Пепел и кости. Глава 1

                «Тот, кто оборачивается на своё прошлое, не заслуживает
                будущего».

                Оскар Уайльд



Её комната пустовала вот уже несколько месяцев. Она была наполнена тишиной, страхом и горькими слезами. Четыре голые стены, облезлая мебель и гнетущее отчаяние. Всё это напоминало мне гроб, добротный, сколоченный из старых досок и залитый бетоном, чтобы никто никогда не вылез из этого прибежища обглоданных душ.
Солнце заваливало яркими лучами комнату и пыталось хоть как-то развеселить, растормошить и рассеять ту грусть, что клубилась под потолком и растеклась по полу расплавленным металлом. За окном выл вечерний прибой, облака уходили за горизонт, на Север, где я когда-то хотел жить. Она, правда, не хотела.
Последнее, что я о ней помнил – это тёплый миролюбивый взгляд по утрам, когда мы встречались на террасе и смотрели на обломок кипящей жизни, который люди гордо именовали морем. Я по обыкновению держал кружку с утренним кофе, она пила прохладный чай, оставшийся после вчерашнего ужина. На её тонком бледном теле – тёплая вязанная кофта терракотового цвета, на мне накинуто пальто. Это было одним из последних воспоминаний о той, которую любил практически всю жизнь.
Перед глазами стояла пелена бесконечного самокопания и грёз, каждый вздох сопровождался давящей болью в висках, учащённым дыханием и желанием разрушить всю ту безмолвную красоту, что окружала меня каждый день, из года в год, из часа в час. Я чувствовал, как жизнь на самом деле покидала меня, как дом пустел, как цветы на комоде завяли вместе со мной, как окна покрылись пылью и отказывались пропускать чистый солнечный свет закатного солнца. И чтобы полюбоваться прекрасным побережьем и пляжем из мелкого бледно-горчичного песка, мне приходилось вновь выходить на улицу: босиком, без пальто и старой чашки с кофе. Всегда в такие минуты мне было безмятежно, спокойно и вместе с тем чудовищно страшно. Страшно от осознания того, что я не знал, что мне делать дальше. Жизнь продолжалась, этот быстрый экспресс нёсся по рельсам судьбы, а я оставался на перроне на одной из станций. Ждать ли мне следующего? Или, может, броситься вдогонку, зная, что я уже не поспею за ним? Дни летели, как перелётные птицы, а я стоял на месте, словно статуя и обдумывал зачем-то каждый свой шаг.
Плохо. Очень плохо, Оскар.
Я встал с порога и направился на пляж. Ветер обдувал меня со всех сторон, беспардонно залезая за ворот куртки. Шаг за шагом линия берега, испещрённая барашками серой безжизненной пены, приближалась. Становилось холоднее, мысли плыли в голове всё медленнее, но оставались такими же грустными, как и прежде. Вдруг я оглянулся на небольшой двухэтажный дом, что высился прямо за моей спиной. Он выглядел потрёпанным, но всё таким же грозным и надёжным: серая черепица, слегка покосившийся фасад, облезлая краска на стенах и практически пустая веранда. Где-то за домом был двор с коротко стриженным газоном и садовыми фигурами, оставшимися от последнего похода в магазин для садоводов. А дальше, за садом, на десятки километров раскинулись бескрайние поля дикой пшеницы и тёмные леса пустых жизней. Они не были кому-то нужны, но мне, как единственному наблюдателю было наплевать на колыхающуюся жизнь.
– И всё-таки она была права, – вздохнул вдруг я и сам удивился своим словам. – Чертовски права. Не стоило переезжать на побережье.
Я часто спорил с ней по поводу и без. Наши оживлённые дискуссии слышали, казалось, все птицы в высоком бесконечном небе и даже рыбы на морской глубине. Мы сидели на террасе и говорили обо всём, что думали. Поэтому мы и ссорились, но так же быстро мирились.
Я остановился у кромки моря. Пена лизала мои грязные ботинки, кое-как очищая их от налипшего песка, унося его на глубину, словно пойманную добычу. Казалось, я тоже был своего рода жертвой этой загадочной стихии. Кто же знал, что мне не хватит сил отдаться ей полностью?
Мне стоило бы начать собирать вещи. Прошло уже столько времени, а я всё никак не мог отпустить то, что медленно тащило на дно. Это была неоправданная грусть, навеянная расколотым, разбитым, никому теперь уже ненужным чувством любви, что медленно угасало с каждым днём, ровно и как надежда на лучшее будущее. Лучшее, чем то настоящее, в котором я жил.
