Даниил Кравченко Родственница

Даниил Кравченко  «Родственница»

В пределах всей видимой и невидимой вселенной, так было даровано Богом  жителям планеты Земля, шли славные шестидесятые годы прошлого столетия. Я из  Одессы приехал в город Мариуполь повидать родителей, родственников, знакомых.  Почти месяц летних каникул пролетел незаметно. Уже перед самым возвращением на учебу в Одессу, встретился со своей младшей двоюродной сестрой и задержался у неё до восхода солнца.               

Расположившись в саду её отца Василия Романовича, мы  долго говорили обо всем на свете. Валечка, убаюканная тихой  «интеллектуальной» беседой, притомилась в вусмерть. Склонив голову мне на грудь, умиротворенно и доверчиво, в конце концов она погрузилась в глубокий гипнотический девичий сон.

Ближе к полуночи стали реально ощутимы порывы низового «азовского норд-оста». 

Стараясь не нарушить сон, все-таки мне удалось снять рубашку и прикрыть её обнаженные, застенчиво свернутые калачиком, ноги. Борясь со своими осязательными  ощущениями, все же решился как можно нежнее преклонить её к своей прохладной груди. Казалось, что так нам будет теплей и приятней…

Перед самым восходом солнца, сестра проснулась. Обнявшись, мы стояли, и как мне чудится даже сегодня, как-то нежно и без внутреннего библейского  страха и трепета, с взаимным наслаждением, упоенно ласкаясь, восторженно целовались и никак не могли расстаться. Сердце стучало тревожно и громко. Казалось, что  стук его слышен во всей вселенной. Возможно, именно поэтому, Валя положила свою нежную ладонь мне на грудь, стараясь успокоить как брата, так и его аритмично клокочущее  сердце! Однако, что странно и алогично, на фоне всеобъемлющей интимной эйфории уже чувствовалось, что наступление скорого "конца", еще не родившейся большой «братской» любви, не за горами!

Действительно, первое, оно же и последнее, невинное, запомнившееся на всю жизнь, объятие брата со своей сестрой, прогнозировано оборвалось навсегда: я уехал в Одессу заканчивать учебу в Академии связи, а она, простившись со своими братьями, сестрами и родителями, улетела учиться в далекий Красноярск.

Десятилетия последующих лет нашей жизни, по разным причинам, трудно назвать  безоблачными. Ушли в мир иной родные братья Валентины: Анатолий, Вениамин и Вячеслав, а также отец и мать. Не стало моего младшего брата Павлика, бабушек Оксаны и Веры, моего отца Федора Ильича и мамы – Екатерины Романовны...

После окончания учебы, я переехал в Донецк, где вначале работал на Сталинском областном телерадиоцентре, затем более тридцати лет – в Донецком научно-исследовательском институте черной металлургии. Защитил диссертацию по физике твердого тела. Женился на очаровательной студентке Одесского национального университета имени Мечникова (факультет романо-германской филологии /немецкий язык и литература) Марине (родом из под славного города Курска), которая, упорно работая и сгорая на ниве просвещения, все же умудрилась родить мне сына и чудную дочь Оксану, названную так в честь мамы её бабушки Екатерины Романовны.

Валечка окончила Красноярский государственный педагогический университет (кафедра русского языка и методики его преподавания). Вначале она работала в системе  школьного образования, но с годами, приняв крещение в одной из церквей ЕХБ, посвятила последующие годы своей жизни детям одного из сиротских домов в городе Мариуполе. 

Удивительно, но Валя, будучи уроженкой из большой семьи, не пошла по стопам своей мамы - многодетной матери-героини Анюты, но, решившись, родила «себе» лишь сына Романа, которым и доныне гордится больше всего на свете.

Так сложилось, что хотя мы с Валентиной почти всегда пространственно находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, лично встречались крайне редко, эпизодически, да и только для того, чтобы вновь на годы расстаться, ублаготворяясь лишь доходившими до нас отголосками от многочисленной родни и знакомых о наших земных путях.

В один из летних дней, Валентина Васильевна, приехав по делам в Донецк, была радушно принята нами. Переночевав, рано утром, когда я уже опаздывал на работу, заботясь о «загробной жизни» брата, она буквально вцепилась в меня как иксодовый клещ, требуя незамедлительного ответа на крайне волнующий её вопрос: когда же я "покаюсь" и приму крещение?

