увлекая за собой мальчугана, нырнула в тентовую зону базара.
   Разноцветные пашмины из Кашмира; мягкие на ощупь, лёгкие и тёплые, как пух, дорогие шатуши были развешаны в лавках по обеим сторонам базарной площади. Яркие палантины для сари обвораживали своими причудливыми рисунками. Девушка задержала взгляд на одном из них и живо представила себя в нём перед зеркалом. Увиденное очаровало Аишу. Вот она уже потянула руку, чтобы ощутить нежное прикосновение ткани, но, вспомнив, какой непоседа Ашик, ещё крепче ухватила брата за ручонку.
   Ашик твёрдым шагом следовал за сестрой. Торговцы приветствовали его и Аишу дружным гамом и весёлыми напутствиями провожали их след. Некоторые угощали фруктами и выпечкой. Отказываться было невежливо, и Аиша разрешала лакомиться брату съестными подношениями. Сама же не угощалась. Она была уже взрослой девушкой, интерес для которой составляли украшения. Непременно из золота. Подаренные родителями ювелирные изделия девушка надевала с удовольствием. Однако мечтала она о большем. Аиша представляла, как однажды очень скоро её сосватают за богача, и он одарит её всеми этими нарядными и дорогими подвесками, браслетами и серёжками. Вот например такими. Она, выпустив липкую ладошку брата из своей, протянула руку, чтобы примерить трёхярусные серьги из золота высшей пробы.
 

Часть первая.
Глава 1
 
«Чем пахнут свечи»
 
 Осень 1996 год.
-Нет. Он никогда не будет твоим. Он никогда и не был твоим,- сказала гадалка, глядя в разложенные веером катры. Затем она подняла взгляд своих жгучих чёрных глаз на Лану. Та словно опешила от услышанного, но, не показав этого, спросила почти враждебно:
-Это вердикт?
-Сама знаешь,- не сводя пристального взора с разозлённой женщины,  ответила ворожея, но руки её продолжали перебирать карты.
-Что можно сделать?
-Уже поздно что-то делать. Да и не в моих теперь это силах. Ты ведь знаешь это. Ты всегда знала. Вспомни, что я тебе говорила тогда, много лет назад.
-Это ты, Ада, виновата! Ты уничтожила его! Если бы не ты, я бы вернула мужа! – закричала Лана неестественным голосом. Взор её испепелил бы любого.  Женщина понимала, что помочь ей больше ничто не сможет. Последняя надежда разбита.
   Спустя мгновение ярость взгляда Ланы сменилася опустошённым и безразличным выражением. Он блуждал по комнате, пытаясь сосредоточиться на чём-либо.
   Свечи горели жёлто-кровавым светом, распространяя по маленькой комнатке характерный запах тающего воска. Лана вдруг остановила свой взор на пламени. «Какое странное искрящееся свечение. А запах... Почему они не пахнут церковью? А тогда пахли? Странно, что я думаю об этом? А сейчас? Чем пахнут они сейчас?» - тревожилась Лана, не понимая, что происходит вокруг. Она вдруг как-то обмякла после последних слов своей дальней родственницы; улетучилась куда-то её решимость во что бы то ни стало вернуть ушедшего мужа. «Как ЭТО могло случиться со мной? Со мной... Неужели это конец?» - промелькнуло в её мозгу. «А-а-а-а..., я знаю чем они пахнут.   Я-а-а-а помню-у-у-у...», - догадалась женщина, находящаяся во власти гипноза пламени свечи, и немигающими, ничего не видящими глазами посмотрела на гадалку. Та, встретив её взгляд, смутилась на секунду, но ответила безаппеляционно, уже оценив ситуацию с высоты своего опыта пророчицы:
-И не думай. Не теряй зря здоровье и время. Из твоей затеи ничего не выйдет. Во всём сама виновата, не я. Только ты сама в ответе за свои поступки. Я тебя и твою мать предупреждала. Подумай лучше, как жить станешь.
   «О чём она говорит? Из какой затеи? Я-а-а-а сама-а-а-а виновата. Да-а-а... Жить стану. Как? Жить стану? Зачем? Я знаю, чем они пахнут. Знаю-ю-ю-ю-ю».
   Мысли сменяли одна другую и затем возвращались к Лане  по кругу, заданному гадалкой Адой.
   Как она добралась домой, как обнажилась, как откупорила бутылку подаренного мужу дорогого коллекционного коньяку, как высыпала из банки капсулы снотворного себе на ладонь, женщина не помнила. Лишь одна мысль свербила её затуманенный горем разум: «сама-а-а-а-а   виновата-а-а-а-а... Но почему? Я же лучшая».
   «Сама виновата», - звучал эхом отовсюду голос Ады. Набирая силу, он заполнил собой всё пространство квартиры и вскоре разразился в мозгу Ланы громким смехом. И вдруг с какой-то поспешной решимостью глотнула она всю горсть таблеток, запивая ароматной крепкой «Метаксой».
   «Сама-а-а-а виновата-а-а-а...» - продолжала заливаться страшным хохотом колдунья. Лана отсыпала ещё горсть таблеток, прожевала и опять отпила из бутылки. Затем опять отпила. И вдруг как-то сразу, придя в себя, Лана подумала совершенно трезво:
«Сама виновата! НО ВИНИТ ПУСТЬ ВО ВСЁМ СЕБЯ ОН!!!» - и рассмеялась также громко, пытаясь вторить зловещему смеху вездесущей Ады.
   В своей давно уже неуютной  четырёхкомнатной квартире Лана была одна. Дети гуляли или были в школе – её давно уже не интересовало. Женщина было попыталась задуматься, как давно. Но отмахнулась от посторонней мысли.   
-Причём тут дети! - шептала она громко. - Зачем они мне без него? Я их ему рожала. Без него же жить не хочу-у-у-у...
   Между тем приятное, но вместе с тем утомительное тепло разливалось по телу и не давало сосредоточиться, отвлекая всплесками затмения сознания.
   «А любила ли я жить вообще? И что такое любить жить?» - вопрошала женщина самою себя.
   Сумбурные, но вместе с тем тематически запрограммированные несчастьем  мысли брошенной мужем женщины толкались в её воспалённом мозгу, дерзко и беспощадно хлестая его изнутри. Однако боль эту Лана ощущала даже физически.
   «А что такое любить? Нет. Я не знаю. Или знаю? Нет. Я не знаю, что такое быть любимой!» - словно гром прогремел ответ в её мозгу, сильно ударив в виски. Голова закружилась. Она вдруг вспомнила обидное заключение Ады, что кроме себя Лана -  сорокалетняя женщина – и не любила никого.
   «А любила ли я себя саму?» 
   «Не может быть, чтобы я сама была во всём виновата! Надо подумать! Надо на воздух!»
   На ватных ногах она, преодолев привычное квартирное пространство, пошла в спальню и открыла балкон. Октябрьский ветер, пощупав послушный тюль, стал вдыхать в него жизнь, и лёгкая ткань вдруг  превратилась в подобие паруса, несущего свой корабль навстречу судьбе. Волна свежего молодого воздуха заставила Лану содрогнуться. Озноб же загнал женщину под одеяло супружеского когда-то ложа. Она лежала с широко распахнутыми немигающими глазами, взор которых упёрся в постамент, некогда выполнявший свою прямую обязанность. Совсем недавно на нём красовалась семейная реликвия, сослужившая когда-то давным-давно своей хозяйке  неоплатную службу. Но вот уже несколько месяцев резная на гнутых ножках  подставка красного дерева пустовала. Глаза Ланы наполнились слезами сожаления и беспомощности. Она закрыла их.
   «Одиноко», - подумала женщина, и сон окутал её тяжёлым своим покрывалом. 
 
 
Глава 2.
«Паутина»
 
- Выучи гаммы До-мажор и Ля-минор к следующему уроку. Не забывай о пальцах. Всё должно быть точно: в левой руке на смену первому идёт третий палец, в правой – после третьего первый. Запомнила? – уже в который раз переспросила учительница и,  гордо выпрямив спину, начала играть гамму, грациозно перемещая пальцы по клавишам.
   Ланочка смотрела на Эмму Львовну, как затравленый зверёк. «Я смогу не хуже. У меня обязано получится. Я кушать не сяду, пока не разучу эти ненавистные гаммы. Я лучшая во всём, даже здесь. Я добьюсь своего, и мама будет довольна», - подумала десятилетняя девочка, но её уверенность почему-то не передалась строгому педагогу. Она попросила ученицу повторить то, что девочка в десятый раз силилась сыграть.
-Выучи всё, пожалуйста, к следующему разу,- сказала Эмма Львовна, преждевременно заканчивая занятие. - Урока сольфеджио сегодня не будет по причине болезни Виктора Эдуардовича. Так что ты уже свободна. И вот ещё что... Пригласи маму свою в школу, как можно быстрее. Ну, иди.
   Лана брела по улочкам Риги, обходя попадавшиеся лужицы, почему-то перепрыгивать через них сегодня ей не хотелось. Перед поворотом к дому она остановилась  в раздумьях: «Надо всё-таки поесть. А то сил не будет. Так мама велела». И девочка зашла в близлежащий продуктовый магазинчик с привычным названием «Кулинария», купила котлету-полуфабрикат и поплелась домой привычной дорогой. Она уже даже мысленно пожарила и съела этот шницель, знакомый бакалейно-магазинный и немного противный привкус которого Лана, наверно, никогда уже не забудет. Девочка даже полюбила его. Она и представить не могла, что кого-то по возвращении из школы ждала радостная и счастливая мать, готовая удовлетворить каждое гастрономическое желание своего любимого чада; или, по крайней мере, ждал обед, с любовью приготовленный матерью. Имея семью: мать, отца и брата - Лана в свои десять лет жила самостоятельно. Школа, музыкальная школа, подготовка к занятиям и урокам самостоятельно, без родительских проверок вообще, уборка квартиры,  обед шницелем или бифштексом, купленными в «Кулинарии» и... её мысли (мечтать она любила и читать...). И лишь вечером обмен новостями с мамой, которая была всё время занята, но не уставала поучать дочь, внушая ей, что она  должна быть самая лучшая. Засыпая уже, Лана слышала, как возвращается с работы отец, молчаливый, угрюмый и всегда грустный. Девочка привыкла слышать вечные недовольства матери, с нескрываемым раздражением направленные в адрес отца. Он тоже привык и воспринимал всё со спокойствием, как будто бы и не слышал тех оскорблений вовсе. Затем все расходились по своим углам, и ночь плавно вступала в свои права, вытесняя былое, хотя разрешая и ему забраться в уголок памяти девочки. Даже в выходные дни и по праздникам, когда семья, собиравшая за круглым столом всех знакомых и родственников, всегда оставалась «обезглавленной». «Глава» же её предпочитал уединение (впрочем, у него и выбора не было; так велела ему мать) на маленькой кухне с бессменной папиросой во рту и программой передач перед маленьким телевизором «Шилялис». Всем и без него было одиноко. И тётке, которая почему-то всегда смотрела на Ланочку, как ей казалось, недружелюбно. «Завидуют твоей красоте», - шептала ей мать.  И соседям, которые жили ничуть не веселее всех остальных. И матери Ланы, которая страдала комплексом завышенной самооценки и от этого ей казалось, что жизнь несправедливо к ней – когда-то страстной и знойной весталке персидских кровей – отнеслась, послав чужую судьбу.
      И Лана была одинока, сама не подозревая об этом. Подобная жизнь - без её маленьких радостей и родительского баловства - возымела своё действие. Девочка росла замкнутой в себе. Она терпеть не могла общения с ровесниками и детьми вообще, в душе ненавидя их (за что? возможно, потому что у них было слишком много свободного времени, потому что им всегда было весело, потому что они выглядели всегда счастливыми и беззаботными, потому что их всегда баловали родителии). Лана на их фоне смотрелась несколько забитой и ущербной. Хотя была, как внушала ей мать, очень красива и имела, опять же по мнению мамы, богатый внутренний мир, даже скрытый талант, который в ней и пытались высвободить учителя музыки. Правда у них это не совсем получалось. Как не получалось и у Ланиных сверстников наладить с нелюдимой девочкой отношения.
   «Только бы их не встретить», - молила Лана, подумав о том, что сейчас над ней начнут опять подтрунивать соседские ребята, «которым нечем заняться», как говорит о них мама.
-Лань, выходи гулять, - крикнула белобрысая Светла.
-Не хочу, - ответила ей Лана, не оборачиваясь.
-Не хочешь или не можешь? – спросил Мик.
-Или мама не велит? – подлила масла в огонь Лия.
-Не ваше дело, - парировала Лана и быстро пересекла двор. Добежав до своей квартиры, не отдышавшись, как будто боясь, что её настигнут преследователи, девочка трясущимися руками достала висящий на верёвочке под воротом платья ключ и попыталась попасть им в замочную скважину, но дверь вдруг легко подалась вперёд и беззвучно отворилась. Не ожидая подобного (дома в это время дня никого обычно не бывало: отец допоздна на работе, брата нет в городе, мама вернётся к вечеру), Лана ввалилась в квартиру и растянулась прямо на пороге.
   «Что это за запах?» - почувствовала девочка  едкий, но приятняй запах чего-то горящего. Она поднялась, и, неслышно ступая, затаив от страха дыхание, на цыпочках пробралась в тёмную, почему-то зашторенную комнату.
   Две женщины сидели за круглым столом, стоящим в центре небольшой комнаты. В темноте, рассеянной яркими точечными сполохами свечей и звёздочным их отблеском в стёклах зеркал  (именно этот запах горящих свечей встретил девочку на пороге), Лана смогла различить образ своей матери и ещё какой-то женщины. Они о чём-то говорили очень тихо. Незнакомка – нестарая ещё женщина – держала в одной руке колоду карт, другой вытягивала их, одну за другой, и выкладывала кругом на стол, при этом шептала какие-то непонятные или еле различилые в шёпоте слова-заклинания.
   Лана осмотрелась вокруг. Везде горели свечи: на шкафу, на тумбочках, на стульях, на столе – всюду, где их можно было пристроить.
   Стараясь не произвести шума, девочка хотела было уйти незамеченной, но властный голос матери остановил её:
-А вот и ты. Мы тебя ожидали как раз сейчас. Я даже дверь оставила открытой. Ты пойди закрой её хорошенько.
   Лана выполнила распоряжение матери и лишь на секунду задержалась в прихожей, чтобы разуться.
   Воздух, насытившись непривычным запахом, заполнил всё пространство маленькой квартиры и пока ещё щекотал необычным вкусом обоняние девочки. Темнота, разбавленная мерцанием свечей, создавала какую-то неинтимную, тревожную таинственность. Всё это смущало Лану и возбуждало её детское воображение.
   «Откуда мать узнала, что я приду именно сейчас? Что здесь происходит? Кто эта женщина?»
С этим мыслями девочка вернулась в комнату.
 
-Ада. Зови меня просто Ада, - представилась женщина и посмотрела на девочку очень пристально. В полутьме, подсвеченной низким локальным свечением,  взор её был подобен омуту, чёрному, глубокому, страшному и зовущему куда-то; куда?, девочка немогла понять; но от этого взгляда по телу Ланы пробежали мурашки. Однако что-то внутри неё позволило противостоять этому сильному взгляду и даже заставило всмотреться в глаза-омуты, не мигая.
-Познакомьтесь, - сказала Ланина мать, - это наша дальняя родственница из Украины
-Лана. Меня зовут так, - безучастно сказала девочка, не сводя взора с Ады, и осталась стоять на месте.
-Ты, дочка, присаживайся. Разговор у нас долгий будет, - попросила мать.
-Да не пытайся сглазить меня, Лана, не удастся, - сказала Ада и улыбнулась одними губами, глаза же остались бесстрастными, и пламя свечи, отражавшееся в них, застваило Лану отвести взор. Она присела к столу, ничего не понимая. А свечи продолжали делать своё дело, окуривая и гипнотизируя девочку. «Не удастся», - звучало в её мозгу. «Что не удастся?» - не понимала Лана. «Мне всё всегда  удаётся!»
-Всё?  Всегда? Увидишь ещё! - как отрезала, сказала Ада и разразилась звонким хохотом.
Но что-то подсказывало девочке, что это не смех веселья. Однако именно он вывел Лану из состояния оцепенения, что позволило ей прийти в себя и  разглядеть все странности, происходящие под властью рук и заклинаний этой незнакомки.
   Ада провела обеими руками над столом. Стол же был уставлен свечам. В центре стола находился довольно большой совершенной формы пузырчато-прозрачный шар, вокруг которого лежали, опять же по кругу, карты. Не обычные игральные, как отметила про себя Лана.
-Это Таро, - словно предвосхитив вопрос, ответила Ада и продолжила что-то шептать, ни на кого не глядя. После очередной манипуляции руками над столом, огонь свечей вдруг на миг исчез, и всё погрузилось во тьму. Но, когда пламя сново обрело силу, началось какое-то странное движение пузырьков  внутри шара. Пузырьки медленно побежали по заданной Адой траектории и закрутились в своеобразном танце смерча. Следуя манипуляциям женщины – Адины руки вдруг застыли над шаром, как будто вопрошали что-то у Всевышнего -  этот танец пузырьков мгновенно прекратился, и содержимое, заключённое внутри сферы, стало приобретать какие-то человеческие очертания.
   «Она колдунья!» - вдруг осенило Лану.
-Да! – выкрикнула Ада и опять захохотала.
   «Она читает мои мысли!»
-Да! – Ада продолжала хохотать.
-Но не бойся, я светлая.
   «Что это значит?» - подумала Лана, глядя на смуглую женщину, избегая её взгляда.
- Сейчас поймёшь, - прошептала Ада и мгновение спустя, закрыв глаза, она зашептала громко: - Нечисть болотная, нечисть подколодная, от синего тумана, от чёрного дурмана, где гнилой колос, где седой волос, где красная тряпица, порченка-трясовица, не той тропой пойду, пойду в церковные ворота. Зажгу свечу не венчальную, свечу поминальную, помяну нечистую силу за упокой. Во имя Отца и Сыни и Святого Духа. Аминь.
-Мы брата твоего спасаем, - прошептала, подтянувшись к дочери телом, мать.
-Колокол пусть ударит, - продолжала шептать, но уже тихо, гадалка. Она распростёрла свои руки и оставалась в этом положении недолго. Затем, удовлетворённая, словно услышала колокольный бой, о котором говорила, открыла глаза и улыбнулась одними губами. -Твой брат в больнице при смерти. Его спасать надо. Чахотка. Мы с твоей матерью ему поможем. Но вот ты. Я бы не хотела при тебе.
-Ничего, я, Ада, тебе говорила, что она сильная. Она лишь поможет нам, - уверенно проговорила мать, - Толика спасать надо.
-Спасая одного, ставим в зависимость другого, - загадочно сказала Ада.
   Девочка ничего не понимала. «Как при смерти? Он же уехал.»
-Как бы не навсегда, – снова прочла её мысли Ада, - не всё в моих силах, но попробуем. Сначала защититесь сами, - опять загадочными словами заговорила ворожея. -Закройте глаза, - вдруг неожиданно громко сказала Ада.
   Мать и дочь беспрекословно подчинились.
-Представьте, что у вас из темени выделилась светящаяся точка. Медленно заставьте её вращаться по часовой стрелке вокруг головы, - диктовала им Ада последовательность действий.
   Лана представила маленькую одинокую звёздочку на чёрном ночном небосводе своего мозга. Затем она попыталась сдвинуть её с места.  Ничего. Не получается.
-Пробуй ещё раз и ещё, - приказала ей гадалка.
   Лана продолжила попытки. Неожиданно для себя девочке удалось следовать всем предписаниям Ады.
-Хорошо, - констатировала Ада и продолжила:
-Направьте движение по спирали вниз, не прекращая движение точки вокруг вас.
  Лана, словно загипнотизированная, расслабилась, и ей стало вдруг легко и свободно. А зажжённая ею звёздочка повиновалась её сильной воле. Девочку это возбудило.
   Ада продолжала давать указания:
-Точно так же по часовой стрелке и по спирали снизу вверх - в исходное положение. Проделайте всё то же с самого начала несколько раз, с каждым разом ускоряя движение точки.
   Лана выполняла повеления колдуньи как по нотам, продолжая упражнения для маленькой послушной вспышки, и тут девочка заметила, что светящаяся точка оставляет за собой неисчезающий яркий и очень тонкий след в виде паутинки, опутывающей Лану по спирали. Движение звездочки ускорялось, и через миг она уже просто летала вокруг Ланы, образовывая светящийся кокон. Девочка же находилась внутри него. Лане даже не хотелось открыть глаза. Она уже перестала отдавать  мысленные приказания, а звёздочка всё кружилась и кружилась вокруг неё.

 
Глава 3.
«Спасительная чаша»
 
-Сегодня как раз подходящий ветреный день и пятница. То что нужно для удачного проистечения заговора, - констатировала Ада, не отходя от иконы Пантелеймона-целителя. - Открой окно полностью, - приказала она Ланиной матери.
Женщина повиновалась.
-Знаю, Адочка, что за помощь твою благодарить нельзя, - сказала она, подходя к окну.
-Молчи пока. Потом поговорим, - отрезала Ада, повернувшись к ней. – Молись Ему пока, - указав на икону, сказала ведунья. Затем, подойдя к открытому окну, стала наговаривать на ветер:
-Мать Мария не спала, не почивала, не ткала, не вышивала, 40 дней горевала, по рабе Алане страдала. Бесовскую кровь вынимала из буйной её головы, из ретивого сердца, из кожи, из жил, из-под ногтей, из костей. Понесла эту кровь в дом каменный. В этом доме три Ангела живут, умы-разумы христианские стерегут. Первый – Исак, второй – Яков, третий ангел шестикрылый дневной, помощник, тёплый одёжник, превеликий сохранитель. Охранники, охранники умов-разумов христианских, рабу Божию Алану сохраните, ум-разум ей верните. Во имя Отца, Сына и Святого Духа ныне и пристно и вовеки веков. Аминь.
   Затем ведунья присела над чашей с водой и начала читать над ней молитвы.
   Вторая женщина сидела ни жива-ни мертва, надеясь на силу Ады уже в который раз. «Но почему это всё происходит с моими детьми?» – спрашивала она себя.
«Великая сила! Защити мою дочь! Бабка, ты же всё видишь! Почему твой кувшин бесполезен?» - горевала несчастная женщина-мать.
   Ада, закончив свои дела, укоризненно поглядела на Зару и произнесла:
-Оставь свою бабку в покое. На вот, - Ада протянула ей чашу с водой, над которой читала молитвы, и добавила: - Давай Лане пить, но не через большой палец, смотри. Делай, как учу, а то толку не будет. Умывай этой же водой её лицо, да не вытирай, пусть само высыхает.
   Зара приняла из рук этой мудрой женщины чашу, как манну небесную, перекрестившись перед этим, и тихонько заплакала.
-Не плачь. Теперь всё хорошо будет, - успокоила её Ада.
 
 
Глава 4.
«Свёрток»
 
-Это сон, - думала Лана, силясь открыть тяжёлые веки, но очнуться у неё не получилось. - Это всё сон. Он не бросил меня. Он не мог бросить меня. Я  красивая, умная, ещё молодая.      
   Волна воспоминаний, давно покоящихся в глубинах памяти, всколыхнув пучину сознания, воскреснув словно из ниоткуда, опять больно обрушилась на решившую уснуть навсегда женщину, причинив почти физическую боль. Она застонала во сне, пытаясь скинуть его оковы. Да только сон никак не выпускал её из своих тяжёлых, как тиски, объятий. Лана скорчилсь от всепоглащающей боли.
 
-Как ты, дочка, чувствуешь себя? - спрашивал Лану отец, сидящий на краю её больничной койки. На его плечи был наспех накинут халат, а ноги утопали в  мешковине бесформенных бахил.
   За спиной отца вдруг раздался резкий тембр матери и какой-то ещё до боли знакомый голос.
-Всё обойдётся без последствий, - говорила мать.
-Никто ни о чём не узнает, - зазвенел в ушах девушки всё тот же незнакомый голос.
   Лана попыталась присесть, и у неё получилось. Тело спросонья немного не слушалось. Внимание её приковал взгляд жгуче чёрных глаз.
«Где я видела эту женщину?» - подумала девушка, приглядевшись повнимательнее к посетительнице.
-Ада. Я Ада. Помнишь меня? – поинтересовалась женщина.
-Это твоя тётя Ада, моя троюродная сестра, - сказал отец.
-Пойди поблагодари врачей, - приказала ему мать.
И отец, как обычно, бессловесный отправился исполнять порученное.
-Скоро ты поедешь с Адой в Украину, поправишь здоровье, подучишь к вступительным экзаменам всё. И не бойся: о том, что произошло никто и знать не будет. Спасибо Аде, опять помогла, - шептала на ухо мать, чтобы никто из присутствующих больных не услышал её слов, хотя в палате № 6 никого и не было, кроме них: все ушли обедать; чем и воспользовались посетители Ланы. Входить в покои было запрещено вообще. Но у Ланиной матери везде и всюду были знакомые.
 
-Это тебе, - сказала мать и протянула Лане свёрток, - пусть ОН всегда будет с тобой. В нём сила твоих желаний.
Девушка хотела было развернуть подарок, но мать попросила отложить это до приезда домой.
-Собирайся, поедем домой, тебя сегодня выписывают, а завтра вы с Адой уезжаете, - резюмировала мать.
   Лана поблагодарила мать за ТО, ещё не знала что. Однако подарки всегда приятно получать.
   Ада тревожно посмотрела на девушку и сказала, что они будут ждать её внизу.
«Завтра уеду отсюда и всё», - забирая свои вещи из прикраватной  больничной тумбочки, думала Лана. - «Это хорошо? Новая жизнь, новые места, новые знакомства. Хочу ли я этого? Ненавистные латыши больше никогда не выведут меня из себя своим занудством», - с особоой неприязнью вспомнила девушка своих соседских ровесников и одноклассников и недавний инцидент. - «Они и представить не могут, каково жить здесь не будучи местным, ещё и с моей восточной внешностью? Я найду себе другую лучшую родину. Я же лучшая и везде таковою буду».
  Лана осмотрелась вокруг.
-По-моему, всё собрала, ничего не забыла, - сказала она самой себе.
Но вдруг взгляд её остановился на свёрке-подарке, о котором, признаться, Лана и забыла - не в том она была настроении.
  Девушка подняла с кровати свёрток в раздумьях:
-Что же там? Интересно. Почему мама попросила его открыть не здесь? Зачем тогда принесла сюда? – продолжала разговаривать сама с собой девушка. – Я всё же разверну и посмотрю.
   Лана раскрыла неподарочную упаковку (подарок был обёрнут снаружи обычной бумагой). Сняв первый слой, девушка обнаружила второй, мягкий бархатный. Это был бордового цвета мешочек, стянутый золотистым шнурком поверху. Развязав и распустив шнурок, Лана высвободила наружу необычный по своей конфигурации кувшин. Он не походил ни на что виденное ею ранее. Однако понятно было, что это раритет, какая-то реликвия. Нет, он не выглядел ветхим, но древним выглядел.
«Интересно, откуда такая вещица у матери?» - подумала девушка, но рассуждать и рассматривать более у неё не было времени. На мгновение девушка задержала свой взгляд на куполообразной крышице, венчающей кувшин; и уж хотела было открыть её и даже нажала на витиеватый золочёный хвостик, который должен был открывать крышку, но первая попытка желаемого результата не дала. Ничуть не разочаровавшись в этом, Лана предприняла было вторую попытку, но вдруг ... краска залила лицо девушки.
«Мама же просила не открывать!» - пристыдила себя девушка. Она уже давно почувствовала, что постепенно выходит из под влияния матери, и не понимая пока, чем, но чем-то новым и свободным это раскрепощение веяло на девушку.   Лана, находясь под впечатлением от подарка (глаза её засияли неестественным блеском и на губах появилась странная ухмылка), наспех упаковала кувшин, следуя обратной последовательности, взяла все свои вещи и отправилась прочь  - в новую жизнь.

 
Глава 5.
«Кувшин желаний»
 
   Очнулась ото сна Лана как-то сразу. Было почему-то совсем темно.
«Это потому, что шторы задёрнуты. Ещё очень рано», - подумала Лана и решила немного полежать, чтобы не разбудить своими передвижениями тётку и мать (они спали с девушкой в одной комнате, на супружеской кровати. Лана и вспомнить не могла, когда родители перестали спать вместе; отец, на её памяти, всегда ночевал в общей комнате на кушетке, как, впрочем, и сегодня).
   Девушка начала было мысленно паковать чемоданы, собираясь к предстоящему сегодня вечером отъезду, как вдруг ей почудилось, что кто-то шепчется недалеко от неё. «Ада и мать не спят тоже», - поняла Лана. Ей не захотелось обнаруживать своего пробуждения, однако было интересно узнать, о чём шепчутся женщины.
   По тону  Лана догадалась, что тётка Ада пытается доказать матери что-то, а та ни за что не соглашается с нею.
   Девушка напрягла свои слуховые резервы, но помимо отдельных слов и фраз, произнесённых с особым чувством, Лана ничего не могла разобрать:
-Нет, пусть будет у неё, - не унималась мать.
-....чужая судьба..., - доказывала Ада.
-...Фатима говорила...,-продолжала мать.
-...чёрная..., - пыталась настоять Ада.
   Лане надоело заниматься неблагородным делом, она отвернулась к стене и попыталась, закрыв глаза, уйти в себя и помечтать о будущем. Уж что-что, а мечтать она любила. Девушка и не заметила, как заснула.
 
   Разговор же Ланиной матери Зары с золовкой Адой имел следующее содержание:
-Лана не должна быть причастна к этому кувшину, - шептала Ада.
   Зара замолчала. Она вдруг отчётливо вспомнила все подробности. Женщина  удивилась, что спустя сорок лет помнит всё до мелочей. Тогда в сороковом году, ей было пять лет, когда увидела она в первый и последний раз сестру матери своей Худы. Зара вспонила её страшное лицо, которое смотрело на неё пронизывающим взглядом. Кроме этих глаз маленькая Зара ничего не запомнила. Нечто зловещее в их выражении испугало девочку и не позволило целостно воспринять образ тётки. Фатима взяла девочку за руку и, приблизив к себе, прошептпала ей на ухо: «Когда утром проснёшься, рядом с твоей кроваткой будет стоять обёрнутый в бархат кувшин. Это подарок от меня твоей дочери». Другой рукой Фатима дотронулась до животика Зары и, погладив его несколько раз, продолжила шептать: «Твоя дочь сможет исполнить все свои желания с помощью этого кувшина! Никогда и не при каких обстоятельствах не расставайся с ним», - продолжала шептать Фатима.
   Ада, заметив заминку Зары, тихонько толкнула её в бок. Зара, словно вышла из оцепенения, во власти которого продолжали держать её пронизывающий взгляд и шёпот Фатимы.
-Мне было лет пять, когда он попал ко мне в руки. Престарелая Фатима, старшая сестра матери моей Худы, мне строго-настрого приказала передать его моей дочери, когда та подрастёт. Она сказала, что этот «кувшин желаний» сослужит ей хорошую службу, - оправдывалась Зара. – Сейчас тот самый момент: Лана уезжает, вступает в новую взрослую фазу жизни. Сама знаешь, как трудно пробиться девушке в этом мире. Пусть тёткин кувшин поможет ей вершить все её желания. – Я вот тут вдруг подумала, что не помню, как выглядела Фатима. Помню лишь её взгляд. Жуткий такой, страшный. Я видела её лишь однажды за день до отъезда нашей семьи из Ирана. Мать мне рассказывала, что Фатима намного, лет на двадцать пять, старше её была. Ещё она говорила, что сестра её провидица. Знает де всё.
-Да уж. Вот и тебе задолго до рождения Аланы напророчила дочь,- шептала Ада.- Не провидица она, а ведьма была.
-Почему же ведьмой? Может, пророчицей? – не хотела соглашаться Зара.
-А что тебе известно о ней? Жива ли?
-Ничего не знаю. С того разу не было вестей от неё более. Мы уехали. Потом война застала нас уже здесь.
-Да уж, - вторила Заре задумчиво Ада. Помолчав немного, добавила:
-Нельзя Лане им пользоваться.
-Нет, пусть он будет у неё, - не унималась Зара.
-Как ты думаешь, почему ты всю свою жизнь твердишь, что у тебя чужая судьба? Я сама тебе отвечу: ты иногда нашёптывала в кувшин желания, пытаясь усовершенствовать свою несчастливую судьбу. Я знаю тебя. В кувшине заключена великая сила, но если с ним обращается неумелый человек, горя не оберётся он же сам. Все твои несчастья тому подтверждение: вот уже и сын твой расплачивается за что сам не знает, скоро, поверь, очень скоро дойдёт очередь и до Ланы. Я помочь уже не смогу.Страшная судьба ждёт того, кто пойдёт против воли Господа. Только ОН способен вершить суд над людьми, а не чёрная магия.
-Мне Фатима тогда ещё вот что сказала. Что это кувшин - волшебный сосуд. Только и я тоже хотела исполнения моих желаний, - печально жаловалась на неудачные попытки общения с кувшином Зара.
-И многое у тебя исполнилось?
-Нет. Но я думаю, не вышло у меня потому, что не мне он предназначался. Или потому, что нет у меня силы магической, - с сожалением  прошептала Зара.
-И радуйся, что ты светлая, хоть и злая. Фатима у тебя чёрная была. И Лана такая же. Я не смогу уберечь её от беды, если она объединится с кувшином. Пойми, дочь твоя - чёрная. Поэтому ей и подавно нельзя обладать кувшином.
-Но ведь Фатима могла, - обиженно заявила Зара.
-В том-то и дело, что могла и знала как, а Лана не может и не знает. И никто её этому не научит. Кроме горя, ничего не приобретёт. Дай девчонке свободу. Зарой кувшин ночью на перекрёстке и забудь про него, - настаивала на своём Ада.
-Так и быть. Не отдам ей кувшин, но и не выброшу и не зарою, как ты говоришь. Пусть здесь стоит. Всё-таки реликвия. Более того, подарок тётки родной, - произнесла Зара, чтобы Ада, наконец, отстала с уговорами. Сама же твёрдо решила волю Фаимы исполнить. Нет, не сейчас. Позже, когда время настанет.
-Одним дарят иконы, а тут..., - вздохнула Ада и не стала продолжать фразу. Она, хоть и прочла мысли Зары, всё равно была рада тому, что оттянула момент. А время подскажет.
   Сон, под утро заключивший в свои объятия Лану, открыл для девушки многое из того странного, что она так и не поняла или не хотела понимать в своей семье, древний род которой (как она знала со слов матери) проистекал из Арабии, покоящейся далеко-далеко за пределами того местонахождения, коее с детства не покидала Лана.
 

Глава 6.
«Латифа»
   
   Посреди ослепительной пустыни пытливый взгляд внимательных глаз Ланы втречает одинокий шатёр.
   Ветер не переставая заигрывает с яркой гладью песчаного покрывала пустыни, и оно, не отвечая ему взаимностью, пугаясь, съёживается, превращая свою гладь в некое подобие гофре. Следующее касание воздушной стихии уже более нежное, ласковое и не такое требовательное. Вдруг пустыня взъерошивается, словно стыдясь странных мыслей, однако её тело немного расслабляется, и она распускает острые складки, становясь ровной, местами волнистой песочной долиной.
   Заинтересовав песчаную гладь своим неотступным вниманием, ветер, как коварный и прагматичный кавалер, оставив ненадолго её в покое, наблюдающей за ним, переключился на шёлковую ткань покрывал шатра и принялся ласкать её. И та, не задумываясь ответила ему, как долгожданному любовнику, пылкой  и мгновенной готовностью и распахнула свои объятия, впустив ухажёра внутрь шатра.
   На пороге появилась женщина. Она предстала без абайи, так как знала, КТО пришёл к ней.
   Это была старуха, если судить по красноречивому выражению её пугающих глаз, взор которых притягивал и уже не отпускал из своего плена, как магнит. Взгляд вытягивал из того, на кого он пал, всю силу без остатка. И Лане, казалось, что она уже не владеет ни своим разумом, ни телом.
   Облик же старухи (а Алане представилось созерцать его издалека) мог обмануть любого, кто попытался бы отгадать возраст этой странной женщины. Она выглядела неестественно молодо: стройный стан уже негибкого тела украшала прозрачная ткань причудливого восточного фасона; высокая посадка головы свидетельствовала о гордой натуре и  неукротимости нрава. Ни единого седого волоса в копне густых тяжёлых волос, даже дуновение ветра не колыхало эти чёрные пряди.
«Интересно, какой у неё голос?» - подумала Лана.
-Чатори, - произнесла женщина.
«Голос её был чист и мелодичен когда-то», - догадывалась Алана. - «А теперь его сразила хрипота».
-Хуби, - ответила на приветствие Лана, осознавая странность того, что понимает фарси.
-Саламати,- прохрипела женщина. – Худжа мири?
-Не знаю, куда иду, - ответила Лана.
-Хуна мири, - продолжала старуха.
-Ты уверена, что я иду домой? – переспросила её Лана.
-Уверена, - продолжала на персидском старая женщина.
-А где он, мой дом?
-Ты на полпути от него, - подсказала молодая старуха, - Но зайди, передохни в моём шатре. Ты устала от этой долгой дороги, величиною в целую жизнь.
Она отступила, чтобы пропустить внутрь Алану.
   Гостья прошла в шатёр, разулась и расположилась на подушках. Хозяйка зашла следом, но осталась стоять.
-Покажи, что ты держишь за пазухой? – внезапно потребовала женщина нетерпеливым тоном.
-У меня ничего нет, - ответила испуганно Лана.
-Не лги, - хрипела старуха.
-У меня на самом деле нет ничего. Разве только обида на весь свет.
-Скоро и он, свет этот померкнет, - испугала Лану старуха.
-О чём ты?
-Я Латифа,- скзала женщина.
-Я Лана, - представилась испуганная Алана.
-Я Латифа – хранительница Кувшинов Желаний. Один из них твоя бабка  выкрала у меня. Ты принесла Кувшин?
-Нет, - ответила Лана, не понимая, что происходит.
-Плохо твоё дело, девка.
-Почему?- ничего не понимала Алана.
-Долг за тобой. Кувшин надо вернуть.
-Но я не могу.
-Тогда возвращайся обратно. Рано тебе ещё домой.
-Я ничего не понимаю. Куда возвращаться, если не домой? А ты говоришь, что мне туда рано, - не унималась женщина.
-Тебе уже сорок, а  ты так ещё ничего и не поняла. Возвращайся за кувшином.
-Но он... У меня его нет... Он разбит, - наконец, выдавила из себя Лана.
-А-а-а-а-а! – страшным голосом хрипела Латифа, однако с неким умиротворением.
-В чём дело, Латифа?
-Сама знаешь. Людям добра ты никогда не желала. Кого ты в жизни любила? Только свои амбиции. По трупам шла ради достижения своих гадких целей.  Сколько их? А скольких ты прокляла! Ты даже детей своих не любишь, коль руки наложить на себя решила. Ты разбила Кувшин.
-Не я, Ада.
-Нет, ты. Ты разбила Кувшин свой души. Ада лишь пыталась спасти других от тебя. Она людям пыталась помочь.
-Возвращайся и собери осколки, а там посмотрим.
-Но Ада их уничтожила. Она предала меня. И Он меня предал. Предал. Предал. Преда-а-ал, - уже кричала женщина.
-Ты так ничего и не поняла? – разочарованно выдавила Латифа.
-Преда-а-а-ал, - захлёбывалась Лана в рыданиях.
-Иди, пока отпускаю, собирай осколки. Если постараешься, то ещё найдёшь то, что ищешь, и твоя бабка отпустит тебя.
-Пре-е-е-еда-а-а-ал, - не успокаивалась женщина.
 
-Предал, - шептала Лана, не переставая.
   Лана не хотела открывать глаза. Душа её болела, голова гудела. Она чувствовала удары по лицу, но не чувствовала боли, только какие-то толчки. Женщина попыталась открыть глаза.
   Вокруг неё суетились люди в белых халатах. Один из них бил её по щекам, приговаривая:
-Давай, давай же, очнись, - и опять наотмашь ударил.
   Лана заплакала, но уже от боли. Чувства постепенно возвращались к ней. Но она всё ещё не понимала, что с ней происходит и продолжала твердить, как заученный стих:
-Предал-предал-предал...
 