Мой взгляд проскользнул по морской глади, похожей на мятую ткань тёмно-синего цвета. На мгновение я заострил внимание на сером небосводе и замер окончательно перед затухающим солнцем дня сегодняшнего. Оно медленно заползало за горизонт, чудом выбравшись из плена тягучих облаков, держащих его крепче, чем мать сжимает своё дитя в минуту опасности. Я смотрел на смерть, чувствовал её всем телом, но знал, что пока она далека, словно блёклые бриллианты звёзд в небе, смотрели на спящих каждую ночь.
Прошло уже пять минут. Я закурил и почувствовал, что ботинки начали пропускать воду. Прилив вступал в свои права, прибой хотел забрать моё бренное тело с собой на дно, где выпотрошил бы и скормил бы внутренности рыбам, которым так не хватает еды.
Едкий дым душил мои лёгкие. Я выдыхал эти облака смерти в предночное небо, отравляя Вселенную, что отравила меня. Бросив окурок в море, я развернулся и нетвёрдой походкой побрёл обратно. Зайдя в столовую, понял, что здесь слишком холодно и закрыл дверь на задний двор. Сразу почувствовалось некое подобие тепла. Не внутреннего, конечно, но и внешнее тоже было неплохим начинанием.
Завтра я уеду из этого места. Кто знает, вернусь ли я сюда когда-нибудь. Может, приеду, чтобы почтить память о светлых днях, которые я постараюсь выкинуть из головы, но никогда не забуду. Я не пророню ни слова и сожгу этот дом дотла, вдыхая дым воспоминаний и наблюдая, как горит моё беспокойное прошлое. Но пока я находился внутри, наедине с призраками, и не мог себе позволить такие вольности.
В общей спальне я чувствовал пустоту, как и в остальных помещениях. Аккуратно застеленная кровать – лёгкие простыни поверх одеяла – полупрозрачный тюль, шкаф из тёмного дуба, пара кресел и стол с электрической лампой. Она светила, понуро опустив голову, проливая безрадостный свет на бледную поверхность из древесины. Всё это заставляло меня рыться в шкафах и тумбах, ещё быстрее раскладывать вещи на полу, будь то застиранные рубашки или выглаженные штаны. Я брал не всё – большую часть просто оставлял на своих местах, чтобы во время последнего приезда надеть свой лучший наряд и с чувством выполненного долга погибнуть в огне.
Чемодан собран, я готов к отправке хоть на другой край света, но что-то меня останавливало. Прошлое. Стоило мне оказаться у порога, как за спиной послышались голоса увядающей юности, они шептали о том, что я много потерял в этих стенах, о том, что стоило мне выйти на улицу, как молодость кончится. Наступит взрослая жизнь и тяжёлым грузом Атланта падёт на мои плечи. Я упаду на колени и буду молить Бога вернуть всё, от чего я отрёкся, когда был молод и глуп. Но будет поздно. Мне придётся двигать груз ответственности по холмам и крутым обрывам второй половины моей и без того не очень светлой жизни. Но что мне мешало перейти порог прямо сейчас, не задумываясь о последствиях? Наверное, страх. Тащить на себе собственный мир, что не умещается в голове, когда вокруг нет ни единой души, способной помочь – худшее испытание для каждого человека.
Так я и простоял на пороге с вспотевшими от стресса руками, с чемоданом в одной ладони, с пальто в другой. Моё тело рвалось наружу, хотело вдохнуть свежего запаха новых открытий, но мозг отказывался двигаться дальше. Цепи прошлого сковывали меня. И чтобы их снять, нужно было устранить причину – воспоминания о ней.
Я мельком оглядел прихожую и, не найдя чего-то, что цепляло глаз, обречённо поставил чемодан на холодный скрипучий пол и вышел в гостиную. На камине стояла наша единственная фотография – остальные она разбила или сожгла на берегу беспокойного моря. На кофейном столике перед повидавшим виды диваном мирно лежала книга, которую я начал читать ещё до того, как она ушла. И вот, теперь страница, на которой я остановился, покрылась серым слоем пыли. Самое ироничное было в том, что первая строчка из книги гласила: «Она никогда не уйдёт, мы не сможем друг без друга жить». Тогда я просто поверил в это и, прочитав эти слова впервые, посмотрел на неё и понял, что так, возможно, и будет.
– Нет, не будет.
Мой голос потонул в мёртвой тишине. Я ужаснулся своей отрешённости и принялся дальше бродить по заброшенным коридорам и этажам. Должно было быть что-то ещё, что заставляло меня остаться здесь. Одних фотографий явно было недостаточно.
В окне на кухне я увидел, как солнце окончательно потонуло в грязи уже серого моря. Ночь наступала медленно, но уверенно: ветер усилился, сильнее раскачивая водную гладь, барашки пены подошли на пару метров ближе к моему дому, небо начинало выдыхать из себя последние обрывки сияющих звёзд, раскидывая их над морем. На мгновение я задумался: а вдруг мы живём в лёгких Бога? Что если, день – это всего лишь вдох, а ночь – выдох? Получается, наша жизнь имела не больше смысла, чем чьё-то дыхание. Конечно же, всё это вздор. Больная фантазия отчаявшегося человека.
