Глава 1

Долг. Глава 1. Игроки.
"Выигрывает вовсе не тот, кто умеет играть по всем правилам: выигрывает тот, кто в нужный момент умеет отказаться от всех правил, навязать игре свои правила, не известные противнику, а когда понадобится - отказаться и от них!"
(Братья Стругацкие. "Град обреченный", 1975 год)
1. Игроки.
   Было восемь часов пополудни, когда большие напольные часы с медными гирями в форме сосновых шишек  начали свой бой. Джафар Мусаевич досчитал, как положено, до восьми, сверил по привычке время со своим карманным хронометром и ровным голосом произнес.
- Пора, господа! -
  В тот же момент четверо игроков чинно стали усаживаться за стол. На этом столе, накрытом очень домашнего вида скатертью густого темно-вишневого цвета, лежало несколько нераспечатанных колод игральных карт, и против каждого из кресел стоял обычный для такого времяпровождения бокал сухого вина. Таков был заведенный пару лет назад ритуал в этой небольшой компании господ Крымского юга, не пожелавших на время отвратительной для этих краев зимы перебираться ни в одну из столиц. Один раз в неделю, воскресным днем  усаживались они за игровой стол. Ровно в восемь вечера. И "писали пулю" часа три-четыре. Далее все как обычно в преферансе: подсчитывалась "пуля", и сразу же должен был последовать полный расчет. Поэтому на игру к Воронцовым приезжали всегда имея денег в избытке. Хоть и цена за вист была  не более четверти копейки, на хорошем проигрыше можно было влететь на очень серьезную сумму. Понимая это, каждый из игроков предпочитал подстраховаться. Из чести. Да и перед дамами было бы неловко, случись что ...
   Компания карточных игроков из числа завсегдатаев Салона Воронцовых состояла из следующих уважаемых господ.
   Георгий Иванович Извеков. Престарелый граф. Предводитель дворянства всего Юго - Запада Крыма. Статный, высокого росту. Страстный любитель Самодержавия и чужих жен. Часто отпускал сальные шуточки в адрес слабого пола. Впрочем, черту никогда не переходил. Пил мало и не любил праздную болтовню. Карточные игры предпочитал чтению и иным досугам.
   Павел Петрович Параскевин. Из разорившихся дворян. Отставной майор Драгунского полка и герой последней русско-турецкой кампании. В зрелых годах. Красив собой, с проседью на висках и орлиным взглядом. Всегда при параде и носит военную форму. Весьма везуч в картах! Но в равной степени несчастен в личной жизни. Волокита! На любую женщину смотрит так, как будто  на ней уже нет никакой одежды! Часто заводит мимолетные романы, которые, как правило, ничем серьезным никогда не заканчиваются.
   Дмитрий Валентинович Мынов. Из церковного сословия, состоящий в разводе со своей супругой. Дальний родственник одного из наших Российских митрополитов. Впрочем, сам не набожный! Среднего росту, коренастый, складный. С простым, добродушным лицом. Расчетлив, богат, отзывчив и добр, но в долг никогда не дает. В компании его все любили и называли промеж собой ласково Димдимычем.
   Наконец, распорядитель игры в преферанс Джафар Мусаевич аль-Мадани. Не понятно откуда взяшийся в Ялте за пару лет до означенных событий. Странный, непонятный человек. Говорит, что иорданец. Весьма умен и красив собою. В разговорах бывает резок и грубоват. Но при этом никогда не пересекает черту, отделяющую воспитанного человека от хама! Праздно может рассуждать о вещах никому не понятных. Прекрасно осведомлен о науках и искусствах. Очень силен в истории древнего мира. С видимым пренебрежением относится как к Самодержавию так и к религии. Хотя ни к либералам, ни к демократам себя не относит, рассуждая о тех и других в весьма нелицеприятных оборотах! Про него ходили самые невероятные слухи, которые он сам никогда не развеивал. Однако, самое главное, чем он знаменит среди всей мужской части населения Ялты, это его жена, Ольга Сергеевна. Женщина необычайной красоты и ума, под стать мужу!
*******
   В ответ на эту реплику Параскевина Джафар Мусаевич заметил.
 - Мне мало просто поставить противнику мат. - Сказал он, начиная тасовать колоду. Делал он это машинально, владея своими руками подобно скрипачу. И при этом смотрел Параскевину в глаза.  - Мне необходимо разгромить противника. Разгромить вчистую! -
   Тут он приступил сдавать колоду, и отвел взгляд от глаз Параскевина. Взоры всех так же были прикованы к столу. Мадани сдавал красиво. Можно сказать, виртуозно сдавал. Это знали все. И смотрели всегда на его руки как на нечто цирковое! Карты, то и дело выскакивающие из-под его пальцев, летали над столом так, как порхают бабочки над цветами. И при этом никогда ни одна из них не приземлилась рубашкой вниз! И все ложились ровно на свои места, напротив игроков! Создавалось нереально правдивое ощущение, что карты живые, а этот иорданец ими просто как-то повелевает! Как полководец солдатами. Зрелище это завораживало. Между тем, Джафар Мусаевич продолжал.
