Таланты

         У Максима и Алеши открылись таланты. Да и пора уже. Парни-то взрослые. Максиму  пять с лишним, Алёше  четыре. Дети в зале устраивали концерты, а нам с Леной приходилось их смотреть и слушать. Максим пел формирующимся дискантом детские и взрослые песни, подыгрывая себе на маленькой гармошке. У Алёши не было музыкального инструмента. Мы с Леной хотели купить ему флейту. Но Алёша категорично настоял на барабане.
 
         У них с Максимом получился дуэт, вокальный и музыкальный.  У Алёши прорезался альт, и он голосил, под свой барабан, заглушая Максима. Я, баритон, был доволен. А Лена стала жаловаться на голову:
 - Хоть отрезай её. От шума никакого покоя…
 - Дети интеллектуально формируются. Надо потерпеть, – успокаивал я супругу.
 - Да я-то терплю, но от барабана может, избавимся? Отдадим его в детский сад. Пусть там дети к музыке приучаются...

         Барабан отдали в детский сад, и остался Алёша без музыкального инструмента. Он с тоской слушал выступления Максима. Видно было, что барабана ему явно не хватало. А Максим пел песни, стараясь отразить их характер.
         - Молодец! – заключал Алёша. А я хлопал в ладоши и кричал «бис».
На «бис» Максим обычно повторял произведение, а Лена, в спальне, лежала на кровати, спрятав голову под две подушки. Но вскоре мех у гармошка Максима порвался, а новую гармошку мы покупать не стали – тут уж заупрямилась Лена, негативно относящаяся к искусству детей.

         - Не ценишь ты проявлений детского таланта, Леночка! – говорил я супруге.
 - Как же, ценю. И предлагаю отдать детей в хоровую студию, при ДК Фархад (мы жили в Узбекистане, в городе Навои).
 - Какая им студия? Алёша ещё маленький, а Максиму "на ухо медведь наступил…"
 - Слух со временем придёт. Какие его годы. Немного позанимается, и всё у него наладится…
 - Я бы лучше Алёшу музыке обучил. Слух у него тоньше, и «слышит» он лучше. А что маленький – не беда, подрастёт…

          - Ну, тогда пусть Алёша с Максимом вместе ходят в студию, – заключила Лена.
 - Не так-то просто пробить дорогу в искусстве. Одного таланта мало. Надо кропотливо трудиться, сорок бочек пота и слёз пролить, чтобы получить положительный результат, – произнёс я.

          - Мы же не воду пить там будем, а песни петь. И даже если все вместе вспотеем, то сорок бочек – многовато. Да и слёз столько не наберётся – вмешался в разговор Максим.
 - А ты почему чужие разговоры подслушиваешь, маэстро? Это не этично, – пристыдил я сына.
 - Вас и подслушивать не надо. Слышно на всех этажах, – возразил Максим.
 - А ну, кыш отсюда, негодник. Судьбу вашу с Алёшкой решаем. Не шёпотом же  разговаривать! – прогнал я Максима из зала.

            Мальчишек приняли в хоровую студию. Алёшу, может быть, и отправили бы домой - он не проходил по возрастным параметрам, да я слово своё замолвил, и младшего сына оставили в одной группе с Максимом. Занятия с детьми вела педагог, тётя Оля, сухощавая блондинка средних лет. А пианисткой была тётя Таня, смуглянка, лет двадцати пяти. Она называла детей Чебурашками, сразу же располагая к себе детвору.

            А я каждый вечер приносил себя в жертву искусству, ожидая вместе с другими родителями конца занятий.
 - Из нас бы тоже хор получился, и пример неплохой в воспитании детей, но это надо ходатайствовать перед дирекцией ДК, – кидал я мысль родителям. Однако никто из них не желал идти в дирекцию, да и у меня желания не было. Но попеть хотелось.

           Но вот, перед Новым годом, наши дети подготовили концерт-отчёт за первое полугодие. В белых платьицах и белых рубашках с жабо, они выстроились в одну шеренгу на сцене актового зала ДК. Первой была песенка про Чебурашку. ДК сотрясался от их оваций. Самым младшим артистом был Алёша. Родители им восторгались:
 - Вы только поглядите! Совсем ещё крошка, а как поёт! Другим не уступит…

           Но что-то стряслось с младшим сыном. Он закривлялся, начал показывать язык. «Замемекал», «забебекал», завилял попой, словно хвостом, будто родители были в чём-то виноваты. У меня, от избытка чувств, ручьём лились слёзы. Я прикрывал ладонями рот, чтобы не видно было моего хохота. Родители тоже дрожали от смеха, корчась в креслах. Но Алёша выглядел довольно-таки бойко, словно утвердил в искусстве свой престиж. Ему удалось выжать из родителей и родственников сорок бочек пота и слёз. Но себе он не присвоил ни капли.

           Дети держались за руки. Алёша шагнул вперёд и упал, потянув за собой весь хор. Родители и родственники «ойкнули»:
 - Глядите, глядите! Малыш свалился!..
Но Алёша поднялся и пришёл к нам. Вытерев слёзы, Лена сказала:
 - Отчитались, так отчитались. Перед людьми стыдно. По-моему, на этом надо со студией завязывать…

           Я согласился супругой, спросив у детей:
 - Ну что, будем ещё петь?..
 - Нет, не будем – ответил Максим. – Да и медведь ещё ногу не убрал с моего уха…
Алёша, нахмурившись, промолчал.

           - Вечерами теперь будем дома, а искусство пускай пока подождёт! - – молвил я, с блаженной истомой, вкусив разных новогодних яств, приготовленных Леной.  Позвонили из ДК. Я взял трубку и узнал голос тёти Тани. Она приглашала наших детей на занятия в хоровую студию.
            - Нет, нет! После, так насмешившей всех родителей, драмы нет смысла дальше заниматься пением, – ответил я.
 - Но, это же, дети. Случаи разные могут быть. Что же сразу руки вверх подымать?..
 - Да они и сами не хотят…

            - Это другое дело – сказала тётя Таня и положила трубку.
А лет через двадцать Алёша заявил:
 - Лучше бы я с юных лет продолжал музыкой заниматься…
 - Ты же не хотел, – сказали мы с Леной.
 - Насильно бы меня в музыкальную школу отдали. С годами бы привык. Зато музыкантом бы сейчас был…
Мы с Леной промолчали…

                05.07.17г.