Я очнулся от наваждения и понял, что нужно двигаться дальше – пусть всего лишь по комнатам, но это уже хоть что-то. Встал из-за стола, непонятно как за ним очутившись, скинул с себя налёт мельчайшей пыли, что витала в доме постоянно, и вышел в прихожую. Один поворот вёл к выходу и новой жизни, другой же хотел отвести меня в чудесный мир горьких воспоминаний и бурлящей внутри злости на самого себя: на свою глупость и наивность, на нерасторопность и лень, на мнимое чувство любви. Я выбрал последнее.
На втором этаже тоже не было ничего, что могло бы держать меня взаперти. Стены давили меня с наступлением темноты, ветер, казалось, качал дом из стороны в сторону, а я бродил по внутренностям этого деревянного организма и пытался найти ответы на вопросы. Ночь уже стояла за порогом, сметая пыль с дорог, вымывая каждый дюйм Вселенной. Но ночью я никуда не мог пойти, учитывая, что я не знал, куда.
Сверкнули искры, и в коридорах и комнатах зажёгся тёплый свет настенных светильников. Большая часть дома всё ещё утопала во тьме, но многого мне и не надо было. Оставалось вновь проверить спальню да гостевую комнату, которая так нам и не понадобилась. Гостей-то нет.
Заглянув в пустую комнату, в которой аккуратно были раскиданы старые вещи, оставленные мною, я понял, что не найду в ней ничего интересного, и вновь вышел в коридор. Прямо напротив старой двери в комнату с кроватью, находилась ещё одна – блёклая, неожиданно притягательная, манящая. Я знал, сколько всего за ней скрывалось. Сколько слов слышали эти стены, сколько криков и слёз, сколько порванных книг и разбитых чашек – всего не сосчитать. Воспоминания накатили свинцовой волной, казалось, из глаз катились слёзы ностальгии, но на самом деле я просто стоял и смотрел на эту треклятую дверь, за которой скрывалась часть моей жизни.
Петли предательски скрипнули. Тьма впустила моё бренное тело, свет разрезал плотное бесконечное пространство. Маленькая тонкая полоска жизни осветила лишь часть книжной полки, на которой я увидел несколько книг Виктора Гюго. Хорошие, проверенные временем произведения. Казалось, столько времени прошло, но я по-прежнему люблю этого писателя. Ах, если бы она любила меня так же сильно, как я любил читать. Вслед за книгами я увидел в полосе света старую фотографию, которую она так и не нашла – я спрятал этот фрагмент памяти и до самого её ухода не показывал. Она была удивлена, но в то же время холодна. Ей было всё равно, но она хотела знать всё об этой фотографии. А, может, даже уничтожить вместе с остальными.
На той фотокарточке мы стояли спиной к камере. Мы стояли в обнимку и смотрели на вечернее море, стараясь не спугнуть момент обволакивающей, такой приятной и щемяще-чистой тишины. Тихо разговаривали и мечтательно буравили взглядом горизонт. Хотелось бы мне вспомнить, что она тогда шептала мне своим мягким голосом, напоминающим пение самой Вселенной. Хотелось бы вспомнить вкус её слегка пухлых губ, которыми она впервые поцеловала меня. Хотелось вернуть всё, что так просто потерял в невообразимом потоке времени.
Но я знал, что эта фотография не была тем грузом, что тянул меня на дно общественной жизни. Это что-то находилось очень далеко, что-то эфемерное и призрачно-притягательное. Я не мог это осязать, но оно точно витало в воздухе. Может, это был запах её духов. А, может, гарь потухшей любви.
Настала глубокая ночь, а я так и остался ни с чем. Лёжа в кровати, я смотрел в белый потолок, слушал шуршание слегка трепещущего от ветра тюля и чувствовал, как мёртвый холодок пробегал по коже, проникая в самое сердце. Последнее, что мне хотелось чувствовать в эту беспокойную ночь - подлинное осознание одиночества. Человек ищет такого же, как и он сам. Одни умирают, другие просто уходят. И как порой бывает тяжело вынести эти тяжёлые минуты расставания, когда чувствуешь, как мир медленно разваливается на куски. Ты видишь, как всё рушится, падает в бездну, и ничего не можешь сделать. Катятся слёзы, слышатся крики, но всем плевать – ты давно мёртв внутри.
Я закрыл глаза, надеясь продолжить проводы старой жизни на следующий день. И только когда почти провалился в чёрный колодец сновидений, понял, что проводы нужны не месту, в котором я провёл свои лучшие годы, а мне, человеку, который это место так легко потерял.