-Мы оставим её пока в больнице. Надо привести женщину в чувства и проверить, всё ли останется без последствий. Да, скажите, это её первая попытка покончить собой? - спросил Настю, золовку Ланы, доктор.
-Я не знаю. А что? – поинтересовалась та.
-Вы же знаете, что суицид не приходит из ниоткуда. Возможно, у него глубокие корни. Бывает, что из детства тянутся. Обычно это случается неоднократно. Я думаю, что Вашей родственнице понадобится помощь психиатра. А в дальнейшем психолога. А сейчас Вы можете идти домой, - любезно выпроваживал Настю доктор. – Приходите завтра, а лучше позвоните.
- Угу, - промычала Ланина золовка и, спохватившись, поблагодарила врача: - Спасибо Вам, Виктор Сергеевич.
-И Вам. Хотя, может быть, Вы нарушили её планы.
   Чёрный юмор доктора удивил женщину, но она понимала, что каждый день, а то и по нескольку раз на дню, Виктору Сергеевичу Петровскому приходится иметь дело с самоубийцами, и он знает, что говорит.
-Я лишь хочу, чтобы мой брат не чувствовал своей вины всю оставшуюся жизнь из-за глупой выходки безумной женщины. И я рада, что помогла ему в этом. Ну и Лане, конечно.
-Не только Вы...
-Да, конечно, врачи...
Но не успела Настя договорить, как доктор продолжил:
-... и коньяк, который нейтрализовал действие лекарства. Если бы она не запивала вообще, или запила водой, то ни Вы, ни мы уже ничем не смогли бы помочь ей.
-Доктор, можно я посмотрю, как она там? – переживала Настя.
-Не тревожьтесь о ней. У нас своя жёсткая схема мероприятий по выводу из суицида. Жестокая, но действенная. После неё мы дадим Вашей родственнице поспать. Ступайте, с Богом, домой. Ей же, - доктор почему-то указал большим пальцем красивой руки в пол, - помощник не ОН, - и показал указательным пальцем, но уже вверх.
-Почему Вы так говорите?
-Знаете ли Вы, что самоубийц не хоронят, как всех христиан. Их хоронят за оградой кладбища, не отпевают и не поминают в течение семи лет. Потому что они пошли против Его - Виктор Сергеевич опять указал пальцем вверх - воли. Он жизнь даёт, и Он должен забрать, - сказал доктор и, помолчав немного, добавил: - Очень приятно было бы с Вами пообщаться, но не при таких обстоятельствах, хотя всё равно приятно. Но сейчас, извините, мне пора идти.
-До свидания и ещё раз спасибо, - закончила разговор Анастасия и пошла прочь из больницы.
«Пусть поспит, - думала она о Лане, - я потом приду».
 
 
Глава 7.
«Слёзы ангелов»
 
   1977 год.
-До свиданья, доченька. Будь бдительна и осторожна, - говорила сквозь слёзы Зара, давая напутствия дочери перед отъездом.
-Не волнуйся, мама. Теперь всё будет хорошо, - сказала Лана и обняла мать.
-Ты, главное, не волнуйся и не нервничай. Это вредно, - продолжала наставлять девушку мать.
-Ну, родственники, давайте присядем на дорожку, - предложила Ада и, подав пример, села на край кушетки.
Все умолкли, давая друг другу, по русскому обычаю, собраться с мыслями.
   Отец, как всегда, молчал, но во взгляде его читалась тревога за дочь. Ада шептала молитвы. Зара на мгновение перестала плакать, взяла дочь за руку и потупила взгляд ниц. Лана, наблюдая за всеми, обвела глазами квартиру, пытаясь припомнить: ничего ли она не забыла.
   Вдруг взгляд её наткнулся на кувшин, подаренный ей матерью.
-Мам, чуть не забыла, - нарушив общее молчание, вскрикнула Лана.
   Все встрепенулись, посмотрев на девушку.
-Что? Что такое? – спросила Зара.
-Кувшин. Кувшин, что ты мне подарила.
   Зара быстро взглянула на Аду, спрашивая глазами, как быть. Та, закрыв свои, продолжала шептать молитву.
-Да, бабкин подарок. Ты знаешь, дочка, что я подумала. Пусть он дома останется. Дороги, институт, общежитие, если поступишь. Кто знает, что случиться может. Вещь дорогая, редкая. А потом уж, когда всё в твоей жизни будет постоянным, ты заберёшь его с собой, - робко ответила Зара.
-Но ты же говорила, что он сможет мне помочь с моими желаниями. А у меня их столько!!!
-Обязательно поможет. Но пока с тобой Ада, тебе кувшин не нужен, - заключила мать.
-Хорошо, - разочарованно, но без обид ответила девушка.
-Ты будешь учиться в Украине, на родине твоего отца. Мы будем навещать тебя, а ты – нас. Всё теперь будет хорошо, - смотря куда-то в угол, говорила на одной ноте Зара.
-С Божьей помощью, пора в путь, - проговорила Ада.
 
   Голос по громкоговорителю объявил отправление поезда.
-Просьба! Провожающим покинуть вагон! – проводница, громко и чётко выговаривая слова с лёгким северным акцентом, вежливо просила собравшихся в тамбуре и в проходе возбуждённых женщин и мужчин. – Провожающим покинуть вагоны!
-Береги себя, дочка! – шептал одними губами отец Ланы, стоя на перроне, и не мигая смотрел через стекло, пытаясь запечатлеть последнее мгновение в момент расставания с дочерью. Он надеялся, что теперь-то всё будет хорошо, но что-то внутри него сопротивлялось здравому его смыслу, словно задавая вопрос «а может ли быть всё хорошо?».
   Зара уже не плакала, она как-то отстранённо стояла поодаль от мужа и смотрела куда-то сквозь Лану.
   Алана улыбалась всем и махала рукой.
   Поезд тронулся. Первоначальный аккорд скрежета, взятый словно фальшивыми нотами неизвестным инструментом, спустя несколько мгновений развился в тактичную музыкальную мелодию. В этом своеобразном дорожном ансамбле солировали ударные и духовые, такт же чётко отбивали тамбурины, в унисон которым звучали, чеканя звук, кастаньеты.
 
   Проводница собрала билеты и сообщила Аде и Лане, что на станции М* к ним, возможно, подсядут ещё два пассажира, и, приготовив дамам чай, пожелав им приятного путешествия, удалилась.
 
   Лана, почти не мигая, смотрела в окно. Это было её первое путешествие. Но она вдруг стала какой-то безучастной ко всему с нею происходящему.
-По родителям грустишь? – спросила её Ада.
-Да нет. Возможно, дождь тоску наводит, – не переводя на спутницу взгляд, отозвалась девушка.
-Дожь! Да сильный какой! – подытожила Ада и продолжила: - А знаешь, что такое дождь?
   Лана удивилась вопросу и оторвала взор от бушевавшей за окном стихии.
-Да не удивляйся ты. Я спросила не по науке, - Ада посмотрела загадочно в окно. – Говорят, это слёзы Ангелов.
-И почему же они плачут? – спросила, усмехнувшись Лана.
-Не по чему, а по кому, - поправила её ворожея. - Оплакивают Они наши страдания.
-А откуда они-то знают, что люди страдают?
-Они за нами наблюдают.
   Обе женщины, переглянувшись, засмотрелись на струящиеся по стеклу крупные капли дождя. Они сначала словно стучались в окно, прося о помощи, молили впустить, но так и не добившись разрешения, расслаблялись и, стекая по поверхности прозрачного стекла, демонстрировали смотрящим на них, своё бессилие и тщетность попыток, наводя  на наблюдающих грусть и разочарование. 
   «А вдруг кому-то действительно нужна помощь?» - подумала Лана, расшифровав пантомиму струящейся по стеклу воды.
-Пожалуй, ты права, - как всегда прочла её мысли Ада. – Я поведаю тебе одну историю, произошедшую лет..., - она немного замешкалась, производя в уме подсчёты, -...лет десять назад, - Ада опять посмотрела в окно, вздохнула и продолжила:
-Я тогда работала в  ленинградском  военном госпитале акушеркой. Шёл такой же сильный дождь. Был уже глубокий вечер. Врачи родильного отделения, обсуждая разбушевавшуюся стихию, волновались, что по размытым, а это стало очевидно, дорогам сложно будет добраться до роддома. Говорили, что лучше бы никого сегодня не было. Но именно в этот вечер суждено было разродиться одной женщине. Её доставили к нам в отделение почти ночью, не на скорой помощи – на военном у-азике.
 
-Из воинской части № ***, - сказал, вбегая молодой солдатик.
-Что с ней? – спросил дежурный врач.
-Она беременная, срок уже близок, но не пора ещё, - говорил сопровождающий поступившую к нам фельдшер.
-Так в чём же дело? – не понимал доктор.
-Не пойму сам. Аппендицит похоже.
-Анализы брали? – спохватился доктор.
-Да.
-Количество лейкоцитов?
-Зашкаливает. Боюсь, как бы не перитонит, - срывающимся голосом предполагал фельдшер.
-С мужем её свяжитесь. Может он подъехать?
-Связались. Валентин Горецкий, старший лейтенант, на дежурстве был. Сказали, что взял машину и выехал.
 
   Женщину-роженицу, звали её Алиной, повезли сразу в операционный зал. Мы – нас было трое: дежурный доктор, приехавший с Алиной Горецкой фельдшер и я – принялись за дело.
   Это был действительно перитонит. Операция была сложной. Однако женщину мы спасли. Но вот плод (это была девочка) вышел бездыханный. Я, взяв младенца, чтобы привести его в чувства (такое бывает, что ребёнок не дышит; ему нужно быстро прочистить все дыхательные каналы, хлопнуть осторожно и так далее), поняла, что это уже трупик, ушла с ним, предварительно завернув его в пелёнку.
   
   Ада ненадолго замолчала. Лана же смотрела на тётку, не нарушая хода её мыслей. Она просто слушала.
 
-Я, не понимая что делаю, спустилась с этим свёртком в приёмный покой. Одна я там в ту ночь была. Алина после операции ещё без сознания, вернее под действием наркоза находилась, когда приехал её муж Валентин, - продолжила Ада. - Это был здоровый, крепкий, интересный молодой офицер с голубыми-голубыми глазами. Таких глаз я раньше ни у кого не встречала. Он был насквозь мокрый. Его военная форма, перепачканная почему-то грязью, оставляла на стерильном полу приёмного покоя соответствующие следы-лужи. В огромных руках он бережно и нежно сжимал какой-то свёрток, будто дитя.
-Я старший лейтенант Горецкий, - стараясь представиться по всей форме, выпалил офицер. - Моя жена родить должна была. Мне позвонили. Но вот... в дороге со мной... странный инцидент произошел..., - говорил сбивчиво Валентин, переминаясь с ноги на ногу. - Я взял машину на КП, без водителя, сам помчался. Дождь стеной, ничего не видно, темень, машинные дворники не справляются с потоками воды. Вдруг мне показалось в свете фар, что на дороге что-то лежит. Я, слава Господу,... простите, я коммунист и атеист, - вдруг спохватился молодой мужчина.
-Ничего, всё правильно, - поддержала его я. - Продолжайте. – (Я хотела как можно дальше оттянуть момент моего объяснения с ним).
-Я, резко затормозив, остановил машину. Вышел. Свет фар ярко осветил стоящую в нескольких метрах от меня посреди проезжей дороги корзинку. Я подошёл. И вот..., - Валентин протянул мне свёрток, так бережно хранимый этим военным человеком. -  Там младенец... Ручки ко мне тянет... Не плачет совершенно... Улыбается... И смотрит голубыми глазами на меня. Я взял её. Это девочка.
   Я заплакала. И у него выкатилась, как там говорится, скупая мужская слеза.
-Это ваша дочь, - сказала я ему.
-Что это значит? – недоумевал старший лейтенант Горецкий.
-Ваша жена была недавно прооперирована. Тяжелейшая стадия гангренозного аппендицита сделала своё дело. Аппендикс разорварся. В её положении это опасно для жизни. Одним словом жизнь удалось сохранить только Вашей жене, - объясняла эту страшную ситуацию я. И предложила:
-Мы запишем её, эту девочку, что Вы принесли, как Вашу с Алиной дочь. Вы не против?
-Алина знать ничего не должна. Вы понимаете. Не говорите ей ничего из того, что я Вам здесь рассказал. Конечно, это наша дочь, - шептал Горецкий.
-Не волнуйтесь. Я оформлю всё, как надо. Никто ни о чём знать не будет. Давайте мне малышку, я замерю её и приведу в порядок. Как назовёте девочку? – спросила я и взяла из крепких нежных отцовских рук ребёнка.
-Мы с женой решили ... Алисой.
 
  Я передала тот другой свёрток Валентину:
-Вы знаете, что с этим делать?
-Да, я всё сделаю, как положено. Но никто больше не будет знать.
-Идите же. Не задерживайтесь. Ваши жена и дочь будут ждать Вас здесь.
 
   Так на следующее утро, когда Алина Горецкая пришла в себя, у её кровати в маленькой люльке лежала её дочь Алиса.
 
   Но я до сих пор не знаю, над кем сжалились Ангелы? То есть кого и  в каком  качестве послали  они друг другу на помощь: Валентина или Алису. Моё чутьё подсказыавает, что Ангел-хранитель Алисы и Алины, в какой-то степени, в этой ситуации – Валентин.
 
-Знаешь, Лана, после того случая с Валентином, я почти сразу ушла из госпиталя и вернулась к своим делам здесь. Мой внутренний голос мне даёт знать, что наши пути ещё пересекутся, но вот при благостных ли обстоятельствах? Сомневаюсь. Но мы ещё встретимся. Я это точно знаю.
 
   Ада закончив повествование, всё ещё продолжала смотреть в окно. Лана, не сказав ни слова, забралась на верхнюю полку и мгновенно уснула.
 
   Ангелы же продолжали лить слёзы.
 
 
Глава 8.
«Официантка»
 
   1983 год.
   Вечер был в самом разгаре. Диджей объявил следующую музыкальную композицию. Влюблённые студенты, слившись в пары, танцевали. И Лане, наблюдавшей за ними, казалось, что это, должно быть, прекрасно вот так парить над толпой, не замечая её или чьих-то ещё завистливых глаз.
-Лань, - позвал из-за барной стойки зычный голос бармена, - Подай за пятый столик кофе, - и пододвинул девушке поднос.
   Лана, удовлетворив просьбу Игорька, не хотя, комментируя своё нежелание мыслями про себя, занялась своим прямым делом. Лишь вздохнув, она вооружилась влажной губкой и сухим полотенцем и пошла протирать освободившиеся столики. 
   Каникулы были в самом разгаре. Но в это лето Алана решила подзаработать немного денег и не поехала к родителям в Ригу, а устроилась официанткой в студенческий клуб. Каждый вечер, за исключением понедельников, девушка приходила на дискотеку, однако не с тем, чтобы потанцевать. Это её не печалило.
«Достойных на горизонте пока нет», - констатировала Лана про себя. -«Да и найдутся ли таковые вообще?».
   Её недавний горький опыт, закончившийся для девушки реанимацией в городе, где прошло всё детство, осквернил всю романтику того чудесного периода, когда «вырастают крылья и хочется всё время смеяться и плакать, смеяться и плакать», как вычитала Лана в какой-то любовной книжице. Затем появился он. Высокий, красивый, с большими серыми глазами. Она страдала от неразделённой любви. Витас на Лану и внимания-то не обращал. Как это? Она же самая красивая! Самая умная! Но не для него. Затем целый пузырёк каких-то сильных пилюль. Реанимация. Отвращение от жизни. А он даже ничего не узнал. Хотя психолог утверждал, что и не было ничего, что она сама всё придумала. «А, может, на самом деле и не было ничего?» -  думала иногда Лана. Потом Украина. Поступление в институт. Занятия. Подруги, с которыми Лане всегда было неинтересно.
   Тётка Ада, у которой по началу (до поступления) жила Лана, своими молитвами и таинственными обрядами пыталась вдохнуть в девушку интерес к жизни, но безрезультатно.
   Лана просто жила. Она снисходила до общения с девушками-ровесницами, так как в общежитии другого выхода не было. Ходила на занятия, учила, читала, думала, мечтала. В Ригу ездила раз в году летом, но всегда без особого желания. Холодно и одиноко ей там было.
   В этот год и совсем не поехала, придумав для родителей отговорку, что деньги хочет сэкономить и подзаработать.
 
-Неужели тебе никто не нравится? – спрашивали Лану подруги. Сами-то они крутили романы, влюблялись и разочаровывались, смеялись и плакали; и опять начинали всё по кругу. От них не убывало.
 
-Я не могу, как они. Или я не могу любить вообще, или у меня не получается, - жаловалась Лана как-то в очередной приход к Аде. Девушка иногда, очень редко, но навещала свою давнюю знакомую.
-Хорошо, я помогу тебе, - пожалела свою племянницу Ада.
-А ты можешь? Как это? Со мной, что, что-то не так? – допытывалась Алана.
-Да. Потом как-нибудь поговорим. А сейчас запоминай всё, что я тебе скажу. И потом, когда останешься в своей комнате одна, желательно ночью, выполнишь всё, как учу.
-Что, всё?
-Обряд на обретение любви, - сказала Ада, - это не помешает тебе, но, возможно, если на то будет воля Господа, раскроет твою глубоко запертую душу.
-Почему ты так говоришь? Кто запер меня? – допытывалась девушка.
-Потом, всё потом. А сейчас запоминай, что скажу. Данный ритуал не только с сердца оковы снимает, но и меняет структуру биополя. А итог выходит всегда один – в жизни появляется любовь. Понадобится зеркало, желательно во весь рост, красивая ваза и 7-9 свежих цветов. Это могут быть красные гвоздики, но лучше всего розы любого цвета. Если будут розы, то не забудь удалить со стеблей шипы. Обязательно попроси прощения, что цветы оказались сорванными.
«Вот ещё, просить прощения за то, что я не делала», - подумала Лана.
А Ада, взглянув на неё повторила:
-Обязательно попроси прощения, что цветы оказались сорванными. Потом попроси цветы помочь тебе раскрыть твоё сердце навстречу любви и принести в твою жизнь это прекрасное чувство.
   Лана старалась не думать вообще, зная, что Ада непременно прочтёт её мысли. Девушка сосредоточилась на том, чтобы не упустить ничего из сказанного ворожеей. Она отметила для себя, что время сейчас – самое подходящее: каникулы. Её соседки по общежитской комнате, уехали навещать родные пенаты.
   Ада же продолжала давать наставления девушке:
-Говорить все слова надо проникновенно, раскрывая себя каждому цветку, отдавая себя в его власть. Они подлечат твоё сердце, в котором накопились обиды, разочарования и боль. Всё растает от огромной энергии любви, заполняющей твоё сердце, твою душу. Каждый день используй новый цветок. Лучше всего вазу с цветами от зеркала вообще не убирай. После каждого обряда ставь цветок обратно в вазу. А если увял, то убери его из вазы и закопай в землю, предварительно поблагодарив за отданную за твоё счастье энергию.
 
-Алана, помни: к любому обряду следует относиться серьёзно, если нет, то лучше его и не начинать – себе во вред. А теперь иди с Богом, - поспешно попрощалась с девушкой её тётка.
  Лана поблагодарила женщину и ушла, стараясь не держать в голове ни одной мысли, но девушку разбирал смех. И она не стала себя сдерживать, едва повернула за угол Адиного дома.
 
  Женщина же, проводив племянницу, зажгла свечу и опустилась на колени перед иконой в молитве.
 
 
Глава 9.
«Шипы и розы»
 
   Лана, следуя указаниям ворожеи, разделась до трусиков и встала перед зеркалом. Цветы (а она купила тёмно-бордовые, почти чёрные розы) в хрустальной вазе поставила около себя так, чтобы и они могли видеть себя в зеркальном отражении.
   Девушка вытянула из вазы один цветок и принялась гладить себя его лепестками по волосам, лбу, ушам, щекам, подбородку. Затем Лана закрыла глаза и, нежно погладив лепестками розы свои веки, признесла:
-Я вижу любовь.
   Открыв глаза, Алана подняла цветок над головой и сказала:
-Любовь в моих руках, - и прижала цветок к сердцу так, что лепестки его прильнули к коже.
   Она должна была, по словам Ады, почувствовать, ощутить даже кожей, как заключённая в цветке энергия проникает в неё. Но кожа молчала. И Лана произнесла снова:
-Я чувствую любовь.
И держа цветок уже перед собой, посмотрела на своё отражение в зеркале и, не сводя глаз с розы, (здесь, по словам гадалки, Лана должна была любоваться своим телом) девушка взглянула на своё отражение и ... рассмеялась, но продолжив ритуал, проговорила шутливо:
-Любовь передо мной, любовь позади меня, любовь рядом со мной, любовь надо мной, любовь подо мной, любовь внутри меня, любовь исходит от меня, любовь идёт ко мне. Я любима.
   По окончании обряда Лана, возвращая цветок обратно в вазу, вдруг вскрикнула, как от ожога. Она обнаружила, что забыла срезать с роз шипы. Однако вначале смутившаяся девушка через минуту и не подумала расстраиваться. Ей всё ещё было смешно и на удивление весело.
   На следующее утро Лана обнаружила, что все розы без исключения завяли.
«Возможно, потому что я забыла поблагодарить их и не извинилась, что они были сорваны», - расстроилась девушка, но, выкинув розы, вообще забыла об обряде.
   Однако Лана с благодарностью вспомнила об Аде и вчерашнем ритуале вечером этого же дня. Девушка чувствовала небывалый подъём чувств, и эмоции переполняли её. Лана не знала, куда направить свою энергию и, придя на работу, выполнила даже ту её часть, которая сегодня не входила в поле деятельности девушки.
   Лана драила полы – именно драила – не мыла, причём с каким-то остервенением.
   Игорёк, бармен, отметил вслух, что считал её – Лану – несколько ленивой: не дозовёшься, не допросишься. Услышав замечания в свой адрес, девушка неожиданно для себя огрызнулась:
-Мытьё полов вообще в мои обязанности не входит. Спасибо бы сказал, а он тут комментирует.
-Да мне-то что, - обиделся Игорёк, - не входит - не мой. Это твоя прихоть. Иди лучше столы приготовь к открытию. Через пятнадцать минут набегут.
   Лана с трудом взяла себя в руки, чтобы не нагрубить ему, подчинилась распоряжению «начальника», но настроение её было безвозвратно испорчено. А рабочий день девушки только начинался.
-Отнеси за первый столик это, - попросил Игорёк и пододвинул девушке вазу с цветами. – Они отмечают чей-то отъезд.
-А разве отъезды отмечают? – иронично недоумевала Лана, - Я понимаю – приезд – это радость.
-Для кого как. Может, кому-то подфортило, и он уезжает прочь из этого городишка, - предположил Игорёк.
-А по мне и здесь неплохо.
-Да, пожалуй. Лишь бы было с кем. Так ты отнеси и обрати внимание: за этим столом неплохие парни сидят.
-Ну тебя, - обиделась Лана, но понесла за первый столик вазу с цветами.
   Это были разноцветные розы. Они напомнили девушке о вчерашнем ритуале. Лана вспомнила, какие нежные и щекотные лепестки у этих колючих цветов, вспомнила все ритуальные слова, сказанные ею вчера. Девушка даже на секунду закрыла глаза, и волна тепла вдруг медленно поплыла по всему телу, начинаясь у макушки, разливаясь негой всё ниже и ниже: по губам, шее, груди, животу, внутренный части бёдер. Именно в этой области Лана вдруг ощутила странное неестественное волнение.
   Лана открыла глаза и увидела перед собой ЕГО. Он, окружённый друзьями, сидел за столиком номер один. Молодые люди шумно говорили, смеялись, похлопывали друг друга по плечам. Было видно, что им весело. Появление официантки с их же букетом, но уже в вазе, не привнесло никакой дисгармонии в весёлый настрой громкой компании.
   Себялюбивую девушку это несколько разочаровало. Лана расчитывала, что её появление будет замечено. Она была уверена, что нравится молодым людям: она красивая, стильная – вся её одежда была привезена ею из Прибалтики, а для здешних украинских мест это было вдиковинку – высокая, наконец. Но отдыхающие за первым столиком были так увлечены чем-то, что проигнорировали Ланины достоинства. Тогда девушка, к своему удивлению такой заинтересованностью, стала прислушиваться к речам собравшихся:
-Молодец, Лёха, - похвалил ЕГО кучерявый симпатичный и очень обаятельный, парень, - Я уверен, что это поможет тебе как можно быстрее завершить  кандидатскую.
-Надеюсь на это, - скромно ответил Лёха.
-Да не скромничай, братишка. Ты у меня самый умный, - констатировала девушка лет двадцати трёх.  Она  обняла брата. Сделать это ей было нетрудно так как она сидела рядом с Лёхой.
   Алексей скромно поцеловал сестрёнку, а другой молодой человек, сидящий около сестры Лёхи, заметив Лану, стоящую, как статуя, рядом с их столиком, сказал:
-Настёна! Вот и твои цветы.
-Ставьте их, девушка, сюда, - сказала Настёна и указала в центр стола.
-Что будем заказывать? – спросил  у друзей Алексей.
   Каждый высказал свои пожелания, и Лана, приняв заказ, на ватных ногах отошла от столика.
 
-С тобой всё в порядке? – спросил Лану Игорёк.
-Да. Прими заказ для этих, - указав на столик Лёхи резким движением головы, сказала Лана.
-Ну как тебе те ребята? - поинтересовалсяя бармен.
-Не твоё дело. Занимайся, чем положено, - огрызнулась девушка.
-Знаешь, Лань, а ты – не особо вежливая девушка, - пытался сделать ей внушение Игорёк.
-Тебе-то что, не детей же со мной крестить.
-Да уж надеюсь, - парировал парень. - С твоим характером тебе трудно будет в жизни. То ты ни рыба - ни мясо, то змея с жалом.
-Ты поспеши давай. Люди же ждут, - решила Лана закончить перепалку.
   Игорёк, смешал коктейли, заказанные девушками первого столика, подал разогретые бутерброды. Это и разное другое поставил на поднос, и Лана, грациозно лавируя между столами, подняв высоко над головой поднос,  пошла к заветному месту, надеясь, что теперь-то Он точно заметит её появление.
   Но как же сильно было Ланино разочарование, когда та поняла, что она в принципе не интересна Алексею. Это сразу было понятно. Он был занят общением с друзьями. Смущался их похвалам, смеялся скромно шуткам и анекдотам, сам остроумно шутил. Лана же продолжала за ним наблюдать. Её неотступные взгляды были замечены Настёной. Она, словно прочитав мысли Аланы, шепнула что-то на ухо брату.
-Брось меня сватать, - тихо сказал ей Алексей, но всё же посмотрел в сторону официантки и, спустя пару секунд, отвёл взгляд и уже участвовал в разговоре друзей.
-Девушка, можно Вас! – подозвала Настя официантку.
-Что желаете? – любезно-громко, чтобы привлечь ЕГО внимание, спросила Лана.
-Как тебя зовут?- спросила Настёна тихо.
-Алана, - нарочито громко ответила та.
   Все посмотрели в её сторону. Молчание повисло над столиком номер один.
-Что?
-Кто?
-Ну и что?
-А?
-А-а-а...
Каждый из сидящих не понял , почему так громко их прервала официантка.
«А ОН ничего не спросил», - c сожалением отметила про себя Лана.
-Нашу официантку зовут так, - отозвался молодой человек, сидящий рядом с Алексеем с другой стороны. – Кто, что желает заказать? Спрашивает она.
-Нет спасибо, нам ничего пока не надо, - ответил вежливо Алексей.
-Пока не надо, спасибо, Алана, - обнадёжила Лану Настёна.
   Алана быстро залилась краской и пошла прочь.
 
-Лёш, посмотри на неё повнимательнее. Она ничего, - шептала на ухо брату Настёна.
-Да перестань ты, - отрезал Алексей.
-Ты как заскорузлый сухарь, Лёха. Сколько раз тебе говорить, что одной наукой сыт не будешь. Посмотри, сколько девушек вокруг. Почему тебе никто не нравится.
-Потому что моя девочка ещё в детский сад ходит, - отшутился от навязчивой сестрёнки Алексей. – Ведь так отец наш говорит?
-Ну это уже аномально. Давай без перегибов, - не смеялась Настя.
-Хорошо – тогда она в школу ходит, - продолжал в том же духе её брат.
   К семи часам вечера подошли музыканты и громкая волна попсы заполнила собою студенческий клуб.
 
-Расскажи о себе, - продолжила Настя распросы новоиспечённой подруги.
«Да что я могу рассказать о себе?» - подумала Лана, но ответила:
-Я учусь, вернее заканчиваю в этом  учебном году ваш пединститут.
-Почему наш?
-Потому что я не из Днепропетровска, здесь я пока учусь. Я сама из Риги. Почти все родственники у меня там.
-Ты выглядишь однако, как южанка...
-Да, знаю. Это моей бабки арабская кровь. Хотя отец из этих мест. Гремучая смесь.
-Тебе нравится мой брат? – не унималась Настя.
-Почему тебе это интересно, или это он тебя подослал? – с надеждой вопрошала Лана.
-Интересно. Ты не такая, как все, - Настя не знала, как избежать прямого отрицательного ответа на вопрос Ланы.
-Расскажи о НЁМ.
-Сама спросишь. Я его в следующую пятницу сюда приведу.
 
   Но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье Настя не привела брата. Да и сама она не появлялась больше в студенческом клубе.
   А Лана продолжала ждать и строила планы на их совместное будущее с Алексеем.
 
 
Глава 10.
«Встреча»
 
   Начался учебный год, но ничего из того, что ожидала Лана, кроме скучной учёбы, сентябрь не принёс.
   Девушка почти отчаялась повстречать где-нибудь Алексея, или хотя бы Настёну. И она пошла к Аде.
 
   Дом колдуньи находился на краю города. Это был небольшой, но просторный частный сектор с чистеньким домом по центру. Хозяйство Ада вела со знанием дела. Были у неё и куры, и гуси, и кроли. Огород с четкими грядками плодоносил всегда урожайно. Но особое внимание женщина уделяла своему саду. Ада называла его магическим. Впрочем, у неё всё таковым являлось.
   Главная (не центральная; в центральной у Ады была гостиная) комната дома, в которой всегда принимала Лану тётка, отвечала всем канонам месту колдовского действа. Затемнённая; казалось, окна здесь никогда не встречались со светом солнечных лучей. Тяжёлые бархатные шторы цвета бордо стеной ниспадали сверху вниз. Выполненная в тёмно-красных тонах с золотистыми сполохами драппировка стенового покрытия создавала впечатление  некой особой таинственной подавленности  находящихся здесь, кроме Ады, конечно. Она же чувствовала себя, как императрица-повелительница в своих покоях.
   Свечи находились повсюду. Старый воск, стёкший с них когда-то оторочил своими мягкими «сталактитами»  витиеватые подсвечники. От этого создавалось впечатление того, что всему сущему здесь сотни лет.
   «Ведьмин шар» располагался на особой резной подставке, водружённой на древнем комоде красного дерева у центральной стены комнаты.
    Нож-атаме занимал тоже особо отведённое пространство, расположившись на длинной узкой  тумбе у противоположной стены. До нужных времён покоился он в специальном прозрачном футляре.
   И Иконы... Как и свечам, им была отведена большая часть пространства комнаты.
   Был ещё и алтарь.
   Круглый стол, застеленный бархатной же скатертью, был основным предметом помещения. На нём, над ним, около, вокруг -  творилось действо.
   Сейчас на столе главное место занимали карты, разложенные веером. Ада, обведя их картинки опытным взглядом ещё раз, сообщила:
-Что, девка, опять не ладится счастье твоё? Я гадала на тебя. Знаю о твоей жизни всё. Почему не всё сделала тогда, как я велела. Если хочешь помощи моей, а плохого я никогда не сделаю и не посоветую, выполняй всё в точности.
-Обещаю, Ада. Помоги повстречать его.
-Сначала давай вызовем его. Но потом, когда познакомишься со своим Алексеем поближе, я проверю его чувства к тебе. Если он не твоя судьба, то помогать не буду, и не проси.
-Ладно, - на всё соглашалась девушка.
-Дождись дня или ночи, когда останешься одна, и никто не сможет помешать тебе. Закрой все шторы на окнах, постели неношенный платок на стол, зажги свечу...
-А можно я у тебя всё это сделаю. Можно прямо сейчас? – торопила Лана. Не могла ожидать она больше.
   Ада остановила свой взгляд на руках, которые перебирали карты. Находилась в таком положении (по ней было видно, что она не особенно рада просьбе Аланы) ворожея недолго. Но всё же ответ был положительный:
-Хорошо. Иди в ту комнату, где ты когда-то останавливалась. Платок я тебе принесу.
 
   ...Алана с распущенными по плечам волосами сидела перед столом, застеленным новым платком. Зажжённая девушкой свеча, распространяя по комнате церковный аромат, опять гипнотизировала Лану. С трудом оторвав от огонька свечи свой печальный взгляд, девушка, вспоминая уже исчезающее из памяти лицо Алексея, стала читать наизусть:
-Жду тебя, как голодный обеда, нищий подаяния, больной выздоровления. Посылаю за тобой трёх ангелов гонцов: Габриэля, Зазеля и Фириеля. И пусть без тебя они не вернутся. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
 
   Ада в своей комнате подошла к иконостасу и скорбно опустилась перед ним на колени. Она просила Всевышнего быть милостивым к племяннице. Дать ей возможность быть счастливой.
   Однако Ада, зная всю предысторию девушки, понимала, что от Господа зависеть многое не может. Над ней владеют и другие – тёмные – силы. Хотя сама Лана этого не знает.
«Что делать? Может, ей рассказать? Объяснить. Предупредить», - тревожилась о возможных последствиях Ланина тётка.
«Она не может не чувствовать, что люди не случайно избегают её: Зарина сестра, соседи, их дети,  молодые люди, учителя...», - размышляла Ада.
«И всё же ещё не время раскрывать карты. Дай Бог, чтоб оно вообще не наступило. Хотя я чувствую, что очень скоро придётся. Ведь девчонка привыкла получать то, что хочет, невзирая ни на какие преграды. Если не получалось, то это заканчивалось весьма плачевно».
 
   Алана, возвращаясь от Ады в общежитие на рейсовом автобусе, внезапно выскочила из него, проезжающего в этот момент мимо городских фонтанов, еле протиснувшись в уже закрывающиеся двери. Её привлёк блеск воды, стеной спускающейся вниз. Девушка и заметить не успела, как очутилась на улице. Она стояла без движения и смотрела на воду. Просто тупо смотрела.
-Алана? – прозвучало где-то совсем рядом. Но девушка не шелохнулась.
-Алана! Это ты? – чей-то навязчивый голос вывел Лану из власти гинотического созерцания водного глянца.
   Лана словно проснулась и, увидев ЕГО перед собой, не поверила своим глазам. Алексей стоял рядом со своей сестрой неподалёку. Они, видимо, прогуливались под вечер.
«Наверное, живут поблизости», - удивляясь своим не по теме мыслям, подумала Алана.
-Привет, - произнесла девушка несколько отстранённо, но, найдя дорогу назад из своего внутреннего пространства в мир плоти, повторила, словно подразумевая, что её первоначальное приветствие осталось плодом её фантазии, как материализовавшийся вдруг образ человека, о котором девушка думала последние несколько недель. – Привет.
-Как хорошо, что мы встретились, - радостно заявила Настя.
-Да, - подтвердила Лана, взяв окончательно себя в руки, но теперь уже, находясь в неком шоке от неожиданности и того, что обряд действительно возымел действие - да  и ещё так скоро - оставалась просто стоять и смотреть на пару молодых людей.
-Как дела? – не зная, как разговорить почти бессловесную и, по всему было видно, безынициативную девушку, спросила Настя. Но приняв это на свой счёт (она же обещала привести брата тогда и не привела, мало того, сама не показалась), сестра Алексея добавила, словно оправдываясь:
-Ты знаешь, я тогда внезапно уехала из города. Путёвка «горящая» в Болгарию подвернулась. Поэтому я не зашла к тебе, как обещала.
   Хотя это соответствовало правде, Лана, не поверив ни одному слову Настёны, подумала:
«Как это «горящая»? Да и ещё за границу. Бывает ли такое?» - и улыбнувшись, будто бы порадовалась искренне, прибавила восхищённо:
-Счастливая.
-Да, отдохнула хорошо. Развеялась. Алексей же, - Настя посмотрела на брата, - только из Питера вернулся. А ты как? Как живёшь? Чем занимаешься?  – пыталась завязать беседу Настя.
-Учусь. В этом году заканчиваю институт, - не сообщив ничего нового, ответила Лана. -А вы? Как живёте?
   Тут Настю и Алексея окликнул парень, которого молодые люди ожидали. Настя, извинилась за то, что отойдет на минуту и оставила Лану и своего брата пообщаться наедине.
   Алексей махнул знакомому головой в знак приветствия, но Настя  уже перехватила его, не успевшего подойти к ним близко. Девушка обняла молодого человека, чмокнула в щёку и повела прочь от немного разочарованного сложившейся ситуацией Алексея.
   Лана же была счастлива и, как зачарованная, рассматривала ЕГО лицо, словно пытаясь запомнить каждую его чёрточку.
-Я Лана, - представилась девушка первой.  - Вы Алексей, я знаю.
-Вы та девушка... Мы с вами встречались..., - тут он запнулся. - Простите, по-моему, в кафе. Вы там работаете?
-Подрабатывала официанткой на каникулах. А вы чем занимаетесь? Учитесь? – пыталась перевести разговор на интересующую её тему, спросила Лана.
-Да, в аспирантуре, - ответил Алексей, не пожелав распространяться.
-Как там Питер? – теперь уже Лане не удавалось разговорить Алексея.
-Хорошо, - ответил он и, обернувшись на сестру, увидев, что та не собирается через минуту возвращаться; помолчав немного,спросил:
-Где Вы живёте?
-В общежитии пединститута. Временно пока учусь там. А приехала я из Прибалтики. Там у меня родители, брат. В Риге.
-Красивый город. Я там бывал.
-Вы много путешествуете?
-Когда получается.
   Беседа завязалась. Они шли мимо фонтанов вдоль парковой аллеи. Настя к ним так и не подошла.
-Она встретила того, кого ждала. Мы ей в данный момент не нужны, - сказал Алексей, - я провожу Вас до дома. Вернее, до общежития.
   Алана была вне себя от чувств, переполнявших её. Была ли она счастлива? О да, если не считать того, что встреча их была запрограммирована. Девушка об этом не хотела думать. ОН шёл с нею рядом. Ни это ли счастье?
   Они встретились ещё раз. Потом ещё. Гуляли, ходили в кино, на танцы. Но чаще всего инициатором всех встреч была даже не она, а Настя. Алексей, как правило, старался отнекаться.
-Он очень одержимый человек, - оправдывалась за него Настёна. – Это тебя не должно останавливать, - советовала она Лане. - Он весь в науке и никого под час не замечает. Ты здесь ни при чём.
    Алексей периодически отлучался по научным делам из города, вернее сказать, периодически приезжал проведать родных. А когда возвращался, то чаще всего был занят.
   Лана не хотела и думать о том, что их встречи могут прекратиться в какой-то момент вообще. Однако девушка, как и обещала колдунье раньше, пошла проверять судьбу Алексея.
 
 
Глава 11.
«Яблоко»
   
-Почему не сразу пришла? – спрашивала Ада. – Я уже устала в общежитие звонить. Днями, вечерами тебя не сыскать, а утром ты на занятиях. В выходные я занята. Сама знаешь.
-Мне тоже некогда было, Ада. Хватит злиться. Я же здесь.
-Вижу. Да, боюсь, уже опоздала ты с приходом.
-Ты о чём?
-Всё о нём. Влюблена уже? – зло смотрела на девушку ведьма.
-Зачем спрашиваешь. Сама всё знаешь.
-Поэтому и говорила, что раньше надо было прийти тебе. Вдруг не ты его судьба? – неуютно поёжившись, предположила Ада.
-Давай не будем раньше времени зря .... – не договорила Лана.
-Ладно. Как ты думаешь: любит ли ОН тебя? – прервала девушку ворожея, дав ей понюхать какую-то травку с незнакомым вкусом.
-Это что? – поинтересовалась девушка.
-Не отвечают вопросом на вопрос. Не отвлекайся, а говори: любит ОН тебя или нет?
-Не знаю. Но я думаю, что я ему интересна. Алексей не из тех, кто станет напрасно тратить время. А я хочу замуж за него.
-Понятно, что хочешь: парень – хоть куда. Но мне не понятно, почему ты не можешь ответить на простой вопрос. Ты же глаза его видела. Как ты не понимаешь: есть в них чувство или нет? – удивлялась гадалка. Однако женщина знала, что делала: она пыталась заставить Лану увидеть и услышать кого-нибудь ещё, кроме себя и своих чувств.
-Они у него с поволокою.
-Понятно. Однако важно выяснить, есть ли у твоего кандидата в мужья любовь к тебе или нет. Не зря старая мудрость гласит: на чужом несчастье своего счастья не построишь. Это во-первых. Во-вторых, надо посмотреть, твоя это судьба или нет. А то вдруг окажется, что через скорое время появится на горизонте суженый. А ты разменяться решила.
-Нет. Его хочу.
-Это ты. А он кого хочет? Будет ли он с тобою счастлив. И что вообще ожидает его с тобой, если связать вам свои жизни. Это в-третьих.
-Зачем звала, Ада?
-Скоро узнаем всё.
   Ворожея достала яблоко. Разрезала его пополам и, протянув Алане четвёртую часть аккуратно разрезанного тетрадного листа, сказала:
-Пиши здесь его имя, - указав на ручку и листок, Ада добавила: - пиши и думай о нём. 
  Алана с удовольствием крупными буквами вывела имя Алексея и спросила только сейчас:
-Ада, зачем это?
-Через время посмотрим, что нам поведает это яблоко,- сказала Ада, взяла записку из рук девушки и, сложив её вчертверо, положила между половинками яблока, соединив их. Затем перевязала яблоко «с начинкой» плотной нитью и понесла его в светлую комнату. Алана побежала за ней.
   Ворожея положила  заготовку на подоконник, на самое слонечное место в доме, и сказала:
-Подождём. Как будет сохнуть, посмотрим. Время сейчас благодатное – бабье лето. И если за это время твой Алексей будет проявлять к тебе то внимание, о котором я тебя спрашивала сначала, то мы поймём – это твой суженый. Если нет, то я очищу его от всех наших попыток завладеть его душой. Ведь сердцем чужого человека всё равно не завладеть, как ни старайся, - резюмировала видавшее многое гадалка.
   Лана ничего не ответила женщине. Она даже думать в её присутствии не хотела. Однако девушка знала почти наверняка, что Алексей будет её мужем. Она так захотела – и она этого добьётся во что бы то ей ни стало.
 