 - Да! - Сказал он. - мне мало просто разбить противника наголову. Я играю так как если бы я был Ксерксом, истребляющим войско Леонида, вздумавшего ему тявкнуть что-то поперек! ... Полное, тотальное истребление всех фигур противника на доске. Вот, что мне приятно всегда! Я играю не ради того, чтобы поставить противнику мат. Не ради выигрыша. Мне важен сам разгром. Причем, в процессе, а не в итоге! -
   Извеков, наблюдавший, как и все, за руками Мадани, оторвал взгляд от стола и, посмотрев на сдающего, сказал.
 - Прошу, продолжайте, милейший! Ваши взгляды нам крайне интересны! -
   Джафар Мусаевич, как раз закончивший сдавать очередной сеанс, откинулся на спинку стула и даже не собирался по праву раздающего заглянуть в прикуп. Иные игроки за столом тоже медлили. Возникла пауза в игре, так необходимая для отдыха. Димдимыч пригубил вина из своего бокала. Все ждали продолжения рассказа иорданца. И он продолжал.
 - Вырезать всех до единого. - Без эмоций в голосе сказал Джафар. - И если мой противник за доской решит сдаться, я не принимаю вариант ареста! И я не беру пленных! Только истребление всех фигур! В конце, когда у моего компаньона остается один король, я беру его в ладейную клетку, в которой он будет метаться столько времени, сколько мне нужно для того, чтобы провести в его тылы все свои оставшиеся пешки, превратив их в фигуры. Пусть сперва посидит в тюрьме перед тем как начисто распрощаться с жизнью! А вот только после этого я его короля загоняю в самый центр доски, привожу, так сказать, для казни на центральную площадь города!  Там и ставлю ему самый позорный мат! ... Где-нибудь на Е4. ... Мой рекорд постановки мата максимальным количеством фигур это мой король, две ладьи и три коня! Целых шестью фигурами! -
 - Три коня? - Удивился Извеков.
 - Именно, Ваша Светлость! Три коня. Один из коней отсекает короля от моих ладей, которые держат противничьего монарха в узкой щели - всего в одну линию. Как Леонида в ущелье при Фермопилах!  - Мадани, ухмыльнувшись, хмыкнул. - А другие два коня последовательно наносят ему удары. Первый конь - шах. Второй - мат! -
 - А что же делает при этом ваш король? - Опять спросил граф.
 - Мой король стоит пососедству с центром поля и гордо наблюдает за викторией! - Ответил Мадани. Среди игроков воцарилось молчание. По правде сказать, слушающие Джафара были в шоке, открыв в нем для себя человека по-восточному жестокого. И изощренно-кровожадного. 
   Молчавший во время этого рассказа Параскевин внезапно произнес.
 - А я уже видел такое. - И все взгляды моментально устремились к нему. - Когда турки Севастополь пытались взять. Только дело было у подножия Сапун-Горы. ... Причем одним из описанных вами коней явился мой драгунский отряд. -
 - И что? - Несколько раздраженно спросил Мадани.
 - Я да мой денщик только и уцелели. - Тихо ответил Параскевин. - Мы там сами попали в котел. -
 - Как же это так?! - Воскликнул Извеков.
 - Да.  - Ответил Павел Петрович на это восклицание графа. - Кони на склонах горы все равно что коровы ... короче, там они бесполезны. Слева - море. А прямо на острие нашей атаки турки внезапно  выставили пики в две сажени длиной! Лес пик. ... Передних коней толкали задние. Нас загнали как скотину на убой. И когда конница сбилась в бесформенную кучу, турки открыли шквальный огонь из всего, что стреляет. Вот что было! И я не испытываю садистского наслаждения от лицезрения гибели огромного количества людей. - Сказал он, бросив взгляд на Джафара.  - Мне ваши шахматные партии, любезнейший, по характеру чужды! -
 - Да, уважаемый Джафар Мусаевич! - Сказал Извеков, переведя взгляд с Параскевина на своего соседа по правую руку. Он не хотел допускать обычной пикировки Мадани с Параскевиным, что вошло уже в некую традицию в отношениях между этими двумя господами. - Как вы поступаете, если доведется вам проигрывать потивнику? -
 - В шахматы? - Уточнил Мадани.
 - Ну конечно! Мы же не воюем сейчас! -
 - Я не сдаюсь. Никогда. ... И если у меня остается один-одинешенек "голый" король, то он примет бой с честью! ... Сдаваться - это не для меня!  - Сказал он.
 - Вы так говорите, будто бы воевали! - Вставил свое слово Параскевин. На что иорданец ответил.
 - Воевал. И много! И знаю о чем говорю!  И ... воин, павший в сражении, не считается побежденным! -
 - Стало быть, - вставил Параскевин в этот диалог свое слово, - вы хотите сказать, что побежденным не признаете себя никогда? -
 - Стало быть так! - Отрезал иорданец.
