Огнев лог роман ужасов 1 Пролог

               
               
            

            жанр: мистический триллер - "сквозящий реализм"


      


      БукТрейлер https://youtu.be/pEOdSi8iIJ4?t=3 с помощью @YouTube

      
               
 
«Каждая душа — это поприще борьбы Света с демоническим началом. Душа подобна путнику, перебирающемуся через шаткий мост. С каждого берега протягивается к нему рука помощи, но чтобы принять эту помощь, путник должен протянуть руку сам»

Даниил Андреев  «Роза Мира»
 
«Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы.
Рассказали нам несколько сказочек на ночь –
И отправились мудрые, спать, как и мы».

Омар Хайам


от автора:

Сюжет  романа "Огнев лог" навеян книгой "Роза мира" Даниила Андреева, текстами очень и очень специфичными, как говориться, для тех, кто не от мира сего. Правда, я пропускаю эту мистическую философию через беллетристический, лёгкий и занимательный для читателя сюжет, подаю "галимую" заумь эзотерики в форме мистического триллера. Сам Даниил Андреев характеризовал подобные тексты, как "сквозящий реализм".


                Пролог


Моторизованный  зондер-батальон СС «Gespenst»  под командой  штурмбанфюрера  фон Бравена входил в укрытый летней густой зеленью больничный городок. Батальону для выполнения  задания пришлось  выдвинуться на юг от  города Червены, где подразделение уже проделало огромную работу по зачистке территории от евреев. Наименование  места предстоящей спецоперации неподалёку от границы с Румынией тоже являло собой образец совершенно непроизносимой славянской тарабарщины.
« Окнеф лёк» - Генрих ещё раз попытался воспроизвести вслух это лингвистическое безобразие, но не преуспел, а потому решил, что до конца операции будет именовать этот место попросту,  Клиникой.
 
Остро отточенным карандашом фон Бравен  зачеркнул на карте старое, то ли  украинское, то ли польское  название и написал сверху  новое немецкое, «Klinik». Полюбовавшись с минуту на дело рук своих,  Генрих почувствовал себя конкистадором Великого Рейха,  чистильщиком от варваров, расширителем новых жизненных пространств  и, наконец, героем германской нации. Эта мысль его, как всегда, порадовала и настроила на рабочий лад.

Офицер распахнул пятнистую, серо-коричневую дверцу бронетранспортёра и проигнорировав ступеньку, молодцевато спрыгнул на чисто выметенную, мощёную жёлтым камнем дорожку. Сорокалетний Генрих фон Бравен пребывал в прекрасной физической форме и замечательном настроении. От природы худощавый и высокий австриец  обладал, как и подобает арийцу,  нордическим складом психики и отменным здоровьем. Подполковника порадовало добротно выстроенное краснокирпичное здание.
 «Это  и есть главный корпус самой больницы» - догадался фон Бравен.
 
Неведомый архитектор начала прошлого века был настоящим арийским профессионалом. Элементы готики он сочетал с тогдашним модерном. Получилось нечто симпатичное, смахивающее на резиденцию какого-нибудь курфюрста. Три этажа, стрельчатые окна, высокие, стройные, словно фрейлины, башенки с бойницами. Само здание, длинное как змея, терялось где-то в зелени деревьев.
 
«Идеальное место для штаба и большой казармы» - удовлетворённо, полной грудью вздохнул австриец. – «Тысячу раз был прав фюрер, когда говорил:

“Настоящее безумие,  это тратить  ресурсы  государства на содержание безнадёжных душевнобольных, несчастных паразитов бесполезных для общества».

После своего перевода  из Польши  на Украину Генрих имел аудиенцию с рейхскомиссаром Эрихом  Кохом. От этой встречи у штурмбанфюрера остались самые неприятные впечатления. Толстый низенький плебей Кох выказал полное отсутствие воспитания и уважения к стоящему перед ним навытяжку офицеру и дворянину. Кох ненавидел родовитых  военных, а потому, исходя лишь из одного непреодолимого желания напакостить очередному дворянчику, принялся  настаивать на переводе личного состава батальона фон Бравена на восточный фронт. В распоряжение Генриха, вместо трёхсот пятидесяти отборных немецких солдат, он попытался всучить  грязную славянскую  банду, две тысячи полицейских-украинцев из Галиции. Ему, герою французской компании, предлагалось принять под командование  шваль, толпу неполноценных  унтерменьшей. Штурмбанфюреру, чтобы избежать такого позора, пришлось обратиться за содействием к  самому  Розенбергу, благо, в это самое время тот находился на Украине с инспекцией.  Рейхсляйтер пошёл навстречу любимцу фюрера, а Кох не посмел возразить главному идеологу НСДАП. Тем не менее,  злобу на строптивца фон Бравена могущественный толстяк затаил.

