Мишкина сарайка

Существует старая шутка – когда работаешь, то тратишь много сил. Лично я для себя эту проблему решил. Я больше не работаю! Мало того, так ещё и не служу в армии – очередная комиссия при военкомате, тщательно изучив мои выписки из истории болезни и уйму рентгенограмм из клиники, признала меня «годным к нестроевой службе». Я получил на руки военный билет и забыл про армию, а она про меня. И чо, куда  мне теперь девать прорву свободного времени? Как распорядиться неожиданными каникулами? Кто-то более рассудительный и серьёзный на моём месте начал бы готовиться к вступительным экзаменам в какой-нибудь техникум. Вот-вот грянет лето, скоро мне стукнет восемнадцать лет, пора, наконец, задуматься уже о взрослой жизни, приобрести настоящую профессию и прочая-прочая. Ну, кто-то на моём месте, может, и задумался бы обо всём этом, но мне это даже и в голову не пришло, настолько я испытывал отвращение ко всякого рода учебным процессам и образовательным заведениям. Моё кредо в тот период жизни было примерно таким:
                «А учиться и работать – не желаю, я – не трактор,
 Пусть работает бульдозер, пусть пахает экскаватор!»
                Итак, вместо того, чтобы начать посещать уже какие-нибудь подготовительные курсы, грызть гранит науки и месить бетон самосознания, я избрал более лёгкий путь. Таким образом, я начал похаживать в «Сарайку», там собирались различные люди, которые тоже «забили болт» на карьеру и вели необременительный стиль существования. Они не были строителями коммунизма, скорее – прожигателями жизни, бывшими интеллигентами и отбросами общества. Верховодил ими дядя Миша, некогда боксёр и младший брат моей матери.

«Сарайки», как их называли аборигены и завсегдатаи, находились во внутренних дворах по улице Героев Труда и предназначались изначально для хранения дров. Почерневшие от времени, солнца и  ветров, исхлёстанные дождями они выглядели архаично на фоне современного города. Но эра печного отопления давно уже канула в Лету, и добрые граждане-самаритяне использовали эти сараи для хранения разного барахла, которое дома уже без надобности, а выбрасывать на помойку жалко. О, как это типично для обывателя! Но у дяди Миши был принципиально другой подход к этим ветхим постройкам. Я бы добавил – в корне! Его и добрым самаритянином-то назвать неловко, всё же по характеру он больше стоик, анахорет и подвижник. «Сарайка» являлась его штаб-квартирой, клубом по интересам, домом и крепостью одновременно. Он жил там практически круглый год и только когда наступала лютая зимняя стужа, перебирался в густо населённую халупу своей матери. Но уже в середине марта дядя Миша  возвращался в любимое «логово».               

Попробую живописать это помещение, ибо много лет как нет на свете ни «Сарайки», ни самого дяди Миши. Когда-то это был заурядный сарай, в котором находился старый полуразвалившийся диван, служивший Михаилу постелью и «скорбным ложем». Нет, он вовсе не считал себя неудачником, но когда случались бессонные ночи, и накатывала грусть об умчавшейся куда-то в необозримую даль юности, дядя Миша вспоминал былое - армейскую службу в Монголии, свои победы на боксёрском ринге, многочисленных поклонниц, среди которых так и не выбрал себе надёжную спутницу жизни. Почему всё так складывается в жизни, а не иначе? Вот ему уже тридцать шесть лет, а ни кола, ни двора, ни жены, ни детей. Тоска зелёная! Конечно, он пытался переломить судьбу, завербовался «на севера», несколько лет жил и работал в Норильске, но «добра не нажил», и вернулся оттуда «гол как сокол» по выражению досужих сплетниц. Правда свела его фортуна вскоре по возвращению с одной девушкой, и покинул Михаил «Сарайку», и переехал жить к ней в обычную человеческую квартиру.                      