Опуская многие деталей из нашего разговора, преследуя единственную цель, чтобы  сестра «отстала» от меня, задал ей убийственный, как мне тогда казалось, вопрос: А кто создал Бога? Эту провокационную риторическую дилемму я многократно предлагал к рассмотрению уличным назойливым липучим иеговистам. Имея четкий мировоззренческий ответ, я решился апробировать её и на Валентине. Каково же было мое удивление, когда из уст благовоспитанной, глубоко верующей сестры, мне довелось услышать грубую бранную приблатненную фразу:
 
- А это не твое собачье дело! 

Я был сражен! Наповал! И на очень долго! Однако не стал в ответ говорить ей никаких  гнилых слов! Не стал смотреть в её выпученные, пылающие гневом, глаза, но корректно попрощавшись, торопясь, побежал в институт, где должен был на ученом совете выступать с докладом.

Прошло еще несколько лет! Тишина! Попытки Марины связаться с Валей по электронной почте оказались безуспешными. Она буквально пропала на десяток лет из обширного круга  нашего общения! Передаваемые через многочисленных знакомых, имеющих с нею живые контакты, мои мольбы и просьбы о встрече с нею, положительного результата также не дали. Почему? Если честно - не знаю до сих пор! По слухам - она последующие годы жизни пребывала в состоянии глубокой обиды и разочарования в «богохульном» брате! Как выяснилось, это было всего лишь  очередным проявлением и демонстрацией «фамильной» черты гордого «не прощения» ни в чем, как правило, неповинного собеседника! Смирять гордыню ей было тяжело всегда. Но не об этом сейчас речь.

С сожалением замечу: Валентина Васильевна, мотаясь по земным  континентам, одновременно решая перечень запланированных дел, к своему здоровью относилась легкомысленно, точнее - наплевательски: не уделяла ему должного внимания! В крайних случаях - занималась самолечением.

И вот однажды, совершенно неожиданно, моя сестра Люба, сообщила, что Валя тяжело заболела, а десятки близких родственников, знающих  всю её жизнь чуть ли не с самого дня рождения, безвольно опустив руки, ждут, по другому и не скажешь, скорейшего завершения земного пути Валентины.

Как обухом по голове, это известие ошеломило меня! Я не хотел верить ни одному  услышанному слову: о склонности Любы к преувеличению слухов и "страхов" мне было известно...

Будучи терзаем угрызениями совести за коллективную бездеятельность, - непрерывно думал о Валентине. Окольными путями, в том числе и через руководителей церквей ЕХБ в городе Мариуполе, пытался хотя бы что-то конкретное узнать о её здоровье. Удивительно, но мою озабоченность, серьезно никто не разделял. Меня заверили, что Валентина в надежных, заботливых и любящих руках сына Романа и её большой церкви единоверцев, так что волноваться не следует, тем более, что на всё, как это принято считать у верующих, да будет воля Божия! Доверившись несомненно авторитетным «источникам», на некоторое время я и впрямь успокоился.

Шло время. Один месяц сменялся другим, но никакой  информации о «безвременной  кончине» Валюши не поступало! И я вновь, как банный лист, пристал к сестре  Любе с вопросами о здоровье Вали. По-видимому, ей надоело исполнять роль межконтинентального ретранслятора печальных известий, тем более, что львиная доля их регулярно вылетала в громкий «гудок», поэтому она с возмущением и вызовом изрекла: А ты возьми и позвони ей сам! В чем, собственно говоря, дело?

И в самом деле: в чем дело? Ведь все так ясно и просто! Набрать на смартфоне номер и услышать родной голос сестры.

Я был искренне рад, когда мне удалось «обогатиться» номером телефона дорогого мне человека! Но какая-то робость напала на меня: часами ходил из угла в угол по одесской коммунальной комнатке, но позвонить никак не решался! Мне, до явственно ощутимой душевной боли, не хотелось доставлять приболевшей сестре излишнее, несвоевременное и неуместное беспокойство. Очень боялся попасть в эпицентр её бытовой либо физиологичной занятости! Но однажды, помолившись, решился! Звоню! В ответ слышу  лишь неопределенный тревожный отклик далеких  гудков. Мелькнула мысль: неужели она не хочет со мной разговаривать? Надоедать назойливыми звонками никогда не любил, поэтому решил сделать перерыв, чтобы вновь собравшись с мыслями, попозже позвонить еще раз.

Прошло минут двадцать. И вдруг звонок:

- Вы звонили?

- Да, я звонил! Это Валентина Романовна? 