   Время пошло. Закончлся сентябрь. К концу подходил октябрь. Наступила золотая осень. Но никаких ожидаемых Ланой изменений со стороны Алексея девушка не замечала.
«Он сохнуть должен был по мне», - не понимала, почему не сработала ворожба в этот раз, Алана.
   Алексей всё время был занят, часто уезжал, а при редких встречах не проявлял особой заинтересованности девушкой. Другая бы всё поняла и оставила бы все попытки, переоценив ситуацию в свою пользу (если сейчас так, то чего можно ожидать от будущих отношений?), но Алана решилась на знакомство с его матерью. Однако перед этим девушка захотела навестить Аду.
 
-Ну что там яблоко? – прямо у порога поинтересовалась Лана.
-А как сама думаешь? Он ведь не интересуется тобою вообще, да? – Ада могла бы и не усугублять ситуацию, зная вспыльчивость нрава племянницы.
-Я про яблоко узнать пришла, - держала себя в руках девушка.
-Сгнило. Невиданное дело. Обычно по-разному сохнет. Когда медленно, когда быстрее. Но итог всегда один – высыхает. А это сгнило.
-Где оно? – грубо спросила девушка.
-Закопала уже. Иначе нельзя. Да ты глазёнки-то не выпучивай. Успокойся – Алексей - не твой человек и никогда не будет таковым. Ни он, ни ты не будете счастливы вместе, как бы ты ни старалась. Другая судьба у него. Другая женщина сделает его счастливым. Не ты, - говорила Ада, пытаясь раскрыть глаза упрямой девушке.
-Посмотрим ещё, - насупилась Лана.
-И смотреть нечего. Это грех. Повторяю – не построишь своего счастья на несчастьи другого.
-А как же мои чувства?
-Не распаляй своего сердца зазря. Ищи своё счастье. Своё!  Зачем тебе чужое? Дай-ка я с тебя сниму печаль по нему. Если сама не можешь, то я помогу.
-Ты уже помогла, - грубила Лана.
-Ты, девка, не передёргивай. Вспомни, что я тебе говорила: проверю – твой он или нет. Проверила и говорю, вернее, утверждаю – не твой, и никогда не будет.Что бы ты ни делала, ни один любовный приворот его не присушит. Может, на время. Но не он будет с тобой. А если и будет какое-то время, то по принуждению: он и сам того не поймёт. Не лишай человека его собственного счастья, его собственной судьбы. Не навязывай чужого. Будешь ли ты сама счастлива, зная, что не нужна ему ты, что не к тебе его сердце лежит.
-У него ни к кому оно не лежит. Весь в науке он.
-Значит не пришло ещё время. Значит далека пока от него женщина его судьбы. Но обязательно когда-нибудь, рано или поздно, он повстречается с ней. 
-А как же я? – заплакала Алана.
-Повторяю: ищи свою судьбу. Не кради чужой. Счастья не воруй у других. Если поверишь мне – всё будет у тебя, Алана, хорошо. Не повторяй судьбы матери, - сказав последнюю фразу, Ада осеклась. Но слова, повисшие в воздухе (не те разумные, к которым просила прислушаться Ада, а упоминание о матери – Лана сразу вспомнила, как часто мать жаловалась на свою «чужую» судьбу) позволили вспомнить девушке о кувшине желаний.
-И не думай, - испугалась Ада.
-До свидания, Ада, - быстро попрощалась с тёткой Лана и ушла в раздумьях. Она не любила проигрывать.


Глава 12.
«План»
 
   Сказать, что Алана была разочарована проповедью Ады, значит, ничего не сказать.
   «Ведьма!» - кричала бы девушка, если бы могла себе позволить.
-Ведьма, - произнесла она, когда покинула её дом.
Алана во всём происходящем винила Аду.
«Какая ж ты ведьма, если ничем мне помочь не можешь?» - недоумевала девушка.
   Вдруг сильный приступ дикого хохота сразил Лану.
   Так чувство собственного бессилия перед силами природы и законами Божьими находили выход из Ланиной души, постигшей очередное разочарование.
   «Ну нет!» - подумала Алана и сделалась в секунду серьёзной. – «Я и сама справлюсь!»
 
    Во время очередной встречи с Настей как бы между прочим Алана напросилась к ней в гости.
-Только у меня родители дома, - предупредила сестра Алексея.
-А Алексей?
-Его нет в городе, но ожидаем в конце недели.
-Жаль, я так сегодня хотела его увидеть, - разыграла лёгкое разочарование Лана.
Она всё ещё не оставила надежды на воссоединение с  Алексеем и решила действовать через родственников.
   Настя была на её стороне. Лана не задумывалась ещё, почему. Но это было ей на руку. Теперь оставалось произвести хорошее впечатление на родителей. Алана ни на секунду не сомневалась в действенной  силе семьи, мнением которой так дорожил Алексей. Девушка надеялась на то, что общими стараниями они заставят неинтересующегося жизнью молодого учёного посмотреть в сторону Ланы с пристрастием, в перспективе выливающимся в свадьбу.
   Девушка понимала, что семья, должно быть, тоже мечтает женить молодого мужчину, чтобы кто-то мог заботиться о нём на должном уровне. Ведь быть родственником талантливого, одержимого идеей революционных открытий в науке человека не легко. Одно дело - наслаждаться итогами и почивать на лаврах популярности и признания их сына; другое дело - быт, повседневность, обслуживание, самоотречение. Такое способен вынести по-настоящему преданный человек.
   Алана всё понимала прекрасно и решила на этом сыграть. Ей нужно было произвести слишком положительное впечатление, чтобы у родителей не осталось сомнений в том, что Лана – лучшая кандидатура на роль жены Алексея.
   Девушка продумала все детали своего внешнего вида до мелочей ещё до встречи с Настей. Она, так считала Лана, не имеет права промахнуться. Если всё удастся, и Лана познакомится с ЕГО родителями сегодня, то начало будет положено, и первый пункт её плана по завоеванию Алексея плавно перетечёт во второй.
   «Но бо этом чуть позже», - думала она, уверенная в себе.
Настрение Ланы было приподнятым. Девушка предвкушала успех. Она знала, что именно из её заграничного гардероба достойно подчеркнёт её индивидуальность. Ланина природная красота не требовала большого количества косметики, и девушка решила в этот вечер пропагандировать естественную красоту.
   Перед тем, как двери дома распахнулись и впустили Лану, девушка напустила печальной томности к выражению своих почти чёрных глаз, чтобы добавить взгляду очарование.
-Родители, у нас гости! - громко крикнула Настя с порога.
Встречать вышла женщина средних лет. «Мать», - предположила Лана.
-Ма! Это Алана – моя и Алексея хорошая знакомая. Знакомьтесь! - выпалила на одном дыхании Настёна. – А это наша мама – Инна Григорьевна.
   Женщины обменялись улыбками и старшая, протянув красивую ухоженную руку Лане, произнесла:
-Очень приятно. Проходите в гостиную.
-Спасибо. Мне тоже очень приятно, - скромно сказала Лана и, пройдя в главную комнату дома матери Алексея, добавила мило: - У Вас очень красивый дом.
-Спасибо, милая, - сладко приняла комплимент Инна Григорьевна.
-Девочки, - предложила Настя, - вы пока поболтайте тут, а я приготовлю чай, позову папу и приглашу всех к столу.
-Вы, Алана, не возражаете против чашечки чаю? – поинтересовалась мать Алексея.
-С удовольствием, - улыбнувшись, согласилась Лана.
-Здравствуйте, здравствуйте! Что тут за шум? – спросил басистый голос из коридора.
-Дорогой, - подскочила Инна Георгиевна, - иди к нам. Посмотри, к нам пришла очаровательная девушка Алана. Они подруги с Настенькой.
   В гостиную, где находились женщины, вошёл невысокий крепкий немолодой уже, однако моложавый мужчина. Он поцеловал в щёку жену, подошедшую к нему, обнял её за плечи и, оторвав от Инны Григорьевны взгляд, посмотрел на Лану:
-Здравствуйте, девушка.
-Это Алана, - представила Инна Григорьевна и добавила: - Правда милая девочка? - она многозначительно посмотрела на мужа.
-Очень приятно, - сказал отец Алексея и протянул в знак знакомства свою твёрдую руку, - Димитрий Осипович.
-Алана. Очень приятно с Вами познакомиться, - вежливо сказала Лана и, подойдя к родителям Алексея ближе, протянула свою руку для пожатия.
   Она почему-то занервничала, и это неприятное состояние заставило её мгновенно вспотеть до самых кончиков пальцев. Её ладошки стали влажными. Лана терпеть не могла этого недостатка, как она считала, у людей, тем более у себя. Девушка сразу представила, какое отвратительное чувство неприязни к ней, должно быть, овладело Димитрием Осиповичем, когда он пожал её влажную руку.
   Девушка не была далека от истины. Она не произвела на отца Насти и Алексея должного впечатления. Димитрий Осипович на самом деле не любил людей с подобным недостатком, он тоже так считал. Более того, он, работник Обкома, знал наверняка, какого сорта бывают подобные люди. Но, будучи человеком деликатным, Димитрий Осипович не подал виду.
   Однако Лана почувствовала, что не всё протекает легко и гладко, как она планировала. Но и на этот случай у девушки был план.
-Я люблю вашего сына, - сказала, глядя в глаза Димитрию Осиповичу. Затем, переведя взгляд на Инну Григорьевну, добавила: - очень люблю.
   Немая сцена, которую как бы со стороны наблюдала Алана, позволила девушке оценить ситуацию.
   Мать Алексея несколько удивлённо, но гордо смотрела на Алану. Отец же – Лана не хотела, чтобы он раскрыл её – лишь сказал:
-Поэтому Вы так взволнованны?
   Лана продолжала наблюдать за родителями Алексея и молчала. Но, спустя мунуту после немой сцены, девушка опустилась на диван и тихо заплакала.
-Я и не думал, что это так горько...любить, - улыбнувшись, пробасил Димитрий Осипович.
-Алана! Почему Вы плачете? – деланно интересуясь, спросила мать.
-Я плачу от тоски по нему. Но, простите меня. Я давно его не видела. И сейчас... все вы... ваш чудесный дом... – всё мне напомнило  Алексея. Он так похож на вас, - обобщила Лана, пытаясь заинтриговать родителей Алексея. Он не был похож ни на одного из них. Может, чем-то мимолётно.
-А, простите, Алексей об этом знает? – поинтересовался его отец.
   Лана не знала, что говорить и решила немного потянуть время:
-Извините, мне надо в ванную комнату.
-Хорошо, деточка, я тебя провожу. Пойди, успокойся.
   С той поры Лана иногда стала захаживать в гостеприимный дом родителей Алексея.
 
 
Глава 13.
«Капкан»
 
   Какая же мать не захочет видеть счастливым своё дитя?!
Именно так думала Инна Григорьевна и в одночасье прекратила поиски подходящей для Алексея девушки.
 
   Хотела ли Инна Григорьевна женить сына? О да, она хотела этго. Но так как сам Алексей пока не заявлял вовсеуслышанье о своих намереньях, то это давало повод его матери для беспокойства. Всё-таки пора уже. Двадцать семь лет – тот самый возраст. И Инна Григорьевна периодически устраивала смотрины дочкам своих знакомых у себя дома. За чашечкой чая как бы невзначай назойливая женщина знакомила своего сына с возможными претендентками на его сердце. Однако Алексея все они интересовали, как правило, недолго. Не объясняясь с матерью, - он считал, что это его личное дело - Алексей продолжал «грызть гранит науки», пытаясь постичь её законы, и холостяковать, не желая услышать чаяния Инны Григорьевны.
-Чего он хочет? Кого ждёт? Наука ему детей не родит. А мне так хочется внуков понянчить! – жаловалась Инна Григорьевна мужу.
-Тебе недостаточно одного несчастливого брака Насти? Внучки, растущей без родного отца? – иронизировал отец Алексея. – Не форсируй события. Спешить некуда: его девочка ещё не выросла, - шутливо высказывался, но в душе не одобрял стараний жены, Димитрий Осипович.
-Время уходит, дорогой. Мы стареем. Признай хотя бы то, что сыну пора бы уже обзавестись семьёй. Какой он, ты сам знаешь, милый. Всё книжки ему, да формулы! В ресторанах, где так редко бывает Алексей с друзьями, не так-то легко положительную кандидатуру найти. Сам знешь! Девушку порядочную и благополучную вообще сложно отыскать. А как хотелось бы!
 
   А тут вдруг такое счастье! Девушка сама в любви призналась. А это дорогого может стоить! Значит на самом деле любит, коль решилась первой признаться. Значит, будет ухаживать, заботиться. Да и Алексею зря не нужно будет отвлекаться на конфетно-цветочный период, раз она сама готова его миновать.
   Эгоистичный материнский подход и непреодолимое желание удачно «сбыть» сына «с рук на руки» не позволили Инне Григорьевне и на секунду подумать  на тему чувств её собственного сына. Ей достаточно было своего твёрдого убеждения в своей правоте, так как, по её словам, материнское сердце не ошибается.
   И она широко распахнула двери для визитов Аланы.
 
   Однако Дмитрий Осипович не разделял этой чрезвычайной заинтересованности жены желанием как можно скорее женить Алексея. «Тем более на этой, как её?, Лане», - думал он.
   Он не знал что, но что-то, ему, умеющему читать души людей, (в силу ли своего поста, или по какой другой причине; а их было предостаточно) подсказывало, что не такой должна быть любимая женщина его сына. Он не спорил – любящая – это хорошо. Но вот любящая и любимая – это то, что нужно Алексею. Как и ему самому. Ведь творить, мечтать, созидать и делать близкого человека счастливым может только окрылённый чувством человек. Подобного полёта у Алексея отец пока не заметил, и это давало ему основания полагать, что сердце сына всё ещё свободно.
   Димитрий Осипович хорошо помнил себя и годы (годы!!!) настырного ухаживания за Инной. Трудно, тяжело она ему досталась, и тем дороже сейчас, тем желаннее. «Да! Спустя столько лет. А я всё ещё её люблю». «А тут – он подумал об Алекее и Лане – и завоёвывать не надо. Слишком просто. А, когда легко, это тоже плохо. Мужчина по своей натуре - завоеватель. Он должен добиваться женщины. Только тогда будет он ценить то, что имеет. В противном случае, ни он, ни его женщина не будут счастливы в браке».
   Так размышлял отец Алексея. Однако решил никоим образом не влиять на процесс самоопределения сына в выборе спутницы жизни.
   Внешне Димитрий Осипович выглядел безучастным.
   Это ни чуть не волновало его супругу, которая, принимая в очередной раз у себя в гостиной Лану, за чашечкой чаю выспрашивала о её родословной и образовании. Отметив про себя, что у девушки хорошие данные и показатели образованности и воспитанности, Инна Григорьевна сделала вывод, что именно она – Лана – это то, что им нужно; и стала планомерно, незаметно, но методично проводить в жизнь Алексея политику, соответствующую планам девушки.
-Мы приготовим Алексею сюрприз к его приезду из Ленинграда, - поделилась своими соображениями Инна Григорьевна с Ланой.
-Какой? – взволнованная тем, что мать Алексея посвящает её в семейные секреты.
-Мы накроем чудесный стол. Ты можешь приготовить твои любимые блюда. Соберёмся всей семьёй и будем его встречать все вместе.
-Вы думаете, Алексею будет приятно моё присутствие? – уверенная в том, что не будет, деланно сомневалась Лана.
-Ну что ты, конечно. В крайнем случае, мы скажем, что ты с Настей пришла, чтобы его не шокировать. А там ты уж бери всё в свои руки, - советовала Инна Григорьевна.
 
   Так ожидаемый Ланой день приезда Алексея был отменён. Молодой человек задерживался  в Ленинграде на неопределённый срок. Дала сбой установка, над которой Алексей работал. Сколько понадобится времени для возобновления исследований, никто не знал. Он же оставался в Северной столице вместе со своим детищем, чтобы найти и искоренить просчёты, исправить ошибки. Одним словом,  Алексей продолжал жить своей жизнью человека науки: ломал голову, занимался дополнительными физико-математическими задачами-ребусами – он был в совей стихии. Ему повезло: и аспирантура, и завод, взявшийся тестировать агрегат Алексея, - находились в одном городе, так что разрываться не приходилось. Разве что так любимая им семья находилась аж в Украине. Поэтому каждый приезд сына домой был праздником для всех.
   Алану же нисколько не опечалило подобное стечение обстоятельств. Она знала, чувствовала каждой клеточкой своего тела, что добьётся Алексея; и небольшая оттяжка во времени её не пугала, наоборот, давала возможность обдумать свои дальнейшие действия. Девушка видела цель и знала, как к ней идти.
   Знала Лана и то, что Инна Григорьевна была её сторонницей. Правда, отец Алексея, казалось, относился к Лане совсем иначе, чем хотелось бы ей. Его сухое «здравствуйте» ограничивало  и замораживало на неопределённый срок какое-либо дальнейшее продвижение отношений. Это раздражало надменную девушку. В её душе нарастала неприязнь к этому человеку. Она не хотела неприятностей, но чувствовала, что избежать оных не удастся. Но пока её стабильной позиции в их семье ничто не угрожало, во всяком случае, до приезда Алексея; и девушка пыталась воспользоваться ситуацией и приучить родственников Алексея к мысли о том, что она – Лана – есть. Только этим объяснялись уже достаточно частые визиты в семью Алексея. И теперь уже, по истечение двух месяцев отсутствия Алексея, Лану принимали в семье (женская её часть), почти как родную.
 

Глава 14.
«Сюрприз»
 
-Зравствуй, сынок! Ну, наконец-то, ты приехал! Уже зима к концу подходит! А ты всё путешествуешь, милый, - радовалась приезду сына Инна Григорьевна и хлопотала над ним, как квочка.
-Здравствуй! Сын! – пожал крепкой ладонью руку сыну Димитрий Осипович и обнял его за плечи.
-Здравствуйте! Дома! Я соскучился. Но сделал всё, что хотел, - раздеваясь, приветствовал родных и делился самым насущным Алексей. – А Настя?.. – не успел Алексей закончить.
-Я здесь братик, - Настёна вбежала в прихожую и бросилась на шею брату.
-Ну здравствуй, сестрёнка, - Алексей поцеловал её в щёку и, крепко обняв, поднял, как пушинку. – Ну а где моя любимая девочка? – опустив сестру, он достал огромный свёрток в подарочной бумаге (можно было подумать, что там большой букет цветов, старательно упакованный от мороза заботливыми руками).
  В воздухе повисла минута неловкости, так как никто из встречавших Алексея не предполагал, что он знает о присутствии в соседней комнате Аланы. Мать Алексея лишь указала рукой по направлению в гостиную и подумала, что хорошо как всё разрешилось.
  Алексей не понял заминки родных и с подарком прошёл в комнату. Его радостная, добрая улыбка мгновенно исчезла, когда он увидел то, что увидел: в центральном кресле комнаты (в его любимом кресле) сидела Лана.
-А ты что здесь делаешь? – не сумев скрыть не столько удивление, сколько разочарование, спросил Алексей.
   Девушка, поняв, что лишняя на их семейном празднике, сумела сдержать слёзы отчаяния и лишь отвернулась к окну.
-Я имею в виду Таську. Где она? – Алексей адресовал свой вопрос сестре.
   Та странно вздохнула и, пустив слезу, сказала:
-Я отправила их гулять в детский парк. Сейчас, пока тянется бракороазводный процесс, у меня очень мало времени. Лёш, я наняла няньку Таське.
-Вы что с ума сошли, - мгновенно завёлся Алексей. – Доверить трёхлетнего ребёнка чужому человеку!
-Агриппина – порядочная женщина. Не беспокойся. Она проверенный человек, - нарушил молчание Димитрий Осипович. – Она сестра одного моего сотрудника. Дипломированный специалист-психолог.
-Ладно. Мы с Таськой скоро вернёмся. Ждите. Тут, - он указал на сумки, - подарки всем и съестное. А здесь, - протянув тот огромный свёрток Настёне, - кукла Наташе.
   Алексей, наспех накинув на себя пальто и нахлобучив шапку, удалился.
   Настя пошла распаковывать нехитрый багаж брата, Димитрий Осипович удалился в свой кабинет, а Инна Григорьевна, почувствовав Аланино настроение, подсела к ней.
-Ты, детка, не принимай это близко к сердцу. Алексей очень любит свою племянницу. Обычно Наташа первой его встречает, когда он приезжает, - поглаживая Лану по плечу, говорила Инна Григорьевна.
   Ещё она сказала, чтобы девушка не отчаивалась,  а взяла себя в руки, чтобы действовала ненавязчиво, чтобы иногда заходила к ним, желательно, когда Алексей будет дома, и, что если из её затеи ничего не получится, то всё лечит время.
-Я, Инна Григорьевна, пожалуй, пойду уже, - проговорила лишь Лана в ответ на душеспасительные слова матери Алексея. – Вы только ему ничего не говорите о моих чувствах.
-Конечно, дорогая. Ты сама ему всё и скажешь. Я уверена ещё придёт то время, когда вы с ним будете вместе. Во всяком случае, ты должна знать, что я тебе рада в своём доме в любом качестве, - продолжала но не таким уже уверенным тоном Инна Григорьевна. Женщина чувствовала стену, которую своими недружелюбными словами вместо элементарного приветствия, как полагается воспитанному человеку (размышляла мать Алексея), воздвиг между собой и Аланой её, Иннин, сын.
   «Мальчишка!» - думала она, злясь в душе на недостойное поведение сына, поставившее всех в неловкое положение.
   «Алексей своим уходом дал мне возможность убраться из их семейного гнезда», - сообразила Лана. Вслух же произнесла очень спокойно и с улыбкой:
-Спасибо Вам, Инна Григорьевна, за тёплые слова и, вообще, за всё.
   Девушка поцеловала Инну Григорьевну в щёку, попрощалась с Настей, попросила сказать «до свидания» Димитрию Осиповичу от её лица и ушла.
 
   «Всё нормально. Нет. Всё хорошо, - размышляла Лана, по дороге в общежитие. - По крайней мере, я знаю, как он ко мне относится. Да. Не любит. Это хорошо. Если бы любил, то когда-нибудь это чувство угасло бы. А это новый повод для разочарования. Лучше, если отношения ровные: без всплесков эмоций, нервов, ругани, брани. Чувства придут уже в браке. Не любовь, но привязанность. Привычка, в конце концов. Это хорошо. Плохо другое! Я не знаю, как я его заполучу. При данном раскладе – никак. Надо посмотреть, что будет дальше. Ведь поезд под названием «Инна Григорьевна» тронулся. Она сейчас, наверняка, скажет сыну, что так нехорошо себя вести, да ещё и с девушкой, которая в него влюблена. Алексей, безусловно, удивится, но именно это и даст ему возможность смотреть на неё – Лану – сквозь призму понимания. И кто знает, во что всё выльется. Он должен знать, что я его буду ждать. Я ему докажу это».
 
   Алана добравшись до общежития, застала в комнате своих сокурсниц.
-Девочки, смотрите, что я вам принесла! – сказала Лана и вытащила из кармана два билета в театр. – Сегодня премьера новой пьесы. Одевайтесь скорее. Весь городской бомонд собирается.
   Татьяна и Марина несколько растерялись. Алана никогда раньше не баловала их своим вниманием. Да и вообще держалась она как-то особняком, несколько отстранённо от других.
-Ты что, даришь их нам?
-Да, дарю. Не теряйте времени даром. Если поспешите, то ещё и в буфет перед спектаклем успеете. А там... знаете ли! - многозначительно сказала Лана.
-Ну, Ланка, ты даёшь! – не верила своему счастью Таня.
-А  с чего это ты вдруг? – поинтересовалась Марина. Её смутила внезапное перевоплощение диковатой соседки по комнате. Марина как будущий психолог на мгновение задумалась.
-Не задавайте лишних вопросов, красавицы, - мило улыбаясь, пыталась закрыть тему девушка. -  Скажу одно: я решила преподнести вам сюрприз. Вы у меня самые дорогие люди в городе. Я благодарна вам за многое. Хочу, чтобы у вас осталось обо мне это театральное воспоминание.
-Так пойдём вместе! – растрогалась Татьяна.
-Нет, у меня не то настроение. Не театральное, скажем.
-Ты могла бы удивить меня, соседка, если бы я не изучала психологию, - многозначительно произнесла Марина. – Однако ты меня настораживаешь, прямо скажу.
   Таня ткнула Марину в бок, предлагая заткнуться. Будущий психолог смекнула, что так-то, пожалуй, будет лучше на самом деле. Она поняла, что подобная доброжелательность Ланы требует взамен их сегодняшнего отсутствия, и решила не усугублять ситуацию дальнейшими распросами.
   Девушки обступили Лану, расцеловав её и затискав. Не прошло и двадцати минут, как они испарились.
   Именно этого хотела Лана больше всего в тот момент.
   Она купила билеты позавчера. Думала, что с Алексеем пойдут вместе, если он обрадуется, увидев её в своём доме. Представляла, как они будут сидеть рядом и наслаждаться не сколько пьесой, сколько обществом друг друга.
   Но действительность продиктовала другой пункт плана. Лана отправила девочек на спектакль, получив в полновластное распоряжение комнату на целый вечер.
   Что делать дальше, девушка прекрасно помнила. Новый платок она купила заранее именно на этот случай. Лана собиралась вызвать Алексея, как тогда у Ады.
   Обряд не занял у девушки много времени, и Лана стала ждать.
   Она сидела на краю своей кровати, покачиваясь вперёд-назад, непрестанно повторяя слова заклинания:
- Жду тебя, как голодный обеда, нищий подаяния, больной выздоровления. Жду тебя, как голодный обеда, нищий подаяния, больной выздоровления. Жду тебя, как голодный обеда, нищий подаяния, больной выздоровления...........................
 
   Сколько прошло времени, девушка не поняла. Она заснула.
 
Вот она идёт по чистому снегу, и ей так легко. Она смотрит под ноги и, оборачиваясь, странное дело, не видит своих следов. Лана продолжает идти, словно парить. Девушка смотрит вперёд, и вдруг её взгляд натыкается на точку, которая приближаясь к ней ( к Лане), материализуется в человека.  «Не может быть», - думает девушка. – « Это ОН!» Алексей идет навстречу ей и тоже (замечает Лана своим острым зрением) не оставляет следов на снегу.
 
  Стук в дверь заставил Лану очнуться. Девушка поспешила открыть дверь. На порге стояла вахтёрша и сказала, чтобы Лана спустилась.
-Что, ко мне пришли? – с надеждой спросила девушка.
-Нет, к телефону тебя. Родители звонят, - сказала тётя Клава и пошла дальше.
-Спасибо, - разочарованно прошептала ей в след Лана и, одевшись кое-как наспех, накинув пуховую куртку и сунув ноги в кроссовки, спустилась вниз к телефону.
 
-Алло. Я слушаю, - сказала сонным голосом девушка.
-Привет, доченька. Как ты там? Что-то давно не писала ты нам. С тобой всё хорошо? – тараторила тревожным голосом Зара.
-Да, мама, всё хорошо. Готовлюсь к государственным экзаменам. Как сдам – приеду, - не звонка от матери ожидала девушка, поэтому разговаривала нехотя.
-К Аде заходишь? Как у неё дела?
-Мам, захожу, все нормально и у неё. Я напишу тебе скоро. Прости, что не писала - времени совсем нет. Целую тебя. Привет передавай всем нашим, - попрощалась с Зарой дочь.
 
   Возвращаться в комнату не хотелось, и Лана решила прогуляться перед сном.
   Ещё никогда, ей казалось, воздух не был таким лёгким и свежим. Девушка буквально чувствовала его вкус, ощущала ноздрями его прохладное проникновение. Лана, казалось, плыла по воздуху – так легко ей было в этот вечер.
   Она брела по парковой аллее, незаметно наблюдая за прохожими.
«Но что это! Кто э-т-о! Алексей?»
   ОН шёл ей навстречу. «Как во сне», - подумала девушка и сразу посмотрела себе под ноги. Лана оглянулась назад и засмеялась, увидев следы позади себя.
   
 
Глава 15.
«Мужской разговор»
 
-Привет! Это ты? – удивился Алексей.
-Знаешь, я удивлена не меньше, - засмеялась искренне Лана. Глаза её светились, и было видно, что девушка счастлива его видеть.
-Я иду по делу.
-Что же за дела привели тебя в мой район?
-Здесь недалеко живёт один мой знакомый, - сказал Алексей, но было видно по суровому выражению его лица, что дело, по которому он идёт, не из приятных. - Разговор у меня к нему.
-Хочешь, я с тобой схожу? – предложила Лана. – Чтоб не скучно было.
-А тебе что, скучно?
-Угу.
-Дело в том, что разговор у меня к нему мужской.
-Ничего. Я не буду свидетелем ваших мужских разборок. Подожду около. Я всё равно хотела прогуляться перед сном.
-Ну пошли.
 
   И молодые люди пошли. Они свернули на соседнюю улицу, миновали новый ещё недостроенный студенческий городок. Скорее это была стройка, обещающая трансформироваться в учебный комплекс пединститута к следующему учебному году. Затем Лана и Алексей пересекли наискосок, срезав большой угол, парк и вышли на ту улицу, которая и была целью их похода.
   По пути Лана попыталась выяснить причину так называемого мужского разговора:
-Скажи, этот мужской разговор касается женщины?
-Да, - ответил Алексей.
-Близкой тебе женщины?
-Да. Ближе некуда.
-А я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросила Лана, но уже не таким весёлым тоном.
-Нет, не можешь. Ты, наверное, зря пошла со мной. Я не знаю, чем там всё может закончиться, и сколько времени это займёт, - прервал все распросы Алексей. – Мы в общем-то пришли уже, - сказал Алексей, и они обошли угол нужного им дома.
-Я подожду тебя, Алексей, около подъезда. Ты иди, реши все свои дела. Я буду здесь. Ждать, - Лана хотела ещё добавить к сказанному, что ждать будет не только здесь, а всегда, но посчитала, что пока не время.
-Я потом тебя провожу до общежития. Ты не уходи никуда. Уже поздно. Опасно одной возвращаться. Я постараюсь не задержаться.
-Хорошо, - согласилась Лана, - иди.
 
   Алексей скрылся в подъезде. Лана осталась ждать около. Действительно, было уже поздно, но уличная иллюминация рассеивала темноту. Вечер, приближаясь к финальному аккорду постепенно, понижал температуру воздуха и, в конце-концов, окоченел сам. Но, словно мстя ночи, вступающей в свои права, решил заморозить её и Лану заодно. Девушка прошлась туда-сюда. Попрыгала на одной ноге. Вдруг из-за спины кто-то окликнул её по имени:
-Лана! Ты ли это? – спросил знакомый голос.
   Девушка оглянулась и увидела радостного Игорька - бармена - из студенческого кафе, где прошлым летом подрабатывала Алана.
-Я. Привет, - тоже обрадовалась Лана.
-Ты какими судьбами здесь? Не меня ли ждёшь? – пошутил Игорёк.
-Да нет. Одного знакомого. Он сейчас придёт уже.
-Я видел вас вместе сейчас, когда вы из-за угла вывернули. Это Алексей, брат жены моего соседа, - сказал Игорёк. – Постой-ка, постой-ка, - сказал он, словно что-то припоминая. – Точно! Это они тогда ко мне в кафе приходили компанией, я тебя ещё просил их обслужить. Помнишь? Ещё сказал, чтобы ты к ним пригляделась – парни де хорошие. Помнишь? Ну, конечно, помнишь. Ты, небось, тогда и познакомилась с ним.
-Да, тогда, - сказала Лана. – А что ты говоришь, тут кто, я не совсем поняла, живёт?
-Муж Насти, Антон. У них что-то не заладилась семейная жизнь. Разводятся сейчас. Антон мне рассказывал. Но это не наше дело, - подытожил Игорёк.
-Да, пожалуй, ты прав, - радостно ответила Алана. Она обрадовалась тому, что Алексей пришёл решать дела сестры, а не свои личные.
-Ты рада никак? – удивился весёлому тону девушки Игорь.
-Конечно, я очень рада тебя видеть, - перевела тему Алана. – Расскажи, как живёшь, что делаешь?
-Ты знаешь, не лето на улице. Может, пойдём ко мне? Подождёшь там своего знакомого. Хо-о-ло-о-дно-о, - пытаясь вызвать очередную улыбку девушки, застучал зубами Ланин бывший начальник.
-Нет, Алексей сейчас уже придёт. Я здесь останусь. А ты иди, конечно.
-Знаешь, ты на человека похожа стала. Влюбилась что ли?
-Да! Влюбилась и скоро замуж выйду, - не удержалась Лана, ей так хотелось поделиться с кем-нибудь своими сокровенными мыслями.
-Прими поздравления! Рад за тебя. Ну пока. Увидимся ещё, надеюсь.
-Спасибо. Да ты-то как? Хоть пару слов скажи о себе, - не отпускала его Лана.
-Всё просто отлично. Ну пока и удачи вам, - сказал Игорёк и побежал в подъезд, но, обернувшись на бегу, крикнул: - Ты хоть в подъезд зайди. Там теплее.
-Нет. Я здесь...- «обещала ждать» додумала уже Лана.
 
   Алексей не заставил себя долго ждать. Минут через пять, после ухода Игорька, он появился на пороге подъезда.
-Ты, должно быть, замёрзла тут, - сказал Алексей и улыбнулся.
-Нет, я прыгала на одной ноге, меняя их очерёдность, - улыбалась ему в ответ Лана. -Всё прошло хорошо? – Поинтересовалась она. Девушка знала, что пришёл сюда Алексей защищать интересы сестры и была рада тому, что теперь у них есть общая тема для разговора.
-Да. Более чем. Он теперь не обидит Настю, - уверенно сказал Алексей.
-А что обижал?
-Она разве тебе ничего не рассказывала? Я думал, вы подруги. Иначе как объяснить твоё сегодняшнее присутствие у нас дома? – недоумевал Алексей.
«Значит, Инна Григорьевна ничего ему не сказала, как и обещала», - думала Лана. - «Ну что ж. Это делает ей честь. Держит слово. Хотя я думала... Всё правильно», - Лана вдруг вспомнила слова матери Алексея: «Ты сама ему всё скажешь». «Да именно сейчас и скажу. Сегодня».
-Ты знаешь, мы не очень с ней близки на самом деле, - решила не лгать Лана. – А сегодняшний мой визит объясняется тем, что я тебя хотела увидеть.
-Меня?
-Да, тебя. Я просто соскучилась по тебе.
-Ты, прости, но я ... .
-Не удивляйся. Это любовь с первого взгляда. Помнишь, тогда в кафе. Я увидела тебя и поняла, что Ты тот человек, которого я ждала всё это время. Я докажу тебе свои чувства. Хочешь?
-Что ты имеешь в виду? – не понимал Алексей. Он не знал, что делать и как себя вести.
-Хочешь, я сейчас прыгну со второго этажа, - сказала Лана и указала рукой вверх.
   В этот момент молодые люди  возвращались обратно той же дорогой и проходили мимо стройки нового учебного комплекса.
   Не успела Лана предложить, а Алексей отреагировать должным образом на её шокирующее заяление, более того, попытку доказать свою любовь подобным образом, как Алана уже взбежала по недостроенной лестнице на неоконченный  ещё строителями второй этаж и прыгнула в снежный сугроб, находящийся прямо внизу.
 
«Чокнутая. Точно. Сумасшедшая. Только этого мне сейчас не хватает!» - подбегая к месту приземления Аланы, думал Алексей.
   Лана же, выбравшись из сугроба, вся в снегу бросилась ему на шею.
   «Что делать?» – думал Алексей лихорадочно. Эта девушка его пугала.
-Слава Богу! С тобой всё в порядке, - перевёл дух молодой человек. – Ты в своём уме? Ты ведь разбиться могла. Если бы тут вместо сугроба была куча кирпича, припорошенная снегом?
-Я бы умерла, доказав тебе свою любовь! – громко смеялась Лана, не отпуская Алексея из своих объятий.
   Он же попытался разжать её руки и, добившись желаемого, пошёл прочь. Лана засеменила за ним, продолжая смеяться.
 
 
Глава 16.
«Травяной чай»
 
-Здавствуй, Ада. Пришла привет тебе от матери передать. Она вчера звонила, спрашивала, как ты?  Вот я и зашла к тебе узнать, что нового у тебя, чтобы родителям в письме сообщить подробности, – Лана старалась не помнить прошлой беседы.
-Спасибо, Лана. Проходи, - Ада не повела Лану в специальную комнату, а пригласила выпить чаю в гостиной.
 
   Лана любила её травяной чай. Такого напитка ей ещё нигде не доводилось пробовать. Каждый раз вкусовые оттенки этого божественного травяного эликсира были разнообразны. Ада обычно не скрывала от Ланы состав тех трав, которые составляют вкусовой букет чая и объясняла девушке их свойства. Женщине было приятно, что она может не только побаловать вкусовые рецепторы гостя, но и помочь ему с помощью благородных растений. Ведунья собирала травы особым способом, зная, где и в какое время года и суток можно их собирать, чтобы извлечь из них полезные, магические свойства. И каждый раз мудрая женщина, срывая растение, благодарила его за помощь, которую оно непременно окажет людям, и просила прощение за то, что срывает его. Ада за свой век постигла все тонкости не только медицинской, но и фитотерапии.
 
