Корона бога

                Сказка для взрослых детей

   Пригласило как-то раз Вселенское Божество земных богов к себе на ковёр и строго-настрого им приказало, чтобы они  туда не просто так заявились, а непременно пришли бы со своими жёнами. Вот вышли те боги из человеческих голов и в невесть каком измерении материлизовались в пять ослепительных сияющих шаров. А пять их было потому, что это число человеческое, и хотя богов на Земле было куда больше, но все остальные не имели в глазах Вселенского Божества такой значимости, как те, кто в эту пятёрку вошёл.
   Так вот, палестинский бог-шар оказался жёлтого цвета, как словно пески пустыни, византийский белого, как голубок мира, аравийский знамо дело зелёного, как ему было и положено, материалистический бог непонятно почему был голубой, а русский бог цвета солнышка в яркий полдень. Затем эти шарищи опустились в четвёртое измерение и предстали пред очи Божества в образе человеческой растопыренной ладони с какими-то странными несуразными пальцами. Мизинец, он же материалистический бог, оказался ужасно толстым и большим, с начищенным радужным лаком ногтем, палестинский бог удостоился быть безымянным пальчиком, скромным таким и не слишком выпирающим, византийский олицетворялся пальцем средним, очень длинным, ухватистым, но каким-то отощавшим и вялым, аравийский был пальчищем указательным, весьма мускулистым и заканчивающимся острым когтем, а зато русский бог, он же большой палец, был на удивление крохотным и казался выросшим вновь, словно ранее он был кем-то безжалостно оторван и выброшен прочь за ненадобностью.
   Но Вселенское Божество пожелало на четвёртом измерении не останавливаться и проявило своих подчинённых в измерении третьем, развитие которого, очевидно, не устраивало его больше всех. Поэтому пальцы-боги уплотнились ещё сильнее и проявились уже в образе человеческом. Дело происходило летом в средних широтах неизвестно какой страны, на берегу прозрачной тихой речки в безлюдном отдалённом местечке. Вся пятёрка богов превратились там в обыкновенных на вид хомо сапиенсов; они топтались на песочке и с интересом озирались по сторонам.
   В принципе, в их человекообразности не было ничего особо удивительного, поскольку они состояли из божественной вселенской энергии и человеческой фантазии, сиречь информации, а уж она-то ого-го какой бывает странной и разной... Выглядели же эти товарищи вот как. Палестинец был невысоким седобородым стариком, одетым во всё чёрное, и держащим в руках толстую книжищу в золотом переплёте. Византийский бог был молодым человеком с недлинной бородкой и в простой одежде то ли плотника, а то ли странника, а в руке у него была зажата горящая восковая свеча. Аравиец был могучим мужчиной средних лет, в пышной чалме и с саблей на боку, вложенной в золочёные, украшенные драгоценными камнями ножны. Материалист  оказался толстым обрюзгшим молодым парнишей в шортах и майке; он оказался густо расписан синюшно-красного цвета татуировками и держал в руке смартфон, в который незамедлительно мысленно погрузился после краткого обзора окружающей местности. Русский же бог был молодым безусым парнем в национальной одежде: на нём была красная расписная рубаха, синие порты и новые лапти, а в руке он держал скромное плетёное лукошко. Ну а само Вселенское Божество принимать человеческий облик почему-то не пожелало, а возможно и не могло: оно блистало над речными водами в виде огненных переливающихся сполохов и было очень красиво, даже великолепно на вид.
    – Так-с,  – прогрохотало Божество неожиданно мощным и явно недовольным по тону басом, – явились, значит, голубчики, не запылились... Плоховато вы, милочки, планетарным своим хозяйством заправляете. Устроили тут, понимаете, бардак, да ещё в войнушку насобачились поигрывать на полном серьёзе. Того и гляди, всю Земелюшку, мною вам вверенную, на распыл пустите, окаянные! Разве я так велело вам жить тут да поживать, а?!
   На лицах у богов появилось выражение раскаяния и очевидного сожаления. Все согласно закивали головами, словно это не они, а кто-то другой здесь набезобразничал, и надобно было этих разгильдяев осудить, что называется, всем божьим народом.
   – Экхэ-экхэ! – прокашлялось Божество и продолжало уже потише:  – Ну да ладно, прошлого уже не воротишь, тут даже я бессильно... Но будущее покамест в ваших руках, негодники! Поэтому я пригласило вас сюда не тары-бары впустую растабарывать, а для коронования одного из вас на должность Главного Земного Бога. Так что проникнитесь важностью момента, товарищи божки... И докажите, что именно вы, а не кто-либо другой, взять корону Земли достоин. Понятно?
   Боги вразнобой закивали головами и выразили на своих лицах максимальное в мире понимание.
   – Вот ты, – обратилось тут Божество к стоявшему с левого края палестинскому богу, – чем бы ты руководствовался в развитии людской и планетарной общности, ежели бы сия корона тебе на башку свалилась? А?