В окружении шести офицеров, командиров трёх рот и их заместителей  Бравен вошёл в просторный холл главного входа больницы. Перед этим солдаты тщательно обыскали здание, но никого и ничего подозрительного не обнаружили. Оставшийся медперсонал, не успевший или не пожелавший эвакуироваться  со спешно  отступавшими русскими,  солдаты заперли в столовой. Пациентов же оставили в их палатах. Как выразился первый среди офицеров  батальона чёрный юморист гауптштурмфюрер   Миних:
 «Дожидаться выезда на пикник».
Генрих недолюбливал Миниха. По его глубокому убеждению грязная и неприятная, но  необходимая для будущего Рейха работа, которой он руководил, не подлежала легкомысленному вышучиванию.  Напротив, всякий неглупый офицер  был просто обязан относиться к генеральной зачистке их общего немецкого жизненного пространства с подобающим уважением. Так должно было быть, но так не было. Большинство офицеров Вермахта при общении с  ним выказывали едва прикрытое благоразумной маской холодной вежливости  презрение. В их глазах фон Бравен не раз замечал плохо скрываемую брезгливость, словно они вынуждено общались с дурно пахнущим золотарём.
Для начала штурмбанфюрер со свитой проследовал в столовую, чтобы взглянуть на медперсонал. Доктора, медбратья и санитары объекта «Клиника», в отличие от своих пациентов,  обязательной ликвидации не подлежали. Впрочем,  такие вопросы отдавались командиру«Gespenst» на личное усмотрение. Возглавлял  перепуганную группу лекарей-мозгоправов высокий сутулый мужчина в возрасте, типичный профессор с академической бородкой и в пенсне. Ординарец Фон Бравена услужливо подал командиру  тонкую папку, досье на медперсонал клиники.
 
«А профессор-то у нас с душком, - едва прочитав первый лист, заключил Генрих. – Вацлав Сташевич, пятьдесят семь лет - образованный «пшек», зав кафедрой психиатрии  Львовского Университета, а по совместительству ещё и директор этой живописной психиатрической клиники.  С эти  всё ясно, польская профессура по приказу   доброго знакомого Генриха  рейхсляйтера Розенберга подлежала первоочерёдной ликвидации, наряду с  евреями. Фон Бравен  взглянул на следующее досье. С фотографии смотрела светловолосая красавица. Главный врач Ванда Сташевич, тридцать два года, молодая жена  директора клиники.  Генрих поднял голову. Женщина с фотографии стояла рядом с профессором. Вживую она оказалась ещё лучше. Высокая, стройная, совершенно прелестная польская пани. Белоснежный халат только подчёркивал её  слепящую красоту. Такая фемина  с юных лет привыкла к мужскому поклонению. Большие серые глаза смотрели на него, хозяина её жизни и смерти бестрепетно и даже с наглым вызовом.
 
«Чёртова полька с её чёртовым польским гонором» - с некоторым раздражением отметил Генрих. – Ну что же, как говорит всё то же остроумец  Миних,  « Гонор у мёртвых пшеков проходит на удивление быстро».

 Командир искоса взглянул на стоящую поодаль группу молодых офицеров. Все, как один, таращились на златовласую красавицу с плохо скрываемым вожделением.
« Ненасытные кобели! – добродушно усмехнулся про себя Генрих. – Похоже, мои парни собираются сегодня же вечером сбить спесь с этой пани …»

Оставшийся персонал, нескольких медбратьев и санитаров-украинцев  Фон Бравен велел отпустить восвояси до начала операции. Подполковник лишней крови не жаждал,  ответственному и добросовестному исполнителю важной работы  претили  любые  излишества. Ординарец доложил, что им не придётся долго искать по окрестностям место для ликвидации  двухсот  душевнобольных. В  полутора километрах, позади главных корпусов клиники, солдаты уже нашли весьма удобное место, сухую песчаную  балку.  Балку пересекает  глубокий овраг с крутыми откосами. Этот овраг  смахивает на оборонительный ров замка какого-нибудь средневекового феодала.  После антропологической зачистки, чтобы  присыпать трупы,  отделению сапёров останется лишь  взорвать  высокие насыпи  этого рва.

Ровно в шестнадцать тридцать солдаты, орудуя прикладами винтовок и дулами автоматов,  погнали воющую и ноющую толпу безумцев через дубовую рощу к  песчаному оврагу.  Впереди, словно возглавляя своих пациентов, с подчёркнутым достоинством шествовал  бледный как смерть, профессор Сташевич.
 