-Ада! Это, на самом деле, божественно, - хвалила Лана напиток, приготовленный женщиной специально для племянницы. - Что там на этот раз?
-Миндаль и корица, - сказала женщина. – Пей на здоровье.
-А что они мне помогут ощутить?  Не нарушай традиции, расскажи об их свойствах, пожалуйста, Адочка! – подлизывалась к тётке Алана.
-Подумай, нежная какая стала, - переводила тему Ада. - Что делает любовь!
-Ты на вопрос не ответила.
-Хорошо отвечу и надеюсь, что позитивное твоё настроение не изменится от того, что для любви я в букет ничего не добавила.
-Почему, тётя?
-Потому что тебе сейчас, детка, мудрость требуется. За неё миндаль отвечает в данном составе. Ещё тебе не помешает защита от тебя самой. Корица даст возможность исцелить твою духовность, Алана.
-Ну спасибо за заботу, Адочка! Я действительно тебе за всё благодарна, - говорила Лана, не кривя душой. – Я пришла не только для того, чтобы привет передать от мамы и поинтересоваться твоими делами. Пришла ещё и потому, что хотела поделиться с тобой радостью своею: без тебя я добилась того, что ОН на меня смотрит уже не просто с интересом, а с заинтересованностью. Я работаю над тем, чтобы завоевать ЕГО любовь, Адочка.
-Не перепутала ничего?
-Ты о чём?
-Кто кого добиваться должен? Кто чью любовь завоёвывать должен? Мужчина! Нельзя мужику достаться вот так на блюдечке. Не мила очень скоро будешь. Да и будешь ли вообще мила? Я устала тебе говорить одно и то же. Ты, девка, настырная, упёртая. Подумай хоть раз над моими словами. Почему ты меня не слышишь?! – разгневалась ведунья.
-Я слышу лишь голос сердца, - отговориться решила Лана.
-Нет! Не ври себе, девушка. Не слышишь ты его голос. В твоих ушах звучит лишь оглушающая музыка амбиций и желания во что бы то ни стало добиться того, что НЕ ТВОЁ и по доброй воле твоим НЕ БУДЕТ!!! Ты хочешь победить Алексея. Любой ценой. Как это не горько.  Ты очень скоро оглохнешь и останешься глухой к чувствам людей. Лана, последний раз предупреждаю, больше от меня ты этого не услышишь: оставь его, он не твой человек. Подумай о нём, если ты говоришь, что любишь его. Дай ему волю. Пусть выбирает свою жизнь сам. Разве не так мы должны поступать, когда любим. Мы должны желать им счастья, пусть не с нами, с другими. Но если, невзирая ни на что: на отсутствие чувств со стороны избранника, его полное равнодушие к тебе -  ты продолжаешь делать то, что делаешь ( а ты делаешь, я-то уж знаю, что ты его продолжаешь «вызывать» к себе), то я тебе скажу одно: не любишь ты его - любишь ты только себя. Ты, девка, ЭГОИСТКА  с большой буквы. Хотя, знаешь, и себя ты не любишь. Нет, не любишь. Поступки говорят за людей. – Огорчилась Ада, потом, словно спохватилась и добавила: -Хочешь, я тебе на будущее погадаю, и ты увидишь, будешь ли ты сама с ним счастлива?
-Спасибо за проповедь, тетя. Но от гадания я откажусь. Ты же провидица, ты и без карт всё знаешь. Но я хочу попробывать: вдруг мне удасться быть счастливой. Во всяком случае, сейчас мне хорошо. Знаешь, от чего бы я не отказалась?
-Ну?
-От любовного травяного сбора. Отсыпь немного, пожалуйста.
-Возьмёшь в буфете. Знаешь где, - кивнула в сторону кухни Ада.
   Лана выпорхнула из-за стола и скрылась за дверью. Ада осталась сидеть, раздумывая, что предпринять.
-Нашла? – громко спросила она, но девушка с пакетом чая уже возвращалась обратно.
-И ещё ванильный фимиам, - Лана пристально смотрела в чёрные глаза Ады.
   Женщина поднялась из-за стола, подумав, что дурного никому травы ещё не делали, и, мысленно благодаря их только за благие намерения, порывшись в одной шкатулке, дала девушке желаемое.
-Я к тебе ещё заскочу, обещаю, - сказала тихо Лана тётке, обняла её круглые плечи, поцеловала в щёку и ушла.
 
  Ада же удалилась в свою заветную комнату и до появления луны провела там всё время в молитвах.
   Как только ночь вступила в свои права, женщина вышла с подношением к садовому алтарю и положила на жертвенник денежные монеты, два красных драгоценных камня и кувшин с красным вином. Затем с курящимся фимиамом Ада трижды обошла свой сад по периметру, представляя счастливой свою племянницу.
 
 
Глава 17.
«Свидание»
 
   К предстоящей встрече с Алексеем Лана подготовилась основательно. Попросила подруг погулять вечером подольше. Навела чистоту в комнате. Сбегала в кулинарию, купила торт. Сервировала стол, накрытый белой скатертью, чайным сервизом на две персоны. Расставила по всей комнате бахуры с ванильным фимиамом. И ещё девушка приготовила вазу для цветов. Она почему-то думала, что Алексей обязательно принесёт цветы.
   «Это непременно должны быть розы. Красные розы», - фантазировала Алана и представляла, как изящно эти коварные цветы будут смотреться в вазочке, которую подарили ей подруги в благодарность за театральный сюрприз.
 
   Перед тем, как уйти, Таня и Марина поинтересовались, почему Лана их выпроваживает:
-Не уж-то кто в гости придёт? – хихикала Танюшка.
-А как бы тебе хотелось? - спросила её весёлая Лана.
-Мне бы очень хотелось, чтобы тебе хотелось. Я имею в виду хотелось  веселиться, улыбаться, шутить, хулиганить, - радовалась за Лану подруга.
-Неужели всё-таки нашёлся тот, кого ты так долго ждала? – допытывалась Марина.
-Девочки! Пока рано о чём-либо говорить, – серьёзным тоном ответила Лана, спрятав тут же улыбку, но подумала:
«Как странно! Игорьку в тот раз выпалила  и то, чего сама ещё не знала, да и не знаю, а тут девчонкам, с которыми живу вот уже пятый год в одной комнате, не могу признаться даже в том, что пригласила в гости парня...»
 
   Нанеся последние штрихи на мольберте под названием «Комната ждёт гостя», Лана открыла форточку, чтобы впустить струю свежего воздуха, и принялась приводить в порядок собственную персону.
   Как всегда – минимум косметики. Лана любила быть естественной, или же, сказать по правде, совершенно не могла пользоваться всеми этими штучками, которые являются для каждой женщины главным секретным арсеналом в поединке с природой и помогают выгодно оттенить достоинства и ликвидировать, а если нет, то подкорректировать, видимые недостатки: веснушки, «выпуклости», «впалости», «мешки» и так далее. Лана же подумала, что сейчас не самое подходящее время для экспериментов и решила пропагандировать как обычно, естественную красоту .
   Девушка приняла душ, высушила феном темные густые волосы и оставила их ниспадать на плечи. Для того, чтобы эффект струящегося каскада волос не превратился в подобие пуховой шали, девушка решила декольтировать верхнюю часть спины и надела белую блузку с глубоким вырезом сзади. Длины манерной коротенькой кофточки, по задумке дизайнера, было недостаточно, чтобы спрятаться в джинсы, и любое движение владелицы изящного топа позволяло слегка демонстрировать скромнице плавные изгибы женской фигуры.
  Довольная собой девушка к назначенному времени спустилась в фойе. Лана крутилась там перед большим зеркалом - ей нравилось то, что она видела.
-Привет!- Алексей поздоровался с её отражением.
-Привет!- повернувшись к нему, ответила Лана.
   Она не увидела в его руках цветов. «Жаль», - подумала девушка. – «Но расстраиваться по этому поводу не собираюсь. Розовый чай мы будем пить сейчас».
-Пойдём ко мне, - пригласила Алексея Лана и взяла молодого человека под руку.
-Ты знаешь, я тут подумал, что может лучше прогуляться, - переминаясь с ноги на ногу, предложил Алексей. – Погода хорошая, - было видно, что парень испытывает неловкость.
«Волнуется!» - обрадовалась Лана. – «Это хорошо!» - а вслух добавила:
-Я чай вкусный приготовила. Ты такого ещё никогда не пробовал. Пойдём. Нам никто не помешает, - Лана взяла Алексея за руку и потянула за собой, сказав вахтёрше, что к ней в гости пройдёт этот молодой человек.
-Пусть оставит документ какой-нибудь, - попросила дружелюбно тётя Клава.
-Я не взял ничего с собой, - обрадованно выпалил молодой человек.
-Тёть Клав!? – просила глазами Лана.
-Ладно идите. Скажите только, как Вас зовут, - не успокаивалась вахтёрша. - Правила такие. Не сердитесь.
-Высоков Алексей Дмитриевич.
-Записала. Распишитесь здесь, -  сказала тётя Клава и пододвинула Алексею журнал посещений.
   Алексей расписался напротив своего имени и пошёл за Ланой.
 
-Знаешь, Лана, нам поговорить надо, - сказал Алексей, когда молодые люди поднимались по ступенькам на третий этаж.
-Хорошо, что нам надо поговорить. Сейчас за чашечкой чая и поговорим, - ответила Лана, продолжая подниматься вверх.
   Однако девушку смутил тон, которым Алексей произнёс эти слова. В нём уже не было прежней стеснительности, скорее неловкая решимость раз и навсегда что-то отрезать, уничтожить за ненадобностью. Это заставило Лану напрячься.
«Что? Что он мне хочет скзать?» - свербило в мозгу Ланы.
-Я на днях уезжаю в Питер, - сказал Алексей перед входом в комнату.
-Проходи, - пропустила его вперёд Лана. – Раздевайся, располагайся. Я сейчас чайник вскипячу, - продолжила она деловито, никак не прореагировав на его проследние слова.
   Лана взяла новенький блестящий чистотой чайник и вышла из комнаты, тем самым дав Алексею возможность оглядеться и прочувствовать аромат ванили, а себе самой собраться с мыслями.
 
«Уезжает. Что ж, это не новость, из-за которой стоит так напрягаться с разговорами. Он же в аспирантуре там учится. Там же его завод и испытания. Понятно. Но этот тон! Нет, он не об этом пришёл сказать. Это точно. Тогда о чём?» - раздумывала Лана, ожидая закипания воды в чайнике, стоя перед окном общежитской кухни. А там поднималась метель. Порывистый ветер завывал, наигрывая свирепую мелодию на встречных в отверстиях. Лане же казалось, что это стонет её душа. Но девушка смогла взять себя в руки и, подхватив поспевший чайник, пошла навстречу судьбе.
 
-Не скучаешь? – звонко спросила девушка, заходя в комнату.
-Да нет, - ответил Алексей и отметил: - у вас здесь уютно. Я осмотрелся тут. Так по-женски, с любовью. То ли дело – мужская комната в общежитии. Вот у меня, например.
-Что в ней не так? – сразу подхватила Лана, желая направить разговор в нужное ей русло. – Не хватает порядка или женской руки?
-Я бы так не сказал. Я хотел сказать, что у меня всё в полнейшем порядке. Но вот излишеств, которые бы радовали взгляд, я в принципе избегаю, чтобы не отвлекаться от главного.
-А что для тебя главное?
-Дело. Это самое главное на данном этапе. То дело, которое я начал. И пока я не закончу его, я не могу, просто не имею права отвлекаться. Собственно, поэтому я и согласился на встречу с тобой, чтобы объяснить тебе, что я не могу ответить на твои чувства. Сейчас. Или, быть может, никогда, - сказал Алексей то, ради чего пришёл к Лане.
   Она понимала, что после того, что устроила девушка недавно, после этого неожиданного для неё самой прыжка в неизвестность, с целью доказать ему свою любовь, Алексей не смог отказаться от приглашения в гости и оставить всё, как было. На это и был расчёт. 
-Я всё понимаю, Алексей. Такое самопожертвование во имя идеи мне импонирует, - ответила после минуты молчания Лана.
   Девушка не сомневалась, что будь она ему мила, ничто не помешало бы молодому человеку признаться в этом: ни наука, ни преданность идее. Здесь же обратное. Она его не интересовала вообще. Но подобное умозаключение не явилось для Ланы сиюсекундным откровением. Лана это знала всегда. И тем острее было её желание переиначить существующий ход событий, настоять на своём, убедить, или, во всяком случае, приучить Алексея к мысли о себе.
-Оно мне близко, - добавила Лана, - я тоже готова пожертвовать собой во имя..., - девушка помолчала немного. Но не успела она закончить, как Алексей обрадованно подхватил:
-Спасибо тебе за понимание. Значит друзья? – с улыбкой спросил Алексей и протянул Лане для пожатия руку. - Чай пить, пожалуй, я не буду. Признаться, очень спешу. Мне ещё в институт местный заскочить надо. Так что, может, в другой раз?
-Так и быть, в другой раз, - согласилась Алана, смотря на Алексея немигающими глазами. Но вдруг что-то словно щёлкнуло в её голове, и девушка сказала, очень нервничая: - Я хочу, чтобы ты это знал. Я всегда буду ждать тебя. Помни об этом.
   Алексей стоял, держа под мышкой дублёнку, и не знал, что ответить ей. Лана видела, что молодому человеку очень неловко, и пришла к нему на помощь:
-Я провожу тебя, - предложила она.
-Спасибо. Но не надо. Я найду обратную дорогу. Ну, пока, – опять как-то робко, словно был в чём-то виноват,  сказал Алексей и открыл дверь.
-Нет, я всё же провожу тебя, - настояла на своём Лана, подчеркнув в очередной раз, что она хозяйка своего слова и доводит до конца начатое.
   Именно этакая женская непоколебимость и упрямство пугали в ней Алексея. Он представлял образ любой женщины иначе: почти всегда слабой, беззащитной, мягкой, сговорчивой, дилекатной; во всяком случае стереотип родительской семьи возымел своё действие. И то, что ему приходилось чувствовать рядом с этой девушкой, не совсем нравилось молодому человеку. Он не знал, что от неё ожидать. И, собственно, ничего не хотел от Ланы в принципе. Разве только, побыстрее устранить подобное неудобство, вырвать его с корнем из своей жизни.
   Лана не упустила ничего из того, что промелькнуло в один миг во взгляде Алексея. Она поняла его чувства, как ни оскорбительны для девушки они были.
«Да, я такая! Пусть знает, что я не привыкла проигрывать. Да, я опасная штучка. И что с того?» - думала девушка, когда выпускала Алексея из комнаты. Сама же пошла вслед за ним.
   Молодые люди направились к выходу. Шли молча. Однако пауза слишком затянулась, и Алексей попытался снять напряжение, струной натянувшееся между ними. Он спросил:
-Каковы твои дальнейшие планы относительно учёбы? В аспирантуру не приглашают?
-Пока не думала об этом. Скорее всего, после распределения поеду работать, - ответила девушка без особого энтузиазма.
-Куда хочешь распределиться? – пытался поддержать разговор на нейтральную тему Алексей.
«Как ты не понимаешь? Хочу туда, где ты: в Питер», - подумала, незаметно поглядев искоса на Алексея Лана, а вслух сказала:
-Пока не знаю. Но если получится в Ригу, то все будут рады.
   В этот момент молодые люди уже достигли столика вахтёрши. Та очень удивилась, увидев их так скоро:
-Ой! Как вы быстро! Уже уходите?
-Да, - ответил Алексей.
-Распишитесь здесь тогда и отметьте время теперешнее, - действуя согласно правилам приёма посетителей, сказала тётя Клава и пододвинула к Алексею журнал посещений.
   Молодой человек расписался в нужной графе и попрощался вежливо с вахтёршей:
-Спасибо Вам. До свидания.
-Ты, милок, в следующий раз не забудь документ свой. Лучше всего паспорт, - вслед ему говорила тётя Клава.
   Алексей хотел было обернуться и сказать, что следующего раза не будет, но, посмотрев на опечаленную Лану, передумал и промолчал.
-До свидания, - сказала Лана. - Удачной дороги и вообще удачи в жизни. Надеюсь, ещё увидимся, - добавила она и протянула ему обе руки. – Главное, помни, что я тебе сказала.
-Прощай, - ответил ей Алексей и пожал её ладони своими, уже одетыми в перчатки, и уже в дверях почти крикнул: – Тебе тоже удачи и всего хорошего.
 
   Лана поднялась к себе в комнату и, повалившись на свою кровать и  уткнувшись лицом в подушку, расплакалась. Она не могла понять: почему? Почему она не приглянулась Алексею? Что не так? Она же и  красива, и умна, и хозяйка, он сам это отметил.
   «Все люди разные, - думала она, - как ОН этого не понимает. У каждого из нас различные характеры и манеры. Мы должны принимать друг друга  такими, какие мы есть! Но, неужели Ада права – ОН не мой человек? Нет, этого быть не может!»
   Девушка потихоньку успокоилась, и твёрдость мысли и жёсткость суждений вернулись к ней, и Лана подумала:
«Это хорошо, что ОН занят наукой. Пока дела обстоят так, у меня есть время. Я ещё что-нибудь придумаю», - успокаивала себя Лана.
   Сон нахлынул резкой солёной волной и утопил девушку в своей пучине мгновенно.


Глава 18.
«Последний аккорд»
 
-У Вашей дочери совершенно отсутствует чувство такта и меры. Музыкальное чувство, разумеется, - говорила Эмма Львовна Ланиной матери.
 Десятилетняя Ланочка стояла за неприкрытой дверью в коридоре и слышала весь разговор. Учительница музыки продолжала:
-Вы, конечно, вправе оставить девочку в нашей музыкальной школе, но, я Вас уверяю, её занятия никаких результатов не принесут. Может, Вы найдёте Лане какое-нибудь другое увлекательное занятие. Например, швейное дело. Вот там она может себя проявить как эпотажный модельер. Там чувство неумеренности может быть воспирнято как новое экстравагантное веяние моды. Мне кажется, это у неё получится лучше. А в музыке уже и без неё всё придумали. Здесь нужно безоговорочное подчинение  её законам: если указано «moderato», то играть надо умеренным темпом; если сказано «piano» – то тихо. Ей же хочется всё время сделать по-своему. Поймите, она не понимает слов. Упряма. И не хочет подчиняться неписанным правилам музыки. Это недопустимо, поймите меня.
-Неужели так всё безнадёжно? – лопотала Зара.
-Я бы сказала, что да, - ответила Эмма Львовна и продолжила свои доводы. - Вот и педагог по ансамблю не доволен. Он говорит, что Лана не слышит никого в их оркестровой группе, кроме себя. Пойдите и поговорите с ним.
 
   Зара забрала документы дочери из музыкальной школы.
   Три года! Целых три года билась девочка над скучными гаммами, непослушными и неудобными для пальцев аккордами. Целую вечность она «мучала» инструмент без всякой радости для себя и окружающих. Ланочка была уверена, что сможет. И мама говорила, что она талантлива во всём. Но мамочки почти целыми днями не было рядом. И именно в Зарино отсутствие занималась её дочь разучиванием музыкальных постулатов и практиковалась, издеваясь над соседями, оказавшимися дома.
-Ланочка! – сказала дочери Зара по пути домой. – Не отчаивайся. Они там тебя уже ничему не научат. Ты уже достаточно хорошо овладела инструментом. Больше в музыкальную школу ходить не будешь. Если хочешь, если тебе действительно нравится играть на пианино, то занимайся самостоятельно.
-А тебе, мама, нравится, как я играю? – спросила растерявшуюся мать Лана.
-Поди-ка научись читать пальцами ноты. Разве это легко. Дай Бог каждому играть так, как ты. Ты у меня самая талантливая, просто они там в музыкальной школе ничего не понимают, - говорила Зара, не отвечая прямо на заданный дочкой вопрос.
-А я так привыкла ходить в музыкальную школу. Я дорогу до неё и обратно знаю не хуже, чем свои пять пальцев. Мне нравилось это, - разочарованно призналась Лана.
   Хотя Зара и не поняла, что девочке нравилось больше: занятия музыкой или дорога в школу и обратно – мать не стала фокусировать своё и дочкино внимание  на этом вопросе, а постаралась перевести  тему:
-Зато у тебя появится много свободного времени. Можно подумать о том, чем бы тебе ещё хотелось заняться. Шитьё – хорошее занятие для девочки. Это одно. Потом ты можешь часто играть во дворе с соседскими детьми.
   Одно лишь упоминание об этих детях заставило Лану округлить глаза и почти крикнуть на мать:
-Ты что? Дружить с ними? Ты же сама мне говорила, что они бездельники, что им нечем заняться! – почти орала девочка.
   Зара остановилась и шлёпнула её. Лана заплакала.
-Не смей таким тоном разговаривать с матерью! – строго сказала Зара.
-Ну ты же на самом деле так говорила-а-а, - ныла Лана.
-Да, говорила. Это так. Но что же делать? Мы им свои мозги не вложим и не очень хотелось. Но изолироваться от общества было бы неправильно с твоей стороны. Где хоть одна подружка? С кем ты можешь похихикать, пошушукаться, посекретничать? Так нельзя жить: изгоем. Ты сама себя противопоставляешь всем. Хитрее и умнее надо быть  в жизни. Не показывать людям своего истинного отношения к ним. Зачем бездельнику говорить, что он бездельник. Это не твоя проблема, а его. Не нужно. Думай себе, пожалуйста. Но если ты ему об этом скажешь, то настроишь этого человека против себя. Он, в свою очередь, настроит против тебя остальных. И какой результат? Ты одна.
-Ну и пусть.
-Дочка, может они и бездельники. А, может, просто лишены всяческих талантов. Поэтому целыми днями находятся во дворе. Не думай об их проблемах, а пользуйся ими, завоёвывай авторитет.
   Лана молчала и слушала. Она привыкла делать то, что говорила ей мать. Но патологическое нежелание общаться с этими соседскими ребятами, воспитанное в ней мамой же заставило Ланочку сильно ожесточиться. Обида буквально закипала в девочке. Она не знала что сделать, чтобы дать выход своим эмоциям.
   Мать привела Лану домой и ушла, как всегда, на работу. А девочка подсела к пианино и посмотрела на него с ненавистью. Затем она открыла крышку фортепиано и постаралась сыграть что-нибудь. Но пальцы отказывались слушаться. Тогда Лана села на корточки и зарыдала.
 
-Лана! Я уже дома! Привет! Ты где? – радостно выпалила Зара, войдя в квартиру. – Смотри, что я купила! Сейчас чай пить с тортом будем.
   Но никто ей не ответил. Она занесла на кухню и оставила там авоськи с покупками, затем прошла в комнату и обомлела.
   Музыкальный инструмент полностью покрывал старый блёклый тюль, поверх которого стоял самодельный крест, а подле него горела свеча.
   Зара стояла напротив с непроизвольно поднятыми ко рту и закрывающими его руками.
   «ЧТО ЭТО?» - молча шептала Зара.
   Женщина постепенно вышла из оцепенения и решила посмотреть, что же там под ним. Скинув этот своеобразный саван, которым, как поняла Зара, Лана укрыла «покойника», женщина увидела, что клавиши были залиты какой-то массой. Зара наклонилась и понюхала. Это был клей. Обычный строительный клей, успевший уже застыть.
-Она похоронила его, - шептала испуганная женщина. – О, Господи! Она похоронила его.
-Да. Но сначала наказала за непослушание, - услышала Зара за спиной голосок дочери. – И их тоже, - указала на перебинтованные пальцы рук Ланочка.
-Что? Что ты с собою сделала, доченька? – почти кричала мать.
-Мне не больно, - ответила Лана.


Глава 19.
«Розовые мечты»
 
-Мне не больно, - шептала сквозь сон Лана, разминая затёкшие кисти рук.
-Эй, подруга, просыпайся, - потрепала Лану по плечу Марина.
-Что-то снится ей, - констатировала Татьяна.
-Ой, девочки, вы уже пришли? А я тут заснула, - потягиваясь в кровати и зевая, охрипшим голосом оправдывалась Лана. Девушка совершенно не чувствовала своих пальцев. «Как тогда», - вспоминала забытые детские ощущения Алана. – «Не совсем - тогда пальцы ломила адская боль от ушибов». Лана постаралась размять кисти рук, но состояние неловкой онемелости не позволило ей сделать желаемые манипуляции. Через пару минут это ужасное ощущение отсутствия верхних конечностей сменилось острым покалыванием, будно неимоверное количество ос выпустили под кожу Ланы свои тонкие жальца. И только спустя ещё какое-то время они перестали мучать девушку, трансформировавшись в новое менее неприятное качество боли – кисти рук сладко ломило и девушка непроизвольно сказала вслух:
-Уже не так больно.
-Ты о чём, Алана? И во сне шептала что-то про боль, и сейчас вот опять. Ты с каких это пор сама с собой разговариваешь? – широко улыбаясь, спросила Марина.
-А что? Это разве говорит о каком-нибудь отклонении? – поинтересовалась Лана и попыталась припомнить, часто ли она практиковала подобные монологи.
-Вообще-то мысли вслух люди произносят довольно часто для того, чтобы якобы невзначай обратить на себя внимание присутствующих, то есть со специальным расчётом на всеобщее внимание. Если же мысли вслух вырываются часто сами по себе непроизвольно, то есть, когда человек даже не замечает этого – тогда, скажу тебе как специалист, это серьёзно. Это – к доктору.
-Да ладно вам, девочки. Вы только посмотрите! Чистота! Благоухание! Чай розовый! – восхищалась Таня и, потрогав чайник за блестящий бок, сказала с сожалением, - правда остыл давно.
-Пойди, подогрей. Сейчас чайку попьём с тортиком, - попросила Лана подругу.
   Та ушла, а Марина подсела на кровать Ланы и спросила:
-У тебя всё в порядке?
-А почему ты спрашиваешь?
-Потому что вижу, как основательно ты подготовилась к этой встрече: чистота, просто реанимация, бахуры с фимиамом, чай розовый, торт, наконец, сама принарядилась. Но судя по всему –  всё безрезультатно, - переживала за подругу девушка.
-Да брось ты. Отрицательный результат – это тоже результат. Тебя что, этому не учили, - захихикала Лана. - Прекращай распросы. Может, это я вас ожидала?
-Как хочешь. Если надумаешь поговорить, не стесняйся. Я всё же будущий психолог. И в дальнейшем хочу изучить психоанализ.
-Да уж! Марина Генриховна – психоаналитик! Звучит! Интересно-о-о! А скажи, Марин, неужели действительно интересно?
-Что именно?
-Что, что? С психами работать... – потягиваясь сладко, через зевоту промолвила Алана.
-Во-первых, все психи – люди. Во-вторых, они люди, которым нужна помощь. В третьих, кто-то эту помощь должен оказывать профессионально. В-четвёртых, мне это интересно! – отчеканила Марина.
-Ну ты, прям, мать Тереза, дипломированная уже почти. Однако я тебе сейчас как специалисту говорю: спасибо, подруга. У меня всё в порядке. Правда. Я знаю, что делать дальше.
-И что же?
-Закончить, наконец, институт и вступить в другую жизнь.
-А ты сейчас что, интересно, не в этой жизни?
-Зачем передёргиваешь, Марин? Ты же меня прекрасно поняла, - очень резко ответила Лана, нервно передёрнув плечами.
-Хорошо. Как скажешь, - девушка решила не распалять и без того взвинченную Лану.
  Таня принесла с собою, кроме кипящего чайника, волну новых распросов, но Марина тактично оборвала её на полуслове. Девушка поняла, что сейчас самое лучшее время для миротворческого контингента и удалилась, сказав:
-Через минуту буду. Ждите.
 
   И, действительно, через мгновение дверь комнаты раскрылась. На пороге стояла целая орава студентов: молодых парней и девушек. Один из них держал гитару. Не прошло и секунды, как все они сидели в маленькой уютной комнате, шумели, смеялись, ели торт, пили чай, пели песни. Всем было весело.
   Лана незаметно для окружающих выползла из своей кровати, взяла учебник по литературе 20-го века и села в сторонке, пытаясь сосредоточиться. Её удручала вся эта толпа, но не раздражала (иначе бы девушка покинула комнату).
-Лан! Ну чего ты уединяешься? – подошла к ней Марина, - неужели тебе даже неинтересно, кого я привела? Ведь кое с кем ты даже не знакома!
-Да, я заметила одного молодого человека.
-Да нет же. Двух, а не одного.
   Лана присталнее присмотрелась к присутствующим. На самом деле, в толпе знакомых студентов её института два молодых и очень привлекательных молодых человека были ей не просто незнакомы, но и очень сильно от всех отличались. Лана не могла понять, чем. Как будто были они из другой среды. Стильные причёски, модные джинсовые костюмы. Был в каждом из них определённый шарм, аристократический налёт.
-Кто это? – удивилась Лана.
-Шатен – Славик. Брюнет – Олежек.
-Понятно. И откуда они? – поинтересовалась Лана.
-Из Москвы. Мы с Танюхой познакомились с ними в тот вечер в театре на премьере. Художники.
-Ничего себе?! Вот это да! – зычно отреагировала Лана.
-Что понравились? – допытывалась Марина.
   Татьяна же ухаживала за пришедшими и подливала в чашки чай.
-Какой необычный вкус у этого напитка! – отпив глоток, сказал Славик. – Кто автор этого произведения?
-Это наша Лана, - скзала Марина.
-Спасибо. Очень рада, что Вы смогли оценить розовый вкус по достоинству, - поблагодарила Лана, но осталась сидеть в стороне.
-Я Вячеслав, очень приятно с Вами, Лана, познакомиться, - сказал художник и подсел рядом с девушкой.
-Мне тоже очень приятно, - скромно отреагировала Лана.
-А это мой друг и «соратник» - Олег, - представил второго незнакомца Славик. – Мы художники. Приехали в ваш город с вернисажем в составе московской делегации. Вы знаете, что на днях открывается выставка наших работ. Милости просим, приходите, девушки.
-Спасибо. Непременно зайдём и выскажем своё восхищение, - пафосно отреагировала Танечка.
-Ну зачем так гормко,- Славику не пришёлся по вкусу тон. - Может, вам совсем не понравится то, что вы увидите.
-Нам уже нравится то, что мы видим, мальчики, - ответила за подругу Марина.
-А Вы придёте? – спросил Славик у Ланы.
-Я не обещаю. Скоро выпускные экзамены, совсем нет времени, знаете ли, - инфантильно отвечала девушка.
-Я знаю лишь то, что при желании тысяча возможностей, а при нежелании – тысяча причин. И экзамены – это всего лишь причина. А Вы всё же поищите в тайниках своей души уголки свободы от заветных, но пока ещё не сбывшихся желаний. Может, найдётся один, необременённый сердечной тоской по другому? – сказал очень тихо Славик, так, чтобы слышала одна Лана.
   На самом-то деле, только она одна и слышала, так как остальные были заняты настрением всеобщего веселья.
 
«Интересно, почему он ко мне пристал? У меня что, на лбу написано, что я страдаю?» - думала Лана, но Славик своим поведением и вниманием к ней одной заинтриговал девушку.
-Уговорили. Поищу. И, если найду, то обязательно приду, - улыбнулась Лана и предложила выпить ещё чаю.
 
 
Глава 20.
«Новое чувство»
 
   Наконец, вступила в свои права весна. Небесная глубина украинского неба впечатлила бы любого художника яркой новизной весенней палитры, объёмный простор которой пестрил стаями перелётных птиц, возвращающихся в любимые края. Было тепло и радостно даже на душе у Ланы. Девушка чувствовала, что это из-за неё Славик заключил контракт с месной «кагортой художников» и оставался в Днепре ещё на неопределённое время. Более того ему поступило предложение из мэрии города на должность главного художника.
-Странно, - говорила сама себе Лана, ожидая у назначенного места встречи со Славой, - я никогда бы не подумала, что существует такая должность. Интересно, должно быть, быть художником, - девушка замолчала, когда заметила, что к ней приближается парочка гуляющих.  Они, бывло видно,  шли бесцельно по парковой аллее, наслаждаясь вместе с природой её весенними радостями.
   Девушка активно жестикулировала свободной рукой, подпрыгивая на своих маленьких ногах, но так как её вторая рука висела на подлокотье спутника, то идущий рядом с ней  он то и дело потягивался за девушкой, и со стороны это выглядело очень смешно. И Лана рассмеялась.
   По мере их приближения Лана стала угадывать знакомые черты в облике девушки. Судя по реакции идущей навстречу, а та, невзирая на неприличное указывание на Лану пальцем,  именно так демонстрировала спутнику это, она тоже признала Лану. Свободная рука девушки из указательного состояния взметнулась, как флаг, вверх, и ладошка её, покачиваясь из стороны в сторону, посылала Лане пантомиму приветствия.   Алана в ответ помахала рукой.
-Алана! Как я рада тебя видеть! – сказала Настёна и поцеловала девушку в щёку.
-Взаимно, - Алана ответила на приветствие тоже поцелуем.
-Как дела? Ой! Прости, милый. Познакомьтесь вначале. Это Анатолий – мой очень хороший знакомый. Это Алана – моя  и братца знакомая.
-Очень приятно познакомиться, Анатолий, - пожала Лана протянутую руку молодого и очень обаятельного человека. Она припомнила, что тогда, прошлой осенью, когда встретила Настю и Алексея у фонтанов, именно к этому молодому человеку ушла от них Настя.
-Мне тоже. Как поживаете? – предвосхитил Анатолий, вернее продублировал заданный ранее, вопрос Насти.
-Спасибо. Заканчиваю вуз. Остался какой-то месяц и всё: я дипломированный специалист-филолог.
-Здорово! Лана, почему не заходишь к нам? У нас столько новостей. Лёшка приезжает скоро. Я, слава Господу, развелась и замуж опять собираюсь. Вот, - Настя указала на Анатолия, - мой будущий муж, - сказала Настёна и влюблёнными глазами посмотрела на молодого человека, а затем прильнула раскрасневшейся щекой к его плечу. Парень был высоким и ладным.
-Очень рада за вас. Это всегда приятно видеть людей счастливыми, - сказала Лана, подумав про себя: «Почему везёт не всем?»
   Все былые сердечные переживания всколыхнули в душе девушки на время отпустившую её прежнюю тоску по Алексею.
-Ты просто гуляешь? Погода, действительно чудесная, дома не усидишь! Или ждёшь кого-то? – спросила Настя.
-И то и другое, - попыталась уйти от прямого ответа Алана. «Почему?» - спрашивала она себя. «Всё ещё на что-то надеюсь. Да нет, я просто уверена, что очень скоро...», - вдруг Алана продолжила вслух:
-Я тоже очень скоро выхожу замуж.
-Здорово! – громко крикнула Настя и обняла девушку. - А за кого?
-Скоро узнаешь, - таинственно улыбнулась Лана, - но не стану вас задерживать. Ещё увидимся.
-Хорошо. Заходи  к нам в гости. Мама будет рада, - приглашала, как всегда, искренняя Настёна, и их пара пошла вперёд своей дорогой. А когда Лана обернулась, чтобы посмотреть им вслед, Настя тоже оглянулась и помахала рукой Алане.
   Лана медленно приближалась к месту её со Славиком встречи. Однако ноги не хотели подчиняться мысленным приказам. Девушке хотелось бежать от этого места далеко-далеко. Но Славик, уже заприметив Алану, бежал ей навстречу. Лана остановилась, вглядываясь в его фигуру. Парень был хоть куда: красив, высок, молод, талантлив и, как ей казалось, влюблён в неё. «Чего ещё я хочу?» - Подумала она.  И вдруг девушка поняла в ту самую секунду, чего действительно она хочет. «Алексей! Скоро приезжает! Я должна его увидеть!»
-Привет, Ланочка! – прервал Славик думы девушки.
-А? Что? – переспросила она.
-Я говорю, привет, Ланочка! – повторил молодой человек и приподнёс девушке маленький букетик мимозы.
-Ой! Спасибо, - Лана не ожидала, тем более этого. И ещё она старалась припомнить, когда последний раз её так нежно и ласково называли. «Ланочка», - повторила девушка мысленно.
-Лана! Ты где, детка? – пытался отвлечь девушку от мыслей Слава.
-Ты знаешь, я действительно не там, где должна сейчас быть, - лопотала Лана, не глядя на Славика.
-Ты о чём?
-Ты опоздал.
-Да нет же. Я раньше пришёл.
-Нет, Слава, как ты не понимаешь ты опоздал, в принципе.
-Ты хочешь сказать, что ...я не успел... вовремя встретить тебя? – встревоженно спросил девушку молодой художник.
-Ты очень проницателен.
-Но, Ланочка, дай мне шанс. У нас всё может получиться. Я уверен в этом.
-Это очень хорошо, когда есть твёрдые убеждения, - глядя прямо в глаза молодому человеку, произнесла Лана. - Я тоже их имею. Знаешь, мы не будем счастливы вместе. Я не люблю тебя и никогда не полюблю. Я себя знаю. Ну, пока, - уже вполоборота к Славику проговорила девушка последние слова и, повернулдась к нему, ничего не понимающему, спиною. И так ей стало сразу легко и хорошо, так ей это облегчило душу, что девушка, не чувствуя почвы под ногами, словно полетела прочь от этого места. Она неслась без оглядки и была счастлива оттого, что может быть не обременена больше ненужным ей человеком. Душа её пела, обновлённая, как и вся природа, таким старым новым чувством.
 
 
Глава 21.
«Последнее средство»
 
   Скорый приезд Алексея, никак не сказавшийся на взаимоотношениях молодых людей, несколько разочаровал Лану. Сухие ответы на её телефонные звонки, постоянные отговорки и ссылки на занятость со стороны Алексея давли понять, что что-то случилось. Она чувствовала, что что-то произошло.  Но надежда на их совместное будущее ещё сильнее укоренилась в сознании девушки. Лана знала – осталось последнее средство, и она обязательно им воспользуется. Кувшин! Бабкин кувшин ей поможет. Если нет – ничего и не будет. Не будет света, жизни, счастья. Ничего! Так решила девушка и торопила медленно текущее время.
   И вот – сдана последняя сессия, получен диплом. Но ничто не радовало Алану так, как возвращение домой. Ничто. И никогда. Она и сама не помнила, чтобы так рвалась в Ригу её душа.
 
 
Лето 1984 года.
-Здравствуй, дочка!- кричала встречавшая Зара и махала рукой с букетом каких-то цветов, приветствуя дочь на перроне.
-Привет! – бросила ей Лана и, даже не обняв мать, поволокла её за рукав к стоянке такси, как ещё один чемодан.
-Ланочка, детка! Что ты? – недоумевала Зара, высвобождая руку из цепких пальцев дочери. – Что с тобой?
-Мама, мне нужно срочно домой. Пока не поздно, – прошептала на ухо матери Алана и жестом указала таксисту погрузить чемодан.
-Что-то не так? Тебе плохо? – уже в такси пыталась понять, что же всё-таки происходит, сбитая с толку неадекватным поведением дочери Зара.
-Мамуля, у меня всё будет в порядке. Скоро. Дай только до дому добраться.
-Я не понимаю тебя, милая. Как чужая, прямо. Я так тебя ждала, доченька, - прослезилась мать.
-Мама, я тоже рада тебя видеть. Ты лучше скажи, кувшин на месте?
-Какой кувшин? – не поняла было сначала Зара. А потом, смекнув в чём дело, внимательно взглянула на дочь. Лана выглядела несколько потерянной. Глаза бегали, губы словно что-то нашёптывали. Зара испугалась. Такое ей уже приходилось замечать за дочерью. «Не дай-то Бог!» - взмолилась мысленно она и, поцеловав рядом сидящую Лану, сказала, что кувшин дома и ждёт свою хозяйку.
 
 
 
Часть вторая.
Глава 1.
«Фатима»
 
   1875 год.
   Фатима пользовалась своим даром чуть ли не с самого детства. Её бабка Наджия смогла передать ей, ещё девочке, все секреты чёрной магии вместе со всем колдовским скарбом и древней книгой заклинаний. Именно этот старинный сборник разнообразных «рецептов» счастий и несчастий стал основным интересом, более того, смыслом жизни Фатимы. Будучи ещё девочкой, она овладела очень сложной древней грамотой спецально ради того, чтобы пользоваться своим «богатством». И с тех пор черная сила Фатимы развивалась и крепла в её властных руках.
   Но, умирая, Наджия сказала:
-Помни, Фатима, колдовство не допускает никакой самодеятельности. Все действия, манипуляции, рецептура должны выполняться в строгом соответствии с описанием, - она указала на старинный сборник. - Только как здесь и как я тебя учила. Твоя сила - в твоих руках. Но! Помни ещё, что на любую силу всегда найдётся другая, более мощная и могучая. Поэтому никогда не заходи за рамки дозволенного.
-А как я определю эти рамки, баба Наджия?
-Всё, чему я тебя учила – это в рамках. Но вот это! Посмотри, - она опять указала на старинную колдовскую книгу трясущимся морщинистым указательным пальцем и попросила внучку перелистывать пожелтевшие от старости и пользования тяжёлые листы, испещрённые витиеватыми символами и тантрическими рисунками. На одной из страниц бабка приказала Фатиме остановиться и ткнула костлявым пальцем в символ, изображающий арабскй кувшин, находящийся во главе страницы, и прошипела:
-Вот! Этот знак должен значить для тебя, что данные заклинания и обряды тебе с твоими возможностями не под силу. Сюда тебе путь строго воспрещён, - и Наджия подняла всё тот же палец вверх. – Помни это!
-А кому же позволено пользоваться этими рецептами? – интересовалась Фатима.
- Только обладателю этого кувшина желаний, - сипло ответила старуха.
-А где этот кувшин достать можно, бабушка?
-И не старайся. Не в наших чёрных это возможностях. Он принадлежит другому царству сил.
-Баба Наджия, раскажи, - просила девушка умирающую старуху.
-Не задавай лишних вопросов, - прохрипела та и, откашлявшись, продолжила. - Тебе достаточно сил, знаний, способностей на всё, кроме Этого. Не порть жизнь себе и потомкам. Помни, что все попытки завладеть кувшином принесут только несчастья и беды. В нём заключена огромная космическая сила, которая подвластна только Судиям.
-Каким, бабушка?
-Я не знаю, девка. Скажу лишь, что это не люди. Они не колдуны и не ведуньи. Они над нами над всеми. Они миром людей управляют и распределяют их судьбы. Если в  наших владениях ведьмины сферы, то Их Сфера – это наш мир, людской. Они – это контроль над миром простых людей и нас: ведьм и колдунов. Мы и наши умения – ничто по сравнению с ними и с их космической властью. Они создали этот мир и они им упраляют. А кувшин – это душа этого мира. Он вершит любое желание. Но посягнувшего на эту высшую власть будет карать Космос. Не только его, весь его род.
-Он единственный в своём роде, этот кувшин? – спрашивала зачарованная такой могучей властью девушка.
-Я не знаю. Знаю, что и Бог, и его противник во власти у этого сосуда. Знаю, что хранит такой Латифа. Я её видела однажды, много лет назад, когда ещё девчонкой была сама и то во сне, или уже память мне изменяет – одним словом, очень давно. Она тогда меня предупреждала, чтобы жила я в мире с собой. А какой у меня с собой мир мог быть тогда? Колдовство, магия – это всё, что было мне интересно и нужно. Латифа говорит на всех языках мира и разговаривает с каждым, кому доводится с нею общаться, на его родном наречии. Эта женщина с годами не меняется вообще. Она молода и красива. И остаётся такой вот уже многие десяки лет. Она не стареет вообще. Ей покорился секрет молодости.  Она живёт в пустыне, одна.
-Как её найти? – не унималась Фатима.
-Не найти её. Да и зачем искать, если она сама находит любого, кто ей нужен.
-Бабушка, я ничего не понимаю. Такое разве может быть, чтобы ты не знала. Ты ведь всё можешь. Если не ты, то эта книга. И любого разыскать – не проблема.
-Да, но я никогда не пыталась её искать. Надобности не имела. Я прожила всю свою долгую жизнь, занимаясь своим делом. Мне достаточно было тех знаний, которыми я овладела и пользовалась умело, не выходя за рамки дозволенного космосом. Поняла, Фатима? – хрипела старуха и опять закашлялась.
-Да, баба Наджия, - согласилась с умирающей внучка, но в душе её поселилость неистребимое желание обладать таким кувшином. «Весь свет - и белый, и чёрный - может тогда быть ей подвластен. Любое даже самое невыполнимое желание становится не сном, а реальностью. Вот – ради чего стоит жить!» - подумала тогда Фатима.
 
