Вороненок

               
Кот  лениво приближался. Только упругий хвост, хлещущий по впалым бокам, выдавал злую решимость животного. Вороненок попробовал подняться, но одно из крыльев было повреждено: не желало сгибаться и торчало вбок, свисая до земли. «Драться, драться», — вопило сердце, но шансов почти не было. Кот был старым  прожженным бойцом и никак не подставил бы морду для получения клювом в глаз, ну никак. Кот выгнул спину и пошел кругами. Вороненок запрыгал,  стараясь не подставлять противнику бок или хвост. Рана кровоточила и болела все сильней. «Вот невезуха, —  подумал он, — ну, надо же было так вляпаться». Если б он упал по другую сторону забора, был шанс ускакать по земле подальше в парк, а так — остается только принимать грозный вид в надежде прожить еще хоть немного.
Кот коротко мявкнул, отлетая куда-то вбок, и вороненка накрыла какая-то темная ткань. Он дернулся , но крыло зацепилось за землю, и он неловко ткнулся головой. Клюнуть через ткань в легонько сжимающие его руки было невозможно, и он забился всем тельцем, пытаясь найти щель и выскользнуть. «Драться, драться», — билось сердце, но драться было не с кем. Его противник крепко прижал его к своему боку и куда-то нес. Темно, воздуха не хватало, крыло было прижато к боку, и вороненку до боли захотелось расплакаться от обиды и беспомощности. Но он был из породы гордых и свободолюбивых птиц не смиряющихся нигде и никогда. Либо смерть, либо свобода.
Человек поднялся в свою квартиру и, положив свой смятый костюм на полку в прихожей, в которой затих маленький грязный вороненок, полез на антресоли за старой клеткой от волнистых попугайчиков. Птичек забрала бывшая жена, когда уезжала, оставив только пару кастрюль на кухне да старый диван. Осторожно развернув пиджак, человек достал птенца, посмотрел на сломанную кость, тихо присвистнул и достал лейкопластырь.
Через полчаса вороненок уже лежал на одном боку в клетке и его перевязанное с шиной из кусочка карандаша крыло было прибинтовано к тельцу. Свободными были только лапки и голова с клювом. Вороненок косил черным глазом, осматривая свою тюрьму, и она ему очень не нравилась. Зато в уголочке была плошка с водой. Увидев, что в поле зрения появилась рука, подвигающая плошку к нему ближе, вороненок неловко рванулся и что было сил ударил клювом по ближайшему к нему пальцу. Человек вскрикнул от боли и прорычал что-то про мелких и неблагодарных,  которым следовало бы просто открутить голову, а не возиться с ними...
Впервые за несколько дней вороненок наелся досыта и, то прикрывая, то разлепляя сонные глазенки, слушал неторопливую речь человека о мелких глупых птицах, которые летят, не зная куда, и умудряются встревать в разные истории с угрозой для своей никчемной маленькой жизни, которая, в общем-то, никому особо и не нужна. Он вслушивался в незнакомые слова, и впервые, с момента падения из родительского гнезда, из сердца ушла тревога. Под негромкие слова и стук клавиш клавиатуры компьютера он задремал, периодически меняя опорную лапку, а потом и вовсе провалился в сонную бездну.
Через несколько дней вороненок уже не пытался ударить клювом руку в клетке, которая меняла воду, придвигала плошку с мелко нарезанным мясом, а иногда легонько касалась торчащего хохолка на голове. Если б он был котенком, он бы замурлыкал, но вороны птицы суровые и телячьих нежностей не признают, поэтому он только вжимал голову в плечи и моргал черными глазенками.
Крыло заживало быстро, и вороненок уже иногда раскачивался на перекладине в центре клетки, наклоняя голову вбок и слушая человека, который читал маленькому собеседнику новый рассказ о Севере, ездовых собаках, путешествиях по далеким странам и странном месте под названием Тибет. Что это такое, вороненок не знал, но в музыке слов он слышал грохочущие лавины, идущие вниз со скоростью курьерского поезда, слышал треск снежного моста, по которому полз человек с ледорубом в руках, дикий рев ветра, складывающий горную палатку почти до земли. Если б она была установлена не в укрытии за камнями, ее давно бы унесло в пропасть, как произошло с группой непальских альпинистов, сообщение о которых пришло по радиосвязи с базовым лагерем.
А потом,  в один из солнечных дней, он увидел огромное крыло рванувшегося вверх параплана и своего хозяина или мучителя (он не знал, как его называть), орущего что-то в восторге на подвеске купола. А вокруг — белые вершины горных пиков и фиолетовый цвет неба над головой. И рвущееся через край ощущение полета. Полета, а не прыгания по земле…
Вороненок сквозь сон рванулся вслед улетающему куполу, но только ткнулся грудкой в прутья клетки. Он открыл глазенки и заплакал:  молча, беззвучно роняя крохотные слезинки на подстилку клетки.