   – Ну-у, – иронически усмехнувшись, ответствовал палестинский бог, – как вам сказать... Да вроде имеются  у нас некие планчики по сему благоустройству... Ими бы я и руководствовался, если бы не эти, – и он с презрительной миной кивнул на своих собратев, а затем добавил с нотой раздражения в голосе: – Мешают, гады! Ещё как мешают! Палки, олухи, в колёса мне вставляют, да!
   И он шумно и гневно задышал, сверкая очами, внутри себя негодование праведное едва переваривая.
  –  Ага, понятно, принято к сведению, – деловито заметило Божество и обратилось затем к богу византийскому с тем же самым вопросом.
   – Я, батюшка, правил бы в этой юдоли греха согласно вашим заповедям священным, кои были озвучены мною народишку заблудшему пару тысяч лет тому назад. Не убий там, не укради, и всё такое прочее в одном флаконе... Сиё поучение божественное есть превесьма действенное средство для направления глупых заблудших овечек по стезе благомыслия и благоделания, аминь.
   В недрах сияющих сполохов пробурчало подобие отдалённого грома, словно Божество переваривало в себе хитромудрую стезю византийского вероучения. А затем Божество крякнуло и предложило своему сынку вот что:
   – Ну-ка, милочек, у тебя там весьма хорошо сказано насчёт любви к ближнему своему. Так и продемонстрируй нам на примере своих товарищей, как ты это делать-то собираешься. Давай-давай, приступай, а мы все на это дело со стороны глянем.
   Улыбка у византийского бога внезапно сделалась какой-то деревянной. Он тоже покряхтел малость, а затем оборотился вправо к стоящему рядышком аравийскому богу. Тот же, сосклабив суровую мину, что-то неразборчиво пробормотал и непроизвольно схватился рукой за рукоятку сабли. То видя, византийский бог аж отшатнулся от грозного вояки, затем быстро повернулся к хитро усмехавшемуся палестинцу, но тут же плюнул в его сторону и, вернувшись в исходное состояние, что-то неслышно сказал, покачал с осуждением головою и воздел очи к небу, как бы прося у него поддержки в своей очевиднейшей и единственно верной правоте.
    – Дак ты ж не туда смотришь-то! – весело сказало Божество.  – Я же вже тута... Так что сюда смотреть и слушать, о чём я говорю! А говорю я вам о том, что ханжество у вас больше не прокатит. Хватит, погуляли на планетушке беззащитной, покуролесили тут вволю, паршивцы вы этакие! А теперь хорош! Баста! Новую концепцию мне подавай, а не отмазки всякие про божье наказание на том свете. Эй, аравиец– что ты по сему поводу можешь ответить?
   Аравийский божище некоторое время помолчал, а потом, скривив губы и сделав брезгливый жест рукою, ответил Божеству так:
   – Чего делать, я хорошо знаю, вах! Я сам себе голова и никаких советчиков мне нэ надо! Понял, нэт?
   – Ага, поняло, как не понять, – тут же ответило Божество, видимо, в данном ответе своего сынка ничуточки не сомневаясь. И стало тут же без роздыху уже материального псевдобога пытать.
– А почему я должен давать тебе какой-то отчёт? – оторвавшись от поглаживания пальчиком светящегося экранчика, равнодушно произнёс тот. – Я в тебя ничуть и не верю: ты глюк, виртуальный бред и образчик отстойного отсталого мышления... Хотя могу и сказать, язык чай от того не отвалится... Так вот, я собираюсь действовать на Земле как и ранее, то есть на основе материалистического сознания и атеистического, единственно верного и проверенного наукой учения. И мой бог это не ветхие бредни о всякой лабуде, а демократия и права человека, вот! Э-э!
   И он даже показал язык сполоховидному Божеству в азарте полемики. После чего снова уткнулся рылом в светящийся дебилоид.
   Было даже слышно, как Божество внутри себя вздохнуло, очевидно удручённое трёхмерной примитивностью своих подчинённых божков.
– Ну а ты, Ванюша, – грустным голосом обратилось оно к Русскому богу, – что ты мне насчёт своих планов скажешь-поведаешь? Есть ли они у тебя, или ты по-прежнему в мировом масштабе этакий дурак-недотёпа?
   На что русский бог улыбнулся, тряхнул золотыми кудрями, слегка пожал плечами молодецкими, да таково небесному родителю и отвечал:
   – По правде я собираюсь на Землице нашей жить, по ней самой... Кривда сложна – да нам не нужна, а правда проста  –да зато не пуста. И тот лишь богат, кто правде рад, а не тот, у кого много палат. И наша вера – это Мера, а то что зело – оно зло. Вот пожалуй и весь сказ, а кто много бает, да дела не знает – нам не указ.
  – Хм, – усмехнулось Божество с неопределённым выражением, а затем вернулось к строгости и грозности, почему-то в отношении к здешним богам в нём преобладавшем.
  – Ну что же, – загромыхало оно сызнова, – приступим пожалуй к заключительной процедуре... Но пока выясним один вопросец. Почему без жён сюда заявились, как я вам давеча наказывало?.. А ну – отвечать по порядку!