   Долгие годы посвятила изучению старинной рукописной книги женщина. Многое уже могла и пользовалась своими умениями. Чёрная её сила давала богатство и удаляла неугодных с её пути. Фатима даже научилась управлять своим телом, превращаясь в птицу или ветер. Но цель, во имя которой так старалась и порой истязала себя женщина, всё ещё была ей недоступна. Как она может перехитрить Латифу, кем перед ней предстать, чтобы та не заметила метаморфоз? Это оставалось вопросом, над которым, не покладая рук, лишая себя обычной человеческой жизни и отказываясь от многих земных наслаждений, продолжала карпеть одержимая женщина. Однако единственное, что удалось ей из всей этой затеи, - это разузнать место обитания Латифы и ещё раз  убедиться в могуществе и силе, сокрытых в недрах желанного кувшина.
 
   Проходили годы. Фатима даже не обзавелась семьёй. Она оглянулась на прожитый путь и испугалась, кому же она передаст все свои знания и магическое мастерство. Сестра её младшая, Худа, никуда не годится. Мала ещё очень. Хотя в её возрасте Фатима не отходила от бабки Наджии, пытаясь научиться её мастерству.  Худа же не интересуется совсем магией. Кому? Разве её ещё не родившейся дочери? Но когда это будет?
   Фатима всё мечтала: «вот когда заполучу этот кувшин, то все мои желания  будут под силу». Тут она задумалась: «А что, в принципе ей нужно-то? Всё это, кроме упущенной возможности иметь детей, у неё было и есть. Что, собственно, ещё-то нужно?»
   Пятидесятилетняя Фатима впала в глубокую депрессию. Она не спала, не ела. Утешение и разрешение своих надежд и чаяний видела лишь в приобретении кувшина.
 
   Но однажды... к Фатиме за помощью пришла женщина по имени Аиша.  Как она, уроженка Индии, очутилась в Бандарабасе, женщина не стала и рассказывать, но просьба её напрягла слух колдуньи: «не уж-то ОНА сможет быть ей, Фатиме, полезной в достижении своей цели; добиться того, о чём колдунья мечтала все эти годы?» 
  Аиша разыскивала своего брата вот уже долгих пятнадцать лет. Его украли индийские цыгане, когда мальчику было три года. Каких только не предпринималось попыток в розыске этого мальчика, но все они были безрезультатными. Индийские провидцы убеждали семью, что поиски движутся в правильном направлении, и гонцы-сыщики всё время идут по стопам похитителей. Но мать Ашика (так звали мальчика) каждую ночь видела его во снах. Там её сына баюкает другая женщина, целует его в лоб, когда тот засыпает, и всё время называет его каким-то странными чужим именем. Эта женщина называет Ашика своим сыном и увозит далеко-далеко за пределы Индии.
-Каким именем называет его та, другая женщина? – спросила Фатима.
-Гриша, - сказала Аиша и заплакала, а когда успокоилась, глотнув какого-то снадобья, предложенного Фатимой, продолжила. – Я ищу его сама, потому что не могу простить себя. В тот день, когда Ашик пропал, я была с ним. Мы вышли прогуляться и добрели до базара. Там я засмотрелась на украшения и, чтобы получше их рассмотреть, опустила брата с рук на землю. Но когда опомнилась, было поздно – он исчез. С тех пор нет мне покоя. Вот видишь, Фатима до тебя добралась. Кто бы мог подумать, что искать Ашика буду в Персии. Ты, главное, скажи не напрасны ли мои усилия? Жив ли ещё мой брат?
-Я тебе скоро, очень скоро, открою тайну исчезновения твоего брата и отвечу на все твои вопросы.
-Понимаешь, наша семья не из бедных. Мы богаты, и фамилия моего отца очень известна в Кэрэле. Ашик был единственным мальчиком в нашей семье. Отец и мать в печали уже долгие годы. Помоги нам вернуть его. Я знаю, слышала о твоей магической власти. Мы тебе щедро заплатим.
-Я разве похожа на бедную? – спосила без обиды на просительницу Фатима. - Не надо мне денег. Я помогу тебе, а взамен возьму одну почтовую голубку из тех, что ты привезла с собой.
-Всё, что угодно, но эти голуби – связь с семьёй. Я посылаю с ними вести на родину, и они возвращаются ко мне с новостями. Их осталось только три!
-Это будет платой за мою помощь. У тебя останется две птицы. Поверь, больше тебе и не понадобится.
-Но как долго это всё продлится? Я переживаю за своих уже немолодых родителей.
-Я тебе скажу, что делать. А сейчас напиши всю историю на этом листе бумаги, - Фатима протянула ей лист жесткой серой бумаги, перо неизвестной птицы и пододвинула поближе к  Аише чернильницу. - Потом выпей это, - колдунья поставила прямо перед женщиной чашу с дымящимся отваром из каких-то трав, - и ложись спать прямо здесь.
   Аиша сделала всё, как велела ей колдунья, и через час уже крепко спала. Пробуждение пришло под утро вместе с восходом солнца. Аиша открыла глаза и увидела перед собой женский силуэт в пелене просыпающегося ярила и долго не могла прийти в себя от ступора, сковавшего её тело. Аиша испугалась: было что-то нереальное и ужасное в этом явлении.
-Не бойся, это я, Фатима. Есть у меня новости для тебя. Не знаю, понравятся они тебе или нет. Но всё, что скажу – правда.
Аиша поднялась на локтях и напрягла слух.
-Брат твой на самом деле не был похищен цыганами, Аиша. Возможно, ты сама это знаешь. А ваши индусы-провидцы помогли тебе самой поверить в этот блеф. Правда в том, что ты его потеряла. Отпустила с рук и отвлеклась, а мальчик-непоседа убежал и потерялся. Ашика действительно подобрали цыгане, но не похитили. Эти люди даже пытались найти его семью, но безрезультатно. А сам малыш ничего сказать толком не мог. Вот и пришлось цыганке, нашедшей его, забрать малыша с собой – не бросить же на улице, - Фатима остановилась.
-Да, пожалуй, было именно так. Я не отрицаю своей вины. Ты права, Фатима. Что ты можешь сказать ещё. Главное, жив он? – сбивчиво, заикаясь от охватившего её возбуждения, спрашивала женщина.
-Да жив и здоров. Ему повезло.
-А можно ли как-то узнать, где он  сейчас?
-Да. Он с остальными членами их большой семьи живёт далеко от вашего дома, да и отсюда. Сама знаешь, цыгане – народ кочевой. Занесла брата твоего жизнь аж на север материка.
-Куда именно? Я его найду.
Фатима промолчала. Однако Аиша поняла, что могло означать это тяжёлое молчание. Она робко спросила:
-Так что, ничего нельзя сделать?
-Я не в силах сделать что-либо. Переноситься в прошлое я не умею. Я могу лишь его читать. Но вот...
Аиша заплакала. Она и смеялась, и рыдала, и хватала за руки Фатиму, не зная что и сказать, благодарила и изнемогала в своём собственном бессилии.
-Не плачь, - произнесла Фатима и, ожидая, какое действие повлекут за собою следующие новости, подала Аише пиалу со снадобьем. – Выпей. Я ещё не закончила.
Аиша глотнула горьковатую настойку из каких-то неведомых ей трав и с надеждой посмотрела сквозь слёзы радости и грусти одновременно на колдунью. Та же продолжила:
-Я знаю одну могущественную женщину, которая может даже изменить ход истроии и которая могла бы тебе помочь действительно.
-Фатима! Ты мне сейчас дороже сестры. Ты подарила мне свет в этой несчастной жизни. Подскажи, куда мне бежать, чтобы встретиться с той женщиной, - упала перед колдуньей на колени Аиша.
-Это будет путь не из лёгких. Живёт Латифа в пустыне, как бедуин. Я нашла уже тебе место в караване, переговорив с погонщиком. На закате этого дня, когда солнце уймёт свою силу, они отправляются в нужном тебе направлении. Луна сегодня яркая будет.
-Спасибо, Фатима, - целовала сухие и обветренные руки колдуньи Аиша.
-Полно тебе. Вот здесь карта пути, по которому идёт караван. Но их путь лежит не напрямую к шатру Латифы. Погонщик высадит тебя, где нужно, и укажет правильное направление пути. Не забудь своих голубей. Провожать тебя не буду – сама пойдёшь к базару Бандарабаса, как солнце садиться станет. И забери описание своей истории, оно тебе ещё пригодится, - сказала Фатима и протянула женщине, свёрнутый лист жёсткой бумаги.
Аиша не верила своему счастью.


Глава 2.
«Хозяйка пустыни»
 
   1917 год.
   Караван медленно продолжал свой путь под жгучим солнцем пустыни, останавливаясь на ночлег лишь для того, чтобы дать отдых верблюдам.
-Не знаю, как скоро ты достигнешь цели, - на третий день пути сказал погонщик Аише, рассматривая карту пустыни. – Тот оазиз, о котором ты говоришь – должно быть, мираж. Если судить по твоей карте, он уже где-то здесь. Но ты же видишь сама – кругом пустыня.
-Я думаю, мы уже близи к цели, - сказала Аиша и огляделась. Действительно, на милю вокруг них не было и верблюжьего кустарника.
   Солнце уже клонилось ко сну и караван остановился. Быстро, как грибы после дождя, которого пустыня никогда не знала, выросли дорожные палатки, и всадники, развьючили верблюдов, которые тут же улеглись прямо на неуспевший ещё остыть после дневного солнца песок.
   Женщина, поблагодарив спутников и попрощавшись с ними, подхватив клеку с тремя голубками, спустилась с небольшого бархана и побрела в указанном главным погонщиком направлении. Идти было нелегко. Она утопала в вязкой сыпучести красноватого песка, который затруднял её движения. Аиша остановилась и огляделась ещё раз.
-Пустыня! – произнесла она вслух и побрела дальше.
   Огненное днём светило смилостивилось над женщиной и, превращаясь очень быстро в красный опускающийся к западу диск, остудило воздух, но вместе с тем забрало почти мгновенно и свет. Несмотря на темноту, женщина продолжала свой путь.
-Но что это? Что-то там вдали мерцает. Или это линия горизонта, сомкнувшаяся со звёздным небом, или это светит не звезда? Неужели я добрела? – разговаривала сама с собой Аиша. Она окончательно выбилась из сил, но стойко продолжала свой путь, ориентируясь на тусклое мерцание.
   И через час она набрела на шатёр, освещённый лампадой у входа.
   Аиша остановилась и стала ждать.
   Сколько прошло времени для неё не имело значения. Женщина просто стояла и смотрела, сама не зная почему, словно пыталась сглазить покрывало, качелящее под напором уже сильного ветра.
   А ночь наливалась чёрными красками, сгущалась и тяжелела. Аиша даже ощутила её вес на своих плечах и странное дыхание своим затылком. Женщине становилось не по себе, но она, как вкопанная, не могла пошевелить членами. Аиша даже подумала, что всё это ей снится. Она подняла голову и не поверила своим глазам. Звёзды - она никак не могла предположить, что их может быть такое количество - выстроили над ней беспорядочные, но в то же время чёткие рисунки. Женщина поморгала и потом закрыла глаза. В следующее мгновение Аиша услышала неожиданное приветствие, выведшее её из состояния транса.
-Намаскар, - произнёс приветствие на хинди тяжёлый сиплый голос.
Аиша направила взор своих тёмных глаз на говорящий силуэт.
-Намаскар, - поприветствовала она. – Я Аиша.
-Аап каиси хай? – поинтересовалась, как дела у путницы Латифа. - Какими судьбами тебя занесло так далеко от дома?
-Я Вас искала. А дела мои в Ваших руках, - ответила Аиша.
-Тиик хай. Хорошо, что откровенно. Раз нашла, тогда проходи в шатёр, - сказала Латифа и пропустила путницу в своё жилище.
-Шукрия, - поблагодарила за приглашение Аиша и вошла первой.
   Шатёр Латифы был обустроен с необычайным восточным вкусом. Яркие тона интерьера изобиловали синеватыми оттенками, что создавало так необходимое в пустыне ощущение прохлады. Серебристый шёлк струился по стенам. Полупрозрачные перламутрово-голубые шторы, ниспускающиеся из-под купола шатра, имитировали лёгкие висячие перекрытия, разделяющие помещение на множество уютных будуаров. Мягкие подушки, расписанные золотой и серебрянной нитью, были разложены аккуратной хозяйкой по всему периметру «гостиной» шатра и зазывали гостя осесть в своё воздушное лоно, расслабиться и отдохнуть.
   Приглушённый свет лампад излучал мягкую тепловую ауру, и Аише, успевшей уже остыть, захотелось поднести к ним руки, чтобы согреть их и почувствовать реальность происходящего с ней. Всё, что за последние дни приключилось с женщиной: караван, пустыня, Латифа, великолепие обстановки шатра – всё это выглядело картинно, как сон. Айше казалось, что она пребывает в состоянии некой невесомости. Из прострации её вывел голос гостеприимной хозяйки:
-Не стой, путница, приляг на подушки, отдохни. Я сейчас принесу тебе напитки и еду.
-Спасибо, Латифа, - пролепетала Аиша и опустила клетку с голубками на резной столик на входе в гостиную. Подлив питцам воды из походной фляги и насыпав горсть пшена, гостья хозяйки пустыни последовала её совету и расположилась на подушках.
-С чем пожаловала ко мне, Аиша? – спросила Латифа, поставив перед женщиной поднос со съестным и напитками.
    Аиша протянула ей свёрнутый серый лист с описанием истории Ашика:
-Вот здесь всё, - почти шёпотом и как-то невнятно сказала она.
   Латифа развернула свиток и прочла. Потом взглянув на Аишу, спросила:
-И чего же ты хочешь? Вернуть брата?
-Да. Я виновата и перед ним, и перед родителями. Если можно, я хотела бы всё исправить, - взволнованно говорила Аиша.
-На всё воля Вселенной, женщина. И то, что произошло с тобой и братом, тоже ЕЁ воля. Но зачем же ты хочешь исправить то, что от тебя не зависит? Смирись.
-Я не противлюсь судьбе. Я приемлю всё, что преподносит мне каждый день. Но я чувствую вину и не могу жить спокойно.
-А ты успокойся. Твой брат счастлив в той среде и не представляет, что можно жить иначе.
-Да, но я боюсь, что с ним может приключиться беда... И всё из-за меня, - не унималась Аиша.
-Да, женщина, ты права. Может приключиться и беда. Но не с ним, а со страной, где он живёт. Скоро, очень скоро случится там война. Да и сейчас идёт роковой год. Революционный. Однако я тебе могу сказать, что с ним не приключится беды и в революцию и на той грядущей войне, хотя ходить он под пулями врага будет. Но твои ежесекундные молитвы и думы о нём оберегают Ашика сейчас и оберегут в будущем. Поверь мне. Сейчас я предсказала тебе будущее, которое ожидает Ашика, если... - прохрипела Латифа и закашлялась, намеренно не закончив мысли.
-Неужели ничего нельзя исправить? – спрашивала Аиша и руки её, держащие пиалу с чаем, затряслись.
-Я могу повлиять на ход истории, Аиша. Но я не уверена... – Латифа снова не закончила начатую мысль.
-В чём? Или в ком ты не уверена? – нервничала гостья хозяйки пустыни.
-Я должна подумать, как помочь тебе и чем, чтобы не нарушить главного закона. Я должна заглянуть в будущее, чтобы понять, что оно потеряет без Ашика, а что может приобрести с его присутствием... – Латифа говорила загадками. Аиша понимала одно, что судьба её, да и не только её собственная, находится в руках Вселенной, а помочь или отвергнуть в просьбах простой смертной может только Латифа. Аиша однако доверяла ей  полностью. Хотя и выбора-то у неё не было.
-Спасибо тебе. Ты мудрая женщина.
-Мне надо подумать, как быть с твоей просьбой и посоветоваться со Вселенной. А что будет с тобою дальше, сама увидишь, - произнесла совсем  необнадёживающе Латифа.
-Спасибо и на этом, - поклонилась ей Аиша.
-Ты подойди к тому столу, - указала Латифа на пустое место.
   Аиша не поняла, куда идти, и перевела вопросительный взгляд, оторвав его от указанного места, на Латифу. Та же кивнула головой в прежнем направлении. Аиша опять повернула голову и не поверила своим глазам: там, где секунду назад была пустота, стоял миниатюрный персидский столик, заставленный разнообразными сосудами. Большую часть из них составляли кувшины. Женщина не знала, как спрятать чувства, нахлынувшие на неё. Удивление, восхищение, испуг, возбуждение читались во взоре Аиши. Она сидела с полуоткрытым ртом и смотрела, не веря своим глазам.
-Не пугайся. Этот столик стоял там и раньше. Просто ты его не заметила, - но не успела хозяйка закончить фразу, как Аиша, забыв о приличиях, перебила её:
-Могу поклясться, что его там не было минуту назад, - темпераментно заявила она.
-Успокойся, Аиша. Дай мне закончить начатую фразу, - Латифа сказала это мягко и улыбнулась. – Вокруг каждого из вас – людей этого мира – находятся вещи, которые вашему невнимательному взгляду не дано видеть сразу. Очень часто бывает так, что вы сначала делаете, а потом думаете. Ты не исключение. Жизнь твоя – доказательство. Так вот – надо быть внимательнее к мелочам и вдумчивее к окружающей обстановке. Надо учиться читать жизнь между её строк. Надо уметь замечать знаки, посылаемые тебе свыше.
   Айша посмотрела на столик опять и остановила на нём свой взгляд.
-Посмотри! Что ты видишь там? – спросила её Латифа.
-Кубки, кувшины, чаши, лампы, - перечисляла Аиша.
-Правильно. Подойди к столу поближе и выбери единственно верный сосуд. Там лишь один может помочь тебе. Если сделаешь верный выбор, то исполню твою просьбу и помогу Ашику узнать его историю. Если нет, значит нет на то воли Вселенной! – однозначно сказала Латифа.
   На дрожащих ногах Айша подошла к столику и замерла. Женщина была в замешательстве. Разнообразие золочёных и медных кувшинов, разноцветных, блестящих и тусклых ламп и кубков предстало перед ней. Растерянная, она не знала, какой сосуд выбрать. Айша закрыла глаза, пытаясь представить тот, единственный, нужный ей. Потом она протянула руку и наугад взяла первый, попавшийся под руку.
-Ты сделала свой выбор, - строго сказала Латифа.
   Аиша открыла глаза и не увидела перед собою ничего, кроме того, что держали её руки. Стол опять исчез вместе с содержимым. Женщина с удивлением смотрела на старинный кувшин, доставшийся ей понаитию. Находясь в состоянии неуверенности в том, что она сделала правильный выбор, Аиша продолжала держать сосуд и не шевелилась, словно ожидала, одобрения или порицания Латифы. Однако та продолжала хранить молчание.
   Неожиданно голубиный гортанный рокот разбавил тишину, повисшую в шатре, и  Аиша, вдруг вспомнив о них, подумала, что пора бы отпарвить весточку на родину. Женщина сразу встрепенулась, как будто очнувшись от нереального состояния сна и протянула кувшин Латифе.
-Хорошо, - проговорила неопределённым тоном Хозяйка пустыни и, не отрываяя взгляда от протянутого ей предмета, продолжила: - Ты выбрала единственно верный сосуд. В этом древнем, как сам мир, кувшине заключена частица Вселенской Души, Мировой души. Кувшин одобрил твою персону и готов обработать инфомацию, с которой ты пожаловала к нам. Но, женщина, прости, я совсем забыла тебя предупредить: по истечении срока, требуемого для выполнения твоего желания – а оное не займёт много времени, поверь, - ты должна будешь расплатиться по счетам, которые будут тебе предъявлены самой Вселенной.
-Всё, что угодно, - взволнованно прошептала Аиша.
-Не спеши с ответом. Выслушай. Это важно. Запомни, любое желание исходящее от человека даже в обычных земных условиях, будет стоить чего-то по его исполнении.  Процесс зарождения желания уже влечёт за собой последствия. Даже не успевшее ещё озвучиться, а находящееся лишь в тайниках грешной человеческой сути, ОНО зачисляет людей в пожизненные должники и, в зависимости от целей и амбиций, в последствии определяет их в своё вечное рабство. И обязательно последует расплата, - говорила Латифа, нагнетая усиливающейся хрипотой своего сиплого голоса напряжённость, и без того витающую повсюду.
-Ты меня пугаешь! – громко прошептала Аиша.
-Нет! Я предупреждаю, - настаивала на своём Латифа. - Не лучше ли смириться с действительностью и просто жить своей жизнью, не ропча на судьбу, на выпавшую тебе долю. Жить и радоваться -  ты уже знаешь, что брат твой жив и счастлив быть тем, кем он себя знает.
-Я, право, не знаю: имею ли я право решать за своих родителей. Они верят мне, - ответила уже сомневающаяся в правильности задуманного Аиша.
-Ладно. Я дам тебе время на размышление до наступления утра. А пока держи это, - Латифа протянула перепуганной женщине свиток плотной бумаги, похожей на пергамент, и писало. – Здесь нацарапаешь своё прошение и, свернув обратно, опустишь внутрь этого кувшина, - Латифа поставила Сосуд  со Вселенским Духом рядом с Аишей и жестом предложила ей занять своё прежнее место. Когда Аиша устроилась на подушках, Хозяйка продолжила: -  Не забудь оставить крышку открытой, чтобы Дух его мог взаимодействовать с Душой Вселенной. Все эти указания на тот случай, если ты решишь, что готова нести ответственность за своё прошение. Если же нет – всё останется, как есть – тогда я провожу тебя домой без потерь для тебя, - сказалв это Латифа удалилась. Куда она подевалась, было не понятно. Хозяйка словно испарилась из шатра. Ничто не выдаввало её нахождения здесь.
 
Глава 3.
«Почтовая голубка»
 
   Первым делом Аиша решила написать родителям о результатах своей экспедиции. Она не стала вдаваться в подробности, а лишь сообщила о том, что вышла на прямой след Ашика и что скоро сама уже будет дома. Свернув письмо и закупорив его в специальную почтовую капсулу, Аиша подошла к клетке с почтовыми голубями.
-Ну, кто готов размяться? – с улыбкой обратилась к птицам женщина. Голуби же отдыхали, насупившись и зарывшись в собственную пернатую массу. Вдруг одна голубка поднялась на лапки и отряхнулась, прогоняя прочь сонливость, тем самым дав Аише понять, что именно она готова выполнить её поручение.
-Хорошо, милая. Выходи, - проговорила Аиша и выпустила из клетки тёмно-сизую голубку. Женщина собиралась привязать своё послание к птичьей лапке и выпустить «почтальона»  в яркое звёздное и нежаркое ночное небо.
   Но голубка, вырвавшись из рук её, взмахнула крыльями и отлетела от Аиши в сторону, опустившись на одну из напольных подушек, недалеко от кувшина. Женщина подбежала к птице, пытаясь её схватить, но та не давалась и, вспархивая, то и дело ускользала от Аиши. Так продолжалось достаточно долгое время. Айша успела даже выйти из себя, решив, что глупая птица резвится на воле, вместо того, чтобы служить своему прямому делу.
-Если так, то вряд ли она понимает, чего от неё я хочу, - размышляла вслух, вспотевшая от тщеты попыток поймать голубя, Аиша. – И глупо было бы надеяться, что эта птица способна пересечь океан.
-Правильно говоришь, - почудился Аише знакомый голос.
«Я, верно, устала», - подумала Аиша, - «Перенапряглась. Тяжёлая выдалась неделя», - и женщина, словно не придав значения услышанному, как бы невзначай обвела шатёр взглядом, на время забыв о вздорной птице.
-Действительно так, - последовал ответ из ниоткуда.
Аиша замерла, вслушиваясь в тишину, но, минуту спустя, отодвинула прозрачную штору и, стараясь двигаться бесшумно, прошла вглубь шатра, обследуя помещение. Она чутко прислушивалась к каждому новому шороху. Нервы её были на пределе. Даже шуршание лёгкой ткани штор заставило женщину вздрогнуть. Аиша попыталась взять себя в руки: она зажмурилась и покрутила головой из стороны в сторону, отгоняя усталость и наваждение. Переборов страхи и предубеждения, немного придя в себя, женщина вернулась в будуар, где оставила почтового голубя и кувшин.
   Птица возлегала на подушках, всматриваясь в передвижения Аиши. Но как только женщина шагнула из-за прозрачной перегородки в сторону кувшина, раздалось шипение, далеко не птичье, скорее змеиное. Аиша остановилась, боясь пошевелиться, и позволила двигаться только глазам. Оглядев будуар в объёме поля зрения, предоставившем обозрение только вперёд и слева-направо, женщина не увидела ничего подозрительного и, отключив слух, опять шагнула в сторону голубя. Шипение повторилось, но Аиша продолжила свои намерения в достижении цели, направляясь к голубю и кувшину. Однако успела она сделать только два шага, как всё пространство перед ней заискрилось и всколыхнулось воздушной волной, затем наполнилось непонятными шуршаще-шипящими звуками, и взмахи огромных крыльев овеяли женщину, словно опахалом,  приводя её, растерянную, в чувства.
   Минуту спустя вместо почтовой голубки, расположившейся ранее на подушках, перед ней предстала сгорбившаяся Фатима, сжимавшая в своих руках кувшин Латифы. Её чёрный плащ взметнулся в воздух по мановению одной руки колдуньи и вознёс Фатиму птицей вихрем над Айшей.
   Фатима захохотала и вылетела огромным чёрным вороном в ночное небо, унося с собой частицу Вселенской Души.
   Бедная Аиша осталась стоять посреди роскошного, в миг опустевшего шатра. Казалось, его покинула не только Латифа, но и оживлявшая жилище Душа Вселенной.
   «Как же я сразу не поняла?! Возможно, Латифа не просто его хранительница, но и его Душа!»
   Аиша горько заплакала, правильно оценив ситуацию – колдунья Фатима обманула женщину, воспользовалась её проблемой в достижении своей воровской цели.
   
   Случившееся тяжёлым грузом легло на уставшее от страданий сердце Аиши. Женщина пыталась успокоиться и сосредоточиться, чтобы рассуждать здраво. Однако на вопросы, мучавшие её, ответы знала только Латифа. 
«Но куда же исчезла хозяйка Кувшина? Как скоро она вернётся?» - Спрашивала себя Аиша. Но тут, прокрутив ещё раз разговор с Латифой, оценивая произошедшее часом раньше,  Аиша вспомнила, что та дала ей время на раздумья до наступления утра.
«Но как я смогу объяснить Латифе пропажу Кувшина?» - Женщина чувствовала себя виноватой.
   Как она привыкла к этому ощущению всепоглащающей вечной вины! Аиша и не представляла, что можно жить как-то иначе, без ежеминутного самобичевания. Зато прекрасно представляла, что в сложившихся обстоятельствах уже ничто не поможет ей вернуть пропавшего пятнадцать лет назад Ашика – Кувшин украден, а вместе с ним и последняя надежда что-то изменить или исправить.
«Что ждёт меня? Какая кара падёт за всё?» Растерянная и испуганная Аиша начинала уже думать, что Латифа была тысячу раз права в своих утверждениях относительно человеческих запросов и их реализации. Неизвестность предстоящих последствий пугала женщину, и она поклялась себе, что если выберется невредимой из этой переделки, то никогда, ничего уже не станет просить у судьбы.
«На всё воля Вселенной!»  Так решила Аиша, и напряжение, сжимавшее её сердце и душу до последней минуты, понемногу ослабило свои тиски, и женщина заснула.               
 
   Аиша не почувствовала, когда проснулась, лишь недоумевала и, не пытаясь анализировать происходящее с ней, подумала, что ещё спит. Она очень обрадовалась, увидев Латифу, и чётко следовала всем её указаниям.
   Хранительница Кувшина явилась в шатёр с первыми лучами солнца.
-Что произошло, знаю. Всевидящее Око, наблюдающее за тобой, зафиксировало все события, имеющие место быть этой ночью. Ты не виновата – не кори себя. Фатима давно хотела заполучить Кувшин Желаний. Расплата ждёт и её и всех членов её семьи, включая потомков, которые осмелятся воспользоваться услугами этого сосуда. Только одного не учла эта коварная женщина: у каждого человека свой единственный сосуд  желания. Ты выбрала единственно верный для тебя; другому же принадлежит совершенно иной сосуд. В этом и есть выбор Вселенной, распостраняющийся на каждого. Твой сосуд всегда был при тебе. Он заключён в тебе самой, в твоей душе. Другими словами, человек - уже сам по себе сосуд. Главное – наполнить его верным содержимым. Этому способствуют силы Космоса. Пойми: Кувшин Желаний – это метафора. Проблема же с Фтимой в том, что её магические знания могут олицетворить его в реальности, а хуже этого - использовать затем не по назначению.  Однако  если чёрная сила заставит сосуд выполнять непотребные вещи, может случиться беда, - сказала Латифа, с суровым выражением лица.
-С моим родом? Ведь Фатима похитила мой сосуд! Латифа, ты же вернёшь кувшин? – поинтересовалась встревоженная Аиша.
-Сама Фатима должна его вернуть, - отрезала Хранительница пропавшего Кувшина. – Иначе ей несдобровать. Однако сейчас она его хозяйка, - она замолчала и задумалась. Минуту спустя, сказала, глядя на Аишу: - А теперь иди домой, женщина. За род свой не переживай. Помни: твой кувшин при тебе.
-Но? Как? И...куда я пойду? – охрипшим сперепугу голосом, прошептала Аиша.
-Видишь, там, - Латифа указала в дальний угол шатра, сокрытый тканевой шторой,  - две двери.
-Нет, не вижу, - пробормотала Аиша, посмотрев в указанном направлении.
-Смотри внимательней. Вспомни всё, что я тебе говорила вчера. Учись быть наблюдательной и терпеливой, - наставляла её мудрая Латифа.
   Аиша привстала и, приподняв лёгкую перламутровую штору и освободив себе проход вглубь, пошла в противоположный конец шатра. Но как ни всматривалась она в сине-голубую стену, ничего не смогла узреть. Тогда Аиша решила закрыть глаза и представила перед собой золочёные инкрустированные врата, как при входе на базарную площадь в их городе. Через мгновение она широко распахнула веки и действительно прямо перед собой увидела воочию те самые двери, представшие  пред нею виртуально миг назад. И чуть поодаль незнакомую калитку.
-Да. Я вижу их,  - прокричала обрадованная Аиша, расчитывая силу голоса на расстояние, отделяющее её от находящейся поодаль Латифы.
-Молодец, - прошептала стоящая за спиной Аиши Хозяйка пустыни. – Теперь иди.
-Куда они ведут? – недоверчиво спросила Айша.
-Сейчас ты выбираешь сама свою судьбу. Ну, давай смелее. Иди и прощай, - подбадривала Латифа уже уходящую навсегда из её шатра гостью.
   Аиша открыла ближайшую к ней дверь и, толкнув чуть-чуть вперёд, попрощалась с Латифой:
- Бай! Шукрия! – поблагодарила женщина хозяйку пустыни и закрыла за собой ворота дрожащей рукой.
 
 
 
 
Часть третья.
Глава 1.
«Дыхание весны»
 
   Весна в Украине в 1961 году наступила рано. Лёд тронулся на Днепре, и огромные его глыбы, тяжело скрипя, отправились в последний путь, чтобы показать свою хрупкую суть и отогреть в лучах теплого солнца замёрзшую за зиму душу.
   Погода доброжелательно приветствовала каждого, прогуливающегося ли размеренным шагом и вдыхавшего весенние ароматы, торопящегося ли по неотложным делам и не замечающего лёгкого дыхания наступившего потепления.
   Валентин Горецкий не спешил. Времени ещё было достаточно до назначенного часа. Он шёл на встречу с отцом, братом и его семьёй. Ведь сегодня единственный и последний день перед тем, как он, новоиспечённый лейтенант ракетных войск стратегического назначения, приступит к выполнению долга, возложенного на него Родиной, и отправится исполнять миссию её защитника в Ленинградский военный округ.
 
   Только вчера Валентину и курсантам его выпуска торжественно вручили блестящие лейтенантские погоны. Ещё вручили ему почётную грамоту за отличную учёбу и военно-боевую подготовку. Его спортивные заслуги тоже были отмечены. Валентин был от природы крепкого телосложения.  За годы учёбы в военном училище он в совершенстве овладел всеми хитростями греко-римской борьбы, получив звание  мастера спорта. Его успехи были очевидны. Неслучайно он, подающий надежды курсант, вернее теперь уже офицер, был отмечен и обкомовской благодарственной грамотой «За отличную физическую подготовку и рвение в выполнении долга». Вручал сам глава обкома КПСС – Высоков Дмитрий Осипович.
«Крепкий мужик», - отметил про себя Горецкий. Этот человек понравился ему с первого взгляда: отсутствовал налёт надменности, присущий некоторым людям из «верхов», усугублённый публичной демонстрацией пафоса занимаемой должности – выражающийся, как правило, надуванием щёк. Глаза же Дмитрия Осиповича смотрели открыто и было видно, что он искренне радуется вместе с награждаемыми.  Высоков сказал, что спокоен за Родину и горд вместе с ней, потому что такие парни как лейтенант Валентин Горецкий будут защищать и отстаивать её интересы. Затем Высоков пожал Горецкому руку. Валентин почувствовал крепость его рукопожатия и ответил похожим, но чуть более сдержанным пожатием протянутой руки, тем самым пытаясь выразить благодарность, симпатию и почтение этоту замечательному человеку.
 
   И вот сегодня Валентин Горецкий с особым трепетом и с нескрываемым удовольствием надел новенькую парадную форму. На каждом его плече поблёскивала пара миниатюрных золотистых звёздочек. Это его первые офицерские звёзды. Что ждёт его? Какие высоты предстоит ему взять?
   Раздумывая над всем этим, Валентин прогуливался вдоль дамбы, наблюдая,  как мутная вода неторопливо проносит мимо него грозные ледяные глыбы недавно треснувшего льда. Он не сомневался в том, что преодолеет все предстоящие трудности и справится с поставленной перед ним задачей. Однако лёгкое чувство тревоги перед новизной ожидаемых перемен щекотало под ложечкой.
   Валентин шёл почти строевым шагом, сам не замечая этого. Привычка, выработанная годами строевой подготовки, давала себя знать. Военная выправка, подтянутость осанки, гордый широкий разворот плеч, чёткий шаг, высокая посадка головы, чуткость слуха и острота взгляда – всё свидетельствовало о том, что этот военный откровенно горд выбранной профессией. Он просто слился с нею воедино. Даже офицерское обмундирование выглядело на нём, как его собственная вторая телесная оболочка. Ни шинель, ни затянутый по строгим  правилам офицерский ремень не сковывали его движений.
   Валентин остановился, чтобы понаблюдать за движением тающей под лучами тёплого солнца ледяной стихии. Вдруг взгляд его внимательных глаз насторожился. Несколько мальчишек (даже издалека Горецкий понял, что это маленькие дети лет пяти-семи) устроили соревнования: кто быстрее, перескакивая с льдины на льдину, доберётся до только им одним известной цели. Мальчишки не отдавали отчёта в опасности этой детской забавы: одно нечаянно неловкое движение, потрея равновесия или выбор хрупкой льдины могли быть чреваты трагедией. Предчувствуя беду, сердце лейтенанта учащённо застучало. И действительно в следующую секунду один пацанёнков сорвался, поскользнувшись на льдине, и провалился под лёд. Он барахтался в воде странно молча. Только руки в зимнем пальтишке продолжали цепляться за края переворачивающихся то и дело ледяных глыб.
   Валентин, не мешкая, одним прыжком преодолев  невысокую балюстраду прогулочного тротуара, ловко поджав ноги, быстро перелетел через лестничные перила и стремительно бросился к берегу. Скинув резким движением шинель и фуражку, он в несколько прыжков по движущшися коварным льдинам добрался до тонущего мальчугана и за шкирку вытянул его из грязной ледяной воды.
 
-Ты, паренёк, как? Жив? - спросил Горецкий съёжившегося от холода и страха мальчугана лет пяти.
-Д-д-да-а-а, к-к-а-а-жется-я-я, - стуча зубами прошептал он.
-Тебя как звать, отчаянный? – Валентин присел на корточки перед трясущимся, но не хнычущим хотя бы от страха мальчиком.
-Л-л-лё-о-о-ша.
-Ты где живёшь, Лёша?
-Зде-е-есь ря-а-адом. Вон в том доме-э-э, – заикаясь или стуча зубами, промолвил мальчуган и показал жестом на большой серый дом неподалёку.
-А ну, давай бегом домой, сушиться и отогреваться, - командным тоном приказал Горецкий.
-Хорошо-о-о, - взглянув на спасителя первый раз, ответил мальчуган и побежал в направлении к дому.
 
   Валентин, проводив его взглядом, стал отслеживать дальнейшие действия других ребят, катающихся на льдинах. Одни уже закончили свой марш-бросок и дожидались отставших на берегу, другие, выбрав плоские льдины, ложились на них спинами и поднимали вверх ноги, обутые в валенки, тем самым выливая из них мёрзлую воду.  Когда последний из группы смельчаков выбрался на берег, Валентин накинул на плечи шинель и, посадив отработанным движением на голову фуражку, отправился по своим делам.


Глава 2.
«Высоковы»
 
-Лёша! Ты что тут сидишь? – спросила тётя Марья, поднимающаяся вверх по лестнице.
«И надо было ей именно сейчас идти домой», - подумал Алёша и, поднявшись, прикрыл руками голое тело.
-Да мы так играем, тётя Марья, - ответил ей он совершенно спокойным тоном.
-Во что вы играете таким образом? Пальто снял вижу, и не только пальто,- она подошла и потрогала насквозь мокрую, развешенную  на батарее одежду мальчика. Свитер, штаники с начёсом, носки, шапка – всё было мокрым. – Сушишь?
-Нет, мы играем так. Только вы никому не говорите, что я здесь спрятался. Ладно? - пытался разуверить в очевидном соседку из второго подъезда Алёша и запутать её своей деланой хитростью.
-Ладно, играйте, - сказала она ему. Но придя домой, позвонила Инне Григорьевне и Димитрию Осиповичу, сообщив, что их сын почти голый в её подъезде сушит одежду на батарее.
 