Но счастье даже по земным меркам длилось недолго, девушка Альбина оказалась хоть и любящей, но весьма ревнивой особой с решительным и даже дерзким характером. Был ли у неё повод ревновать – кто знает, чужая семья, как и чужая Душа – потёмки. Уже через два года «супружества», ибо жили молодожёны в морганатическом браке, девушка Альбина в очередном приступе клокочущей ревности воткнула в грудь дяди Миши нож. Это произошло прямо на улице на глазах изумлённого народа. Я не был в ту пору знаком с ней лично, но очевидцы того происшествия, говорили, что ярость девушки была подобна извержению вулкана. Те же очевидцы – добрые самаритяне, вызвали машину «скорой помощи» и милицию. Как итог – жизнь Михаила с трудом спасли талантливые медики, а вот «пламенной» Альбине «припаяли» срок – восемь лет. Это притом, что следователь, посетивший дядю Мишу в больнице, после того, как его перевели из реанимации в общую палату, так и не смог добиться подачи заявления от «потерпевшего». Но тяжесть преступления, а потому и опасность для окружающих была такова, по мнению суда, что обошлись и без оного - свидетелей хоть отбавляй!

На судебном процессе девушка была полна раскаяния, а когда после оглашения приговора её уводил конвой, она отчаянно прокричала в зал:
 - Прости, Мишенька! Ты только дождись меня!..
У присутствовавшего в зале суда Михаила слёзы хлынули рекой, не замечая этого, он устремился, было вслед за ней, но его любимой женщины уже не было в поле зрения, и долго стоял он, покачиваясь – потерянный, жалкий и как-то вмиг постаревший.                           

Так рассказывали очевидцы того судебного заседания. А что потом? Потом после выписки из больницы состоялось возвращение в «Сарайку», но беды дяди Миши на этом не закончились. Как-то поздней осенью и ночной порой, моих родителей разбудили крики с улицы и отсвет яркого зарева. Выскочив на балкон, они убедились, что в соседнем дворе полыхают сараи. На фоне огня суетились люди, неподалёку стояла пожарная машина, а команда «огнеборцев» ловко раскатывала шланг. Обыватели из соседних бараков высыпали, несмотря на поздний час, на улицу, ибо их ветхие жилища тоже могли вспыхнуть от такого близкого пожарища. Раздался звонок в дверь и на пороге нашей квартиры возник дядя Миша в обугленном, ещё дымящемся пальто и закопченной физиономией. Страдальчески морщась, он сообщил нам очевидную новость:
 - Пожар!
 У него оказались серьёзные ожоги, и моя мать вызвала «скорую помощь». Пришла беда – отворяй ворота, как говорят в народе и вот Михаила увезли в ожоговый центр. Доблестные пожарные на удивление быстро справились с огнём, довольные этим обстоятельством зрители разошлись по домам, и только запах гари и обугленные руины сараев напоминали о ночном инциденте. Причиной пожара, по всей видимости, стал непотушенный окурок, и поскольку эпицентром возгорания была Мишкина «Сарайка», то это оказалась его вина. Кроме «штаб-квартиры» выгорели, но не так сильно, два соседних сарая, справа и слева.