 - Кто ж вас так обидел, Джафар Мусаевич? - Произнес Извеков после краткой паузы. - Что в вас кровожадность-то такая? -
   Мадани сидел, откинувшись на спинку своего кресла, скрестив пальцы рук перед своими глазами. Взгляд его, направленный сквозь пальцы рук и сквозь товарищей за игровым столом, был безмятежен, задумчив и спокоен.
 - Иных уж нет, а те далече! ... - Процитировал он строфы из Онегина.
 - И все же, Джафар Мусаевич? -
 - Если только очень кратко. - Ответил Джафар. И продолжал. - Вышло так, что я восемнадцати лет отроду оказался один в песках Сахары. Чуть западнее и сильно южнее современного Каира. Практически без пищи и воды. И спустя два дня своих мытарств на жаре повстречал одинокого всадника. ... Им, как оказалось впоследствие, был принц Инхеп-Ра. Из древней династии Амунов. Но я этого про него не знал. Поэтому не стал падать перед ним ниц, закрывая лицо руками, как это принято у тех, кто привык отождествлять этого гаденыша с Солнцем. ... А он за это решил меня убить. Он был верхом на белой кобыле, с кривой саблей, луком и полнехоньким колчаном стрел. И уверяю вас, господа, всеми этими атрибутами боя он владел виртуозно! У меня же не было с собой вообще никакого оружия. Через полчаса нашего неравного поединка я ему сломал горло, а потом зарезал его же кинжалом. А перед этим я его разоружил. Сломал об колено его саблю, и поэтому до сих пор ношу на руке вот этот шрам. - Тут Джафар Мусаевич поднял вверх свою правую руку, обращая ее ребром ладони к слушателям. - А потом сломал его лук. Одну из стрел воткнул его кобыле в зад, и она убежала, сбросив это солнце на песок. И у меня до сих пор нет ни единого сожаления о том, что случилось тогда. Потому что, выступая на войну против кого-то, человек должен хотя бы провести некую разведку сил и в ... и возможностей противника. А если ты этого не делаешь, считая свое величество превыше всех, то таких наглецов необходимо вразумлять. Предельно жестко. -
   Говорящий умолк, но спустя непродолжительное время сказал.
 - Но самое интересное случилось потом. - Он обвел взглядом слушающих его людей и, убедившись в том, что в его рассказе еще не пропал интерес, продолжал. - Потом ... заявились всадники, человек пятнадцать из свиты этого царевича. Они нашли меня по моим следам, нагнали и стали методично избивать, не желая при этом мне смерти. Потому что тело своего мертвого наследника престола они обнаружили там, где я его оставил покоиться в песках. ... Вы же понимаете, господа, что один человек против дюжины вооруженных всадников выстоять не может. ... Примерно через минуту я потерял сознание и очнулся в какой-то повозке, будучи абсолютно уверенным в том, что душа моя уже на том свете! Но оказалось, что я жив, а меня просто отбили у моих истязателей какие-то персы. Караван торговый там шел как раз в то время. ... В общем, примерно через полгода, когда я всал на ноги, я ... не поехал домой. Я собрал отряд добровольцев, ... друзей, ... и потом в течение ряда лет методично истреблял всех этих поклонников животных, жуков и змей. Моя война ... она длилась слишком долго, чтобы я так и не научился воевать чем угодно и с кем угодно. Поэтому, господа, когда я рассуждаю всуе ... на темы ведения боевых действий, будь то шахматы, или же реальные люди, вы вполне можете поверить мне на слово! -
   Джафар Мусаевич закончил свой рассказ и пригубил вина. Из слушавших его людей никто так и не нашелся что-либо сказать в ответ. Воцарилась пауза, затянувшаяся чрезмерно долго.
 - Однако же, не пора ли нам вернуться к игре? - Сказал, наконец, Георгий Иванович Извеков.
 - Шесть треф! - Тут же отозвался Димдимыч, глядя в свои карты.
   Параскевин поднял со стола свой сеанс и, бегло взглянув, произнес.
 - Восемь пик! -
   А Георгий Иванович, чье слово на торгах было последним, не стал даже и поднимать свою раздачу. Неотрывно глядя на иорданца он сказал.
 - Тотус втемную! - И все замерли.   
   Джафар Мусаевич знал, зачем старый граф так поступает. Тут было две причины. Первой причиной являлось то, что г-н Извеков был сказочно богат и мог себе позволить сорить деньгами направо и налево, как ему вздумается. Джафар Мусаевич сам был сказочно богат, хоть и не так, как граф Извеком, но, тем не менее, ему не чуждо было, как говорится, поставть все на "зеро" и крутануть рулетку!
   Вторая же причина и у Мадани и у Извекова заключалас в неком джентльменском тайном сговоре между ними - когда Павел Петрович Параскевин объявляет свою игру, вот как сейчас, когда он заказал серьезную игру в "восемь пик", в такой ситуации либо Извеков, либо Мадани умышленно проигрывали много , давая возможность Параскевину изрядно поправить свои финансовые дела. Да, Мадани и Параскевин давно и устойчиво ненавидели друг друга по целому ряду причин, главной из которых была их психологическая несовместимость. Но ... разве может в среде благородных и воспитанных господ такая мелочь как личная неприязнь служить препятствием к помощи товарищу?