Анна Припштейн. Когда цвели пардесы. С иврита

В тот год, в разгар цветения пардесов*, я открыла для себя, что не я управляю моим телом, а оно навязывает мне свои желания.
До того времени я верила в настоящую любовь. Для меня она была возвышенным чувством, основанным на интеллектуальной близости и на слиянии душ. Я мечтала о прогулках при луне или представляла, как я с любимым плыву на венецианской гондоле. Моё тело не участвовало в моих мечтах.
Изменение началось в одно февральское утро, когда я добралась до ворот маленькой военной базы, расположенной среди цветущих пардесов. В этом месте я должна была провести месяц, занимаясь на курсах усовершенствования офицеров ЦАХАЛа.
Я показала свой пропуск часовому, и он открыл мне ворота. Когда я увидела его белозубую улыбку, у меня вдруг сильно забилось сердце.
Так я познакомилась с Ореном.
Каждый день я находила повод, чтобы появиться у ворот точно в его смену, и оставалась поговорить с ним. Каждый раз, когда он садился рядом со мной, я начинала дрожать. Волна тепла исходила от его тела, приливала к моим соскам, охватывала меня всю. Я томилась по прикосновению его рук, по вкусу его губ. Наконец-то я поняла, что таится в первом поцелуе и что представляет собой то небесное блаженство, которое должна испытывать целомудренная невеста в первую брачную ночь.
Смуглый и высокий Орен был сыном выходцев из Йемена. Его семья жила в одном из соседних мошавов. Он был на год моложе меня. Было в нём какое-то необъяснимое очарование, какая-то роковая притягательность, которая открылась мне во всей своей силе и полностью овладела мной. По вечерам, когда кончались занятия, я приходила к воротам и ждала, пока Орен сдаст своё дежурство. Потом мы выходили в пардесы и гуляли между апельсиновыми деревьями, полями брокколи и грядками редиски, пока не доходили до водонапорной башни. Орен опускался на брошенное бревно, а я располагалась возле него, положив голову ему на колени. Его руки медленно расстёгивали пуговицы моей гимнастёрки. Предательское тело с радостью принимало прикосновение его тёплых рук без внутренних преград, без чувства времени, без углубления в ставшие неинтересными экзистенциальные вопросы.
И до сего дня страсть представляется мне в образе смуглого парня с большими шершавыми крестьянскими руками, с мягкими губами и с лёгким запахом сигарет "Ноблес". В ушах моих чириканье птиц в предвечерний час, а вокруг меня густой аромат цветущих апельсиновых деревьев.
* плантация цитрусовых

Перевод Елены Иоффе