Но всё это произошло давно –  семь лет назад. Теперь у дяди Миши новая просторная «квартира», отстроенная заново на месте трёх сгоревших «кладовок». Это стоило ему больших трудов, но приятели помогли с «материалом». Дружно взявшись за дело, они натаскали ему брусков, досок и гвоздей. Кто-то тащил с помоек, с плохо охраняемых стройплощадок, а кто-то даже разбирал для этого чужие заборы. Не пойман – не вор, гласит очередная народная мудрость. Дверь в его новое «логово» всегда стояла гостеприимно распахнутая, поскрипывая на ветру, она как будто приговаривала – не проходи мимо, зайди, поздоровайся с моим хозяином! Бывший чемпион Новосибирской области по боксу в лёгком весе и так был человеком популярным в нашем районе, но, став обладателем подобных «апартаментов», мог запросто претендовать на открытие настоящего клуба для любителей выпить и закусить. В глубине модернизированной «Сарайки», упираясь в заднюю стенку помещения, стоял небольшой грубо сколоченный стол. У левой стены располагалась широкая лавка для рядовых посетителей, а у правой –  потёртый плюшевый диван, предназначенный для особо дорогих гостей, а возможно даже и дам. Чем чёрт не шутит! Под потолком «штаб-квартиры» Михаил соорудил что-то типа деревенских «полатей», там он и ночевал, предоставляя в случае необходимости остальную «жилплощадь» своим гостям и собутыльникам. Да, кстати, над диваном висела полка, на которой хранились пачки старых журналов и растрёпанных книг по большей части без обложек. Эти книги собранные по свалкам ввиду их состояния невозможно было продать, а значит, и пропить, но Мишка любил их бескорыстно, поскольку ему нравилось читать в свободное время. Стены «логова» украшали цветные репродукции, аккуратно вырванные из журнала «Огонёк».               

Уже с утра в «Сарайке» как в передней у какого-нибудь генерала толклись посетители. Кто-то просто шёл мимо и захотел засвидетельствовать своё почтение, но всё же большинство посетителей решало встающие проблемы насущего дня. А именно – где бы раздобыть средств на опохмел? Большинство завсегдатаев Мишкиного клуба временно не работали, некоторые же из них, особо одарённые – не работали никогда в жизни и по советским законам считались тунеядцами. Но всё же они все без исключения были талантливые люди и это факт! Кроме скрытых талантов, мне не ведомых, все вместе они обладали несомненным даром выходить, казалось, из самых безнадёжных ситуаций. На утреннюю «планёрку» стекалась информация самого разного свойства, например, у кого из хороших знакомых сегодня зарплата или пенсия, когда именно можно «поживиться», просто «перехватить» без отдачи или  пригласить хорошего человека на вечеринку в качестве спонсора. Возможным вариантом было сдать «пушнину», так бывшие интеллигенты называли стеклотару. Приёмные пункты принимали тогда «пушнину» по твёрдой цене и она была высока. Некоторые приносили из дома книги и другие ходовые вещи, которые тут же «загонялись» постоянным перекупщикам или просто давним знакомцам. СССР – «самая читающая в мире страна», постоянно испытывала букинистический голод из-за дефицита хорошей книжной продукции. К полудню адепты «огненной воды» страждущие спозаранку, как правило, удовлетворённые, рассасывались по своим делам и дядя Миша, лёжа на диване, лениво изучал свежую прессу, если таковая имелась, либо перечитывал какую-нибудь ветхую книгу из своей библиотеки.                               

В рабочий полдень к нему могли заскочить пообщаться солидные люди, имеющие твёрдый заработок и щедрое сердце. Это были друзья молодости, которые помнили спортивные достижения бывшего боксёра и гордились когда-то тем, что входили в круг его друзей. Сейчас гордиться стало особо нечем, но некоторые верные друзья всё же не забывали своего старого товарища, и это, конечно же, свидетельствовало о благородстве их натур. Они по возможности охотно спонсировали хозяина «штаб-квартиры», и он им был за это искренне благодарен. Не надо думать, что Михаил вообще никогда не работал. Например, зимой он подряжался с группой «бичей» чистить крыши домов от снега – подобная работа ЖЭКами всегда оплачивалась хорошо. Летом он в той же компании ходил на Базу УРСа – разгружать вагоны с продуктами питания, там платили сдельно, и расчёт производился сразу, без лишней волокиты, к тому же почти всегда существовала возможность, что-нибудь «стырить» по мелочи. Это не возбранялось, только не надо было при этом сильно «борзеть». Итак, в связи с образовавшимся у меня излишком времени, некой «временной дырой», я начал бывать в «Сарайке», этом дискуссионном клубе любителей выпить и закусить.                