-Что случилось? Где ты так вымок? – спрашивал отец. В этот выходной день Димитрий Осипович и Инна Гргорьевна были дома. Они иногда проводили ленивые дни. Но случалось подобное крайне редко.
   Обычно родители Лёши и его годовалой сестры Настеньки по выходным дням дома не засиживались. В зависимости от времени года их предпочтения свободного времяпрепровождения имели более или менее постоянный характер. Если это была зима, то поначалу вдвоём, а когда подросли дети – с ними, ходили на лыжах, получая от этих прогулок и от общения с природой несказанное удовольствие и заряд бодрости на всю грядущую трудовую неделю. Летом же они предпочитали не терять взаимосвязь с лоном той самой природы, но уже на своём садово-огородном участке. Получали хорошую порцию физической нагрузки и опять же удовольствие, пожиная плоды собственного труда. А по вечерам они с друзьями отдыхали там в беседке, увитой белоснежным вьюнком, ели походную похлёбку, пили, пели песни, смеялись и радовались жизни.
   Весной же и осенью в их плотном графике почётное место занимала культурная программа: кинотеатры, театры, филармония и разное другое, дающее пищу уму, сердцу и душе. Среди года семья Высоковых, конечно, тоже совершала подобные вылазки, но большей частью культпоходы выпадали на осенне-весенний период.
   Иногда родители-Высоковы уходили в гости на званые обеды и ужины и оставались там довольно долго, но по возвращении Димитрий Осипович никогда не нарушал традиции и совершал набеги на холодильник, опустошая его содержимое. У Инны Григорьевны подобные случаи всегда были учтены (за долгие годы супружеской жизни она хорошо изучила повадки и характер мужа и старалась ни в чём ему не отказывать и подобные казусы предупреждала, продумав меню выходного вечера заранее и приготовив с утра любимые блюда Димитрия, дабы усмирить аппетит мужа после очередного голодного застолья).
   Иногда Высоковы устраивали званые приёмы у себя дома. Это были вечера кулинарного триумфа Инны Григорьевны. Хозяйкой она была отменной. Помимо того, что муж, дети, квартира были всегда ухожены, и на кухне она обычно правила бал кулинарных изысков. К Высоковым всегда любили ходить  гости. Конечно, в основном ради интересного общения с уважаемой в городе четой, но не только поэтому. Застолье было обязательной, если не сказать главной, составной частью этих вечеров. Все гости без исключения пели дифирамбы умелой хозяйке. Восхищались её кухней. Инна же Григорьевна с удовольствием принимала приятные иногда лестные комплименты и никогда не скрывала рецептуру своего волшебства. Наоборот, охотно и во всех подробностях рассказывала их интересующимся.
   Однажды у них на ужине побывал директор кулинарного училища города. Помимо того, что он выразил давно всем известное мнение по поводу поварского мастерства хозяйки, он пригласил её (кто знает, может, и не в шутку) к себе в штат сотрудников в том случае, если когда-нибудь она будет заинтересована в трудоустройстве.
   Конечно, Инна Григорьевна любила готовить и угощать, однако больше этого она любила  чувствовать своё превосходство над собравшисмися гостьями. И это несколько смазывало общую атмосферу праздников. Но замечали это не все и не всегда, так как обильное количество домашней настойки, опять-таки собственного Инниного приготовления, подслащивало эту Иннину надменность, обезоруживая, собравшихся.
   Но иногда Высоковым хотелось выходных дней ничегонеделания. Они называли их ленивыми днями. Расслабленные они могли проваляться целый день перед телевизором или просто беседовать. Инна Григорьевна любила наставлять молодёжь, рассказывая подрастающим детишкам историю своего благородного (как минимум с одной стороны, по линии её матери) дворянского семейства. Димитрий Осипович тоже делился с детьми, но своими горькими детскими воспоминаниями. Он рассказывал им до слёз печальные истории своего становления в этой очень тяжёлой жизни.
 
   В этот день, после того как Алёша признался всё же в том, что случилось, он достойно и безропотно воспринял от родителей щедрую порцию нотаций. От матери - на тему того, что это опасно и что Господь, слава Ему, не допустил беды. Затем Инна Григорьевна для наглядности привела пример из художественной литературы (она часто цитировала детям классиков), где мальчик, провалившись под лёд, оказался в гораздо худшей ситуации, так как никого из взрослых поблизости не оказалось, а дети, испугавшись, не смогли ему помочь или не захотели. Она закончила фразой из эпопеи М. Горького «Жизнь Клима Самгина»:
- А был ли мальчик-то? – всю жизнь вспоминал не предпринявший ни малейшей попытки к спасению товарища Клим слова случайного прохожего.
-Да уж, - согласился Димитрий Осипович и добавил: - Дай, Господь, всего самого наилучшего тому человеку, который помог тебе, сын, и отвёл беду от нашего дома. Спасибо, дорогой товарищ!
   Однако на этом наставления отца в адрес Алёши не закончились. Димитрий Осипович, не нарушая вековых традиций в становлении мужеского (как он говаривал) характера любимого чада, схватил бич детства – ремень и добавил к сказанному женой свою, более действенную, по его мнению, порцию воспитательных нотаций.
   Алёша даже не захныкал. Он понял, что родители правы, и принял наказание с завидным достоинством: после лёгкой порки он отстоял на коленях в углу на горохе положенный срок и, учитывая опыт прошлых проступков, он знал, что следует делать. Мальчик попросил прощения, вложив с слова извинения всю искренность, на какую только был способен, и пообещал, что подобное больше не повторится.
   Отец обнял сынишку и, поцеловав в макушку, усадил к себе на колени и начал повествование:
-Запомни на всю жизнь, сын, то, что сейчас скажу: никогда не рискуй без особой на то необходимости. Нельзя просто так подвергать опасности свою жизнь. Любой риск должен быть оправдан. Я приемлю риск только во имя чего-то святого, высокого. Иначе можно расстаться с белым светом очень глупо. Я хочу рассказать тебе свою историю. Балансировать между жизнью и смертью мне пришлось немало. Однако я знал во имя чего я шёл по «лезвию бритвы» - мой риск был оправдан только стремлением выжить и по праву занять ту нишу в обществе, откуда меня вышвыривала то и дело судьба. Я «цеплялся зубами» за любую возможность, посланную свыше, чтобы не утонуть в пучине жестокости, выпавшей на мою долю. Очень часто смерть ловила меня прямо за пятки, но я оказался ловким и живучим. И сейчас счастлив просто жить. Я радуюсь каждому дню, наслаждаюсь каждой минутой, горжусь своими детьми и надеюсь, доживу до того момента, когда стану гордиться и вашими поступками. Однако сейчас, глядя на твои непростительные шалости, я понял, что должен тебе многое разъяснить и предостеречь от глупостей, за которые придётся расплачиваться, возможно, не тебе одному. Потому что я твой отец и хочу тебе только добра.
   В твоём возрасте или, может, чуть старше я чуть не умер. Жили тогда мы в одной деревеньке Голодбино на Полтавщине. Жили плохо, бедно. Натуральное наше хозяйство не плодоносило, урожай почти не собирали, работы в колхозе не было. Отец уехал на заработки в Сибирь, когда мать была беременна третьим ребёнком. Мать моя, твоя баба Нюра, работала непокладая рук, чтобы самой прокормить нас с братом. Через время, уже после родов ( ребёнок же родился мёртвым), она поняла, что муж бросил её. Еды не хватало, и я стал пухнуть с голоду. У меня даже прозвище было – Димка-пузач. Брат был постарше, половчее, и ему как главному мужчине в семье мать отдавала больший кусок всегда, мне же – крохи. Я не мог спать по ночам, болел живот, его распирало изнутри страшная боль. И вот однажды в одну такую бессонную ночь, стыдно сказать, но я увидел, как моя мать тайком от нас ест припрятанный заранее кусок. Я плакал молча, без слёз. Тогда я не понимал, что она это не от жадности, а от необходимости. Если бы не она, не её заработки, а работала она днём и ночью (мать обшивала всю деревню, и с ней расплачивались продуктами, реже деньгами), то не было бы у неё сил, и мы бы не выжили. Но тогда в пять лет, я не мог этого понять и пронёс обиду в сердце до времён своего становления. Только тогда, вспоминая своё детство, я  переоценил всю картину, родившую в моей душе страшную обиду.
   Мы в школу бегали в соседнее село. Это сейчас семь километров – пустяк: дороги хорошие, автомобили, а во времена моего детства, представь, тропка в лесу, где волки голодные и свирепые рыскали. Собирались мы, дети Голодбинские, человек семь-восемь нас было, и бежали за знаниями в школу. И возвращались так же толпой.
   В один такой день, после занятий я почувствовал, что не дойду до дому. Сил совсем не было. Меня мутило до потемнения в глазах. Даже есть уже не хотелось, как сейчас помню. Я потерял сознание. Это был голодный обморок. И меня приютил один добрый человек у себя в семье; в том селе, где школа находилась. Это был дядя Егор, дальний родственник нашей семьи. С дочкой его я учился в школе. Выходили они меня, кормили хорошо, работать не давали. Поставили, одним словом, на ноги. Я на всю жизнь запомнил их доброту. И отблагодарил, конечно, спустя годы. Сейчас они почти все здесь живут – я сделал всё, чтобы помочь семье Егора в городе устроиться.
   В сорок первом году, мне исполнилось десять лет. Жизнь у нас в Голодбино не наладилась, наоборот. Началась война. Голод. Ужасы. Безумства. Смерти. Убийства. Многие ушли в партизаны. Защищали отечество, как могли. Брат же мой, Николай, вступил как раз в пору призывного возраста (он был старше меня на восемь лет). Тогда-то и для него настал момент истины. Идти ли воевать вместе со всеми на фронт, идти ли в партизаны? Но тут, совершенно неожиданно, Николай получил  письмо из Хабаровска от отца. Он звал его к себе на север, жить и учиться. Осип (дед твой), очевидно, имел какие-то свои виды на Николая; либо не хотел потерять на войне сына, либо ещё что-то (я до сих пор не понял), но по приезде старшего сына отец решил пристроить его в военное училище. Так и случилось. Николай добрался до Осипа благополучно, как он писал позже, и поступил в Школу Военных Техников. 
   Покидая наш с матерью дом, Николай оставил мне отцовский адрес. «Ты, - говорит, - как подрастёшь, к нему езжай. Раз отец меня позвал, то и тебе в помощи не откажет.» 
   И я рос, храня в сердце надежду, что тоже поеду на север, поступлю в училище, стану человеком. И никогда, ни за что, ни прикаких обстоятельствах не брошу мать. Не оставлю её на произвол судьбы. Позабочусь о ней.
   Но на деле вышло не совсем так, как я мечтал.
   Война кончилась. Начались годы тяжелейшей, катастрофически трудной реабилитации народа. На восстановление сил потребовались годы. На восстановление жизни десятилетия.
   Ну а я в сорок седьмом, как только исполнилось мне шестнадцать, поехал на север, хотя меня никто не звал. Мать сказала:
-Езжай, Димитрий. Авось Осип поможет и тебе, как помог когда-то Коленьке.
   (От Коленьки никаких новостей не было, знали только, что закончил учёбу, уехал работать, куда – не знали. Мне всегда было странно: как он там не понимает, что мы – его семья; неужели ему самому нетревожно за нас, живы ли, сыты ли? Уехал, забыл, отрезал.) Однако я его любил всем сердцем. И очень хотел идти по его стопам.
   И пошёл в один день. Напекла мать мне пирогов в дорогу, сшила кой-какую одежонку потеплее, денег дала пять рублей, поцеловала, перекрестила и велела, коль увижу Коленьку, привет передать.
   Путь предстоял не из лёгких. Добираться надо было аж на самый дальний север. Ну а сначала мне предстояло преодолеть сорок километров пешим ходом, чтоб добраться до ближайшей железнодорожной станции. Пока шёл - все пирожки съел. А то съестное, что осталось, отняли бандиты на станции, да и побили ещё. Забрали помимо еды и деньги с фуфайкой. Но я решил идти до конца. На товарном поезде добрался до Москвы. Голод, ставший мне за долгие годы почти закадычным приятелем, не мучил меня лишь пару суток. Но потом к чувству постоянного голодного головокружения присоединилось ужасно неуютное ощущение окоченелости. Одним словом, добрался я до столицы ни жив-ни мёртв.
    Москва встретила ещё большим холодом. Про голод я умолчу. Вокзал кишел разного рода людьми, в основном бандитами. Группировок тогда в послевоенные годы развелось видимо-невидимо. Воры, бандиты и жулики сновали повсюду. Мне было, конечно, страшно. Но выхода, кроме движения вперёд, у меня не было. Я, чтоб не нарваться на очередные побои, пристроился к одной семье, что, как и я, добиралась с Киевского вокзала до Казанского. Там криминальная обстановка была не лучше. Усугубилась она ещё и ситуацией   отсутствия денег на билеты. «Зайцем» проехать (то есть без оплаты) было не реально. Поезда то приходили, то отправлялись по своим назначениям, а я продолжал мёрзнуть и голодать. Какие-то добрые люди дали мне кусок хлеба с салом. Это меня кой-как поддержало. Я, разумеется, всё не съел, припас для другого раза. Но легче мне не стало. Тем не менее, я продолжал искать пути проникновения в поезд. В первый день я изучил расписание всех поездов в нужном мне направлении. Внимательно рассмотрел устройство поездов и вагонов, безусловно, снаружи. И обнаружил, к своему счастью, что могу «путешествовать» в багажных отсеках, находящихся под вогонами, как раз над колёсами. Это опасно. Но тогда я не думал об этом. Я знал, что должен рискнуть. Это моё спасение. Подкараулив ближайший нужный поезд одной ночью я пробрался в такой отсек, стараясь, чтобы никто не заметил. Но моё тайное присутствие не было обнаружено, и поезд тронулся. Я постарался заснуть и заснул. Когда проснулся, поезд уже подъезжал к очередной станции. Я выбрался из своего укрытия при первой предоставившейся возможности и почти сразу же был избит какими-то неформалами. Но били меня недолго, так как взять было нечего, быстро оставили в покое. Я спрятался в вокзальном помещении под лестницей и отсиделся в тепле пока не полегчало. Вытащив из-за пазухи припасённый ещё в Москве кусок хлеба, я съел его. Затем действовал уже по ранее заготовленной схеме: изучал, присматривался, прятался. Так я и передвигался на перекладных, пока не сел на прямой поезд до Хабаровска. А когда сел, то был уже полуживой. Я бы умер, если б не случай.
   Умирая от жажды и холода, я выполз на одной остановке из своего отсека, чтобы найти где-нибудь кипятку. Выполз... и подняться уже не смог.   Я потерял сознание прямо на перроне.
   Что произошло дальше, я уже узнал из рассказа матросов, подобравших меня. Они-то и привели меня в чувства, отпоив кипятком и дав поесть. Спросили, куда я еду, и, когда узнали, что нам по пути (они ехали на войну, Японскую, через Хабаровск во Владивосток), оставили в своём вагоне. Выдали бушлат, сухой паёк, выделили полку в общем вагоне. Не бросили. Спасли. Спасибо им.
   Так вместе с ними я и добрался до места назначения. Уже на вокзале, тот матрос, что спас меня, предложил вместе с ними ехать дальше. Он спросил, ждут ли меня. Я сказал, что не ждут, но с гордостью добавил: «Я к папке приехал!» Тогда он похлопал меня по плечу, пожелал удачи, и мы попрощались.
   Я часто вспоминаю тех людей, что спасли меня от неминуемой смерти. Если бы не они, я бы умер от голода или околел бы.
 
-Пап! А что было дальше? Ты папку своего нашёл? – спросил Алёша и, уютнее устроившись на коленях отца, обнял его, вложив в своё объятие всю силу любви, на какую был способен.
-Да, сынок, нашёл, - Димитрий Осипович поцеловал сына в лоб, благодаря за проявление чувств и за мужскую сдержанность одновременно. Он продолжил: - Добирался до Хабаровска я две недели. Я так был горд собой: смог, доехал, не погиб. А когда я шёл по его улице, поднимался по лестнице к его квартире, внутри меня всё клокотало от радости. Я предчувствовал встречу. Вот ещё мгновение и я его увижу, обниму, зароюсь в его одежду.
   Надо сказать, что отца я не помнил вообще. Он ушёл от нас, когда я был ещё очень маленьким. Но по рассказам матери я составил его портрет, хотя, справедливости ради, отмечу, что Осипа она не любила вспоминать. Он для матери словно умер.
   И тогда, стоя перед дверью в отцовскую квартиру, я мысленно представил нарисованный моим сознанием образ.
   Я постучал в дверь. Ожидая, что откроет отец (я почему-то в тот момент и подумать не мог, что там с ним кто-то может жить), я, измождённый и измученный дорогой и голодом, пытался улыбаться. И дверь открылась. На пороге квартиры появилась женщина и удивлённо спросила, кто я; и не дождавшись ответа, предположила, что я ошибся адресом. Затем она спросила, кто мне нужен, и предложила свою помощь, если вдруг она знает его адрес.
-Я Алексей Высоков. Сын Осипа. Вы не знаете, как я смогу его найти? – вежливо спросил я немного разочарованный.
   Женщина обомлела и опустилась как-то вся сразу. Спустя секундное молчание она отступила внутрь квартиры. Было видно, что она не обрадовалась мне, даже немного испугалась. Но чего? Затем, видимо, взяв себя в руки, она сказала, что сейчас позовёт отца. Хозяйка отцовской квартиры, очевидно, его новая жена, не пригласила даже войти, и я остался ожидать Осипа на лестничной площадке.
   Отец вышел не сразу.  Я уж вознамерился было постучаться ещё раз, но, подумав, не посмел. Прислонившись спиной к холодной стене, я попытался расслабиться и перевести дух. Но разные мысли не давали мне состредоточиться на отдыхе. И тут дверь широко распахнулась. В дверном проёме появился ОН.
   «Надо же, - подумал я и удивился, - Осип был очень похож на  моего виртуального отца, на человека из моего воображения, с детства нарисованного мною самим. Властный взгляд светлых глаз, копна слегка кудрявых тёмных волос, выпуклая крутизна лба, большой и резко очерченный рот, квадратный раздвоенный подбородок. Сам высокий и крепкий. Но посмотрел он на меня как-то недружелюбно и спросил сердито:
-Я тебя звал?
-Нет. Но я подумал, что ты хотел бы, - неуверенно промямлил я.
-Зря подумал. Убирайся, - сказал, как отрезал Осип. Он даже не разглядел меня как следует, а просто закрыл дверь перед моим носом. Отцу было совершенно не важно, что я проделал весь этот путь, чтобы, встретиться с ним, чтобы, как минимум, поздороваться.
 
-Как? Папа? – возмутился маленький Алеша. - И куда же ты пошёл? Что стал делать?
Димитрий Осипович заметил, как слёзы навернулись на глаза сына. Он поцеловал мальчика в макушку, а тот, в свою очередь, обнял отца ещё крепче.
 
-А что мне оставалось делать? Обратный путь я бы ни за что не выдержал. И я решил остаться в Хабаровске и попытаться искать счастья самостоятельно.Так как была глубокая ночь, я не видел другого выхода, как вернуться на вокзал, чтобы переночевать. С наступлением же утра я отправился на поиски той самой Школы Военных Техников, которую когда-то закончил мой старший брат. И, можешь, сынок, не сомневаться, нашёл. Добрался до самого директора и рассказал ему всю свою нехитрую, но печальную историю, как сейчас тебе рассказываю. Сказал ещё, что очень хочу у них учиться.
   Директор выслушал меня с неподдельным интересом и, спасибо ему за человечность, не остался безучастным. Но так как шёл май-месяц, учиться меня, конечно, не взяли; сказали, что зачислят на первый курс в сентябре, в начале следующего учебного года. А пока директор определил меня на место помощника по конюшне. Я был принят на работу по всем правилам: меня взяли на полное довольствие, определили место в общежитии. Я был счастлив, хотя... и не без «ложки дёгтя», как говорят. Разочарование и обида, испытанные тогда перед захлопнутой отцом дверью, я пронёс через всю жизнь. Но, ты знаешь, сын, я не горжусь этим. Мы не в праве кого-либо осуждать. Бог судья для всех, - подытожил Димитрий печально.
 
   Однако спустя годы, когда Осип, навещая старшего сына (Николай жил в одном городе с Димитрием), пришёл посмотреть на внуков, Димитрий принял его у себя в кабинете. Но никто: ни мать, которая прожила с заботливым сыном всю свою жизнь (как он обещал когда-то), ни жена, ни дети Димитрия - не вышли даже поздороваться. Бывшая жена Осипа не захотела, а дети не были даже уведомлены.
 
 
Глава 3.
«Дед Гриша»
 
   Однако маленький Алёша не был обделён дедовским вниманием. Дед Гриша, отец Инны Григорьевны, очень любил внука. И Алёша просто обожал встречи с дедушкой. Это были яркие, незабываемые праздники для мальчика. Григорий был в глазах Лёши героем. Всякий раз он рассказывал внуку интересные истории о своей боевой юности. И маленький Алёша верил каждому его слову. Да и можно ли было ставить под сомнение сказанное дедом, если и до тех пор старый, но статный дедушка Григорий сохранил былую удаль и молодецкий задор.
   Однажды, когда все детсадовские ребята отправились на дневной сон, Алёшу спас от этой нелюбимой всеми детьми процедуры дедушка. Он забрал внука из садика и, не предупредив никого из домашних, повёз Алёшу в путешествие. Это было первое приключение в жизни мальчика. Сначала они полетели на самолёте в Харьков - в пункт назначения.
   Добравшись благополучно до места втречи с боевыми товарищами, Григорий с гордостью представил им своего внука. Они всей мужской компанией посидели в кафе. Лёша лакомился разными вкусностями и слушал разговоры и воспоминания друзей деда. Они смеялись, шутили и радовались встрече. Потом они с дедом вдвоём гуляли по парку и разговаривали. В сущности говорил Григорий: он рассказывал мальчику очередную историю о том, как он и ещё один его товарищ (тот лысый дедушка Паша, с которым познакомился Лёша сегодня) выполняли миссию подсадных «уток»-бандитов. Им надо было накрыть одну страшную банду и обезвредить. Мальчик слушал, как завороженный, не перебивая ни словом.
    Покатавшись на каруселях стар и мал решили, что пора возвращаться домой. И на вечернем рейсовом самолёте они покинули город Харьков. Алёша рассматривал ночное небо из иллюминатра, постоянно окликая деда, почему-то загрустившего под конец путешествия.
 
   Вся семья, находившаяся в неведении весь этот день, была в ужасе. Все службы города, поднятые по тревоге на поиски пропавших Алёши и Григория,  информировали  по телефону Димитрия Осиповича о результатах каждые пятнадцать минут.
   Явившиеся поздно ночью домой Григорий и Алексей и представить не могли, что из-за них поднимется весь этот переполох. Алексей – потому что всецело доверял деду. Дед же Гриша – потому что предполагал , что ему доверяет не только внук, но и его родители.
   Тем не менее, к счастью домашних, тревога оказалась ложной. Телефон умолк, не впример Инне Григорьевне, которая трясущимся, но уже от облегчения, голосом взвопила:
-Отец! Ну разве так можно?!
   Алёша, стоя рядом с дедом и обхватив рукой его ногу, ответственно и молчаливо разделял с дедушкой все выговоры и нападки. Григорий, поглаживая его по голове, улыбнулся дочери и произнёс негромко:
-Ты, дочка, успокойся. Я же предупредил воспитателей, что забираю внука. О чём и зачем переживаешь? Или ты меня не знаешь? Что может со мной и, стало быть, с Лёшкой случиться? А у нас с ним дела были.
-Папа! Ну какие могут быть у вас с Лёшей дела? – не успокаивалась Инна.
-Какие? Самые что ни на есть мужские дела. Я представил своего внука боевым друзьям. А их - ему. Кто знает, может когда Лёшику и придётся  воспользоваться моими связями, - задумчиво предположил Григорий.
-Ну что ты такое говоришь? Какие связи? Он ведь ещё мал совсем, - продолжала недоумевать Инна Григорьевна. – Ну почему тебе на месте не сидится? – И помолчав немного, раздевая сынишку, добавила:
-Верно говорят, цыганская кровь зовёт.
-Да, милая дочь, не могу сидеть без дела на одном месте. И никогда не мог. Жить без движения неинтересно, - подтвердил слова дочери Григорий и потрепал по щеке опять прильнувшего к дедовой ноге маленького Алексея.
-Ты таким непредсказуемым всегда был, папа. Но уже пора остепениться, - спокойным тоном посоветовала Инна.
-Ты не учи. Лучше покорми нас с Алёшей хорошо. Я ещё не закончил ему одну историю рассказывать. Он мой самый благодарный слушатель. Хоть и оставил я дневниковые записи твоей, Инна, матери, но чувствую, что не самый надёжный это способ рассказать о себе. Пусть внук узнает про своего деда из его же уст, - сказал Григорий и направился в гостиную.
-Да, мамочка, пожалуйста, - просил Инну сын.
-Вы что, не понимаете. Отдыхать пора всем: и вам, путешественникам, и нам.
 
   Инна давно поняла, что отец навеселе. Таким она привыкла видеть его уже давно - как только он остался без дела, которое поглощало целиком его неуёмную натуру. Бывало даже, ей приходилось видеть отца невменяемым, валяющимся у центрального подъезда перед их обкомовским домом. И тогда она с гордо поднятой головой проходила мимо. А иногда ей приходилось отвлекать от подобного зрелища внимание маленького сынишки, ведомого ею из садика. Тогда Инна Григорьевна старалась послать внимание мальчугана и его взгляд к соседнему дому в противоположной стороне. Иногда это срабатывало. Но чаще нет, так как Алешка, уставший, ни на что не реагировал, и тогда мать предпринимала другие манипуляции маленьким, податливым телом сынишки, пробуя заслонить собою  чудовищную, на её взгляд, картину. Она, схватив за руку Алёшу, то подавла его послушное тельце вперёд, то, оттягивала свою руку назад, заводя подобным силовым жестом сына за свою спину, тем самым загораживая и вычёркивая из поля зрения Алеши этот кошмар.
-Мама! - вдруг вскрикивал мальчонка уже в подъезде, - там, кажется, деда Гриня валяется!
-Что ты, сын! Это какой-то пьянчуга, - тихо, сквозь зубы цедила Инна Григорьевна и продолжала тянуть за руку сына, уже перелетавшего через лестничные ступеньки, и не успевшего даже опомниться Алешу запихивала в квартиру. Там, быстро раздев сына, отводила его в ванную комнату мыться. Сама же тем временем звонила своему двоюродному брату, работавшему таксистом, которого почему-то при других обстоятельствах чуралась, и отдавала распоряжения по эвакуации невменяемого отца. Потом наблюдала за происходящим из-за шторки окна на кухне и облегчённо вздыхала, когда такси увозило её пьяного отца. Никому никогда об этих казусах она не рассказывала. Инна предпочитала оставаться дочерью своей матери, урождённой Зориной, принадлежащей к дворянской фамилии.
 
-Папа, оставайся сегодя у нас. Уже поздно. Ночь на улице. Маму я предупрежу звонком, - сказала Инна и, получив утвердительный взгляд отца, отправилась из столовой, где доедали бутерброды с топлёным молоком Алёша и Григорий, в спальню сына, из чего следовало, что спать деда и внука положат вместе.
-Здорово, дедуля, - обрадовался мальчуган и бросился на шею Григорию. - Ты мне расскажешь ещё что-нибудь о себе!
-Да ты, Алёшка, уж и слыхал всё почти. И даже видел кое-кого из оставшихся в живых.
-Ты всё-равно расскажи, дедуля. Ну очень прошу тебя. Я спать ещё совсем не хочу, - упрашивал возбуждённый от внезапного благополучного исхода обстоятельств маленький Алексей.
-Ну я не знаю, право, внучок... Мама ругаться станет, - пытался для праформы менторствовать дед.
-Да она не услышит. Мы совсем тихонько, шёпотом.
 
-Что тебе хочется узнать, Алёша, - спросил Григорий внука, когда за Инной, пришедшей поцеловать сына и пожелать им обоим спокойной ночи, закрылась дверь, и стар да мал остались в комнате одни.
-Расскажи про себя всё с самого начала. Каким ты был в моём возрасте? Когда вырос...
 
   Алёша любил слушать дедовы мемуары. И сладкий, уютный голос дедушки каждый раз представлял внуку новые истории своей долгой, интересной жизни. Причём Григорий никогда не повторялся. Это и вызывало жгучий азарт маленького слушателя, заставляло ловить каждое слово обожаемого деда. И, засыпая, Алёша просил Григория повременить с окончанием очередной серии до следующего раза, чтобы не проспать самое интересное. 
   Дед пересказал внуку почти всю свою жизнь во время их встреч на протяжении взросления мальчика, подкармливая историями, приемлемыми для текущего возраста Алексея. В эту же ночь он поведал ему о цыганах – о своих  приёмных родителях; о своих скитаниях с табором, кочевую жизнь  которого Григорий помнил очень смутно;  о тяжёлой жизни в селе Янакиево, где со временем они осели.
   Так ночами обогащался Алексей знаниями, которые сохранит на протяжении всей жизни как реликвию, доставшуюся от своего героического деда Гриши. В архиве памяти внука уже были материалы и о революции, и о становлении Советской власти, и о заслугах Григория, всей душой воспринявшего социалистические перемены в стране и возглавившего Пролетарский комитет украинской бедноты; и о бандитах и предателях, о вражеских пулях и шпионах, о победах и поражениях, о взлётах и падениях. Везде и всегда Григорий был в гуще кипящей событий и фактов, имеющих историческую основу и подоплёку. Он жил самой активной жизнью. Он был сама жизнь!
   Он ощущал себя полноценным вплоть до момента крушения всех надежд и планов, сопряжённого с ошибками, не чуждыми обыкновенному жизнелюбивому мужчине с обычными человеческими слабостями: больше, чем жизнь, Григорий любил риск и женщин. И это сыграло роковую роль в его политической карьере. С героических высот и пика популярности свергнут он был недоброжелателями.
   Но даже cостарившись Григорий не мог победить своего бойкого темперамента. И оценив трезво, что пришедшая старость и былая удаль не могут существовать в одно и тоже время, дед Гриша позволял себе забыться посредством извечного лекарства – сивухи. И тогда возвращала крепкая память его в любимый мир прошлого.
   За неимением достойных слушателей, Григорий стал писать. Всё, что помнил. Красивым, чётким почерком. Обстоятельно, подробно, достоверно.
   Однако, поведав бумаге свою историю, Григорий с недоверием относился к рукописям – как будто был уверен, что рукописи всё же горят. Именно поэтому памяти подрастающего внука Лёши он (по только ему одному известным причинам) доверял больше.
   Так и случилось. После смерти Григория его мемуары куда-то исчезли. Но отведённый в сторону взгляд бабушки Зины (жены Григория) не ускользнул от уже взрослого Алексея. Этот взгляд заставил насторожиться молодого человека.
-Бабушка! Ты уничтожила дневники деда? – задал вопрос её внук. Хотя он и не сомневался в правильности своих подозрений, в душе Алексей всё же надеялся, что ошибается.
-Нет, Лёшик. Нет, дорогой, - неумело хитрила бабка. Не могла она обнародовать того унижения, на которое обрекал посмертно её – дворянку по происхождению – собственный муж.
    С изменами Григория она ещё как-то мирилась при его жизни. Научилась молчать и принмала действительность как горькую женскую данность. Но и после смерти муж не дал ей покоя, на который так расчитывала Зинаида. Долгими холодными вечерами она читала его дневники и плакала от обиды. Глаза женщины почему-то пробегали мимо важнейших событий жизни мужа, представлявших, как могло бы показаться историку, раритетную информацию о становлении возрождающейся Украины, о деятельности партийной организации под руководством её идейного лидера Петровского, с кем Гриша был близок и дружен, чьей правой рукой он был; об операциях по обезвреживанию контрреволюционных банд – и мимо многого другого. Эти выплаканные к старости глаза искали только факты мужних измен. Женщины - любимые, случайные; сладкие воспоминания, горький опыт. Милы, Люды, Клары. Даже имя Клавдии Шульженко фигурировало в списках любовных побед Григория. Нет! Никто не посмеет так оскорблять её, топтать, унижать. Никто!
«Пусть его воспоминания упокоятся вместе с ним!» - Решила Зинаида и однажды сожгла дотла все рукописные откровения мужа.
 
   А Лёша воскрешал в памяти образы детства, сожалея, что не ему дед отдал рукописную историю жизни дорогого человека.
   Вспоминал Алексей каждое слово деда так, как когда-то слушал: с любовью, почтением и неподдельным интересом.
   Иногда он представлял Григория совсем ещё ребёнком, найденным на рыночной площади в Индии его приёмной матерью-цыганкой. Чаще дед являлся ему молодым, красивым, статным, высоким, усатым защитником обездоленных и неимущих. Совсем другим, каким его никогда не видел внук в жизни, представал перед Алёшей уже женатый на Зинаиде Григорий в своих любовных похождениях. Красавец-любовник никак не мог остепениться и разлюбить сразу всех женщин.
   Весь он был огонь и желание! Весь он был жизнь!

 
Глава 4.
«Алексей»
 
   Наследие дедов для Алексея явилось основой в становлении характера молодого человека и в выборе его жизненной позиции. И даже, повзрослев, он никогда не забывал их уроков. Нельзя сказать, что он чётко ориентировался в сложном взрослом мире и не совершал присущих юношескому максимализму ошибок. Отнюдь нет, но приняв к сведению мудрость авторитетных и, тем более, дорогих для него людей, он вырос в цельного, самодостаточного молодого человека, совершенно точно представляющего, что именно он хочет от жизни, способного отмести наносную мишуру бессмысленного времяпрепровождения.
   Жизненный путь Алексей представлял как крутую в подъёме своём лестницу с огромными пролётами между ступенями. И преодолевать каждую такую высоту легко ему не доводилось никогда. Однако, завоевав эти высоты, парень поистине гордился собой и наслаждался мгновениями победы. Ведь он был также и сыном своей матери. Хотя пока благожелательная надменность нрава себя ещё никак не проявила, лишь добавляла, пожалуй, уверенности в собственных силах.
   Простой, прямой дороги Алексей не хотел. Он считал поистине ценным и желанным только то, за что приходится бороться и сражаться, не жалея себя и сил. С лёгкостью он мог лишь бросить вызов своему Я, провоцируя самого же себя на покорение очередной высоты.
   Со стороны же могло показаться, что все достижения юного Алексея: все его многочисленные диполмы, умения, завоевания – ничто иное, как атрибуты принадлежности к небезызвестной фамилии, к тому, что Алексей был, прежде всего, сыном своего отца. Хотя и этот факт имел место: двери жизни, открывающиеся для детей таких отцов, всё же просторнее и гостеприимнее, чем калитка для простых смертных. Однако эти мысли не беспокоили молодого Высокова, так как другой жизни он просто не знал. И поэтому не замечал на себе косых взглядов сверстников, не обращал внимания на недомолвки товарищей по университету. Алексей считал, что он живёт по совети.
   Вобщем-то так и было. Вот что его действительно волновало, так это завоевание уважения отца, почему-то не считавшего своего сына идеалом. Отец, безмерно любя сына, всё же частенько позволял себе вольности в обращении с ним, унижая достоинство молодого человека как словесно, так и физически. Алексей чувствовал себя щенком рядом с ним. В результате чего яркость натуры и самоуверенность уж было зарождающаяся во взгляде юнца упокоились за тенью скромности и некоторой зажатасти. Подобное пренебрежение отца к своей персоне Алексей расценивал как стремление Димитрия Осиповича воспитать из него настоящего мужика, за что сын мысленно благодарил его, и самооценка парня, к счастью, не пострадала.
   Алексей всячески старался доказать отцу, на что способен настоящий сын. Медали на всевозможных конкурсах, грамоты по окончании каждого класса в школе, музыкальное образование по классам фортепиано и баяна,  успехи в физической и спортивоной подготовке, участие и победы в групповых состязаниях, ударная работа в трудовых лагерях и даже на Калыме в стройотряде во время каникул в университете, когда большинство друзей плескались в водах близлежащих морей и развлекались с девочками.
   Что касается последних да и прочей разгульной жизни, то, надо сказать, Алексей некоторым образом даже пренебрегал подобным времяпрепровождением, очевидно, помятуя заветы отца и горький опыт деда Григория, свергший все начинания удалого кавалера и уничтоживший все его былые заслуги. Нельзя сказать, что молодой человек избегал контактов с противоположным полом, отнюдь нет. Однако особой заинтересованности не испытывал и предпочитал в амурном альясе лёгкий, ничего не значащий  флирт. Свободное же время ( а его было не так и много) отводил общению с друзьями или совершенствованию каких-либо полезных навыков. Девицы, разумеется, охотились за завидным женихом, но ни одна так и не смогла покорить его сердце.
   Закончив университет с отличием, отслужив по-мужкси в армии, а не «закосив» от всеобщей воинской обязанности, как другие сыновья отцов из высшего эшелона, Алексей вышел работать по специальности на машиностроительный завод. Но через короткое время понял, что хочет от жизни большего и может сделаться для неё же более полезным. Он, решив оставить днепропетровский завод, поступает в аспирантуру в Ленинграде.
 
-Братик! Сегодня вечером готовься развлечься и попрощаться с друзьями. Я уже всё подготовила, - прощебетала всегда активная сестрёнка и, запрыгнув на колени, как делала частенько, представляя себя всё ещё маленькой девочкой, поцеловала Алексея в подвернувшуюся щёку.
-Настя, я должен ещё много чего успеть до отъезда, - было засопротивлялся Лёша, пытаясь увернуться от поцелуя.
-У тебя ещё в запасе есть пара дней. И не вздумай отнекаться, братик мой всемогущий. Не будь какашкой, - опять играла в детство двадцатитрёхлетняя Настёна и запустила свою шуструю ручку в Алёшину густую копну волос, проведя, как гребнем, острыми коготками по голове брата, словно давая гипнотическую установку на безоговорочное подчинение и на  позитив восприятия сегодняшнего вечера.
   Алексей закрыл глаза и утонул в волне блаженства.
 
   Настёна давно выучила брата и знала, как легко можно им манипулировать. Впрочем, не только им, а всеми. Она овладела в совершенстве женскими хитростями в достижении поставленных целей и умело пользовалась ими, доставляя тем самым себе неописуемое удовольствие. Она имела власть над мужчинами любого возраста и положения. Первым попавшимся в нежные лапки её ещё девочки был никто иной как Димитрий Осипович, любивший дочь безмерно и никогода не умеющий ей ни в чём отказать. Ласкаясь, как кошка,  она очаровывала людей своею мягкостью и пушистостью, как могло показаться на первый взгляд. Она словесно выпячивала достоинства «клиента», поглаживая в этот момент его мерно по выступающим из-под одежды частям рук. Она ластилась к плечу, как беззащитное животное, словно была покорена мужественными достоинствами «пациента» и желала продемонстрировать ему его же собственную власть над ней слабой и беспомощной, находящейся в подчинении. И «подопытный» он растворялся во власти женской хитрости. А попавший однажды в такую ловушку уж, поверьте, надолго остаётся покорённым пленником женского ума, а некоторые - лишёнными собственного мнения.
   Однако ничего плохого никому Настенька не желала. Она лишь хотела счастья и удовольствия себе самой и власти собственному эго.
 
-Хорошо, Настёна. Так и быть. Уговорила, - прошептал расслабившийся Алексей и, склонив голову вперёд, продолжал балдеть под властью сильных пальцев сестры, переместившейся уже на спину брату и массурующей его затёкшие от напряжения, однообразного положения в течении последних трёх часов и усталости шею и плечи.
-Ты самый лучший, братик...- мягко промурлыкала в ухо Алексея Настёна и властным движением развернула кресло с расслабившимся братом в положение «избуши», что встала перед ней, «как лист перед травой». - У тебя час на сборы. Мы идём в «Днепр».
-Это наш студенческий клуб? – спросил Алексей, нехотя открывая глаза и возвращаясь к реальности бытия.
-Да. Так что вставай, - уже твёрдым голосом скомандовала Настя и потянула брата за руку, вызволяя его из плена рабочего места.
 
   Алексей очень любил младшую сестру и, если не вспоминать детских шалостей и обид, причинённых ей им взрослеющим, то можно сказать, что он любил Настёну искренне и беззаветно.
   Даже деньги, заработанные на Калыме (а это далеко не единичный пример), он, поехавший отдохнуть в Ригу, все потратил практически на неё, накупив подрастающей сестрёнке целый гардероб изысканных обновок, невиданных в Украине; причём на разный возраст с учётом взросления. Настёна долгие годы форсила в ярких плтицах и пальтишках, вызывая зависть подруг, которые через время стали охотиться за щедрым Настиным братом. Она же, в свою очередь, тоже мечтала найти Алексею ту единственную, которая бы сделала братика счастливым. Но все попытки разочаровыли её своей тщетностью.
-Брат, - говаривала она, уже побывавшая замужем и успевшая развестись, (юбочник Анатолий гипнотическому мастерству Насти не поддавался; скорее он был заинтересован возможностями её всемогущих отца и дяди). - Когда уже ты нас с родителями порадуешь своим счастьем?
На что Алёша только улыбался, а Димитрий Осипович говорил всегда одно и то же:
-Его невеста ещё в садике... в детском.
-Я недавно встретила Марию (Нонну..., Лиду...), - каждый раз в разговор вмешивалась Инна Григорьевна, - ... с дочерью. Такая красавица выросла. Я их в гости к нам позвала. Давно не видились. Хочется пообщаться. Они в следующую среду (четверг..., пятницу...) придут, - как бы невзначай продолжала она тему Насти.
   Алёша слушал перекличку их голосов без особого интереса. И старался каждый раз придумывать себе дела, дабы не присутствовать на очередных смотринах. Это было не для него. Жену себе он найдёт сам без сватовства и чужой помощи! Однако с женской половиной семьи не спорил и, как выяснилось позже, напрасно.
   

