Недавнее Танино детство 2. 5

Глава 5. Самые неоднозначные, весьма политизированные страницы Таниного детства
- Сегодня год с восстания на Манежке, - сказал Лёша. Таня и без него это помнила. Забыла бы она событие, кардинально изменившее убеждения сначала у брата, потом у неё самой...
  Собственно, у Тани к тому времени особых политических убеждений, естественно, не сформировалось, но против «системы» она не имела ничего. А тут стала иметь.
  Год назад они втроём – папа, Лёша и Таня – ужинали и заодно смотрели какой-то фильм. Вдруг кино оборвалось. «Внимание, срочная новость...»
  Убедившись, что России войну никто не объявлял, Таня стала воспринимать показываемое с не большим интересом, чем рекламу. Она разве что, как бывалый «мент», испытывала сочувствие к милиции, которой приходилось туго, но не сомневалась, что скоро ОМОН сумеет всех усмирить. А ещё трепетно относившуюся к новогоднему волшебству Таню возмутило, когда восставшие начали кидаться сорванными с ёлки игрушками.
- Вот дураки, - произнесла она и перевела глаза на папу и брата. И увидела на их лицах максимальную серьёзность и сосредоточенность.
- Правильно. Нечего убийц отпускать, - не отрывая глаз от телевизора, вдруг изрёк Лёша. Таня с полным недоумением воззрилась на него. Пусть они уже около года не составляют «протоколы осмотра места происшествия», не регулируют дорожное движение на повороте на Отяково... Но всё равно – разве кто-то отменял то, что они «ментура»? Как Лёша, ЛЁША может оправдывать этих буйных парней, которые просто никак не могут быть правы?
- Согласен, - откликнулся папа, тоже ни на секунду не отводя глаз от экрана. «Но он же больше десяти лет служил в милиции! У него две медали!»
  Столкнувшись с таким внезапнейшим неразделением собственных взглядов, Таня ушла в соседнюю комнату к маме. Там уже стояла наряженная сегодня же ёлка... С какой радостью она часом ранее вешала сюда игрушки – от мишки-дрезденки, доставшегося от прабабушки, до современных красочных шаров. А там, на экране, ими кидаются... в милицию, и папа и Лёша, видите ли, сочувствуют!
  «Когда у Лёши появилось «ментовское» увлечение, он так незаметно втянул меня в него... А сейчас он, получается, увлечётся этим... И тоже меня втянет? Ну уж нет!»
  Но Лёша «втянул». Он убедительно растолковал сестре, что даже с точки зрения его как «мента» тем, кто без оснований отпускает на свободу подозреваемых в убийстве, нет никакого оправдания. А как ещё достучаться без восстания? Ёлочные игрушки – а чем было отбиваться? ОМОН с дубинками, а они с голыми руками. Таня быстро осталась без аргументов и, таким образом, перешла на сторону брата.
  Лёша зарегистрировался ВКонтакте, начал вступать в антиправительственные группы... Таня заводить страницу в соцсетях не собиралась: ей хватало и Лёшиной. Она не меньше часа в сутки сидела рядом с ним за компьютером, созерцала демотиваторы про «медвепута» и всё такое прочее. А ещё они стали болеть за «Спартак» - на Манежной площади большинство являлось фанатами этой команды, им же был и убитый Егор Свиридов.
  Таня радовалась, что её и брата снова объединяет что-то большое и серьёзное. Увлечение милицией всё-таки уже несколько месяцев находилось в стадии угасания.
***
  Потом и это в их жизни как-то временно утихло. А вот нынешней, описываемой зимой вспыхнуло снова. Тут тебе и выборы в Госдуму, и выборы Президента, и начало Протестного движения... Социальные сети снова забурлили. Но Лёше и Тане – особенно Тане – надоел обидный статус «диванных бойцов».
  Они начали срывать со столбов предвыборную агитацию «Единой России» или наклеивать на неё полосы бумаги с напечатанными словами: «Партия жуликов и воров». Вначале они делали это вместе, подолгу дожидаясь, когда на улице не будет прохожих, а потом стали действовать буднично и по отдельности, каждый по маршруту своего движения в школу или ещё куда. И скоро Тане стало уже всё равно, есть рядом прохожие или нет. Срывала мимоходом – и всё.