О, это был особый мир – «сливки» люмпенизированной донельзя прослойки маргинального сообщества.  Впрочем, никаких разносолов там отродясь не водилось, как правило, под портвейн шла «на ура» балтийская килечка или мойва, а с водкой неплохо сочетались плавленые сырки - ввиду их копеечной стоимости, хлебушек, лучок-чесночок и прочее. Из еды делать культ? Да никогда! Пище как таковой отводилось даже не третье, а четвёртое место после «огненной воды», «курева» и умения вести интеллигентную беседу. А потому настоящим культом тех людей, что собирались под гостеприимным кровом дяди Миши, всегда оставалось распитие спиртных, в крайнем случае – спиртосодержащих напитков.

Да, в годы «перестройки» народ стал неразборчив, что делать, если «шланги горят», а вино-водочный магазин открывается только в два часа? Ясный перец – идти в аптеку, там продаётся настойка красавки, пустырника, календулы, боярышника и прочие средства экстренной помощи при похмелье. А если этих средств не оказывалось в продаже, если то, что было, уже разобрали ретивые «конкуренты»? Тогда оставался прямой путь в хозяйственный магазин, там нитхинол, это такое средство для мытья окон ярко-синего цвета. Не знаю мыл ли кто им окна, но «бухали» его отменно. А лично вы, пили нитхинол? По глазам вижу, что не все, а мне вот довелось! Крепость на пластмассовой бутылке нитхинола  не указывалась, но по ощущениям – градусов тридцать. Да, пился он легко, вот только присутствовал небольшой «выхлоп» мыла и нашатыря. Вообще по советским ГОСТам спирт в моющей жидкости был этиловый, но за годы «перестройки» в стране возникло еще два ГОСТа нитхинола - на основе изопропилового спирта (это еще, куда ни шло) и на основе метилового (не шло вообще ни в какие ворота). Очевидная дурость, а может - тонкий расчёт и злой умысел – знали же, что люди пьют. А что? Потравить «алкашей проклятых», меньше народа – больше кислорода! И травились люди и умирали пачками, особенно в первое время, когда не знали про «новые» ГОСТы. Так что поход в хозяйственный магазин тогда являлся своеобразной лотереей или даже одним из видов «русской рулетки» и мог закончиться весьма плачевно под звуки похоронного оркестра. В те времена ещё принято было хоронить под оркестр.                               

