Я нарисую снег

Небо. Красивый танец снежинок… прямо на лице. Сегодня всё не так… Хочу всё поменять, повернуть вспять, изменить.

Сколько тебя уже нет? Год-два… А будто только что потеряла. Тебя. Себя. Я скучаю! Слышишь? Одиноко… Холодно. Чувствую, как ледяные струйки растаявшего снега ползут вниз по шее…

- Я не люблю снег!
- Почему? Смотри, он ведь так необычен… Ну же, хватит хмуриться, смотри!
- Возможно… Но мне он все равно не нравится… Он… БЕЛЫЙ! – последнее слово сказано с особым отвращением, я продолжаю смотреть себе под ноги.
- За что же ты так не любишь его? – слышу смех в его голосе.
- Он бесцветный. Безжизненный… - всегда ему приходится объяснять такие простые вещи. Вздыхаю, выпуская из легких облачко пара.
- И это мне говорит художница? Белый – это сердце всех цветов… Соедини все цвета – и получишь белый, – быстрый взгляд в его сторону. Стоит и задумчиво смотрит на снег.
- Ну и что? Его неинтересно рисовать… - продолжаю упорствовать, между тем, как-то разом растеряв всю свою уверенность.
- Ты же не пробовала. Вот когда сумеешь отразить все краски снега... Его чистоту, блеск, холодность… Тогда ты добьешься мастерства, Художник, - последнее слово сказано с лёгкой иронией. Знает ведь, что я не люблю, когда меня так называют.
- Я нарисую! – в ответ – только его ухмылка.

Благодаря тебе я теперь стала видеть всю глубину снега… Не полюбила, конечно, но научилась видеть то, что ты хотел показать. Я теперь не боюсь его. Всегда боялась обесцвечивания… Всегда. Что краски поблекнут, и я останусь в сером давящем мире. Боялась зимы. Но… Ты был бы не ты, если бы не помог мне.

Господи, сколько же ты дал мне, сколько показал… Я пока не нарисовала снег… Моему снегу всё время чего-то не хватает… Улыбаюсь. Смотрю, как под светом фонаря снежинки торопятся к земле, стремятся умереть на пике своего совершенства под ногами прохожих. Нужно собираться. Встаю. Оглядываюсь, будто после долгого сна… Иду в сторону дома.

Ты помнишь, как мы познакомились? На чьём-то дне рождения. Нет, не вспомню, на чьём. Да разве это важно? Помню первое впечатление от тебя… Столько раздражения, столько неприятия – под конец вечера думала, что точно запущу в тебя чем-нибудь. А ведь я тебя совсем не знала. Ты всегда был беспечным… В компании ты мог бесконечно валять дурака… Но собой ты становился только перед самыми близкими. Кроме беспечности, ты был по-настоящему заносчив! Не знаю, откуда это всё в тебе бралось… Может, это было связано с тем, что ты был чертовски привлекателен и прекрасно знал об этом? Ещё бы… Ни одна девушка, привлекшая твоё внимание, не могла устоять. Высокий, с темными волосами и такой непослушной челкой, которая всегда падала тебе на глаза, и поэтому у тебя была эта забавная привычка: откидывать голову чуть назад каждый раз, когда она начинала мешать тебе. Но самыми особенными были твои глаза. Не просто банальный синий… Цвет ночного неба. До сих пор ищу этот цвет - и всё не то... Ты не был гордецом и себялюбцем. Да тебе и не нужно было, тебя любили всё они… Ох… Сколько же у тебя их было?

Только сейчас заметила, что иду, улыбаясь. Вот уже показался бок моей высотки. Еще немного – и буду дома. Холодает… Ускоряю шаг.

Да, каждая из них тебя любила. И кого выбрал ты? Ты просто не мог иначе, простые и ровные отношения тебя не привлекали. Она была под стать тебе… Вы в равной степени отталкивали и притягивали друг друга вновь и вновь. Какие у вас были скандалы! Даже от простого пересказа становилось жарко. Что уж тогда говорить про примирения? Хотя нет, не было у вас примирений: у вас были короткие передышки перед новым столкновением воли. Одинаково упрямы… В этом весь ты. Тебе нужно было, просто жизненно необходимо, чтобы все вокруг кипело, пылало. И ты был счастлив.

Замёрзшие руки судорожно ищут ключи… Чёрт, ну почему они опять на самом дне?! Сегодня же сделаю специальный кармашек… Кажется, я себе это и вчера говорила… Ладно, кармашек подождёт, сейчас главное – горячий чай!

Ты был обжигающим. Ты доводил близких до помешательства. Это близких. Но дети… Они будто чувствовали в тебе что-то другое. Или ты был с ними иным… Могли так запросто подойти и попросить нарисовать лошадку. И ты рисовал. Без вопросов, без лишних упрашиваний. Красиво рисовал. Ребёнок же смотрел на тебя, как на волшебника, восхищённо, восторженно. Смотрел, затаив дыхание. А ты, закончив рисунок, с улыбкой протягивал его малышу. Ты столь же быстро находил с детьми общий язык, как и они с тобой. Я так никогда не умела. Может, с ними ты был настоящим, без всех своих масок…

Ставлю чайник. Уф… А на улице и правда прихватило. То не было зимы, то вот, возьмите и не жалуйтесь. Ничего, скоро согреюсь. Сажусь на табурет, приваливаясь спиной к стене, закрываю глаза.

Помню, как мы с тобой спорили о любви. На ее счет у тебя не было грез, ты говорил о ней цинично, кривя в улыбке губы.