Мне почти удалось уснуть в эту ночь. Наутро в голове метался сплошной поток из обрывков странных снов и воспоминаний, они сливались и теперь уже не разобрать, где сон, а где явь. Когда я открыл глаза, то вновь увидел свою старую спальню. Утренний свет лился из-за приоткрытой двери, ведущей в длинный коридор. Сад в это время утопал в рассветном полумраке, а через пару часов он бы уже освещался алыми, рыжими, розоватыми лучами нового дня.
Стояла тишина, я не решался вставать. Чувствуя, что утренний холод по-хозяйски разгуливал по комнатам, пробравшись в открытую ветром форточку, я лишь посильнее укутывался в тёплое одеяло и продолжал смотреть в окно, находившееся слева. С моего места открывался прекрасный вид на ещё ночное западное небо, где спокойно, недвижимо разливалось море и ждало своего часа, когда солнце встанет из-за громады дома и начнёт своё долгое хождение по мукам.
Она тоже любила смотреть на море по утрам. Как и я, как и любой человек на этой треклятой планете.
Но вот спустя каких-то десять минут я понял, что пора бы уже встать и продолжить свой путь в опасную новую жизнь, где не будет места скорби и страху, что наполняли моё ослабевшее сердце. Оно тоже устало работать без отдыха, устало чувствовать пустоту.
Чемодан по-прежнему стоял у порога и терпеливо, словно преданная своему хозяину собака, ждал своего часа. За ночь он, казалось, покрылся пылью, но это было всего лишь утреннее наваждение, но, может, я просто не выспался. Но как бы то ни было, я не желал пока убегать. Мне нужно было сделать ещё кучу дел, прежде чем я отпущу нашейный камень, что тащил меня на дно. Прежде всего, мне хотелось выпить кофе, как в старые добрые времена.
Турка находилась на том же месте. Кофемолка тоже.
Я стоял у плиты и ждал, пока сварится самый душевный напиток Вселенной. Медленно помешивая шоколадного цвета жидкость, я смотрел в окно и мечтал хоть раз искупаться в море, которое было на удивление холодным даже летом. Мне так хотелось расслабиться в водной глади, почувствовать силу природы, наконец-то, проникнуться атмосферой места, старого, как мир.  До этого мне удавалось плавать лишь в бассейне, но теперь... Когда я уеду отсюда, когда жизнь изменится, когда тучи над головой исчезнут в бесконечном синем небе, я осуществлю всё то, что не решался сделать до этого: искупаюсь в море, попробую экзотические блюда, начну путешествовать, может, даже когда-нибудь смогу полюбить. Хотя в последнее мне верилось всё меньше и меньше.
Я вышел на террасу с горячей кружкой дымящегося кофе. Сделав глоток, почувствовал обжигающее тепло, стекающее вниз по пищеводу. Затем это самое тепло наполнило каждую клеточку моего тела, и даже стоять на холодном ветру стало не так противно. ;
В полдень я вновь стоял на пороге дома. На мне было лёгкое пальто, в чемодане – предметы первой необходимости и все деньги, что у меня оставались в сейфе за шкафом в спальне, который всегда был скрыт во тьме. Всё было тихо, и, казалось, часы в гостиной тоже смолкли навеки вместе с моим уходом.
Глубокий вдох. Крепче сжал ручку чемодана. Поправил пальто. Ещё раз осмотрел прихожую и весь остальной дом.
Моя жизнь начиналась здесь и сейчас. От неё меня отделял всего один шаг, который я так боялся сделать и вместе с ним отпустить свой груз прошлого навсегда. Она держала меня мёртвой хваткой, ровно как и наши совместные воспоминания.
Выдох. Дёрнул ручку парадной двери. За порогом мне открылся дивный Эдемский сад, который она так старательно выращивала. Сажала каждое деревце, каждый цветок с такой любовью, на которую не был способен я.
Этот дом был пронизан ею. Не мной, только ею одной. Вот, что держало меня здесь.
Но пора отпускать этот дивный старый мир и встречать новый, полный опасностей и мнимого счастья.
– Прощай, моя малая родина, место моих страданий и искренних чувств. Обитель порока и настоящих ощущений. Я должен идти дальше, но без тебя.
И я ушёл. В половину первого стоял на перроне под палящим солнцем, смотрел на таких же измождённых призраков и ждал поезд, который мог отнести меня куда угодно. Но я выбрал тот же город, что и все остальные люди на этом свете.
Последнее прибежище сломанных тел.
Новый дом для страждущих душ.
Город, в котором можно начать всё заново, без потерь, без любви и привязанностей. Без всего того, что съедало изнутри. И я знал, что это время будет лучшим на моей памяти. Это время будет моей лучшей смертью.