Егорушка

Сенокос - пора особенная. она не ограничивается началом или завершением рабочего дня. Работать надо столько, сколько позволяет физическая выносливость. Ленивых, слабых. неприспособленных к сильным действиям сенокос не принимает. Нельзя эту пору сравнить и с Золотой лихорадкой, порой лишающей некоторых искателей рассудка. Здесь, прежде всего в цене умение спланировать свои действия так, чтобы покос, валкование,прессование в тюки и перевозка в места хранения драгоценного лугового сена вписались в капризы погодных условий. Это лето богато на сюрпризы. 
 Егор знал о том, что папа будет занят на сенокосе от зари до зари. Дома он оставался с мамой и Дашенькой, младшей сестрой. родители научили Егора присматривать за Дашенькой. Он легко перенял от мамы с папой терпеливое и осторожное отношение к малышке. Иногда они все вместе, вчетвером, отправлялись днем доить своих коров на луг, что расстилается сразу за околицей. Папа коров приводил, сначала одну, а потом другую, мама их доила, а Егорка находился рядом с сестрой.
 Позволять себе вольный недосмотр юный помощник не мог. Папа скажет: " Так делать нельзя", а мама, выглядывая из-под коровы, не прекращая доить ее будет говорить отрывисто: " Егор! Е-гор!". Потому и старается карапуз, чтобы не огорчать родителей.
А вечером будет все иначе. В папиных руках надежно и весело, мамин голос окутает нежным касанием: "Е-го-ру-шка".
 Заболел Егорка в самую жаркую пору. Высокая температура уложила его в постель. Зной полуденного солнца он выдерживал спокойно, это было привычным явлением, да и мама с папой всегда рядом: все ясно, привычно, надежно. С температурой и вялостью Егорка не научился еще справляться. Помогала мама. Ласковые руки незаметно и ловко проделывали все, чтобы ему было легче. Мамин шепот: " Е-Го-ру-шка" раздвигал слабость в теле и сухость во рту. Дашенька с папой как-то ушли на второй план. Сколько дней длилась болезнь Егор не знал, но однажды мальчик вдруг осознал, что давно не видел отца, не обнимали его крепкие папины руки, не слышал папиного смеха.
Егорка немного хандрил, папу захотелось увидеть непременно и срочно. Он видел, что мама встревожилась, она взволнованным голосом разговаривала по телефону с папой. Потом одевала и укладывала в коляску Дашеньку, помогла одеться и Егору. Вот они втроем вышли за околицу и мама показала Егору дальний угол покоса, где работал папин трактор. Жаркое солнце облепило Егора. Сквозь гул, зной и собственное недомогание он увидел, что папин трактор приближается, вот он совсем близко-близко. Вот уже широкими, торопливыми шагами, запахом степи и свежескошенной травы папа враз как-то появился перед просиявшим от радости сыном. Сильными руками папа обнимал сына, говорил ему ласковые слова, смысл которых не достигал сознания ребенка, настолько были сильными ликование и счастье обнимать загорелую крепкую шею отца, вдыхать его запах, напоенный техническими смесями и душистыми травами.
Когда папин трактор отъезжал, Егор решил, что капризничать он больше не будет. Болезнь отступила. Важный сенокос был отложен на пол-часа для того, чтобы выздоравливающий Егорка мог обнять папу.Егор хорошо знал, что в их семье у каждого есть свои обязанности, поэтому двухлетний гражданин, четко осознавая свои действия старшего брата крепко держится правой рукой за рукоять коляски, он помогает маме везти домой четырехмесячную сестричку. Через несколько дней Егор опять станет ходить в детский сад. А вот как теперь мама с папой смогут обходиться без его помощи неизвестно. Малыш был уверен в том, что его мама и папа этот вопрос, как и многие другие, решат сами.