    – Э-э-э... Так я это... – смутился от неожиданности палестинский бог, но потом вдруг нашёлся и с присущим ему юмором брякнул: – Молодой я ишшо, ваше велико, погулять малость хоцца. Хе-хе-хе!
– Ха-ха-ха-ха! – на всю округу расхохоталось Вселенское Божество. – Ах, молодой говоришь... Пупсик, значит? Тады и короны тебе не видать – рази ж пупсикам корона властная по сознанию?.. Следующий!
Византийский бог изобразил на лице явное неудовольствие, словно он был оскорблён подобными нескромными вопросами до глубины души. Он гордо подбоченился и сказал с дрожью негодования в голосе:
– Да как же это вы, батюшка, и подумать-то такое могли, чтобы меня женить! Разве ж вы не знаете, что я с плотью своею насмерть прямо борюсь! Я горазд истязаниями аскетическими вовсю заниматься, а не в греховодье с бабами толстомясыми барахтаться. Не желаю я ни за что быть обракованным. Я святым быть хочу, вот!
– Ах, вон оно что! – усмехнувись, ответствовало на это Божество. – Чего-то я по вашим пастырям особого рвения в аскетизме не наблюдаю. Ты-то худ, это да, только это показная худоба, а снутри она жиром вся обросла. И духовным в том числе тоже... Не, без жены никак невозможно короноваться! Мне уполовиненные и неполноценные боги тут без надобности... Давай следующий! Ты вон, громила, чего скажешь?
   Аравийский бог чуток подумал, а затем решил схитрить, дабы не попасть впросак, как его собратья.
   – У меня есть жена! – не моргнув глазом заявил он и обвёл бесстыжим взором присутствующих. – Да, есть... Но показывать её я никому не собираюсь. Нечего женщинам, этим неполноценным созданиям, с мужиками таскаться и тем более на важные совещания приходить. Вах! Пускай у печки сидят, возле котлов, и дома пусть себе прибираются!
   – Ну что же, – решительно сказало Божество, – раз так, то пусть сидит дома... Вместе с тобой... А моё слово таково: нет жены – нет и короны! Следующий!
   Однако материалистический бог как-будто не слышал этого восклицания. Он как ни в чём не бывало продолжал шариться в виртуальной своей реалности, и лишь уши у него почему-то слегонца покраснели.
   Все оставшиеся боги подняли его на смех, а палестинский бог, сложив руки рупором, с ехидцей прокричал своему начальнику:
– А у него тоже нету жонки! Он сам, блин, жонка! Ах-ха-ха-ха-ха-ха!
   И тут случилось неожиданное. Из недр полыхавшего божественного сияния раздался не бас, как прежде, а очень красивый грудной женский голос, и этот голос был преисполнен самого настоящего и искреннего негодования и осуждения.
  –  Ай-яй-яй-яй-яй! – заукоряло Божество материального божка. – И как не стыдно-то, право слово! Да разве ж так можно! Да разве ж это по-божески, а!
   – А чё такого я сделал? – чуть ли не визжа от злости, принялся оправдываться бог-толстяк. – Что хочу, то и ворочу! Моё тело – моё дело! Я на Земле хозяин! И никто мне тут не указ! А на корону вашу я плевал – мы тут все демократы, и коронам этим место в музеях, а не на головах топ-водил, ясно!
   – Ну и славненько! – прежним басищем это пожелание Божество подтвердило. – Не хочешь, не надо, передадим коронушку кому надо. А и ты более править на планете не будешь, гарантирую. Всё! Ша! Я сказал! В отстойник истории!..
   Настала очередь русскому богу перед вселенским Божеством слово молвить.
   – Ну а ты, Ванюша, – укоризненно спросило Божество у него, – отчего и ты неженатым расхаживаешь? Не созрел еще что ли, али как?
   Широко улыбнулся на эти слова русский бог, а затем сунул руку в лукошко и достал оттуда... лягушечку невеликую с коронкой малахитовой на пучеглазой головке.
  –  Как быть не женатым!.. – воскликнул он голосом ласковым. – А вот же и жена моя, Лягушка-Царевна, она же Природа-Матушка! Жаль, неуважаема она покамест, бессловесна, дика да неказиста, ну да время-то переменчиво  –  глядишь, и в прекрасную царевну она со временем вырастет!..
   И взыграла в этот миг в сиянии божественного света музыка торжественно-величавая! И заиграл над головой у бога Иванушки солнечный ореол коронообразный! А лягушечка у него с рук на земельку спрыгнула и превратилась тотчас в неописуемо ладную младую красавицу. Поклонились муж и жена земные Вселенскому Божеству, повернулись вокруг и пошли по лужку цветущему в дальнюю светлую даль. А те прочие боги как бы в воздухе постепенно растаяли, и лишь ослепительно-блистающий свет ещё долго сиял над рекою и лесом, словно новых богов в путь-дороженьку провожая, а потом и он погас, к себе в небеса отправившись.
   А русский бог с женою своею, Природой-Матушкой, стали на планете Земля жить-поживать да истого добра в людских сознаниях наживать.
    Вот и сказочке сей подошёл конец, а кто слушал её и слышал – вестимо, что молодец. А то как же!