Реквием неудачнику. Продолжение. 6

     Предыдущая часть произведения http://www.proza.ru/2017/06/28/1967

                Глава VIII

     Была весна. Они лежали в густой траве на холме неподалеку от своего подразделения. Вверху простиралась бездонная, без единого облачка, синь неба. Внизу же их пьянил душистый аромат разноцветья горных трав, рядом гудел трудолюбивый шмель, вокруг щебетали птички. Было спокойно, по-домашнему безмятежно, даже не верилось, что где-то, совсем рядом, идёт война, льётся кровь, гибнут люди…

- Серёж, Серёга, а как ты думаешь, есть после смерти жизнь? - раздался рядом голос Сашки.

- Не знаю и тебе советую не морочить попусту голову глупыми идеями, - с неохотой оторвался он от своих мыслей.

     «Опять понесло в философию», - устало подумал ещё.

- А я думаю, есть, - пропустив мимо ушей его совет, продолжил Сашка, - и Бог есть. Ведь ради чего-то всё это вокруг создано, - обвёл руками вокруг. - Но не для того же, чтобы люди бессмысленно убивали, калечили друг друга, иначе всё теряет смысл. Нет, есть там что-то за смертью, а что … - он поудобнее расположился. – И это, по-видимому, зависит от самого человека. Если, допустим, он атеист,  не верит  в жизнь после смерти – так тому и быть: будет там пусто. Но если человек верующий, с душой –  будет ему вечная жизнь, а может, как в Библии, рай. А может..., - наступила непродолжительная пауза. - Только всё равно неохота так рано умирать, я ведь по сути ничего хорошего не успел ещё сделать, - неожиданно быстро закончил он.

     Сашка замолчал, перевернулся на спину и снова обратил отрешённый взгляд на небо. Сергей подозрительно скосил глаза. Мысль товарища настораживала его.

- Сашка, ты это чё? - приподнялся он на локте. - Какая такая, твою мать, смерть, жизнь после смерти? Ты это давай прекращай… рано ещё нам об этом думать.

     Он ободряюще улыбнулся. Благодушное настроение окончательно развеялось.

- Мы с тобой ещё на свадьбе твоих детей будем танцевать, - попытался шутить.

     Сашка ничего не ответил, лишь горько улыбнулся. Есть люди, которые могут предчувствовать свою смерть, вот и Сашка как в воду глядел тогда…

     Через несколько дней его не стало. Он был убит пулей снайпера. Выстрелом прямо в голову.  Буднично и просто, словно аккуратный садовник срезал под корень молодой цветущий бутон капризным дамам на утеху. Жизнь оборвалась на самом многообещающем месте.
 
     Сергей тяжело вздохнул.

     Смерть Сашки для него стала началом новой полосы невезения. Будни, ранее обретавшие смысл, снова вернулись в привычную колею безразличия и подавленности. Он стал пренебрегать жизнью, напрашивался на самые рискованные задания.  По казарме побежали разговоры: «Ещё один пошёл искать свою пулю!»

     И однажды их БМП при возвращении с задания подорвался на мине. Тяжёлую броню разворотило на части, раненых и убитых раскидало в сторону от машины, а его и ещё нескольких пацанов, выживших после взрыва, долго потом собирал в госпитале опытный, видавший многое за свою жизнь полковой хирург. Только он из всей группы выжил. На этот раз костлявая прошла мимо него, только холодом обдало на мгновенье. Тот лечащий его врач  во время обхода подолгу останавливался возле кровати и удивлённо качал головой: «Ну ты, солдатик, в рубашке родился». А он в ответ лишь иронично усмехался: «Знал бы этот многоопытный костоправ, что сталось с его рубашкой, если она вообще  была  у него».

     После выписки из госпиталя ему дали увольнительные - поправить здоровье. Так он оказался здесь и теперь ждал конца отпуска -  с неутешительными мыслями у окна.
    
                Глава IХ

     Наконец-то  за два года отсутствия он снова в родном городе, но радости от долгожданной встречи не было. Здесь всё изменилось до неузнаваемости. Вокруг только хмурые лица, апатия. Масса нищих, попрошаек на вокзалах, в подземных переходах. Хамство, ругань в общественном транспорте, в очереди в магазинах. Остановились или работали в полсмены все известные ему предприятия, в том числе его родной завод.