«А этот поляк неплохо держится! Даром, что шпак!» - с невольным уважением констатировал  фон Бравен.

Австриец всегда лично присутствовал на окончательных стадиях зачисток. Не то, чтобы этого требовал  какой-то особый регламент. Нет. Просто  для Генриха это было делом чести, не чураться самой грязной части  работы. Но главное, чего  старался не афишировать фон Бравен, это  необычайное эмоциональное и физиологическое возбуждение, вплоть до спонтанной эрекции, посещавшее его во время массовых утилизаций человеческого мусора. Генрих прощал себе эту маленькую слабость, ведь и он человек.  Высокий и стройный, в  идеально-пригнанном по фигуре чёрном мундире СС стоял он на краю песчаного оврага. Как всегда в позе, позаимствованной у фюрера, руки в чёрных перчатках, сомкнутые в замок прикрывают пах.
 
Всё было кончено до наступления темноты. Отгрохотали пулемёты, отгремели один за другим шесть тротиловых взрывов. С чувством приятной усталости и сознанием исполненного долга Генрих отправился на покой в свою комнату.  Ещё вчера это была спальня  директора клиники Сташевича и его супруги. Но едва австриец блаженно вытянулся  на  белоснежных, накрахмаленных простынях, как до его слуха донёсся сдавленный женский крик. Звук доносился откуда-то сверху, чуть ли с крыши больничного здания.

«Похоже, пани Ванде не угодил кто-то из моих офицеров», - стараясь быть здраво циничным, подумал Фон Бравен. – « Что поделать, молодым мужчинам необходимо иногда расслабляться, особенно при нашей изнурительной, вредной для психики  работе».

Генриху была омерзительна сама мысль о насилии над женщиной. Но, во-первых, славянская самка не женщина, а во-вторых,  жизнь диктует своё, и на то и дана мужчине железная воля, чтобы подавлять в себе атавистические ростки жалости и сострадания,  слюнявое  интеллигентское сочувствие к ближнему. Безусловное право на жизнь имеет лишь истинный ариец. Яркий пример тому он сам, оберштурмбанфюрер  фон Бравен.  Приструнив свою невольную слабость, Генрих  совершенно успокоился и вскоре сладко уснул.

Здоровяка австрийца разбудили совершенно незнакомые прежде ощущения,  внезапно навалившееся удушье и резкая боль в груди. Он резко сел на кровати, поставив на холодный каменный пол босые ступни.  Генрих пощелкал выключателем ночника, электричества не было. В комнате царила непроглядная смолистая, словно чёрная нефть, тьма.
 
За окном вышла из-за плотных облаков Луна. Спальня  наполнилась  мягким призрачно-голубым светом.  То, что увидел Генрих,  не просто напугало его.

«Это»  до краев затопило его душу диким первобытным ужасом.
 
Посреди комнаты стояла, как будто смутно знакомая, но истерзанная до неузнаваемости  женщина.  Лицо сплошной кровоподтёк,  разбито сильным прямым ударом  гневной мужской руки.  Тело женщины едва прикрывают  остатки изодранного в клочья, заляпанного кровью, похоже,  медицинского халата.   Наружу торчит большая белая грудь с крупным тёмным соском, вокруг которого багровеет след от укуса.  Плоский живот в ссадинах и синяках. Стройные ноги исчерчены полосками запёкшейся крови.  Над тёмным треугольником  волос на лобке  длинные глубокие царапины, работа когтей неведомого  зверя.
 
Женщина делает  несколько медленных  шагов вперёд,  по направлению к кровати на которой сидит парализованный ужасом Генрих. На полу остаются  узкие, кровавые отпечатки босых ступней.

Серебристым  колокольчиком прозвенел в гулкой тишине нежный женский  смех.  Родной, до острой боли в груди родной голос.

-Хенке, мальчик!  Иди к мамочке, малыш Хенке!-   услышал фон Бравен своё давно позабытое младенческое  имя.
 
Этот голос, Генрих никогда бы не перепутал ни с каким другим. Не может человек забыть голос матери, особенно когда мать умирает, а человеку всего лишь шесть лет от роду.


«Gespenst» (нем.)- Призрак

Штурмбанфюрер - офицерское звание в СС соответствовало майору Вермахта

Гауптштурмфюрер – офицерское звание в СС, соответствовало  гауптману (капитану) Вермахта


Владимир Гораль БукТрейлер https://youtu.be/pEOdSi8iIJ4?t=3   с помощью @YouTube

Полностью роман "Огнев лог" читать, или скачать здесь:

https://www.litres.ru/vladimir-goral-13071342/ognev-log/

https://ridero.ru/books/ognev_log/