А потому, исходя из всего вышеизложенного, самой «натоптанной тропинкой» оставалась дорога до магазина «Культтовары», а ещё точнее - до его парфюмерного отдела. Самый востребованный «напиток» в этом отделе это, конечно – одеколон. Почему конечно? Да хотя бы потому, что в нём, как правило, 80-90 градусов, исходя из этого, соотношение «цена – качество» говорит в его пользу. Самые популярные в народе одеколонные бренды это «Шипр» и «Тройной» - они уходили «влёт», иногда - коробками. Был у этого «напитка» один недостаток, но существенный – это запах. Под одеколон надо иметь отдельную посуду, ибо никакими средствами тебе не удастся «победить», смыть, или вытравить этот аромат. Запивать следовало холодной водой, ни в коем случае не смешивая предварительно «выпивку» и «запивку». Иначе вы получите настоящий коктейль для мазохиста! Вода со спиртом при смешивании нагревается, вкус отвратительный, ничтожное количество шансов выпить это «пойло» до дна. Теперь про лосьоны, о них я слышал практически оду из уст одного матёрого «алконавта» по имени Юрий Алексеевич и с достойной «погремухой» - Бригадир. Привожу её здесь полностью:
                - «Лосьоны - это радость алкоголика. Радость великая, если удалось купить. И радость практически неземная, если удалось купить «Огуречный». Это - лосьон лосьонов, амброзия, шедевр отечественной парфюмерной промышленности. Говоря откровенно, там кроме воды, спирта и собственно огурца, почти ничего нет. И, честное слово, этот утренний взмах крыльев ангела куда приятней на вкус, чем некоторые вина или там настойки. Ему, этому лосьону, надо поставить памятник. И вообще - перевести в разряд алкогольных напитков. Ибо фактически он им и является. Потому что я за жизнь видел раза два, когда им протирали «хлебало». И тысячи раз, когда его вдохновенно пили. Господа, это - напиток. В натуре, господа. Не вру. Да вы сами попробуйте! Градусов в лосьоне не так много, сколько в том же одеколоне. Поэтому он довольно сносно пьется даже без «запивона». Употребив его, вы не пугаете запахом беременных женщин и одиноко сидящих бабушек. Не выглядите конченым, опустившимся подобием человека. Не ставите на себе крест и не противопоставляете себя социуму. Вы просто выглядите со стороны оригиналом, допустившим некую вольность. Так сказать, легкий зигзаг поведения. Нюанс личности, господа. То же самое - зубные эликсиры. Этот продукт специально разрабатывался для попадания в рот человека, отчего совершенно ясно, что он вредным быть не может. Как не может быть вредной, например, зубочистка. Само собой, «эликсироделы» допускали попадание определенного количества микстуры внутрь человека. Поэтому спирт в эликсирах качественный, а отдушка не вызывает рвоты».
                Вот такие примерно разговоры велись в дискуссионном клубе дяди Миши. Впрочем, любители парфюмерного «ширпотреба» заходили, как правило, спозаранку, а я «подгребал» уже после обеда и с ними пересекался редко. Хотя мне и доводилось несколько раз пить нитхинол, одеколон, и даже политуру, гламурным приверженцем «химии» и «парфюма» я не стал. Очевидно, во мне тогда проснулся исследователь, и чтобы удовлетворить любопытство я пускался в сомнительные авантюры и рискованные эксперименты.                               

А вот ближе к вечеру в «Сарайку» собирался уже немного другой «контингент» - старые друзья Михаила, многие из них почтенные граждане, имеющие постоянную работу и как следствие этого относительное финансовое благополучие. Они приносили с собой водки или портвейна, но чаще всего и того и другого. Почти у всех из них дома были семьи, но видимо этого мало, чтобы вселить покой в мужские сердца, которые жаждут романтики, хмельных приключений, общества себе подобных и море выпивки! Ведь что дома? Жена и телевизор, вот и все развлечения, ну можно потребовать у отпрыска-обормота дневник, отчитать его за «двойки», а дальше? Даже пить в одиночку дома скучно (ну, что я «алкаш» какой-нибудь) и, в конце концов, что я не имею права в гости к другу сходить? Чаще всего затем следует семейный конфликт с воплями разгневанной супруги (ты мне всю жизнь поломал!) Так с «барабанным боем» заканчивается тихий, семейный вечер и с треском захлопнутая дверь знаменует собой подобие некой свободы и придаёт бодрости духу.                               