«Нет ее. Потерпи, ты скоро сама это поймешь. Есть страсть, желание… Это и называют ЛЮБОВЬЮ. Просто прикрываются всеми этими напыщенными словами». Спорили долго: мне так хотелось доказать тебе обратное, но все мои доводы разбивались о стену твоего скептицизма и насмешек.

Из задумчивости меня выводит свист закипевшего чайника. Встаю… Не подумав, хватаюсь за раскаленную ручку. Подпрыгиваю от боли и неожиданности. Ругаю себя за невнимательность. Наливаю чай, сажусь на пригретое место. Вглядываюсь куда-то через исходящий от чашки пар…

Как-то в порыве откровенности ты рассказал про своих родителей. Твоя мать не любила твоего отчима, это было уважение. А любила она твоего настоящего отца… Они никогда не ругались, даже не спорили. Ты стал свидетелем только одной их ссоры. Последней. Ты был тогда совсем ребенком... «Отец был почему-то в тот день сам не свой. Обычно он чуть ли не боготворил мать, а в тот день… Разъяренный вошел на кухню, даже дверь квартиры не закрыл. Схватил ее за руку и буквально поволок за собой. По пути они громко ругались. Это был первый и последний раз, когда я видел, как они ругались… Из окна я смотрел, как они садятся в машину и уезжают. Больше я их не видел...» Ты рано потерял родителей. Тебя воспитала бабушка. Может, в этом кроется причина того, что ты так легко относился к веренице влюбленных в тебя девушек… Будто пытался восполнить, компенсировать ту любовь, которой тебе не хватило в детстве…

Чай остыл. Да как-то уже и не хочется. Иду к своим холстам. В комнате витает запах краски. Взгляд падает на палитру, на ней сохнет цвет. Заключительный штрих для моей последней картины. Завершающая нота.

Ты ушел так внезапно. Просто «пшик…» - и тебя не стало. Мы с тобой поругались. Родители переезжали, и мне пришлось уехать с ними, не успев помириться с тобой. Слишком поздно я узнала, что ты связался не с теми людьми. Пошел по наклонной. Возможно, наркотики. Но я не хочу в это верить. Когда нашли твоё тело, склонялись к версии самоубийства. Но я ЗНАЮ, что это не так! Ты слишком любил жизнь, чтобы вот так отказаться от нее. Потом узнала от общих друзей, что была вторая версия, и, возможно, тебя убили… За долги. Но расследовать в этом направлении не стали, было легче представить всё как суицид.

Картинка мира расплывается, смазывается… Слезинка скатывается по щеке. Даже не пытаюсь стереть, бесполезно… Следующая падает куда-то вниз.

Когда это случилось, ко мне приехал твой друг.

Ваша дружба была так абсурдна. Вы даже внешне были как небо и земля. Он – блондин и носил все светлое, ты – полная противоположность. Если в тебе можно было разглядеть бесовщину, то в нём было что-то от ангела. Он – спокойный, уравновешенный, ты – непоседливый, беспечный… Он – спокойный, ты - мятущийся. Он оплачивал множественные твои попадания в больницу, а ты сбегал, не пролежав в ней и трех дней… Он – из обеспеченной, полной семьи. У тебя была лишь твоя бабушка. И у обоих – бесконечная гордость.

Он приехал… И первое, что он сделал, когда я открыла дверь… дал мне пощечину. Сильную. Громкую. Он бросал обвинение за обвинением… Что это наша с тобой ссора стала одной из причин твоей смерти. Будто и не было никогда этой его сдержанности. А перед тем как уйти, он бросил мне конверт.

Ты будто знал, что тебя скоро не станет. Ты самым близким своим друзьям оставил по конверту… Как же я рыдала…

Всё… Всё было брошено. Моя жизнь. Картины… всё. Эти полгода я опускалась и опускалась. Были новые компании. Пропадала из дома на несколько дней... море выпивки… Да, я не переношу алкоголь, и после получасового забытья меня выворачивало на изнанку. Но я сама, словно одержимая, желала доставить себе эту боль. Когда я вернулась после очередного своего загула, никого не было дома… Пошла в ванну. В голове ни одной мысли. Совершенно. Провела лезвием по венам. Ни одной мысли. Ни намека на осознание своих действий. Появилась кровь. Я… я почувствовала тебя рядом. Пусть смеются, крутят пальцем у виска… Но ты был рядом. Это всё равно, что узнать шаги близкого человека. Это ты заставил пережать руку выше раны. И я ЗНАЮ, это ты остановил кровь. Такие глубокие порезы так быстро не затягиваются…

И, тогда, меня будто бы отпустило… Я снова начала дышать. Первый вдох после того дня. Я вернулась к своим картинам. Но они ко мне вернулись не сразу. Не хотели прощать за то, что я их бросила. Вместе с тем, как я училась дышать без тебя, я словно заново училась рисовать.

Смогла наконец прочитать письмо… Ты… Ты говорил, что прощаешь меня. Что и обиды не было. Грусть и одиночество после того, как уехала, но не обида… Много рассказывал о себе, цитировал строчки песен… А еще… Еще в письме ты сказал, что любовь есть. Что я была права, чтобы не смела в ней разочаровываться. И… просил прощения. Ты знал, что скоро уйдешь... и ушел.

Утирая слезы, выхожу на балкон. В руках – твоя зажигалка. Мне ее отдали вместе с твоим письмом. Красная. Тяжелая… Щелкаю… Огонек такой же яркий, каким был ты. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Метель разыгралась не на шутку. Смотрю с высоты шестого этажа на заснеженную площадку под светом фонарей.

Я нарисую для тебя снег. Обещаю.