-Нет! Это Валентина Васильевна!

О Боже! Я, как последний древнеегипетский истукан, от волнения перепутал отчество сестры, назвав её отчеством её отца.

Началась милая, предельно корректная, крайне  осторожная, сбивчивая, несколько галопирующая, беседа брата с сестрой. Конечно же, Валентину Васильевну я узнал  без промедления. Что удивительно, голос её никак не идентифицировался с голосом умирающего дитяти Божия! Как и в лучшие молодые годы, он был таким  же  звонким, теплым, ласковым, хотя и без обычного прежнего молодецкого  залихватского наигранного ухарства!

Не поверите, в один из моментов разговора, Валя, после некоторой паузы, как- бы  борясь с сомнениями и собираясь с силами, вдруг произнесла:

- А ты помнишь…? И, не закончив предложение, явно смутившись, раздумывая, на пару десятков секунд умолкла.

- Да! Помню, Валюша, помню, не дождавшись окончания предложения, закричал я не своим голосом, удивившись и обрадовавшись, пусть даже только предположению, что именно ту нашу тайную, душевно теплую трепетную ночь она не забыла и, как и я, помнила всю жизнь.

Полтора часа разговора пролетели как один миг. Но было слышно, что она   психологически утомилась, и, возможно боясь, что обмен мнениями может в любой момент оборваться, начала, как «заклинание», повторять: 

- Даня! Я очень хочу тебя еще успеть увидеть! Когда ты приедешь? Ну, приезжай скорее! Какие проблемы: ведь мы же на одной территории…  Я буду ждать тебя! Приезжай!!!

По-видимому, к Валентине Васильевне кто-то пришел из посетителей… Разговор начал словно раздваиваться, поэтому попытался как можно скорее с нею попрощаться, но она никак не хотела меня отпускать! А я на все её  многократно повторяемые побудительные просьбы лишь невнятно мычал «нечто неудобовразумительное», и, не говоря ни да, ни нет, в конце концов, закончил затянувшуюся беседу, переходящую, как это часто бывает, в повторы об одном и том же.

Позже, анализируя наш разговор, заметил, что со стороны Валентины, в нем было  много  «недосказанного», неопределенного, туманного! В том числе и прежде всего – в отношении достоверности диагноза, результатов обследования, материального положения, сна, общего психофизического состояния и пр.

Более того, мне показалось, и это буквально огорошило и изумило меня, что её обследованием, как и лечением, никто толком не занимался и не думает в дальнейшем  заниматься! А снимки, полученные  на устаревшем магнитно-резонансном мариупольском томографе, обслуживаемом разболтанным  безответственным медицинским персоналом, уже более месяца пылятся на полке в подсобке вместе с ведрами, швабрами и половыми тряпками!   

Никто из специалистов ответственно снимки не анализировал! Кто-то куда-то уехал, кто-то уволился, не предоставив вразумительного «заключения» по результатам обследования, а саму больную отправили домой умирать, либо, в крайнем случае, не оставив ни малейшей надежды на выздоровление, умолять Бога о скорейшем избавлении от мук!

Как тут не вспомнить картину Репина «Приплыли»? И хотя в действительности  Илья Репин к такой картине не имеет никакого отношения, но живи он в наше время, после ознакомления с иезуитским «лечением» Валентины Васильевны, он конечно бы нарисовал картину с таким саркастическим названием. Ну а если совсем кратко: «Мрак и беспросветная тьма над бездною»!

Прошло еще полгода! Благодарение Богу, Валечка все еще «живее всех живых»! Но мне она ни разу не позвонила! Не знаю, что и думать? Неужели в её израненном сердце вновь проснулась «снедаемая ревность» и обида на брата за тот утренний разговор?

В один из дней, как бы совершенно неожиданно, Люба спросила меня:

- Когда ты навестишь Валентину Васильевну? Не знаю почему, но я, отвечая, вдруг рассвирепел:

Да не будет этого! Вы все, особенно самые близкие, ждете смерти сестры, а я своим приездом и «прощанием» с нею должен максимально ускорить её кончину? Лучше я ей помогу, чем смогу! Но ехать лишь для того, чтобы «устроить» Роману, с которым  лично не знаком, «разбор  полётов» за его  пренебрежительное  отношение к лечению матери? Я не готов придти к нему с любовью и духом кротости! А с «жезлом» - не хотелось бы! Да и не имею права, поскольку знаю: Валентина будет всячески защищать своего сыночка! Да и невестку, а всю вину за такое положение дел с её обследованием и лечением 100%-но возьмет на себя! Понимаю! Она так поступать имеет право! Но тогда к чему мое никчемное посещение?

