Королевский крокет бибисястой Элины Свитолиной

                Подарок для моей возлюбленной Юлии Павловской
     - Причем здесь Юлия ? - Приставал ко мне с самого утра маленький медвежонок, более известный как Пох, в опилковой головенке которого все просто пере...сь : он начитался книжек, а учитывая его своеобразную манеру читать сразу несколько совершенно разноплановых, разножанровых и несовместимых между собой произведений, можно - с трудом, конечно - представить спектр и разброс вопроса несносного медведя, злившегося от моей некоторой снисходительности и высокомерия к персонажу вымышленному, но от того не ставшего не настоящим, наоборот, с каждой новой сказочкой казахский Пух наливался живой кровью, обретал все более тонкие черты, будто Сандро Ботичелли откушал от души вместе с Пиросмани карского шашлыку еще по тому, настоящему рецепту дяди Томаза, вечно небритого повара - аджарца с покрытыми густой черной волосней решительными руками хирурга; завсегдатаи погребка всегда беззлобно подшучивали, превратив подначивание дяди Томаза в некую традицию, без которой всякий ужин терял перчинку непринужденности и искренней дружбы, казалось, пропитавших закопченные старые стены насквозь, так, что сосед - сапожник Лордкипанидзе постоянно ругался по - русски, отвлекаясь от мелкой своей работы каждый раз, как погребок наполнялся завсегдатаями, а это происходило два - три раза в сутки, когда к дяде Томазу вваливались странные гости, перемешавшие эпохи и целые эры, не говоря о национальных различиях, раскидывающих людей по тесным и душным каморкам мелкопоместной чепухи и гордыни, извращенным Брехтом наскоро возведенных посреди средневекового квартала славного города Лондона со шляющимися по кривым улочкам приятелями - матросами, просмоленными морскими волками, утратившими меловой, как скалы Дувра, кредит везде, где только можно. - Это никакой не факт.
     Я покосился на обложку книжки, отброшенной моим мохнатым приятелем к дивану, на котором развалилась вернувшаяся под утро кошка, проболтавшаяся под дождем всю ночь, влетевшая в дом с ошалевшими глазами и здоровенным - с руку - раздувшимся хвостом, провожаемая до самых дверей новым приятелем, флегматичной физиономией совсем не похожего на Гитлера, как его наименовала подруга, носастая - и что мне везет на носастых ? - и чернявая Лизка, зеленоглазая волшебница на службе загадочного и неуловимого, как Шендерович, но не столь опасного Черепикости, четвертого апреля воткнувшего прозрачный намек в мою башку гомофоба и антисемита, весьма озабоченного ростом престижа родины, а что может лучше всего служить овеществлению этой сложной задачи, как необъяснимый ничем порыв страсти к Ане Фокссс, розововлажной пуськой и гладкими пяточками возвысившейся до нумеро уно в новой сети " Юкренианс " ? Разве, Бэйли, моя любимая Бэйли Джей, эта американская королева Лени, придумавшая и воплотившая себя в блестящие ноли и единицы, при взгляде на которые захватывало дух и не только.
     - В августе сорок четвертого, - прочел я вслух название книжки и задумался, точнее, завспоминал подробности шикарного детектива Богомолова, подробно - псевдодокументального остерна советского периода реконструкции литературы, когда подлость была возведена в ранг и чин протопопицы, кожаной курткой и красным платком на нечесаной голове возглашающей всю неточность фамилии Успенская перед скушным именем Любовь. - Момент истины, бля.
    - Ну, - необычно кратко подтвердил Пох, закуривая " Бонд ", протянул одну сигарету мне, щелкнув китайской зажигалкой, и распсиховался, неожиданно и на ровном месте, как это он умел, лучше всех, разумеется, взрываясь и бурля почти настоящей пассионарностью. - Бабушки приехавшие и шайтаны убывшие. Бля, - заорал он, разрывая какую - то книжонку в мягком дурном переплете, откуда - то появившуюся в нашем доме и читаемую медведем с нахмуриванием бровей, многозначительным покашливанием в сторону и - время от времени - пристукиваниями меховым кулачком по столу, за которым он и читал книжки, отхлебывая молоко и откусывая по пол - пряника за раз, торопливо прожевывая ужин между абзацами. - Сахарин, небо с овчинку, талант автора, придумавшего Иваново детство, и явный привкус мусорского говна из английских шпионов, заговора Локкарта и отдаленного рева моторов " Роллс - Ройс ".
     Я понимал, о чем это он и почему так злобно, что совсем не походило на обычно дружелюбного и любопытного медвежонка, выражается мой приятель, смешивая казенные фразеологизмы с руганью и мудростью отцов. Действительно, очень талантливый автор, дотошно и подробно, словно старинный Марк Солонин, хомутающий петельки и тенета глухаристых охотников на оленей с обрывками рождественских гирлянд и кусочков гнутой на колене алюминиевой проволоки, что бесило неимоверно, отвлекая от эротичных побасенок Чосера и толкая как бы невзначай и самопосебе в сторону совсем иных предметов из крови и почвы, замешанных сгустившимся раствором Чингачгука, офранкофонившегося в пику сестрам Дженкинс, горничнофартучными силуэтами застывшими у нашего камина.
     - А ты никогда не задумывался, что Кир Булычов - ни х...я не Дебора Уэлш ? - Начал я издалека, успокаивая разошедшегося медвежонка, уже начавшего себе придумывать неотложные дела и делишки вплоть до пятницы. - Салехард - не Чикаго, борзыми щенками везде и какая культур - мультур, то такой и министр ? И, наконец, сиськи Феклуши Толстой и китайский бульдозер тети Тани.
     - Да да, - тавтологически по Тафту меланхолично отвечал Пох, машинально щелкая зажигалкой. - И трусики Ариэль Рэбл стоят юбочки Эмили Восемнадцать.
     - Вот, - воодушевился я, кайфуя от простейшей мысли :  " Ну не всем же быть Маргаритами Симоньян, кому - то надо и пирожки с капустой кушать ". - И когда ты воочию узреваешь снега Калиманджаро и живого Хема, ждущего нас на борту яхты, то наименование яхты становится не важным, как неважно и бумажно.
     - Точняком, - засмеялся медведь, просматривая имя адресата этой сказочки. - Ладно, Юлия так Юлия. Хоть Гай Марий и старый солдат, читающий Бродского как никто.
     Он ткнул когтистой лапкой в кнопку плеера и сдобный голос Михаила Козакова наполнил нашу комнату, до самого потолка сегодня уставленную розами и макетами гор с маленькими пластилиновыми фигурками альпинистов, упрямо лезущих вверх, хотя и был низ, безопасный и спокойный, но скучный по самое не могу, как скушен омлет и депутат Шаргунов с его бровями и тремя кучами настолько вопиющей бесталанности, что стоящие на Урале два завода одним движением руки Андрея Миронова превращались в маму Миллы Йовович и полное собрание сочинений о настоящем - пренастоящем роботе, как голос Севы Новгородцева, гитара Чака Шульдинера и серебряный смех Алисы Лиддэлл, проснувшейся в кресле, к которому мы и бросились наперегонки, неся чай, молочник и красную розу в зеленого стекла бутылке от еще того, настоящего " Колокольчика ".