Тем, уже по-летнему тёплым, майским вечером, мы как обычно вели степенные разговоры о «грёбанной перестройке», «шоковой терапии цен», плюрализме мнений и прочих новых веяниях «великой эпохи перемен». Естественно выпивали и закусывали, чем Бог послал. А была в наличии и водочка и «портешок», кто-то из гостей принёс шмат сала, его мелко нарезали и употребляли с чёрным хлебушком. На столе в алюминиевой миске горело несколько свечных огарков, там же стояли бутылки-«огнетушители» с портвейном, водка и закуска. Возле стола на берёзовом чурбачке расположился Витька Влас, он взял на себя роль «смотрящего», с тем, чтобы стаканы наполнялись вовремя. На широкой скамье слева присели Лёня Бас, Женька Ворон и несколько неожиданно – Рыжий Фрол. Неожиданно, потому, что он только вчера вышел из мест заключения, где и проводил большую часть своей непутёвой жизни. Ну, а в правом углу композиции - мы с дядей Мишей «раскрепостились» на плюшевом диване, между нами сидела толстомясая Ольга. Все уже прилично «заложили за воротник», полутьма сарая, мерцающие язычки пламени горящих в миске огарков, звёздное небо в распахнутую настежь дверь, всё это создавало интимную обстановку и я, пользуясь этим обстоятельством, потихоньку тискал Ольгу за разные места. Она не возражала, ей было всё равно, она была выше этого! Прислушиваясь к полемике, которую вели мои старшие товарищи, я думал, что неплохо бы сегодня «арендовать» у Мишки его знаменитые «полатьи» и завалиться туда вместе с этой рано располневшей тёлкой. Ольге немного за тридцать, она замужем, но ведёт, если можно так выразиться, несколько «распущенный» образ половой жизни, ввиду своей несомненной приверженности к алкоголю. И тут вдруг подъехала какая-то машина, вспыхнул яркий свет мощных фар и мой интим накрылся медным тазом!                               

В дверном проёме «Сарайки» возникли фигуры в милицейской форме. Следует напомнить, что всё это происходило во времена «сухого» закона, но ведь подсобное помещение это частная собственность…или нет? Но «права качать» нам никто не дал, нас просто «погрузили» в милицейский фургон и с шиком транспортировали в отделение РОВД на улицу Кутателадзе. Впоследствии выяснилось, что какая-то «завистливая падла» из ближайшего барака «настучала», что мы «бухаем» напропалую, кричим и вообще - нарушаем общественный покой и порядок. Наглая ложь, вы все тому свидетели! В отделении, составив нужное количество протоколов, почти всех сразу же отпустили по домам, даже Фрола, у которого так, кстати, оказалась с собою справка об освобождении. Только вот меня оставили. В процессе «расследования» выяснилось, что мне нет восемнадцати лет, а значит, за несовершеннолетним нарушителем общественного порядка должны придти его родители. Я пытался убедить дежурного лейтенанта, что у меня вот уже через две недели будет «днюха» и стукнет восемнадцать, но он этот факт моей биографии просто проигнорировал. Бюрократ проклятый!..

Что ж, родителям не впервой случалось забирать меня из «обезьянника», как и многие подростки того времени, я состоял на учёте в «детской комнате» милиции – за драки, пьяные приводы и прочую дребедень. Я хмуро шагал домой под «конвоем» своих родителей, злился за испорченный «ментами» вечер и вспоминал толстомясую Ольгу. «Ну, я до тебя доберусь, - думалось мне, - ишь! – придержи меня за жопу, я грудями тряхану!» И вроде бы всё обошлось, дома пришлось, правда, выслушать привычные нотации, да и хрен бы с ними! Но на этот раз органы правопорядка решили сделать этакую «козью морду» в адрес нашей семьи, которая не в состоянии оказалась воспитать из меня достойного человека и гражданина. И спустя какое-то время в отдел кадров на работу моей матери «прикатила» официальная «телега» из инспекции по делам несовершеннолетних, в которой красочно были расписаны все мои «художества». Там содержалось краткое резюме, что я нигде не учусь, не работаю, а только с утра и до вечера (а иногда и ночью) распиваю спиртные напитки в компании антиобщественного элемента. В качестве рекомендации, в этом официальном письме предлагалось провести общее собрание трудового коллектива, и поставить моей матери «на вид» промахи и недочёты в воспитании собственного сына, то есть меня!                               