Что же делать? Не знаю, но, нищенствуя, ехать к ней лишь для того, чтобы еще больше усложнить ей и себе жизнь, не могу! Впрочем, допускаю, если угодно будет Господу, - побегу!

Длительная вялотекущая нерешительность Романа, слов нет, вызывает возмущение! Но что «запоют» братья и сестры церкви, которую многие годы усердно посещала и поддерживала, чем могла Валентина Васильевна, я уж не говорю о близких родственниках, если она, дай, Господи,  ей здоровья, даже испытывая ежедневные муки, проживет еще десять, двадцать или более лет? Будут лепетать о ниспосланном небом «ЧУДЕ»? О явленном Господом Богом «СВИДЕТЕЛЬСТВЕ» для единоверцев и безответственных медиков?   

Невольно вспоминается рассказ о меркантильном человеке, возмечтавшем, не покупая ни одного лотерейного билета, за один раз выиграть в лотерею миллион долларов.

Так и в случае с Валентиной! Ведь все мы понимаем, что только отчаянно искренняя  молитва с глубочайшей побудительной верой, реально подкрепленная весомой срочной активной помощью медицинского содружества высококлассных специалистов Украины, Европы, Израиля и др., а не только города Мариуполя, может в итоге привести к улучшению её здоровья!

И как бы в свое оправдание, как мне кажется, настало время пояснить читателю следующее. Уже несколько раз в моей жизни случалось так, что сразу же после  посещения больного человека и проникновенного прощания с ним «со многими слезами», он и в самом деле весьма быстро заканчивал свой земной путь! Я понимаю, что это не более чем досадные неоднократные совпадения, но «страх», поселившийся в подсознании, удерживает меня от возможного "визита" к сестре и доныне!

Разозлившись, что случается со мной крайне редко, на «родственников в доме Валентины», я попросил Любу по своим сетям «связи» передать всем, особенно горячо  «любящим» Валечку, что она будет еще долго - долго жить! По крайней мере, - до моего приезда!   

Ну а если ближайшие кровные горемычные «мучители» ничего и впредь предпринимать по лечению и спасению  сестры не будут, я поименно о них «напишу» куда только можно и они будут «прославлены» на весь мир! Неужели у них в груди и впрямь вместо сердец, вмонтированы лишь тяжелые холодные надгробные плиты? Ведь такое безвольное безразличное отношение окружающих убивает у больной малейшее желание бороться за свою жизнь, лишает её силы и воли сделать хотя бы шаг в нужном направлении! Просто «зла» не хватает на весь этот затянувшийся вялотекущий бедлам! 

Люба, как и ожидалось, хорошо зная меня и поверив в "грозные" обещания, ополчилась на меня с обвинениями:

- Ты что, вселенский судья? Почему, не разобравшись, «их» судишь? Кто ты такой? А если сама Валентина не хочет никаких обследований и никакого лечения? Ты же знаешь, какие «мы все» тупо упрямые?
 
Затем продолжила:

- Не делай глупостей! Что ты знаешь об их родственных отношениях? Господь им судья! Как написано: Не станем же более судить друг друга! Ведь каждый из нас за себя даст отчет Богу! Лучше суди о том, как – бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну! И, повторяю, кто ты такой, чтобы осуждать, как выражался Апостол Павел, «чужого раба»? Всякий поступает по удостоверению своего ума. Ибо никто из нас не живет для себя. А живем ли – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем… 

Я не собираюсь оспаривать выше приведенные слова! Ни в коме случае! Тем более,   что верующий знает: «Всякий человек, умирающий во Христе, оживет!» Да! Это так! Но ведь изначально человеку дается все же жизнь, а не смерть, не так ли?

Комплексно оценивая услышанное от многих, у меня возникло подозрение: «Они»  что, и в самом деле ждут смерти Валентины Васильевны? Им нужен её дом? Что за намеки на «их» родственные отношения? Кого, с кем и в какие  годы? Причем здесь «отношения» и здоровье, точнее – утекающая  жизнь дорогой, ныне болящей сестры? И прежде всего, - жизни матери Романа! Надуюсь, он это понимает лучше всех нас вместе взятых!
 
Продолжение следует…

Даниил

2017 г.

Украина. Мариуполь - Донецк.