Шва не перетерпишь

ШВА НЕ ПЕРЕТЕРПИШЬ

Много общего было между планами Наполеона и Гитлера, но многим они и различались.  Общим было, прежде всего, то, что они оба задали свои правила игры, а основное различие состояло в том, как
они были заданы.  У первого было много пунктов, и он в них в конце концов запутался, иных не учтя, у второго он был фактически один - застигнуть врасплох, воспользоваться беззащитностью другой
стороны.  В первом случае решением было воспользоваться своего рода брешами в чужом плане, во втором возникла острейшая необходимость отрешиться, отбросить желание защищать именно себя, не допустить замыкания на своих интересах.

Лейтенанту Куницыну удалось.  Он успел отказаться от попыток продержаться не день, так полдня, что
быстро замыкалось в геометрическую прогрессию с малым множителем, и стал держаться заветной риски,
показывающей, как на что можно полагаться.

Вязьма была обречена.  Часть пережидала в лесу.  Провианта в обрез, патроны - кто бы обновлял.  Вдали виднелись поредевшие зубы городских построек.  Несмотря на то что половина роты потускнела и ее почти буквально приходилось перебрасывать, лейтенанту виделась слабая надежда в том, что трусливые фрицы то
и дело выцеливают концы и края и не видят основных опорных точек, и если проделать так называемую рокировку, то будет понятно, где нарисуется четырехугольный клочок и куда именно стоит выступить, чтобы
ощутимо разомкнуть вражеские ряды.

С майором Полыниным у него были натянутые отношения, которые тот в одностороннем порядке то и дело норовил затянуть узлом.  Бесполезно было возражать, объяснять, что при таком соотношении сил ни в коем
случае нельзя было уступать тактически, что на единственно возможном козыре требуется застегнуть манжет.  Сегодня он погнал взвод в названный тыл, когда надо было подпереть спереди, и так и слышались его лишние,
очевидные напутствия:
- Не лазай в поросль, немцы чесать повадились.
- Угу, - а смысла спорить?

Петру надо было не в поросль, а на возвышение, и он в отличие от собственного командира понимал, что
дело далеко не растительности, а в обзоре, и если по-бабьи прятаться, то кто надо потеряет, правда, кто
не надо найдет.
- Не дергай стойку.  Надо туда, - лейтенант махул рукой в сторону пролеска, где маячили явные знаки отличия.
Установили, навели.  Лейтенант опустил бинокль.
- Давайте.
Послышалась перекрестная канонада, и над лесом показались первые самолеты.  Куницына контузило взрывной волной,
и отновременно чей-то приклад скользко ткнулся в его голенище.
- Приказ был?
Из-под козырька угрюмо смотрели глаза незнакомого человека в погонах.  Теперь виноват.

Несмотря на то что Куницын избежал самого страшного для любого офицера, его дальнейшая фронтовая карьера рухнула на глазах.  Он терпел любую бестолковую работу, от которой воротило новобранцев, перебрасыания из части в часть и полное свое осознание почти полной ненужности, но не мог стерпеть одного - позорного отлучения от поневоле ставшего любимым дела.

Кончилось штрафными войсками.  Теперь уже рядовой Куницын помрачнел.  Заветная риска превратилась в панцирь с набалдашником,
под котором невидимая стрелка показывала рычажок.  Разодралась плодоножка тыквы тяжелого сомнения,
и вывернулась скомканная гирлянда семян, оказавшаяся его теперешней частью.  Вдали показались скученные точки
загрядотряда, и с противоположной стороны невидимые точки через какие-то секунды, которые могли быть и часами,
должны были продраться невидимые и объявиться сразу черточками.

Немцы прижимали двухрядно, что выглядело чуть заметным швом, и основная опасность исходила от завязывающегося узла,
который отгадать было невозможно, приходилось отпарывать стежок за стежком по мере возможностей.  Терпения у многих
физически не хватало, личный состав не любила подсчитывать ни одна из сторон.

Почти счастилвый день.  Трое из пятидесяти.  Куницын срезал ножом конец чехла вверенной единицы оружия и пристрочил его, как кобуру -
пальцы переставали слушаться, туго отпускали курок.  Придется стрелять с перерывами.
- Озлился, - было вполне понятно. - Не шатай ведро, - прокипяченную воду из лужи надо было пить осторожно.

В этот день Петр почувствовал что-то необычное.  Черточки обозначились настолько резко, что он сорвал кармашек
после первого же залпа.  С потрясающей быстротой вскочили острия с противоположной стороны.  Куницын стал
чередовать направления: раз, два, три, четыре... пять, шесть, семь, восемь - прорвались!  Вдали послышалась
убогая трескотня заградотрядовцев по разбежавшимся немцам.
- Не пришей ... рукав, - настроение заметно поднялось: у "трусов и паникеров" хватило выдержки продрать излюбленные
 немецким команованием "ножницы", в отличие от спешащих развернуться регулярных частей.  И кто теперь виноват?

Сержант Куницын вошел в распоряжение поредевшей родной части, и в ней не без труда узнали прежнего боевого товарища.  Обросший и подточенный неслучайными шрамами, он в противоположность прежнему обыкновению никогда не стрелял первым.  Видно, экономил патроны.