Глава 5.
«Встреча»
 
  1983 год.
   Друзья Алексея собрались у входа в студенческий клуб и, делясь последними новостями, посмеиваясь над новыми анекдотами, покуривая и обсматривая входящий контингент, поджидали «виновника» сегодняшней встерчи - Лёхи с верной его спутницей долгие годы – сестрой Настей. Её воспринимали в мужской компании как «своего парня». Она знала секреты и чаяния многих и никогда не была безучастной к чужим прблемам – старалась помочь и словом и делом. Настя претендовала на роль «души» компании, и ей это место отводили без особых на то возражений. Ещё в детстве мальчишки – друзья Алексея –опекали девочку, не давая никому в обиду, как поступали обычно с младшими братишками и сестрёнками,  доверенными им родителями для «выгула». К счастью, малыши не воспринимались как «довески», а жили полноценной жизнью братства и безмерно были благодарны за своё членство старшим. Повзрослев, девочки завели подруг и стали посматривать на старших мальчишек иначе, чем прежде, скозь иную только им ведомую призму женского ощущения.  Анастасия же, заимев те же – женские – интересы, не собиралась терять связи с друзьями брата. Для них у неё всегда находилось время и желание встретиться. Она приобщала себя к мужской  коалиции намеренно, хотя сама того и не подозревала. Девушка, будучи доверенным лицом многих, решала поставленную её подсознанием задачу: разгадывая мужские секреты, впитывая структуру их мышления, изучая каждого из них в отдельности и рассматривая вобщем, она методично и грамотно расшифровывала мужскую формулу. Поэтому ни одного из своих «подопечных» Настенька не рассматривала в качестве возлюбленного и страшно волновалась и недоумевала, как это Олег, или Дима, или Серёга могли думать о ней иначе, чем о подруге; как это Митьке пришла в голову идея  делать ей предложение. «Нет, милые мои», - так думала опечаленная  неожидаемым предложением Настёна, - «вы же мне как братья и только». И потом вечером забравшись на кровать Алёши и уткнувшись ему мокрым носом в колени, плакала оттого, что отказала другу - ведь он такой хороший и таким же будет мужем.
 
   -Привет всем, - прокричала ещё издалека Настя и, высвободивши поддерживаемую братом руку, бросилась навстречу дружно шагнувшей вперёд компании молодых интересных парней.
-Это тебе, Настенька, - сказал смущённо давно влюблённый в неё безответно Митька и протянул букет роз.
-Спасибо, Митя. Ты, как всегда, галантный. Так приятно, - с мягкой улыбкой произнесла Настёна и деловито, словно по привычке, поцеловала каждого в щёку.
-Здорово, что вытянула нас всех, Настёна. Молодец. Давно не собирались, - стали благодарить девушку собравшиеся.
К этому времени подоспел Алексей и поочерёдно поприветствовал старых друзей крепким мужским рукопожатием.
-Да и повод есть для встречи – Алёшка снова уезжает в Ленинград. Опять надолго, - с грустью, но без печали в глазах, констатировала Настя.
-Так что это проводы, парни. Гуляем сегодня, - услехнулся Леша и предложил друзьям пройти в кафе студенческого клуба.
   Настёна выбрала это место обдуманно. Можно пошуметь, поболтать, потанцевать в среде молодёжной, познакомиться с молоденькими девочками-студентками, пришедшими отдохнуть. Она всё думала о личной жизни Алексея и была уверена, что двадцатисемилетнему мужчине уже пора обзаводиться семьёй. А что в ресторанах города – обычный сброд, разносортные компании малоинтересной публики, понятные девочки, ищущие встреч с толстосумами. Нет, это не для Алёши.
-Настенька, - обратился к задумавшейся девушке Сергей, - по каким критериям отбирала это место?
-Ты скоро сам всё поймёшь, Серёга. Дай только музыке заиграть. Не переживайте, это место вас не разочарует. Здесь очень весело, и всем будет чем заняться, - пыталась ответить на все вопросы сразу сестра Алексея. Она послала салют знакомому бармену Игорьку. Тот, как и полагается, отреагировал мгновенно: оценив ситуацию взгядом, и не найдя поблизости никого из обслуги, сам подошёл к гостям и принял из рук Насти букет.
   Вся компания, шутя и переговариваясь, заняла центральный столик, обсуждая Алёшкину диссертацию, перспективы предстоящей поездки Мити в Америку, новости в жизни каждого из присутствующих.
   Бармен дав указания, подошедшей не сразу нерасторопной девушке, наблюдал за происходящим по профессиональной привычке непринуждённо. Печальная на вид, но хорошенькая официантка принесла вазу с Настиными цветами и осталась стоять у столика, ожидая заказа.
 
-Молодец, Лёха, - похвалил кучерявый симпатичный Олег. - Я уверен, что это поможет тебе как можно быстрее завершить  кандидатскую.
-Надеюсь на это, - скромно ответил Лёха.
-Да не скромничай, братишка. Ты у меня самый умный, - констатировала Настя.  Она  обняла брата. Сделать это ей было нетрудно, так как она сидела рядом с Лёхой.
   Алексей скромно поцеловал сестрёнку. Тут Митя, сидящий около Насти, заметив подоспевшую официантку, стоящую рядом с их столиком с вазой подаренных им цветов, сказал:
-Настёна! Вот и твои цветы.
-Ставьте их, девушка, сюда, - сказала Настёна и указала в центр стола.
-Что будем заказывать? – спросил  у друзей Алексей.
   Каждый высказал свои пожелания, и девушка, приняв заказ, отошла от столика.
 
   Бармен Игорёк смешал коктейли, заказанные гостями первого столика, подал разогретые бутерброды. Это и разное другое поставил на поднос, и официантка, грациозно лавируя между столами, подняв высоко над головой поднос,  пошла к столику Алексея и его гостей.
   Молодые люди наслаждались вечером. Давние друзья хорошо знали друг друга с детства, поэтому, не церемонясь над условностями хорошего тона, громко посмеивались сами над собой.
- Ну, Лёха, - успокоившись от смеха по  поводу очередного воспоминания детства, шутливо произнёс  Серёга, - скоро кандидатом наук станешь. Будешь учёным мужем.
-Да что уж там. Брось, Серёга! – пыпаясь оправдаться, сам не зная почему, препятствовал дальнейшим в свой адрес замечаниям Алексей.
-Да ты погоди, не кипятись, друг. Я к слову о мужах, вернее сказать, мужьях. Как скоро ты осчастливишь друзей  и пригласишь  нас отметить завоевание тобой очередной, самой главной высоты, - не унимался Сергей.
-Молодец, Серёжка, - поддержала Настя. – Я да и родители тоже ждут не дождутся, когда это свершится.
-Ну вот вы опять за своё. Не встретилась пока та, единственная, - промямлил Алексей и попытался незаметно отшутится, вставив анекдот, чтобы перевести разговор на другую тему. Однако ребята не унимались. Весь вечер Алексей был в кругу их внимания. И он в душе  смущаясь, смеялся их шуткам и анекдотам, сам остроумно шутил.
    За всем происходящим за столиком Алексея, даже не стараясь быть незамеченной, наблюдала молодая официантка, обслуживающая их столик. Вот  и сейчас, стоя неподалёку, она продолжала за ними наблюдать. Её неотступные взгляды были замечены Настёной. Она, словно прочитав мысли девушки, шепнула что-то на ухо брату.
 
-Брось меня сватать, - тихо сказал ей Алексей, но всё же посмотрел в сторону официантки и, спустя пару секунд, отвёл взгляд и уже участвовал в разговоре друзей.
-Девушка, можно Вас! – подозвала Настя официантку.
-Что желаете? – любезно и нарочито громко спросила Лана.
-Как тебя зовут? – спросила Настёна тихо.
-Алана, - нарочито громко ответила та.
   Все посмотрели в её сторону. Молчание повисло над столиком номер один.
-Что?
-Кто?
-Ну и что?
-А?
-А-а-а...
Каждый из сидящих не понял , почему так громко их прервала официантка.
-Нашу официантку зовут так, - ответил Олег. – Кто, что желает заказать? Спрашивает она.
-Нет спасибо, нам ничего пока не надо, - ответил вежливо Алексей.
-Пока не надо, спасибо, Алана, - обнадёжила Лану Настёна.
   Алана быстро залилась краской и пошла прочь.
 
-Лёш, посмотри на неё повнимательнее. Она ничего, - шептала на ухо брату Настёна.
-Да перестань ты, - отрезал Алексей.
-Ты как заскорузлый сухарь, Лёха. Сколько раз тебе говорить, что одной наукой сыт не будешь. Посмотри, сколько девушек вокруг. Почему тебе никто не нравится.
-Потому что моя девочка ещё в детский сад ходит, - отшутился от навязчивой сестрёнки Алексей. – Ведь так отец наш говорит?
-Ну это уже аномально. Давай без перегибов, - не смеялась Настя.
-Хорошо – тогда она в школу ходит, - продолжал в том же духе её брат.
 
   К семи часам вечера подошли музыканты и громкая волна попсы заполнила собою студенческий клуб.
 
Отгремела музыка. Отплясали пары. Закончился вечер.   
Возвращаясь домой вместе с Лешей, Настя затеяла неожиданно разговор об Алане:
-Лёш, понравилась она тебе? Только ты не говори, что не понимаешь, о ком речь.
-Симпатичная девица. Но не в моём вкусе.
-А какие в твоём?
-Самое интересное, я пока и сам не знаю.
-А она из Риги.
-Ну и что?
-Ну ты же сам говорил, что любишь этот город, - не успокаивалась Настя.
-Нет, не люблю. Просто Прибалтика нравится мне. Там не так как в Украине. Всё иначе. Но там нас, русских, не любят. Я помню, спросил как-то прохожего, как пройти по указанному адресу. Он мне предложил спросить тоже самое по-латышски. Я объяснил, что не знаю их языка. На что тот мне ответил: «Раз не знаешь, значит не придёшь по назначению». И ушёл. Вот такие там люди.
-Но Лана – не латышка, она восточных кровей девушка.
-Ещё лучше, - пошутил Алексей и, продолжив тему Риги, добавил, - Рига – красивый город. Да. Он мне очень нравится. Но ничто не перебьёт мою любовь к Питеру.
 
 
Глава 6.
«Видение»
 
   Питер... Любимый! Величавый! Благородный! Прекрасный!
Наконец-то, он здесь, думал Алексей, прохаживаясь по Староневскому проспекту. Дижение... Движение во всём. Движутся машины, люди. Хаотично. Беспрестанно. Без заданного направления, как может показаться прогуливающемуся не спеша пешеходу, наслаждающемуся привычными видами, благоговеющему перед историей и радующемуся сопричасностью к великому, изысканному, недосягаемому.
   Хотел ли он быть частью этого – Этого – города? Ещё как хотел. Здесь, как нигде, ощущалось движение самой жизни. Алексею нравилось прогуливаться по любимому городу, наблюдать за людьми, заглядывать им в лица, предполагать их мысли. Таким образом он отдыхал от своих собственных. Дышал свободой. За годы учёбы в аспирантуре таких свободных дней выпало на его долю не так уж много. Зачёты, экзамены, работа... Работа над своим научным проектом, занимающая всё свободное время, практически поработила его мозг. Изучение специальной литературы, консультации с титанами инженерной мысли, углубление в мир формул и теорем. Понятно было всё теоретически, одноко на практике многое не получалось. Приходилось опять усаживаться за учебники, иногда вычислять логически. Главным делом Алексея являлось написание диссертации. Он хотел успеть в отведённые научным миром сроки. Три года. Целых три года!  Однако для него, погрузившегося в пучину процесса с головой, этот срок не казался таким уж протяжённым по времени. Обычно он говорил родным, что всего-то три года – и он станет кандидатом наук, его гидравлические насосы будут использоват на производстве, его имя станет известным в научном мире. Возможно, тщеславие и руководило молодым человеком в достижении своих целей, однако, надо отдать должное его упорству и самоотрешённсти. Главным девизом Алексея стали слова, которые он не уставал повторять каждый день: «Ни дня без строчки!»
   Режим работ был чётко спланирован: диссертация, диссертация, диссертация - перерыв на обед - опять теория; в специально согласованные с заводом дни - практические эксперименты, обсуждения поведения модели его машины – вечером же, после собственноручно приготовленного ужина на скорую руку, опять работа над кандидатской и лишь потом снова работа, но уже над собой: Алексей, изучив азы игры на гитаре ещё в институте,  сейчас совершенствовал своё вокально-инструментальное мастерство. Кждый день разучивал новую композицию, подбирая на слух знакомые песни.
    Ещё он учил стихи. Наизусть. В день по стихотворению. Авторов выбирал самых разнообразных, от классиков Серебряного века до современных, мало ещё кому известных. Так, он, работая над собой, отдыхал.
   И вот, прогуливаясь по городу в день приезда, Алексей вдыхал всем своим существом, жадно, наслаждаясь случаем, сам Ленинград.
   Но что это? Видение? Мираж? Что это? Не отдавая отчёта мыслям, насытившимся впечатлениями движения самой жизни, Алексей повчувствовал, что идущая навстречу ему девушка, это сон. Или, может быть, мечта?
   Белокурый ангел парил словно над толпой. Алексей остановился, не в состоянии пошевелиться. Шум города стих мгновенно, в воздухе повисла какая-то лёгкая мелодия; очевидно, на смену оркестру уличного гама пришла сольная партия скрипки. И девушка двигалась, будто по нотам, плавно, непринуждённо. И вот она уже почти ощутимо близка. Алексей, застывший  в ожидании её  лёгкого дыхания, не мог оторвать своего немигающего взгляда. Точно в гипнотическом оцепенении, он считал её шаги в такт звучащей музыке... И вот он уже отчётливо видит её огромные, цвета неба глаза; и если бы она на него посмотрела, то Алексей неминуемо бы утонул в их голубой глубине. Но... Но вдруг,  почти уже приблизившись к нему, она резко обернулась, точно на чей-то зов. И картина реальности обрушилась на Алексея вновь. Город зашумел, и чрез внезапно оглушившую его какафонию городского шума молодой человек уловил прощальный аккорд своего сна, воплотившийся в приглушённом зове: -Али-и-и-са-а-а...
   И Алиса, развернувшись, пошла на зов подруги, приглашающей подвезти, очевидно.  Девушка без колебаний согласилась и впорхнула в автомобиль. Она уехала, оставив дымку видения, стоящую перед глазами Алексея. Он всё ещё не мог прийти в себя, не верил, что это было явью. Город шумел. Какой-то прохожий со спины задел его плечом, потом другой, проходящий мимо, протянул ему руку, как будто для пожатия, спросив:
-Простите... Мы разве знакомы?
    Это привело молодого человека в чувство адекватного восприятия реальности, и он увидел, что стоит с протянутой в след ушедшей Алисы рукой, точно вопрошая: «Постой же!»
   Алексей, опустив руку, улыбнулся мужчине и, отрицательно крутнув головой, продолжил бесцельное своё движение.
   Однако скрипка продолжала тихонько напевать свою мелодию. И Алексей, боясь потерять единственное, хоть и эфимерное, напоминание о сошедшем с небес ангеле, побежал домой, чтобы подобрать её мотив на гитаре.
 
 
Глава 7.
«Питер-Днепр»
 
   Жизнь продолжала своё движение вперёд. Времена года сменяли друг друга по расписанию, предложенному географичекими паралелями. По расписанию же продолжалась и жизнь Алексея. Решая задачи кандидатского максимума, он ломал голову над трудностями выбранного им самим же пути. И надо сказать, небезрезультатно. Находясь в режиме постоянной работы, мозг молодого учёного пребывал в эйфории занятости.  Плоды его деятельности были налицо. Алексей преуспевал и, благодаря усердию и неустанному труду, мог себе позволить навещать «родные пенаты» достаточно часто, как минимум раз в сезон.
   Родные, как правило, бывали рады. Однако готовили ему подчас неприятные сюрпризы. Настёна развелась, но её бывший муж тенью своей продолжал присутствовать ещё долгие месяцы. Алексей даже не пылся разобраться, был ли Анатолий виноват вообще. Ему было не важно, была ли виновницей сестра. Единственное, что его волновало – она была несчастлива. Любимая племянница росла без отца. Общество дедов стало для неё единственно приемлемым. Их дом был её домом. А Настёна продолжала страдать. Любила ли она всё ещё бывшего мужа? Скорее да, чем нет. А страдала оттого, что Анатоль не отвечал взаимностью.
-Да он же не способен любить вообще, - заявлял в пылу гнева на зятя Димитрий Осипович. - Я помню, был он ещё с Настей, а глазки по бабам шарили, так прытко и сладко, что я ему замечания делал. Говорил: «Хоть меня, бестыжий, постесняйся!» А ему всё равно.
-Да ты не нервничай, отец! – пытался успокоить отца Алёшка. – Тебе нельзя. Побереги себя. Я сам разбрусь.
   И Алексей шёл к Анатолю, пытаясь выяснить очередную ситуацию.
   Отец слаб уже. Годы нервной работы давали себя знать. Неудачное замужество любимой дочери подкосило его силы. Он не показывал виду, но всё чаще Алексей замечал отца, держащегося тайком от всех за сердце.
   «А тут ещё эта Алана!» - думал Алексей, вспоминая их редкие встречи. Ему всегда было как-то не по себе от случайных пусть даже столкновений. Алексею был неприятен её жадный взгляд, вопрошающий о чём Алексей даже и предполагать не желал.  Иногда ему казалось, что всё его существо, сопротивляясь в душе, тянет к ней. И тогда, молодой человек шёл беспричинно  бродить по городу и непременно встречался с Ланой. После чего хотелось быстрее закончить общение с этой симпатичной, казалось бы, девушкой и уединиться в своей комнате. Он не мог объяснить происходящего. Что-то из вне двигало его телом. Душа же противилась.
   В последний же майский приезд в Днепропетровск Лана засыпала Алексея звонками. Молодой человек делал нечеловеческие усилия над собой, чтобы, будучи приглашённым сладко улыбающейся матерью к телефону, взять трубку. Он чувствовал и на расстоянии энергетический посыл от Аланы. Он, словно магнит, прирастал к полу. Прилипал к глотке и его язык, противясь вымолвить приглашение на свидание, которого добивалась девушка.
   После разговоров с нею к Алексею иногда подступали приступы необъяснимой тошноты и слабости. Тогда он не мог держать себя в руках и падал разбитый на кушетку.
«А то объяснение в любви и прыжок с недостроенного здания?» - вспоминал Алексей и  чувство неприязни разлилось по всем его членам. Он чувствовал какое-то предубеждение против Ланы и понимал в то же время, что она выбрала его. Это ещё больше раздражало Алексея. И тогда он чувствовал потребность срочно уехать из Днепропетровска. Ему нужно было поскорее добраться до Питера. И, чтобы заглушить растущий в душе ком противоречий, он вспоминал своё видение.

 
Глава 8.
«Стоп-кран»
 
   Лето 1984 года.
   Музыка в исполнении скрипки всё ещё напоминала о той незабываемой встрече на Староневском. Образ девушки его мечты расплывчато но всплывал в его памяти. «Сколько бы я ей стихов прочёл! Сколько песен бы спел!» - Думал молодой человек.
   И вот сегодня, покидая в очередной раз Питер, Алексей загрустил о том, что уезжает. (Ему надо было навестить свой Днепропетровский институт в целях прогресса диссертации). Находясь уже в вагоне, молодой человек опять услышал ту мелодию. В купе он находился один, что позволило ему тихонечко, глядя в окно, напевать свою песню. Ему жаль было уезжать. Алексей словно покидал свою мечту. 
-Здравия желаю! – поприветствовал Алексея мужчина, вошедший в купе.
«Должно быть, военный,» - предположил Алексей, оценивший образцовую выправку и стать вошедшего, одетого, как заметил Алексей, по-граждански в кожаную куртку и джинсы.  Вслух же добавил: - Здравствуйте! Рад соседству с Вами, - и протянул для рукопожатия руку.
-Горецкий. Валентин Тимофеевич. Полковник, – и секунду спустя, с некой непривычкой добавил: - в отставке. – И взглянул таким добрым, ясным и чистым взором, что Алексей невольно задержал свой взгляд, окунувшись в необыкновенную голубизну глаз полковника. Молодому человеку показалось на минуту, что они встречались раньше. И Алексей пытался вспомнить, где. Но в памяти ничего не всплывало. Тогда он спросил:
-Вы в Днепропетровск путь держите?
-Да! На родину! Теперь уже надолго, - с неподдельной радостью произнёс Горецкий.
-Ой, простите, не представился! – спохватился Алексей, ругая себя за несоблюдение правил приличия: начал вести распросы, не назвав себя сам. – Алексей Высоков. Аспирант.
-Ну, приветствую тебя, аспирант Высоков, ещё раз! – улыбнувшись и взглядом и всем своим естеством, сказал полковник и задал встречный вопрос: - Куда же сам путь держишь?
-Тоже на родину. В Днепропетровск. Решил совместить приятное с полезным: по работе, в принципе, еду, заодно и родителей навещу.
-Хорошо, что родителей не забываешь. Постой-ка, постой-ка. Как, ты говришь, твоя фамилия? – вдруг переспросил Валентин Тимофеевич.
-Высоков.
-Дмитрия Осиповича Высокова сын?
-Вообще-то да, - заулыбался Алексей. – Вы с отцом знакомы?
-Вообще-то да. Хотя Дмитрий Осипович, пожалуй, меня не помнит. Он меня награждал по окончании военного училища.  Крепкий мужчина. Сильный. Понравился мне тогда он. Надеюсь, он и сейчас в добром здравии.
 
   Так продолжалась приятная обоим беседа в течение всего пути.
   
-А где, Валентин Тимофеевич, сейчас семья? – спросил Алексей, знающий уже от попутчика о его намерениях по приезде в Днепропетровск. Горецкий собирался встать на учёт в военкомат, заявить свои права на жильё. Как ни странно, полковник в отставке отказался от жилья в Питере. Дочери оставил  квартиру на Васильевском. Сам же рвался на родину. Весь пакет документов лежал в кожаном портфеле, на верхней полке купе, где покоилась и лётная кожаная куртка, подаренная друзьями на прощанье. Горецкий сказал, что всю жизнь о такой, о лётной, мечтал.
-Жену в Подмосковье к родственникам отправил, навестить. Дочь закончила первый курс Первого Медицинского. А я еду, так сказать, на разведку. Алина (это жена) позже приедет. Устраиваться вместе будем. А Алиса (дочь) - после практики приедет уже проведать нас.
   Произнесённое Горецким имя дочери заставило сердце Алексея застучать сильнее. Мелодия скрипки опять зазвучала. Молодой человек посмотрел в окно и произнёс:
-По расписанию уже должны быть В Краснозорье. Это последняя остановка перед Днепропетровском .
-Пойду разомнусь чуток. Ты как?
-Нет, товарищ полковник, я здесь. Ваши документы и куртку постерегу, - сказал Алексей и печально улыбнулся.
-Ты никак загрустил? – ничто не скрылось от взора Горецкого.
-Да так, вспомнилось.
-Да что там, дружище! О чём тебе в твои годы вспоминать, печалясь? У тебя, дружище, все ещё впереди! – подбодрил полковник со знанием дела. Весь он излучал свет, что заставило молодого человека просиять улыбкой в ответ. Затем Горецкий похлопал Алексея по плечу и спросил проходящую мимо проводницу:
-Девушка, как долго простоим в Краснозорье?
-Хвылын пьятнадцать. Ще встыгнытэ купыты пыва, - на ходу бросила проводница, не посмотрев на часы, и побежала запирать ванные комнаты. Горецкий рад был слышать родную с детства речь. Он решил последовать совету проводницы.
 
   Поезд пришёл на высокую платформу. Ярко светило летнее солнце. Горецкий легко спрыгнув с платформы, пошёл не спеша на вокзал, где купил бутылочку местного пива и здесь же в кафе распил её, беседуя с официантом.
 
-Ада! Давай, швыдче, - кричала проводница спешащей к вагону, в котором остался Алексей, проводница. – Поезд зараз пиде.
-Что-то сегодня вы вне графика, Светочка, - приветствуя взмахом руки свою знакомую, произнесла женщина по имени Ада и, подхватив корзину с травами, переместилась с перрона в вагон Светочки.
-Да так ож. З****нылыся, алэ поидымо вчаснэ,- сказав это проводница взошла в вагон уже движушегося поезда и приготовила жезл для взмаха.
   Поезд набирал ход. Алексей слегка запаниковал. Где Горецкий!
   Молодой человек выскочил из купе и побежал в начало вагона.
-Девушка! Вы же сказали, что поезд пятнадцать минут стоять будет! – возмутился Алексей, не скрывая тревоги. – Товарищ полковник же ещё на вокзале! Почему мы тронулись так рано?
-Молодый чэловик, нэчэго на мэни орати! – обиженно парировала проводница. – Ничэго не трапыться з вашим сусидом. Приидэ на наступному поезди.
-Но, позвольте! – прокричал Алексей и бросился к стоп-крану.
-Нэ дозволю! Це у нас на останний выпадок! – закрыв широкой спиной красный рычаг стоп-крана, кричала Светочка, не понимая, что происходящее и есть крайний случай.
 
   Поезд постепенно набирал скорость, когда Горецкий заметил его движение. Бросившись вдогонку, Валентин посмотрел на часы. У него в запасе было ещё пять минут времени. Что же такое! Поезд отправился без него!
   Валентин, преодолев положенное растояние, вспорхнул на платформу и помчался по перрону вслед набирающему обороты поезду.
-Куда Вы, товарищ полковник! - кричал официант, - Вы не догоните, сорвётесь, платформа недостроена, впереди обрыв.
«Как же я могу ждать?» - отвечал ему мысленно Горецкий, - «У меня там всё, вся моя жизнь! Все документы», - и продолжал ускоряться.
   Спортивый, хорошо сложенный, но слегка располневший, он бежал что было сил. И вот уже, казалось он догнал последний вагон, вот ещё чуть-чуть и схватит поручень.
   Почва уходила из-под ног, он это чувствовал. Горецкий мчался на последнем дыхании. Но вот впереди... Что там впереди? Ничего? Где платформа?
   Валентин понял, что пропал, если на протяжении нескольких метров он не сможет увеличить скорость, чтобы уцепиться за поручень, то через минуту разобьётся, сорвавшись с обрыва платформы. Здравый смысл подсказывал ему: «Остановись!» Но Горецкий не слышал. Он бежал и в последнее мгновение предпринял отчаянную, почти смертельную попытку: он прыгнул в бездну, когда закончилась платформа, прыгнул в надежде, что ухватится за поручень.
   И... На предпоследнем мгновении...поезд резко затормозил. Что позволило Валентину достичь желаемого. Подполковника волной инерции резко дёрнуло вперёд. Он повис на поручне и, спустя миг, подтянувшись на сильных руках, взобрался повыше от замедливших своё движение, но ещё скрежечущих колёс. Поезд остановился и дал задний ход. Валентин был спасён.
   И вот уже к нему бегут со всех сторон, чтобы помочь. Но он в полном порядке! Всё хорошо!
   Горецкий спрыгнул на землю и пошёл к своему вагону.
 
   Проводница  Светочка кричала, щиро поливая на украинской мове, что никому не дозволено срывать стоп-кран, что нарушителю придётся платить штраф. Но Алексей, отшвырнув её, как и в прошлый раз от стоп-крана перед тем, как сорвать его, отворил двери вагона, ловко соскочил вниз и помчался навстречу Горецкому. Светочка же продолжала вопить во всё горло.
 
-Спасибо, дружище! Ты спас мне жизнь! – поблагодарил Алексея выбившийся из сил Валентин и опустился прямо на землю, схватившись за сердце.
 
-Всё со мной хорошо, не беспокойтесь! – говорил пассажирам Горецкий, находясь уже в своём купе.
-На-ка вот, возьми и пожуй травку, - сказала Ада и протянула сочный пучок с разлапистыми листьями. - Это поможет успокоиться и биение сердца сбавит.
-Спаибо, Вам, - проговорил Валентин и принял из рук женщины целебную травку. Взглянув ей в глаза, Горецкий смутился, а тайники его памяти отматывали  ретроспективу, словно магнитную ленту.
   Ада смотрела как-то заинтересованно, с некой печалью и радостью одновременно. Минуту Горецкий и Ада рассматривали друг друга. Женщина первой нарушила молчание:
-Признал, что ли?
-Вы? - глаза его в этот момент блеснули голубым светом и наполнились слезами.
-Да, милок, вот и свиделись. Изменилась, поди? Да и ты не помолодел. Однако глаз таких больше ни у кого нет. По ним тебя признала.
-Ошибаетесь, спасительница Вы моя! У дочери моей такие же.
-У Алисы?
-Да.
 
 
Глава 9.
«Предложение»
 
   Лето 1984 года в Украине, по прогнозам синоптиков, обещало быть солнечным. Однако солнце, радовавшее с утра, в мгновение исчезло, накрытое чёрной безразмерной тучей, и мелкий дождь, начавшийся за несколько минут до прибытия скорого поезда, разразился сильным ливнем.
   Горецкий надел подаренную друзьями лётную куртку, достал из-под полки  багаж и подошёл к Алексею, смотревшему в окно напротив купе. Мужчины стояли молча, наблюдая обычную вокзальную суету перед остановкой состава. Разговор, инициированный Валентином, не завязался. Никто из них не обратил внимания на присевшую поодаль Аду, наблюдавшую за ними.
    Алексей, потрясённый происшествием, как ему казалось, пребывал в состоянии прострации. Вот уже некоторое время он ощущал слабость. Нет, у него не было головной боли или головокружения. Нет. Это было расстройство другого рода. Пожалуй, он испытывал расстройство воли. Молодой человек словно перестал контролировать свои поступки. Чувство потерянности и опустошённости поглотило даже чувство долга.
   По прибытии в Днепропетровск Алексей сухо попрощался с Горецким ещё в вагоне, не посмотрев ему даже в глаза. Пожелав удачи и пожав как-то вяло руку, он вынырнул на перрон и растворился в толпе. И только.
   Вопреки обыкновению, молодой человек не поехал домой сразу.  Он шёл под проливным дождём, не замечая его, сам не зная куда. Ноги просто несли, не огибая лужи, напрямик.
   Вот - перед Алексеем общежитие. Он заходит в центральный холл и спрашиват Лану.
-Ты, милок, что хочешь? Все, точнее, почти все выпускники разъехались. Кто куда. А Лана – домой. Она уже в Ригу-то небось добралась... – говорила выхтёрша.
   Алексей, глядя на неё, не видел её лица, но отчётливо слышал, что тётя Клава сказала.
-Эй! Молодой человек! Тебе кого позвать, чё ли? – громче крикнула вахтёрша.
   Алексей от резкости её тона пришёл в сознание и, оторопев от того, что находится в общежитии, осел в кресло перед столом тёти Клавы. Та же, оценив обстановку и пристально посмотрев на парня, увидела, что тот вымок до нитки и немного не в себе.
-Ты посиди тут чуток, милок, я сейчас вернусь, – сказала испуганная вахтёрша и удалилась таким быстрым шагом, насколько ей могли позволить её полнота и хромота.
   Алексей закрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Он ничего не чувствовал. Стерильное состояние мозга, не давало собраться с мыслями. Молодой человек не понимал, что происходит. Однако это его не раздражало.
-На-ка вот, мил человек, возьми! – пробормотала запыхавшаяся тётя Клава и всунула в руку листок с номером телефона. – Позвони ей. Она уехала вот дня три тому. Но я думаю, что уже добралась. Позвони в Ригу. Она, не бось, ждёт. Такой парень! Как же! Ждёт, конечно! Позвони Лане!
   Алексей Высоков поднялся из кресел и вышел, не поблагодарив вахтёршу, из здания общежития на воздух. Однако и это не отрезвило его.  В мозгу звучал только чёткий приказ тёти Клавы: «Позвони Лане!»
   Дома в этот момент никого не было, кроме бабушки. Алексей обнял её по привычке, выработанной годами и подошёл к телефону. Развернув лист, данный ему тётей Клавой, он набрал номер. В трубке звучало молчание, которое вторило состоянию молодого человека. Он продолжал ждать. Вдруг шелчок и шипение. Потом – гудок, другой и:
-Алло! – прозвучал голос Ланы.
-..., - Алексей молчал.
-Алло! Говорите! – Лана повысила тон голоса.
-Лана? – спросил Алексей.
-Да! Алексей! Как я рада твоему звонку!
-Выходи за меня...
   Не последовало даже паузы. Казалось, Лана сидела подле телефона и ожидала именно этого звока и этого вопроса. Она выпалила:
-Да! Я согласна! - и заплакала.
   Алексей нажал на рычаг. Он, сев на рядом стоящую банкетку, схватился руками за голову, не понимая, что делает.
   В этот момент входная дверь открылась, и Настёна с пакетами ввалилась в квартиру родителей.
   Услыхав шум в прихожей, молодой человек вышел из комнаты, всё ещё держа в руке телефонную трубку.
-Привет, братик! – крикнула Настя и кинулась на шею Алексею. – Приехал наконец-то. Мы уж заждались тебя. А ты всё не едешь и не едешь! Лёшка! – обнимая брата, тараторила жизнерадостная Настя. Однако, не получив от Алексея привычной порции братской нежности, она отстранилась от него, не понимая в чём дело. Увидев, что Алексей держит телефонную трубку в руке, девушка немного насторожилась, не случилось ли чего. - Ты с кем-то говоришь?
-Говорил. С Ланой, - бесстрастно произнёс Алексей.
-А-а-а... А я её встретила не так давно перед выпускными. Она сказала, что замуж выходит. Ты знаешь это? – не сводя с брата тревожного взгляда, сообщила Настёна.
-Да, знаю.
-За  кого? - удивилась Настя.
-За меня.
   Алексей выгладел безучастным. Молчание повисло в квартире Высоковых.
   Сказать, что Настя была удивлена, значит ничего не сказать. Была ли она обрадована? Вряд ли. А вот обескуражена, да. Даже где-то несколько разочарована. Как это могло произойти, что она ничего не знала. Ведь это она, она была инициатором знакомства, встреч брата и Ланы. Это она жужжала ему на ухо и рассказывала о преимуществах её кандидатуры. Она! И как же так, что  теперь вдруг в стороне? Настя была обижена, но старалась не подавать виду. На кого обижаться? На Лешу? Причём тут он. Он никогда не обсуждал с нею свои романы. Но Лана! Она же так пыталась завоевать дружбу, так старалась быть участливой ко всему, что касалось их семьи. И вдруг такой сюрприз! Настёна внутренне негодовала. Что-то  нехорошее промелькнуло в её сознании. Нет, не нравиться ей теперь уже  эта девушка. Такая скрытность! Такой индивидуализм! Это не импонировало Настёне. Вся гамма чувств оразилась на её лице сразу, но Алексей этого не заметил. Он лишь спросил:
-Что теперь делать?
-Жениться, - буркнула Настя и ушал разбирать покупки.
 
«Жениться» прозвучало приказом для Алексея.
 

 
Часть четвёртая.
Глава 1.
«Бой»
 
   Лето 1996 года.
   Ада возвращалась домой после сбора трав. Она мысленно благодарила природу за погоду и за дары, которые женщина бережно несла в своей корзинке.
   Раннее утро предвещало солнечный день. Лёгкие перистые облака, окутывавшие  совсем ещё недавно серо-жёлтый свод, рассеивались. Уже угадывалась чистая голубизна  небес.
    Напоследок Ада решила пройтись вдоль липовой аллеи и собрать немного липового цвету. Это входило в её сегодняшнюю программу.
   Ада нежно срывала липкие цветы, стараясь не повредить веток и не нарушить соцветий. Женщина каждый раз посылала взгляд жгучих зениц в небо, читая молитвы. Она просила прощение у природы за свои действия и обещала взамен них благие последствия, которые возымеют они посредством целебности данного сбора.  Вдруг столь хрупкое, выработанное знахаркой десятками лет таинство единения с вселенной нарушил неожиданный собачий лай. Женщина, прервав свои благодарственные посылы, всмотрелась вглубь деревьев.
   Она насторожилась. В приближающейся собаке Ада угадывала очертания знакомого чёрного терьера, летящего на неё с раскрытой пастью.
-Бой! Бойка!  Ты ли это? – ласково спросила женщина и протянула ему свою ласковую руку. Кобель стал ластиться. Он, видимо, ещё издали признал Аду и нёсся к ней, словно прося промощи.
-Ты заблудился, мальчик? – спрашивала Ада кобеля, запустив в его чёрную  густую кучеряву шерсть свою руку и почёсывая за ухом. – Как же ты здесь оказался? Сбежал, что ли? 
   Пёс наклонил свою голову, точно извиняясь. А потом внезапно подскочив, оставаясь стоять на задних, передние лапы вскинул на плечи женщины и лизнул влажным языком её лоб.
-Ну спасибо, Бойка! Я тоже рада тебя видеть. Большой ты вырос. Совсем тяжёлый стал. Пойдём, милый, я тебя домой провожу.
   И они пошли вдоль липовой аллеи в сторону дома Ланы.
 
   Спустя четверть часа, Ада с Боем достигли цели. Им навстречу бежала рыдающая и что-то неразбочиво вопящая Светочка. Волосы женщины, видимо ещё не чёсанные с утра, всклочилсь ещё больше. Глаза заспанные ещё и уже заплаканные смотрели  неясно, проливая поток слёз, но уже, очевидно, радости от того, что нашёлся соседский кобель.
-Ты что же это? Бой? Как ты мог? Я весь район оббежала, тебя искала! – вопила Светочка, то и дело жестикулируя пухленькими руками, держащими поводок Боя. – Что бы я сказала Лане, если бы Адочка тебя не нашла? Как бы я ей в глаза смотреть стала!
-А где сами-то они? – удивилась Ада.
-Они же разъехались все, - ещё несвязно отвечала Светочка и, взявшись трясущимися руками за ошейник Боя, пристегнула собаку к поводку.
-Как все?
-Алексей Дмитриевич – в командировку. Лана с детьми – в Ригу. А собаку на нас оставили. Бой живёт у себя в квартире, а мы с мужем только поочереди выгуливаем его. Я с утра, он – вечером. И кормим, конечно, - доложила обстановку соседка Ланы.
   Ада огорчилась. Уже который раз Лана отказывала ей в своём доверии. Мало того, что в дом свой почти ни разу не позвала, как замуж вышла (лишь когда Зара с братом приезжали только), так и привечала нелюбезно, когда Ада сама являлась, подарки детям её на праздники занести, или пёсику что. Алана всё старалась обойтись короткой отговоркой, что занята, или  что гости у неё. Вот уже тринадцать лет так.
«И что бы собаку-то со мной в доме не оставить?» - мысленно удивлялась обиженная Ада. – «Там бы у меня Бою и раздолье на свежем воздухе, и не чужие присматривали бы».
   В очередной раз переживая неловкость за неукротимую племянницу, Ада покачала головой.
   Светочка, не заметив укоризненного взора Ады на Ланины окна, обрадованная возвращением Боя и неожиданной встречей с Адой, что-то тараторила про неспокойный нрав собаки:
-И так каждый раз. Хоть с поводка не спускай. Бой – добрый пёс, ласковый. Да только уж очень непослушный.
-Да разве будешь тут послушным. Сиднем же сидит целыми днями в четырёх стенах. Выгуляют два раза и всё. А он ведь, смотри, какой здоровенный. Ему простор нужен, - оправдывала Ада пса, который стоял рядом с ней, смирно склонив голову. Ада почёсывала ему за ухом и всё покачивала головой, сопереживая собаке.
   Света, знающая Аду уже несколько лет как дальнюю родственницу Аланы да и только, не замечала даже, что соседка её и подруга Лана не особенно привечала свою двоюродную тётку.  Алана была скрытной от природы, а Светка – нелюбопытной, зато отзывчивой и благодарной. Она спохватилась вдруг и кинулась обнимать Аду.
-Спасибо Вам, Адочка, за Боя!
-Да что там. Хорошо, конечно, что мне он попался. А то, кто знает, куда бы убежал.
-Ада, пойдёмте чайку попьем, а? – от всей души предложила Светочка.
-Спасибо, дочка. Не откажусь, - приняла приглашение Ада.
   Женщины поднялись на четвёртый этаж. Света, открыв квартиру Аланы и впустив туда собаку, предложила:
-Ада, вы проходите и хозяйничайте там на кухне сами пока. Чайничек поставьте. А я пока себя в порядок приведу, - она показала жестом, предполагавшим очевидность внешней своей неприглядности. – И прибегу скоренько, вкусностей к чаю принесу. Ага? – поймав одобрительный кивок Ады, она сокрылась в соседней квартире.
   Ада шагнула внутрь и остановилась в прихожей, оглядываясь по сторонам. Редко бывала она здесь. Да. Нежеланной всегда была гостьей. Она знала это. Все эти годы Алана сторонилась и чуралась её. Ада понимала, с чем всё это связано. Та давняя история с покорением сердца Алексея Высокова возымела-таки своё действие без её участия. Добилась-таки Аланка своего. Замуж вышла за него, детишек родила. Да счастлива не была. Нет. Глазёнки по-волчьи как-то всё время глядели. Правда, с неким таким победным блеском и неоправданной, как понимала Ада, гордостью. Ворожея знала, что не без участия старого кувшина всё обошлось. Не чисто тут всё было. Силы недобрые приложились. А смертей сколько! Женщина закрыла глаза. Она продолжала стоять на том же месте, не рашаясь пойти вглубь квартиры. Ада перебирала в памяти все эти страшные эпизоды.
 