    Половина города бездельничала, перебиваясь припасами с летних огородов, случайными заработками, пенсиями бабушек и социальными выплатами, что  хоть и нерегулярно, но государство ещё продолжало платить. От такой безысходности мужское население повально пьянствовало. К  ним, к большому сожалению, присоединялось всё больше женщин.

     Другая половина города, как могла, приторговывала. Причём торговали везде: на рынке, в магазинах, в бывшем помещении детского садика, на стадионе. Единственное место, где не было торговли, – это проезжая часть дороги. Резкий переход от повального дефицита к всеобщей свободной торговле как-то даже обескураживала.

     Была, правда, третья часть города, не самая многочисленная, но влиятельная. Их жизнь, на зависть первым и вторым, протекала неспешно, на дорогих иномарках, в шикарных особняках, преимущественно вечерами и ночью. Они развлекали и баловали себя в ночных клубах, ресторанах и на праздничных ужинах, облепленные бесчисленным количеством «прилипал» и любителей  петь дифирамбы, когда угодно и где угодно, лишь бы деньги платили.

     О том, что где-то идёт война, гибнут  люди, большей части забитого житейскими невзгодами населению было до «фени». Находились среди них и те, кто считал таких как он, отморозками, подонками и убийцами. Как-то довелось ему смотреть передачу о Чечне с очень популярным и уважаемым с прежних ещё лет журналистом. Пригласили на шоу паренька, воевавшего на Северном Кавказе, хромавшего на одну ногу,-  видимо, последствия ранения «оттуда». Он, несчастный, слова не мог вымолвить. Зал накинулся на него: «Подонки, убийцы, почему выполняете преступные приказы? Бросайте оружие, уходите», - неслись отовсюду. Особенно, неистовствовала женщина из какого-то комитета  вроде солдатских матерей. Больно.

     Они такие же, как вы, только судьба по-иному распорядилась: «жизненная фишка ВЗЯЛА  ДА УПАЛА не на ту масть». Дома у них остались обычные мамы, простые женщины из глухих деревень, городских рабочих окраин. В безутешном страдании, страхе и надежде бессонными ночами молятся, ждут возвращения своих любимых чад живыми, невредимыми.  К сожалению, не всем суждено дождаться.

     К кому-то сыновья вернутся траурным подарком, обёрнутые в цинк «груза 200». И застонет, рухнет тогда земля под тяжестью горя матери, выскребет всё без остатка из груди обезумевшей женщины. И вконец разверзнется, обнажится безжалостная, съедающая всё  на своём пути тоска-печаль, пустота.  А у кого-то сын был единственной радостью в жизни…

     Негоже  нам, сытым, довольным,  не слышащим здесь пронзительного свиста пролетающих над головой пуль, ухающего рядом снаряда, ежедневно не видящим  убитых в бою, раненых товарищей, корчащихся  от нечеловеческой боли, навешивать на них ярлыки. Ведь пацаны, такие, как Сашка, воевали и гибли там  не потому, что хотели убивать, а потому, что так вышло: Родина приказала, денег не нашлось, чтобы «отмазаться», дурак был, верил в справедливость, романтику.

   После этого случая он не смотрел подобные передачи и не верил никаким сердобольным «комитетчикам».
 
     Страна, которую он знал, исчезла не просто в названии, а в людях. Жаль, а они ведь там, в Чечне, воевали, положили свои жизни и за первых, и за вторых, и за третьих, и даже за четвёртых. Быть может, пройдут десятки, может, двадцать  или  чуть больше лет, Россия встанет с колен, и тогда благодарные потомки вспомнят имена простых парней, которым не повезло, когда  наводили «конституционный порядок» на Северном Кавказе.

     В соседней квартире из динамика неслась песня Маши Распутиной «Отпустите меня в Гималаи», слышался громкий смех, возбуждённые пьяные выкрики...

      Внешне оставаясь равнодушным, в глубине души он все же верил в лучшие времена, и мысленно повторял: несмотря ни на что, они обязательно наступят! Иначе не могло быть.

                Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/07/13/386
                Рисунок из общего доступа в интернете.