«Кадровичка» мысленно содрогнулась, как-то об этом письме нужно сообщить матери, но, зная о суровом нраве её не понаслышке, представительница администрации откровенно «дрейфила», поэтому в первую очередь обо всём было доложено начальству. Мамаша моя могла «навести шорох», связываться с ней никому не хотелось, но дело есть дело! Поэтому её пригласили в кабинет к руководству и в самых изысканных и деликатных выражениях сообщили ей о «телеге».
 - Должны же мы как-то отреагировать, - начал, было, главный инженер, но тут же, поперхнувшись собственными словами, заткнулся, заметив ужасное выражение на лице моей «мамушки».
Гневный взгляд её красноречиво предупреждал, что сейчас грянет буря, а кого-то, возможно, даже вынесут отсюда на носилках и вперёд ногами.
В общем – «дело» замяли, ни о каком собрании не могло идти и речи. Но коллектив есть коллектив, особенно когда в нём превалируют женщины. Возможно, о письме проболталась «кадровичка» - это не важно, но уже через неделю все в «конторе» знали, как обстоят дела с моим воспитанием. Дома мать метала гром и молнии! Бедный папаша мой, вероятно, мечтал удрать в лес и жить там как Маугли, но это тоже сулило страшную опасность, а ну как сыщут? О-е-ей! Но потом мать успокоилась и кажется, ей в голову пришла какая-то мысль. Несколько дней она что-то обдумывала, а как-то вечером после ужина, она безапелляционно заявила отцу:
 - Ты должен устроить его к себе на работу!   
 - Куда? - сорвался от неожиданности на дискант папаша, потом откашлялся и добавил привычным баритоном, - кем?..
 - Это единственный выход, - не отвечая на «никчёмные» вопросы, произнесла мать, - иначе твой сын рано или поздно сядет и надолго. А так он будет у тебя под присмотром.
                Вот так я и попал в Специальное Конструкторское Бюро Вычислительной Техники Сибирского Отделения Академии Наук СССР - на участок монтажа печатных плат. Отец занимал там должность бригадира и кое-какие возможности по устройству меня на работу у него имелись. В принципе - отбирать людей для участка, это была его прерогатива и непонятно, что он так долго «кобенился» и упирался. Скорее всего, его терзали сомнения в том, что я вообще способен к вдумчивому «интеллектуальному» труду. Вероятно, он не хотел «облажаться» как перед руководством, так и перед своими подчинёнными. Кому охота выставлять напоказ сына – великовозрастного балбеса, да к тому же и без образования? Но все сомнения его оказались напрасны – в работу я втянулся быстро, у меня, что называется – «попёрла масть». В подобной профессии главное это хорошая моторика пальцев рук, но я ведь недаром три года занимался на классической гитаре, пальцы  мои были достаточно ловкие. Поскольку я не имел специального образования, меня приняли на участок монтажа по первому разряду. Для сравнения - выпускник профтехучилища по окончании учёбы обычно получал третий. Постепенно я изучил элементную базу – все эти резисторы, транзисторы, тиристоры, конденсаторы и прочие дроссели с микросхемами. Через год, после сдачи экзамена мне уже присвоили третий разряд монтажника РЭА (радиоэлектронной аппаратуры). Какие перепады в карьере, усмехнётся кто-нибудь в усы, и будет прав – жизнь она такая заковыристая и непредсказуемая штука!

Первое время, когда устроился на работу, я всё же иногда «выбирался в люди» и наносил визит дяде Мише и прочим завсегдатаям штаб-квартиры на улице Героев Труда. Теперь у меня имелась возможность «проставиться» и даже «накрыть поляну». Но с точки зрения аборигенов, постоянно тусующихся в «Сарайке» я забурел и стал до неприличия зажиточным фраером. Я и сам, несомненно, чувствовал внутренние перемены и уже не испытывал как прежде такого живейшего любопытства при общении с бичами и бродягами. Очевидно, что для такого циника, каким я стал по жизни, эти люди показались мне тогда «пройденным этапом», да просто «отработанным материалом». Так мои визиты в «логово порока» постепенно прекратились, но в середине августа как-то вечером в нашу квартиру позвонил незнакомый бомж и сообщил, что дядя Миша утонул в Каинском озере. Родители с бомжем уехали на машине в Каинку, а я пошёл в «Сарайку». Там находились Рыжий Фрол, Влас и плачущая Ольга.               