   Поезд прибывает вовремя. Тяжёлый ливень хлещет в стёкла вагона, в котором едут Алексей, Горецкий и Ада в тот злополучный день.
       Ада видит, как Горецкий надевает лётную куртку, достаёт из-под полки  багаж и подходит к Алексею, смотрящему в окно напротив купе. Мужчины стоят молча, наблюдая обычную вокзальную суету перед остановкой состава. Разговор, инициированный Валентином, не завязывается. Алексей, видит Ада, пребывает в состоянии прострации. Горецкий выглядит бледным и потерянным. Аде кажется, нездоровым.
   По прибытии в Днепропетровск молодой Высоков сухо прощается с Горецким ещё в вагоне, не глядя ему даже в глаза. Желает удачи и жмёт как-то вяло руку. Затем он выныривает на перрон и растворяется в толпе. И только.
   Валентин же Горецкий, подхватив свой багаж, собирается прошествовать к выходу и оборачивается, ища глазами Аду, чтобы попрощаться, как вдруг, хватается свободной рукой за сердце, медленно так оседает на пол. Ада бежит к нему, бьёт по щекам, пытаясь привести в чувства. Но нет! Травы её уже не могут помочь Валентину. Он ... он...он... умер, понимает знахарка. Она кричит, зовёт на помощь. Потом врачи. Суета. Попытки. Но нет. Уже поздно. Нет больше человека. Сердце его остановилось...
 
   Ада пошатнулась, но, протянув интуитивно руку, коснулась стены и удержалась на ногах. Она продолжала стоять в прихожей с закрытыми глазами. Женщина вспоминала, какой тогда был день. «Кажется, 20 июля. Да, да. Именно». 
   Тут её опустившуюся руку лизнул Бой и, подойдя к женщине вплотную, ткнулся влажным носом в плечо.
-Да, мой хороший. Пойдём, я тебе водицы свежей подам, - произнесла ласково Ада. Она постепенно возвращалась к действительности.
   Первое, что ощутила Ада, придя в себя, это ужасный спёртый воздух, в который погружена была квартира Ланы. Пахло нечистотами. Пожалуй, собакой, её ли неубранными испражнениями. Ада прошлась по комнатам.
«Надо бы проветрить квартиру», - подумала она. Зайдя на кухню, женщина открыла окно. Затем - в гостиной.
    Ада осматривала Ланино жилище. Всё было обустроено со вкусом. Однако уюта не ощущалось. Комнаты выглядели безликими, обстановка не радовала глаз.
   Женщина поставила чайник на плиту и засмотрелась на огонь включённой комфорки. Вода зашумела, набирая пронзительный звук, проникающий в самые глубины сердца. Ада вдруг привычным жестом схватилась за левый бок. Ей стало дурно. «Надо на воздух», - поняла она.
   Женщина стремительно по наитию прошла в противоположную часть квартиры и, открыв балконную дверь в одной из спален, приняла на себя поток свежего воздуха, хлынувшего на неё, высоко задёрнув сквозняком тюль. Постепенно боль отступила. Ада расслабилась и закрыла глаза. Ей вспомнились картины похорон Ланиного тестя Дмитрия Осиповича. Он умер почти сразу после свадьбы сына. «Тоже сердце. Да и помучался он, болезный, перед тем как уйти в мир иной».
    Ада вспоминала.
 
   20 июля. Тело Горецкого забрала машина скорой помощи и увезла навсегда. Сама она поплелась домой с ужасным ощущением беды. Вечером того же дня позвонила Зара и сообщила о помолвке Ланы с Алексеем Высоковым. Правда, отец Алексея в тот же день в больницу попал с первым сердечным  приступом. Как получше ему стало, свадьбу и сыграли. А вскоре и второй приступ у Дмитрия-то случился. Его уже он не пережил. Вот как.
 
   Женщина села на краешек кровати, приложив руку  к груди. Все даты совпадали. Цепочка произошедших событий выстроилась в ясную картину. Понимание произошедшего ошеломило Аду, пронзая насквозь острейшей болью сердце. Женщина поднялась ошеломлённая, превозмогая себя, и, услышав свист закипевшего чайника, развернулась спиной к окну, чтобы выйти из спальни. Однако увиденное долей секуны позже заставило её остановиться, точно врасти в пол.
   Кувшин. Тот самый кувшин стоял на постаменте с противоположной стены от окна спальни у дверного проёма.
   Ада опустилась на колени и принялась читать молитвы.
   Чайник, набрав полную грудь пара, выпуская его через положенное отверстие, срывался в свисте.
   Ада ничего не слышала, она крестилась и бубнила уже в полный голос «Отче наш», не отрывая взора от зловещего сосуда. Каждое слово, произнесённое женщиной, разрушало, как казалось ей, негативную энергентику пространства, давало уверенность в своих силах и защиту своей ауры. Ада продолжала читать, увеличивая звучание голоса. Она уже почти кричала.
   
   Тем временем, Светочка привела себя в порядок и, сложив на подносик печенье, конфеты и скляночки с вареньем собственного производства, наконец, подала на себя дверь соседской квартиры. 
   Сильнейший поток сквозняка, протянувшийся из общего коридора, засосал в себя гуляющий по Ланиной квартире воздух, создав мощной силы волну, сметающую всё на своём пути. Входную дверь Светочка с трудом удерживала. Подставив в образовавшийся проём ногу, она, пыталась удержать поднос на одной руке, чтобы другой пошире распахнуть дверь. Та подалась вдруг как-то резко, выбив поднос с содержимым из рук женщины.
  Звук бьющегося стекла  оглушил Аду. В тот момент, когда она припала челом к полу, вознося очередную молитву господу своему, резко захлопнулась сквозняком дверь спальни, приведя в дрожание стены. Кувшин, завибрировав, не удержался на постаменте и грохнулся на пол. Он разлетелся вдребезги. Ада подняла взор и оторопела. Осколки битого червлёного металла были повсюду. Кувшин разбился, будто бы был стеклянным.
   Ада снова перекрестилась.
   Тем временем…
 
 
Глава 2.
«Дежавю»
 
   …Алексей Высоков возвращался домой.
   Он был счастливо возбуждён. Однако горечь расставания с любимым городом портила это радостное ощущение, включив давно позабытую им ностальгическую тоску по прошлому. Опять спустя столько лет Алексей побывал в Питере. И вот он возвращается домой, только уже надолго, не как раньше.
   «Сколько лет прошло? - спрашивал он себя. - Десять? Пятнадцать? Да, пожалуй, около пятнадцати». «Надо, как судьба закрутила! - продолжал молча удивляться он. – Столько лет я отказывал себе в удовольствии. И почему?»
   Алексей Дмитриевич Высоков, сидя один в купе спального вагона, расслабился как-то вдруг, размяк. Ощущение радости куда-то исчезло.
   Мужчина задумался, перелистывая в памяти страницы былого и, вспомнив то прежнее чувство сладкой возбуждённости, граничащее, наверное, со счастьем, когда он раньше наведывался в Питер, испугался. Волна безысходной печали стремительно обрушилась на него.
   Алексей Дмитриевич знал однако, что очень преуспел в жизни: добился признания в научном мире, высот положения в занимаемой должности, уважения в родном городе в среде самых разных людей. Но нет, не об этом он сейчас думал. Всего минуту назад Алексей чувствовал себя превосходно, и вдруг понимание того, что все эти пятнадцать лет он был вычеркнут из жизни самим собою, обезоружило его и ввело в состояние глубокого отчаяния. «Пятнадцать лет жизни пролетело мимо, а я даже не заметил... – удивился он. – Но как же я это допустил? Где были мои глаза, моя душа?»
   Алексей, мысленно оглядевшись, увидел почему-то размытое сознанием лицо женщины, с которой был все эти годы. Она выглядела печальной и какой-то отстранённой. Всё это время Алексей так привык видеть жену именно такой, что даже не замечал печальности представшего зрелища. А сейчас, находясь за тысячи километров от супруги, он отчётливо увидел действительность, как картинку. На минуту ему показалось - он словно ощутил подлинность и натуральноть происходящего - что он дочитал, наконец, бесконечно долгую книгу и,  перевернув последнюю страницу, захлопнул её. Реальность, казалось бы, привычного действия вывела Алексея из состояния душевного равновесия.
«Что это?» – молча закричал Алексей.
   Он встряхнулся внутренне, пытаясь прогнать странный сон, однако всё происходящее с ним выглядело донельзя натуральным. Мужчина потёр глаза, которым привык доверять. Тут же его ясному взору через вагонное окно предстала вокзальная площадь со снующими хаотично пассажирами и провожающими. Алексей вгляделся в толпу, пытаясь разглядеть нечто  неестественное.
  Вот грузчик подкатил свою тачку к вагону и закурил папиросу, смачно насладившись первой затяжкой. Вот полупьяный дворник, оказавшийся в эпицентре вокзальной толпы, делает вид, что собирает мусор, наблюдая  жадными мутными глазами за действиями грузчика, вожделея закурить.
   Да нет! Всё казалось реальным Алексею. Единственно неестественным, точно зажатым в дверях по неосторожности, был голос диктора, что-то невнято объявляющий.
Однако как-то необычно было на душе Алексея Дмитриевича. Он поёжился, поудобнее устроившись на своём месте. Всем своим естеством Высоков чувствовал неоправданную, как ему казалось, возбуждённость, но вместе с тем и чувство необычайной лёгкости, словно чары нейро-лингвистического программирования рухнули в данный момент. Он попытался привыкнуть к этому новому, неведомому ему ощущению, пожалуй, свободы, и расслабился, отдавшись воле мыслей, надеясь на их спонтанный ход. Он закрыл глаза, желая задремать.
   «Вот он молодой учёный идёт по набережной Невы, любуясь окрестностями...»
   «Вот Невский проспект несёт его по волнам жизни...»
   «Вот он стоит с протянутой рукой вслед уходящей незнакомки...»
   ...И его чуткий музыкальный слух уловил знакомую когда-то мелодию. Алексей прислушался к звукам, окружающим его, и насторожился от неожиданности услышанного. Он, пытаясь освободиться от ощущения забытья, встряхнулся внутренне, в который уже раз пытаясь собраться и прийти в себя. Нет, всё было как тому и должно быть: звуки вокзальной суеты, приглушённый голос диктора, объявляющего отправление его поезда, металлическое клацанье дверных задвижек в соседних купе, выкрики провожающих с перрона. Алексей опять расслабился, попытавшись снова воскресить в памяти ту музыку. Она будоражила естество мужчины, задевая струны чувственности, давно позабытой им. Вот, вот, кажется, нащупал. И вдруг мелодия зазвучала во всю силу. Стройный голос скрипки нашёл нужную тональность и запел отчётливо. Алексей даже не заметил, когда закрыл глаза. Он как-то вдруг сразу вспомнил всё, о чём позабыл давным-давно.
   Поезд тронулся. Скрежетание движущихся колёс добавило только что настроенному скрипичному оркестру отчётливости такта, наполнив мысленное звучание низами. Алексей наслаждался, пребывая в забытьи. Ему так не хотелось возвращаться к реальности!
 
-Здравствуйте, - Алексей уловил тоненькое соло, вступившее с новой темой из-за такта. Он продолжал вслушиваться в музыку, сидя с закрытыми глазами.
-Простите, что беспокою Вас своим вторжением, - произнесла вошедшая в купе молодая женщина, увидев попутчика. – Только нам, судя по всему, предстоит совместное путешествие.
   Алексей, услышав монолог, распахнул глаза. Однако музыка не покидала его душу. Оркестр зазвучал крещендо, обрушившись всеми возможными струнными и ударными на пришедшего в себя слушателя. Алексей не верил своим глазам. Вскочив мгновенно, мужчина не знал, что предпринять в следующий момент. Но сознание как и когда-то давным-давно управляло им же самим за него, и Алексей протянул руки к вошедшей женщине. Она тоже протялула свою ухоженную руку, вложив её в большие ладони спутника для приветствия и знакомства.
-Алиса, - представилась незнакомка и одарила Алексея небесно-голубым взглядом.
 
 
Глава 3.
«Психолог Берн»
 
   Марина Генриховна набирала номер телефона клиентки ещё и ещё, но прерывчатый гудок, выдержав положенное время, срывался каждый раз, давая понять, что на том конце провода никого нет дома. Или что-то не так... Она забеспокоилась. Анализ снов Ланы, да и сами повествования, вызванные посредством метода свободных ассоциаций, озадачили доктора Марину Генриховну нереальностью некоторых фактов, некой мистической неправдоподобностью. Она даже готова была бы предположить, что Алана хитрит, играет с ней, если бы не стопроцентная уверенность в гипнотическом трансе пациентки.
   Имея частную практику вот уже несколько последних лет, психолог Берн не столько понимала ощущения своих подопечных, сколько чувствовала их даже на расстоянии. Марина находилась с каждым из них в постоянной ментальной связи, стоило ей только подумать о ком-либо.
   Она не просто любила свою работу, это было делом ее жизни, которому упорная молодая женщина-психолог долго училась, отрешившись от многого. 
   Окончив психологический факультет педагогического института, оценив душой и сердцем своё призвание, Марина захотела выйти на другой, более совершенный уровень. Её мечтам, благодаря любознательности, усердию и трудолюбию, суждено было осуществиться. Она прошла обучение по программам психоаналитической терапии и психоанализу одного из Психоаналитических Обществ, затем - общества психоаналитиков и Института Психоанализа для стран Восточной Европы. Но и этого оказалось недостаточно, для того чтобы стать специалистом должного уровня. Тогда Марина закончила и свой личный психоанализ у специалиста, прошедшего в свою очередь подобную процедуру.
   Проработав, изучив и поняв теории Фрейда, Юнга, Адлера и других столпов психологии и психоанализа, Марина научилась выстраивать логические цепочки психических аномалий человека. 
   Иногда в поисках источника невроза, ища выход в давно позабытое её подопечным или вовсе неведомое ему, психолог Берн анализировала его сны.  Иногда прибегала к гипнозу. Но чаще, следуя учению Фрейда,  с помощью метода свободных ассоциаций Марина Гернриховна добивалась высвобождения бессознательного из тайников памяти своих клиентов, что помогало добраться до самых корней проблемы и вылечить, казалось, уже потерянного для общества человека.
   Вот уже последних несколько лет психолог Берн практиковала психологическое консультирование и психоаналитическую терапию, а также клинический психоанализ. 
   Как-то однажды психиатр Виктор Сергеевич Петровский попросил Марининого участия в  одном случае, который он взял под личный контроль. Ей нужно было побеседовать с одной, попытавшейся покончить собой женщиной.
-Ты понимаешь, Мариночка, случай вроде бы заурядный: с такими каждый день встречаюсь. Однако, мне кажется, что-то здесь есть атипичное. Тебя, зная твой интерес к аномалиям разного рода, могло бы это заинтересовать. Сама посмотри.  Похоже, твоя клиентка... Может, когда-то опишешь этот случай...
-Почему так решил? – спросила Марина.
-Я думаю, ей жить не хочется невпервой. Психотропами здесь не обойдёшься. Тут проблема не только в нежелании видеть белый свет из-за того, что муж ушёл. Здесь нечто-то другое. Уж прости, Марина, но когда я на неё смотрю, то вижу смерть, – последнюю фразу доктор произнёс с отвращением.
-Что, так страшна?
-Да не в этом дело.  Тут какие-то глубинные корни...- задумчиво произнёс, явно чего-то не договаривая, Виктор Сергеевич и наморщил лоб.
-Понятно, у любой проблемы есть психологические корни и психологические последствия, - уточнила Берн. – Что ты ей прописал?
-В данном случае фармакологическое разрешение проблемы принципиально, я считаю, неадекватно пока,- констатировал доктор Петровский. – Она травилась таблетками. И ты должна ей помешать это сделать в очередной раз.
-..., - вопросительно поглядела Марина и оценила неуверенность в коллеге.
-Я хотел сказать, что лечение не может ограничивается медикаментозным воздействием. Необходима психотерапия. Она потеряла интерес к жизни – это видно. В её глазах читается желание умереть во что бы то ни стало. Только смерть поможет ей избежать проблем - вижу в её глазах. Я прошу, Мариночка, посмотри перед тем, как выпишу её, - ответил на непроницаемый  взгляд психолога Петровский, словно извиняясь за свою неуверенность.
-Одним словом, я должна показать твоей пациентке, что у неё есть другие варианты, из которых она сможет выбирать, цели, которые она способна достичь!
-Умница!
-Уговорил, Витя. Уговорил, - произнесла Марина Генриховна и назначила время приёма.
 
   Лану Марина узнала сразу, несмотря на искажённую последсвтиями токсикоза и процедур по выводу из него внешность и прошедшие тринадцать лет, в течение которых женщины не встречались ни разу. Жизнь, как говорится, развела. У каждой из них была своя жизнь. Подругами с институтской скамьи они так и не стали. Общежитская комната девушек не сблизила, хотя Марина была очень общительной молодой особой. Вот с Танюшей до сих пор дружат. Семьями уже.
   Перед Мариной Генриховной, вспыхнув ослепительно, словно в момент съёмки камерой, возникла картинка того дня:  опечаленная молоденькая Лана проснулась в их общей комнате, Марина предлагает ей поговорить, получает отказ. Затем компания. Лана, как всегда, в стороне. Остальные веселятся, пьют чай, играют на гитаре и поют. Два новых молодых человека...
   Тут Марина Генриховна заулыбалась.
-Вам весело, доктор, - утвердительно спросила Лана. – Это хорошо, когда весело, - и отвела блуждающий взгляд, остановив его на крестовине оконной рамы.
   Марина же улыбнулась мысли о том, что один из тех двух художников стал её мужем, с котороым она была счастлива вот уже целых тринадцать лет. Он своим пониманием и любовью позволил ей стать той, кем быть Марина всегда мечтала. И Лана, бедная-бедная, как всегда отстранённая и какая-то всегда проблемная, Лана всколыхнула, будто напомнила своим появлением, что это сладкое чувство любви к мужу до сих пор с ней.
   Марина посмотрела на Лану с благодарностью, далеко спрятав сожаление во взоре, и произнесла:
-Да, Лана, мне весело. Я очень рада.
-Чему же, доктор? Моему унижению? – вопрошала бедная Лана, глядя немигающими зеницами в одну точку. Казалось, ей трудно даже говорить, такая она была утомлённая.
«Или сломленная?» - подумала Марина Генриховна. Вслух же сказала:
-Пожему же? Я рада встрече с давней знакомой, - она произнесла эту фразу торжественно и вышла из-за своего стола, чтобы поприветствовать Лану дружеским объятием. Та же, смутившись на секунду, наконец-то перевела взгляд на доктора, чтобы рассмотреть её, но не узнала.
   Марина готова была пойти ей на помощь и, представившись, протянула Лане свою тонкую руку. Лана, приняв этот дружеский жест, ответила на него как-то неловко своей ледяной ладошкой. Марина же, завладев Ланиной рукой, потянула осторожно податливое тело женщины на себя. Та послушалась и встала со стула. Обе рассматривали друг друга. Марине показалось, что отрешённость на мгновение исчезла с лица Ланы. Это порадовало психолога Марину Генриховну.
-Лана! Да ведь это я, Марина. Марина Берн. Я с замужества не меняла фамилии.
   Алана посмотрела на доктора с явным безразличием и, отведя взгляд потухших глаз в сторону, направив его в открытое окно, помолчав какое-то время, абсолютно безучастная к ситуации, произнесла:
-А что, Марина Генриховна, вам до сих пор интересно с психами работать?
-Во-первых, не с психами, а с людьми, которые нуждаются в моей помощи. Во-вторых, каждому из нас порой бывает трудно в одиночку справиться с ситуацией, и не у каждого, к несчастью, оказывается рядом крепкий друг. А в-третьих, Лана, я очень рада тебя видеть, - чеканила доктор Берн. Однако к окончанию монолога тон её по началу строгий смягчился.
-И я очень рада тебя видеть, Марина. И вот сейчас, похоже, я не обойдусь, как когда-то, без твоей помощи. Потому что я не знаю, что теперь делать. Да и друзей всех, если и имела когда-то, не сберегла или растеряла... Я ведь как думала, что, кроме него, мне никто больше и не нужен! - дрожащим голосом прошептала Лана и тихонько заплакала, но, успокоившись как-то вдруг сразу, продолжила: За что боролась, на то и напоролась! Так, кажется, говорят?
 
 
Глава 4.
«Кристалл»
 
   Ребристая поверхность кристалла кидала блики по всему помещению. Он, подвешенный на тонком серебрянном шнурке, продолжал вращаться перед глазами, чаруя изысканной огранкой.
 
   Лана отчётливо ощущала нежные шёлковые локоны. Она теребила худыми пальцами бахраму, свисавшую с абажура низкого торшера, расположившегося рядом с её ложем. Удобное кресло-софа приняло её уставшее тело, гостеприимно приласкав все его изгибы и впадины.  Рассеянный свет, пробивающийся сквозь тяжёлые шторы кабинета Марины Генриховны, создававший уютную атмосферу неги, успокаивал и навевал приятные мысли ни о чём. На самом деле, ни о чём думать не хотелось.
-Скажи, Лана, - голос Марины звучал, словно выплыв из-за гардины вместе с солнечным проблеском. – Скажи, первое, что придёт тебе на ум.
-Очень жаль..., - молвила женщина расслабившимся голосом, точно он был продолжением её собственного тела.
-О чём ты сожалеешь? – нежный голос-свет продолжал взывать к Лане.
-Очень жаль кувшина. Он красивый был. Старинный. Мне мать его передала от Фатимы в подарок. Так странно. Тётку свою Фатиму ни разу не видела, но я очень хорошо с нею знакома. Будто она во мне. Будто управляет. Однажды мне сон приснился.  – Лана помолчала немного и продолжила. - Я тогда после получения диплома домой приехала. Мать с назойливыми вопросами всё приставала. А мне необходимо было взять его в руки. Прото взять его в руки. И я взяла и заплакала. Он был единственной надеждой на спасение... – она замолчала. Веки сомкнулись непроизвольно. Пауза воспоминаний затянулась, но вскоре Лана продолжила, словно предчувствуя вопрос собеседницы:
-Я заплакала. Так долго плакала, рыдала. Мать всё воровала вокруг, валерьянку подсовывала. А потом я заснула. И был сон. Я Фатиму увидала тогда впервые. Она мне рассказала всё о силе кувшина, о том, что, да как. И я, как проснулась, отворила усик под горлышком, отвернула крышку и нашептала своё желание. Я велела, чтобы моё желание об Алексее возымело реальное воплощение, чтобы все препятствия на пути отступили, чтобы все препятствующие сгинули, чтобы потерял он свою волю, моей подчиняясь, чтобы со мною был и только. И лишь завершила я этот ритуал, сразу... И вот тогда он позвонил. И замуж позвал. Очень жаль...- резюмировала женщина.
-Чего же тебе жаль?
-Разбился он. А вместе с тем и жизнь моя рухнула. Всё исчезло, словно не было. Точто сон. Будто я умерла...
-А как попал кувшин тот к Фатиме?
-Когда я заснула в последний раз перед смертью,  я долго путешествовала по пустыне...
Вот иду по пустыне По бескрайней и знойной По песчаной лавине Раскалённого слоя. Воздух плавится даже, Визуально скользя. Изнываю от жажды. Но вернуться нельзя - Нет обратной дороги В прошлый мир моих снов. Здесь барханов пороги  Стёрли знаки следов, Ветром их заметая. Пышет жаром в меня Солнцестепь золотая И ведёт вглубь себя. Представляя видений Бесконечный мираж, Как художника гений... - телеграфическая речь Ланы в гипнотическом состоянии преобразилась в плавный поток речевых изысков и внутренних откровений. Она продолжала:
-Латифа встретила меня на пороге своего шатра, представилась хозяйкой Кувшина и попросила его вернуть. Я, недоумевая, оправдывалась. Я кричала, что он разбит, что его у меня нет... – Лана замолчала, задышав нервно. Речь сбилась, превратившись в отрывистую:
-Да уж! Если бы он у меня был, я бы не собралась умереть. Латифа сказала, что  мне ещё рано. Отправила собирать осколки. Да где же я найду теперь их? Сколько их?

 
Глава 5.
«Забудь надежду всяк сюда входящий»
 
   Алана стояла перед зеркалом и не узнавала своего отражения. Когда-то вызывающе уверенный взгляд тёмных глаз исчез бесследно. Потускнел даже сам их цвет. Выражение, казалось, отсутствовало вообще. Впалость щёк усугубила носогубные морщины и зрительно увеличила когда-то задорный носик.  Похудевшее за последнее время тело напоминало  конституцию девочки-переростка с неопределившимися вовремя формами, вдобавок стесняющуюся своего роста. Однако это заключение несколько смягчало реальность отображаемого. Резко выпирающие ключицы, усугубившие сутулость, вывернутые, словно наизнанку, лопатки, обвисшая грудь, острые коленки, затравленный взгляд, неухоженные волосы и, главное, нежелание изменить всё это – вот что взирало на Лану из зеркала.
   Она рассматривала себя долго, но без пристрастия, словно просто пыталась свыкнуться со своим новым обликом.
   Разглядев себя со всех сторон, женщина облачилась в одежду. Старые джинсы и свитер висели мешком. Женщина не обратила на это никакого внимания. Она запустила гребнем руку в копну давно не мытых волос, пытаясь придать им некое подобие причёски. Неубедительность отображения в зеркале не разочаровала Лану. Она взяла губную памаду и обвела губы яркой полосой, не замечая природных изгибов и уголков. Не понравившись себе или для пущей чёткости, Лана, округлив приоткрытый рот, очертила губы вторично более жирным кантом, как это делала бы клоунеса, дабы рассмешить одним своим видом публику.
   Убедившись, что последние штрихи к картине нанесены, Лана выпила залпом рюмку припасённой наливки и, наспех накинув куртку, вышла из дома. Спустя секунду, передумала и вошла обратно.
   Бой, привлечённый звуком отворяющейся двери, вбежал в прихожую и набросился на хозяйку, предлагая ей порцию ласки. Но та, отпихнув его ногой бессловесно, подошла к бутылке с наливкой и, наполнив очередную рюмку, плюхнулась уставшая в кресло. Подумав секунду, Алана отставила напиток подальше от себя, вспомнив последствия предыдущей попытки. Собравшись с силами, женщина поднялась стремительно, точно воодушевлённая порывом твёрдой уверенности в своих действиях. Алана прошла в спальню, отыскала в платяном шкафу далеко запрятанную от прочих глаз коробку с медикаментами, которые были припасены ею ещё задолго до последней попытки так, на всякий случай. Откупорила все баночки, опорожнив их прямо на месте, тщательно пережёвывая. Затем на ватных ногах прошла на кухню и запила очередную порцию водой. Совершив, наконец, то, о чём мечтала, Лана вернулась в кресло.
   Телефонный звонок разразился пронзительным набатом в мозгу Ланы, и, чтобы заглушить его, женщина надвинула глубоко на уши шапку и, зажав уши руками, зажмурилась. Она подтянула под себя обутые ноги и свернувшись калачиком, съёжилась в кресле. Однако звонивший был настойчив. Спустя минуту, телефон отступил, издав последнюю трель.
   Ни от кого больше Алана не ожидала звонков.
 
   Зима вступала в свои права и в урочное время запорошила город снегом, принеся с собою холод и неудобства. С другой стороны, с приходом зимы наступило визуальное обновление, изменившее картины природы и припасшее для всех новизну впечатлений и эмоциональных переживаний.
   Для Ланы же попытки начать жить заново не увенчались успехом. Она не хотела ничего менять. Она не хотела смириться с тем, что теперь Алексея нет в её жизни. «Лучше б ему умереть!» - кричала женщина, находясь дома одна. Даже если дома были дети, она не пыталась выглядеть иначе. Лана унижала при них их же отца, оскорбляя его самыми гадкими словами, не сожалея о сказанном. Вот о чём женщина сожалела на самом деле – так это о том, что кувшин Фатимы разбился, и помочь ей больше не в силах никто. Даже психоаналитик Берн.


 
Глава 6.
«Целое и его составляющие»
 
   Засыпая после дозы снотворного, явно превышающей норму, Алана вдруг вспомнила последний свой сеанс у Марины. Какой надменной она ей показалась. «Глядите-ка, как я преуспела! Психов лечу без последствий. Всех лечу... И тебя вылечу!» - язвило сознание Ланы.
-Как бы не так, подруга! В тот раз не вышло поговорить – не выйдет и в этот! Не позволю больше тебе анализировать мои сны. Это мои сны и моя жизнь! Я тебе покажу, чего ты стоишь, Марина Генриховна! Я всем вам покажу! – Лане казалось, что она прокричала свой яркий спич. Она закрыла глаза, но почему-то представила себя возлегающей в мягком и уютном кресле Мариного кабинета. Кристалл вращался, заставляя калейдоскопом меняться мысли. Доброжелательный, однако абсолютно бесстрастный голос убаюкивал, задавая вопросы.
-Так ты нашла себя, Лана?
 
-Самое время отыскать, Алана, - сказала Латифа. - Самое время вернуть украденное. 
-Где? Каким образом, - Лана явно нервничала.
-Верни кувшин!
-Но он же разбти-и-ит!
-Собери осколки! Верни все до одного. Ты ведь не воровка. Верни-и-и  все-э-э... – голос Латифы и без того грубый звучал безбожно громко. Алана попыталась закрыть уши, но руки её не слушались. Попыталась зажмуриться. Получилось. Но лишь открыв глаза, она очутилась одна посреди бескрайней пустыни. Вдруг ей показалось, что впереди в солнечном свете что-то мелькнуло. Женщина вгляделась. И точно, впереди чернело-маячило нечто похожее на человеческую фигуру. Лана побежала навстречу. Однако по мере приближения к объекту женщина замедлила ход. И действительно на неё двигался крепкого телосложения немолодой уже мужчина. Лане показалось, что знакомый.
«Что это? Не уж-то это отец Алексея? Не может быть! Он ведь умер!» - не верила своим глазам Алана. Не осознавая, что делает, она бросилась бежать изо всех сил, чтобы как можно быстрее сократить расстояние между ними. Раскалённый песок, обжигая её нежные пятки, вздымался вихрем, создавая пылевую завесу. Лана, выбившись из сил, остановилась и осмотрела себя. Она была босая и голая.  Испугавшись соей наготы, женщина метнула испуганно-стыдливый взгляд на шедшего навстречу ей мужчину. Но что это? Где он? Лишь минуту назад он был. Вот. Вот именно тут он должен был быть сейчас! Лана растерялась и огляделась вокруг. Никого... Одна-одинёшенька стояла она посреди бескрайнего пространства вселенной. Пустыня, вздыбленная быстрым неровным бегом женщины, осела. Осела и Лана, разочарованная нереальностью видения, униженная и разоблачённая отрёкшейся от неё даже одеждой.  Она не плакала, однако слёзы полились потоком, очищая её душу.
   Лана опустилась в изнеможении на горячий песок, не ощущая его горячего касания. Она зарыдала. Едкие, горючие слёзы всепоглащающего стыда изрыгались наружу. Женщине внезапно стало стыдно за себя перед Димитрием Осиповичем. Именно его она считала когда-то злейшим своим врагом. Это он не хотел её счастья с Алёшей. Именно его первого ей захотелось устранить, убрать с пути достижения главного приза своей неуёмной гордыни посредством могущества Кувшина. Но, когда гордыня возликовала, возымев желаемые последствия, о своём немыслимом, вернее сказать, убийственном плане Алана позабыла, втянувшись в русло жизни с Алексеем.
   Угадывая свою пряму причастность к смерти Высокова-старшего, впервые она ужаснулась от содеянного. Лана осознала себя убийцей. Ей стало плохо и страшно.
   Не переставая страдать и мучаться угрызениями совести, Лана поднялась на коленки. Отряхивая нагое тело от липкого песка, женщина кинула мутный взгляд, дабы оглядеть место соего нахождения. Какой-то битый черепок лежал поблизости, зарывшись в песчаную массу. Лана подняла его и не поверила увиденому. Ни что иное, как крупный осколок кувшина Фатимы она держала в руках. Ледяная волна ужаса обдала женщину, пронзив острой болью с головы до ног. Захватив находки с собой, Алана двинулась дальше с опущенной тяжёлой головой. Она шла, не разбирая пути, по наитию.
   Когда же, спустя неопределённое время, женщина подняла чело, впереди  снова маячила человеческая фигура. Лана решила в этот раз не доверять своим глазам. И, чтобы запечатлеть в сознании чёткость мысли, она решила обмануть мираж и остановилась, словно вросла в песок. Но мужчина не исчезал. Он приближался. И вот уже чётко видны черты его лица. «Какой немыслимой голубизны его глаза! - подумала Алана. – Ну нет, таких глаз я бы никогда не забыла!»  Лана всё же напрягла память, стараясь-таки вспомнить, знакомы ли они. Но нет, та молчала, не отзываясь на запросы.
   Лана даже не застеснялась своей наготы по мере приближения незнакоца. И вот уже только руку протянуть, чтобы поздороваться... И она протянула её... Но резкая неожиданная боль пронзила слизистую глаз. Видно песок вездесущий попал... Женщина бессознательным движением, спасая глаза, протёрла их кулачками и, засмеявшись своей неловкости перед знакомством, протянула руку. Но... Где же он? Никого... Одна-одинёшенька стояла она посреди бескрайнего пространства вселенной. Пустыня захватила женщину в свой жгучий раскалённый плен. Однако она уже не реагировала на её огнедышащее чрево. Лане вдруг показалось, что это песчаное царство – не просто декорация. Женщина ощутила на себе его присутствие как живого существа, наделённого человеческими качествами. Словно пустыня – это она сама. Жестокая, лживая, спесивая, безразличная, эгоистичная, надменная, злая... Она могла бы продолжать этот список точных эпитетов, характеризующих самою себя, только и внимание как-то само по себе переключилось на торчащий из песка колышек. Женщина интуитивно предположила уже, что это может быть. Подойдя ближе, Алана, расплескав песочную массу, подняла очередной осколок Кувшина. Волна негодования на саму себя захлестнула женщину. Она понимала уже, что тот, не знакомый ей даже человек, очередная её жертва. Слёз не было... Только душа плавилась, стекая раскалённой лавой, обжигая изнутри. Лана продолжила свой путь в поисках оставшихся осколков сосуда желаний. А сколько их!
-Сколько их? – спросила негромко Лана. – Сколько?
 
-Целое всегда больше составляющих его, - резюмировала Марина Генриховна.
 
-Солнце снова в зените И горит обжигая, Его знойные нити До костей проникают. Я иду по пустыне, По бескрайней, холмистой. Я одна на витрине Для лучей золотистых.  Время томно течёт, Удлинняя маршрут. Око с неба печёт, И следы меня жгут, Унося из-под ног Верного пилигрима Гладь пустыни-песок, Жгущий неутомимо. Вдруг, зеркально паря, Впереди меня лужа.
Я смотрю в отраженье и вижу себя, ... и нахожу рядом очередной осколок Кувшина, - продолжает свой спонтанный монолог Лана, услышав музыку голоса Марины.
 
   Рассмотрев уже ничему не удивлющимися воспалёнными от слёз глазами своё отражение, женщина отпрянула от увиденного. Ей сразу вспомнился Оскар Уайльд с портретом Дориана Грея в его уже искажённом варианте.
-Читайте, люди, классику! – произнесла Лана и обречённо поднялась с колен, даже не расплескав водицу в луже.
Черепков-осколков набралось достаточно. Мысленно женщина прокручивала в сознании увиденные ныне миражи, точнее, свои жертвы.
-Читайте и думайте! – зажмурившись, закричала Лана.
 
-Ну что, все собрала? – поинтересовалась внезапно появившаяся  Латифа. Алана положила перед нею всё, что удалось найти. Поднявшись, пошатываясь после изнурительного пути, женщина смиренно опустила взор на груду составляющих кувшина, не решаясь даже спросить Латифу, сколько их должно быть.
-Составлеющие всегда меньше целого, - ответила на безмолвный вопрос Латифа и добавив, что теперь ей пора домой, исчезла.
   И Алана, словно сросшись с пустыней, побрела своей дорогой.
 
-И опять по пустыне
                Я печатаю шаг.
Как тогда, так и ныне
                Не чарует ландшафт.
Засыпают узорный
                Мой почерк барханы.
Я иду в иллюзорных
                Песка караванах.
Истощились запасы воды
                Жизнь дарящей,
Только свет от звезды
                Меня греет блестящей.
Небо нощное ярко
                От вспышек кристалла,
Я иду, спрятав вялось,
                Но под утро устала…               
Но иду и кричу:
                -Я сильна! Я сильна!
Мне мой путь по плечу!
                И ему я нужна…
Вот печет уже солнце,
                Обжигая огнём.
Вдруг блеснуло оконце - 
                Предо мной водоём. 
Совершенный по форме
                Круглый, чистый, искристый.
Ветер гонит покорные
                Волны нежно ребристые.   
Я с разбегу в прозрачную
                хладогладь окунулась,
Наслаждаясь удачей
                Там, пока не очнулась
От усталости, жажды,
                Злобной пыли песочной.
Пропиталася влажной
                Я прохладою сочной.
Тут челнок увидала,
                Выплыв прямо на мель;               
И, взобравшися, стала
                Я грести, к цели. Цель
Увлекала собой
                И дарила надежду:
Там мой мир голубой!
                Облачившись в одежду
Я сошла на далёком
                Пустынном брегу.
Но я верую в то,
                Что добраться смогу...
 
 
 
Эпилог.
 
    1902 год.
 
   …вдруг Аиша одёрнула руку. Она отстранилась от украшения, которое было уже пыталась снять с бархатной подставки, чтобы примерить перед зеркалом.
«Ашик!» - ударом грома звучало в её мозгу. Она лишь на секунду отпустила его ручонку!  В одно мгновение пронеслось перед ней всё, что могло случиться: вот она уже бежит на поиски Ашика, расталкивая базарную толпу и не находит его; вот скорбные и укоризненные взоры родителей; вот долгие затянувшиеся поиски брата...
    Аиша до сих пор не понимала: наяву всё это происходит с ней или во сне, и она закричала:
-Ашик, аап китер яте хай? Где ты?
   Девушка стояла перед ювелирным прилавком с закрытыми глазами, или ей это только казалось. Глаза ничего не видели. Она лишь подспудно ощущала, что подобное с ней уже когда-то было. Или могло быть…не в этой жизни? Однако мир точно рухнул. Аиша ощутила всем своим естеством всепоглащающую слабость, ноги подкосились.
   Но тут кто-то снизу дёрнул её за палец безвольно опущенной руки. Девушка скосила взгляд потерянных зениц и не поверила своим глазам. Это был Ашик. Он тянул свои маленькие липкие ручки вверх, просясь обратно в объятия сестры.
 
 
 
Финал
 
Закончен том, но не закончен
                Его раздробленный сюжет.
                Так! с каждою главою звонче
                Поёт встревоженный поэт.
 
Напрасно бы искать причала
                Для бесшабашного певца:
                В поэме жизни нет начала!
                В поэме жизни нет конца!
 
                Неисчерпаемая тема
                Ждёт всей души, всего ума.
                Поэма жизни – не поэма:
                Поэма жизни – жизнь сама!
                Игорь-Северянин
 
 
 
 
16 апреля 2006
 
 Ксения Окская