  А агитации той зимой висело выше крыши. Мало было столбов: её вешали даже, что совсем комично, на мусорных баках – по четыре листовки на одном. Оттуда Таня не срывала из тех соображений, что «там самое место».
  Раз она решилась на совсем рискованное предприятие.
- Представляешь, - рассказывал ей Лёша, - в одном городе парень залепил снежком в большой плакат «Единой России» на билборде. Его арестовали: предъявили, что он портил баннер... краской. Ну не больные?
  «Ах, так?» - подумала Таня с замиранием сердца. Сердце замерло не столько от возмущения, сколько уже от предчувствия и страха.
  Такой баннер на высоком билборде находился в районе автовокзала. Отправляясь в музыкальную школу, Таня с трудом скатала снежок из не лепившегося в тот день снега, перешла железнодорожный мост... Было пасмурно, ветрено, неуютно и очень волнительно.
  Вот она уже напротив баннера. Папка с учебником музлитературы, конспектом, пеналом и сменка валяются рядом. «Высоко... Не доброшу же. А второй снежок сегодня фиг слепишь, да и если я тут буду стоять и долго упражняться в меткости... Быть мне сегодня же на учёте», - поёжилась Таня.
  Кинула она безо всякой веры в себя. Но добросила. Снежок прилетел, по её понятию, удачнее некуда – прямо в лицо женщине-депутату.
  Подхватив со снега своё имущество, Таня понеслась к подоспевшему автобусу. «Главное – быстрее отсюда испариться!»
  Весь день она боялась милиции. Выходя из кабинета музлитературы, Таня услышала мигалки, замерла и вполголоса проговорила:
- Это за мной.
- Чего-о? – с улыбкой переспросила Ольга Владиславовна.
- Да... так, ничего... особенного...
  Ольга Владиславовна, подобно Татьяне Тимофеевне, была её горячо любимой учительницей. Доброта, юмор, душевное богатство, умение интересно вести уроки покорили Таню с первых дней этого учебного года (музлитература изучалась в музыкалке с четвёртого класса). Она радовалась, что только одна приходит к ней в четверг. Учить уроки приходилось, конечно, по полной – шансы, что «не успеют спросить», сводились к нулю. Но Таню это не удручало. Она могла не сделать английский язык, пусть он и общеобразовательный предмет (на что неоднократно делала упор новая вредная училка по «инглишу»), но зато весь вечер увлечённо рисовала иллюстрацию к завораживающему «Утру» Эдварда Грига. Чтобы заслужить радостную улыбку и похвалу Ольги Владиславовны.
- В субботу все друг на друге сидят, даже ко мне на колени умудряются залезть... Я серьёзно говорю! А в четверг – ты одна, - весело удивлялась она.
  «Ну и хорошо, очень хорошо, что одна...»
...Но никаких неприятных последствий для Тани история с баннером не имела, хотя снежок растёкся по лицу депутата так, что жутко бросалось в глаза. Лёша на вопрос, видел ли он это, с полным восторгом ответствовал:
- Видел! Ты просто молодец! – И дал сестре «пять».
  В таком виде баннер провисел ещё несколько дней, потом его додумались убрать.
***
  По весне Таня начала уже окончательно отходить от всего этого. Политика оказалась всё же чужда её десятилетнему миру, да и к справедливому подчас «гражданскому возмущению» примешивалось немало и просто гадкого. Например, национализм. Рассказывая об осеннем приключении на Потайных, Таня называла незнакомца не иначе как «чуркой». При этом она упрямо заглушала совесть, зная, что обзывать того человека ей не за что. Он вообще мог не желать ей ничего плохого.
  Занимаясь всей этой «партизанской войной», Таня во многом удовлетворяла тягу к приключениям. Хотя было, конечно, и такое, что на риск идти совсем не хотелось – как в случае с баннером, и тут уже она пересиливала себя, уверенная, что воюет за справедливость.
  К политике она вернётся позже, уже в шестнадцать. Импульсом послужит вырубка берёзовой рощи (при чём того самого участка, где Таня в десять лет потушила пожар). Тут уже она познакомится и с полицией, и даже с более страшными силами...
  Но закончим разговор об этом и вернёмся в январь 2011-го, «к другим новостям».