Как оказалось дядя Миша, упомянутый уже бомж по имени Стрига и Ольга, решив искупаться, отправились после обеда на Каинское озеро. С утра распогодилось, было по-летнему жарко и, несмотря на то, что купальный сезон в Сибири, по сути, закончился, наша «троица», прихватив сумку с портвейном, отправилась на природу. Выпив «чисто символически» по бутылке на рыло, друзья искупались и, выбравшись на берег, разожгли костёр, чтобы согреться, потому, что вода неожиданно оказалась прохладной и продолжили пикник. Позже к ним присоединился пастух, пасущий коров в ближайшем от озера перелеске. Надо упомянуть, что Каинское озеро совсем небольшое, затерянное в лесах и с виду такое безопасное, имело дурную славу, почти ежегодно собирая дань утопленниками. Что только не говорили по этому поводу, и то, что со дна там бьют ледяные ключи, и что на дне озера «захоронено» много железобетонных конструкций и труб большого диаметра. В общем – болтали разное, но факт оставался фактом – люди продолжали тонуть.                               

Согревшись у костра и «хватанув» ещё по паре стаканов, Михаил и Ольга решили «окунуться» ещё, Стрига остался на берегу, а пастух к тому времени отправился сгонять своих коров в стадо. Дядя Миша был отличный пловец и скоро он оказался на середине озера, а пышнотелая Ольга плавала недалеко от берега. Вдруг с озера послышался приглушённый вскрик и через некоторое время разгорячённые винными парами, Ольга, а затем и Стрига заметили, что Михаил как-то странно крутится в воде, временами погружаясь в неё с головой. Когда он появлялся на поверхности, то, отплёвываясь, бил беспорядочно руками по воде,  хватал широко раскрытым ртом воздух, но по всему было видно, что долго ему не продержаться. Похоже, что дяде Мише свело судорогой ноги. Ольга, трезвея, закричала от охватившего её ужаса.                               

Этот крик подстегнул Стригу и он нерешительно слез с берега в воду и поплыл к тонущему Михаилу. Но то ли он плыл недостаточно быстро, то ли силы у дяди Миши закончились, но катастрофа случилась. И можно сколько угодно обвинять в трусости Стригу, но ведь далеко не каждый человек способен на отважный поступок, люди, как это не прискорбно сознавать, в массе своей совсем не герои. Вот так и не стало дяди Миши – бывшего боксёра, несостоявшегося отца, мужа и «полезного» члена общества. Всего четыре только месяца не дождался он свою Альбину из мест заключения. Ждал ли он её, ведь столько лет прошло, наверное, уже всё «перегорело» да «быльём поросло», как принято говорить? Впрочем, не знаю, не знаю!..
                Дядю Мишу нашли водолазы, которых наняла мать и через три дня его похоронили под оркестр на Южном кладбище, неподалёку от того злосчастного Каинского озера. Народу пришло – человек двести! Состоялись поминки, прошло какое-то время и вся эта история начала как-то глохнуть и забываться в суетном вихре жизни. Доносились, правда, до нас отголоски этой трагедии. Был до полусмерти избит за трусость Стрига, кроме того, ему  поставили ультиматум, чтобы он убирался из города, иначе – карачун. Едва оправившись от побоев, он, по слухам уехал к своей матери в город Куйбышев. Осиротевшая «Сарайка» заполыхала как-то тёмной ночью, да так, что прибывшие к месту возгорания пожарные ничего не смогли поделать. Мало того, вместе с ней ушёл в небытиё и весь сарайный комплекс до кучи, говорят у кого-то в сараях, хранилась олифа и краска в бидонах, а кого-то, даже бензин в канистрах. В общем – огонь был до небес, а на утро от сараев остались только головешки, да бродяга-ветер раздувал золу с пепелища.