Человек уже спал, и через раскрытое окно был виден край ночного неба со звездами на темном небосклоне.
Вороненок только под утро уснул, нахохлившись в уголочке клетки. Клюв его ныл той легкой болью, которая бывает, когда долго пытаешься что-то делать. А вороненок и делал: он умудрился расшатать и почти сломать один из вертикальных прутиков клетки в дальнем углу. Правда, чтоб выбраться, ему нужно было сломать и отогнуть, как минимум, три из них, тогда можно протиснуться вдоль клетки и стенки, а там — в двух взмахах крыла открытая форточка... и долгожданная свобода.
Когда в очередной раз в клетку протиснулась рука, вороненок перебрался с жердочки на подставленный палец, а затем и на плечо человека. Человек что-то печатал на компьютере, а вороненок тихо дремал на теплом плече.
Потом они вместе шли на кухню: человек готовил себе кофе в старой походной турке, ворча на глупую птицу, которая «гадит где попало, потом убирай за ней». Вороненок прыгал по столу, то выхватывая из салата кусочки колбасы, то балансируя на краешке кухонной раковины, подставляя свой клюв струйке воды, а потом смешно запрокидывал голову, глотая. Он обожал кусочки вареного яйца и еще ломтики сырого кальмара, которые казались ему толстыми червяками. Когда человек выговаривал «этой глупой птице», вороненок наклонял вбок голову, рассматривая его одним глазом, и либо соглашался, качая вверх вниз глупой своей головешкой, либо пытался оправдаться, каркая тихонечко. Впрочем, этот звук карканьем нельзя было назвать, ибо это был набор звуков типа «хрр, грр…». Но было понятно, что птица не считает себя глупой, ну, просто сложились такие обстоятельства, ну, чашка была скользкой, и не удержать ее было в клюве. И слава богу, что в ней не было воды…
Ломать дальше прутья клетки не было необходимости — дверца клетки была раскрыта. Но птенец понимал, что  оконная форточка на первом этаже, а дворовые коты тоже не дремлют. Он иногда наблюдал за ними через окно в кухне, когда они подкрадывались к стайке воробьев у лужи, либо лежали,  щурясь на солнышке у подъезда. А вот когда заживет крыло…
Вороненок сидел на перекладине в клетке и гордо поглядывал на расправленное крыло. Оно заживало почти месяц, и он тоже подрос. Когда человек уходил на работу или в магазин, вороненок выбирался из уже не закрывающейся клетки и залетал на шкаф. Оттуда пикировал на стол или на клетку. Крыло слушалось отлично и, похоже, пришла пора…
Утром  вороненок проснулся от непривычных звуков: человек, хватаясь за стул, падал у дивана, медленно, как в замедленной съемке. Со стула рассыпалась горсть таблеток из открытого флакончика, и эти разноцветные шарики беззвучно катились по ковру. Человек упал на бок, задохнувшись от резкой боли в левой стороне груди и, не имея возможности даже вздохнуть,  пополз к клетке у окна. Просто клетка была закрыта на ночь… Эти несколько метров показались вечностью, но человек, проваливаясь в небытие от боли, приподнялся на локте и последним усилием откинул щеколду на клетке… Вороненок молча смотрел на упавшую, склоненную вбок голову человека с прокушенной губой и струйкой крови, стекающей на белую краску подоконника. Затем перепрыгнул на подоконник, уселся на кисть руки и легонько ее клюнул… Эта легкая боль, кажется, вернула человеку сознание и он, подняв голову,  только сказал: «Эх ты… глупая птица…» — и снова уронил голову…
У подъезда на улице соседки сидели на лавочке и как всегда что-то обсуждали. Вдруг одна из них подняла голову. Маленький черный ворон, вылетев из форточки, нес в клюве серебряную ложечку, которой человек обычно помешивал кофе. Он уронил ее у ног соседки и, хрипло каркая, вновь влетел в форточку… Вынести что-нибудь тяжелое он не мог, но попавшийся ему флакон вдребезги разлетелся на асфальте у ног женщин. Он кругами летал вокруг них и пытался растолковать, что человеку плохо и он умирает… Одна из них всплеснула руками: «Кажется, у Семеныча что-то случилось! Девоньки, у кого есть ключ?..»
Вороненок глазами провожал эту шумную машину, которую почему-то называли труднопроизносимым словом «реаниматор», и понимал, что свободу он все-таки получил…
Когда Семеныч после двух месяцев больницы вернулся в свою холостяцкую квартиру, в ней было чисто, клетка убрана на антресоли и в холодильнике лежала свежая булка хлеба. Он с благодарностью подумал о соседках и подошел к окну. И тут на раму открытой форточки слетел молодой черный ворон. «Привет», — сказал он. «Привет, глупая птица...», — отозвался человек. И, чуть помедлив, добавил: «Спасибо…»