Карусель

Этот мистический рассказ был написан мной в далеком 1987 году – сюжет его подсказала сама жизнь – трагически и нелепо погиб в пожаре, спасая других, наш свояк.
Рассказ был написан «в один присест», напечатан на портативной пишущей машинке  и отослан в один из немногих научно-популярных журналов того времени, иногда печатающим фантастические произведения.
На экземпляре рассказа, посланном в редакцию, в правом верхнем углу первой страницы стоит оттиск прямоугольной печати «Поступила в редакцию» с датой 4 ноября 1987 г.
Ответ из редакции вместе с напечатанным рассказом пришел довольно скоро, но не «в мою пользу». Он был написан авторучкой на перевернутом листке перекидного календаря  с днем… моего рождения - «10 декабря 1986». «Мистика продолжается!», - тут же проскочило у меня в мозгу.
В оригинале ответ «звучал» так:
«Уваж. Николай Федорович! Ваш рассказ вполне достоен публикации, но в нашем журнале печатается лишь фантастика. А «Карусель» - это иной жанр. С уважением, Р.Щербаков, зав. отдела науки».
Не знал я тогда, что Рем Леонидович Щербаков (1929–2003) – это один из самородков Земли Русской. Он окончил Бауманку, затем ускоренно – курс мехмата, преподавал сопромат, был талантливым инженером-конструктором, литературным исследователем, библиографом и  киносценаристом.
Свою богатую журналистскую деятельность он начинал в отделе науки популярной тогда газеты «Комсомольской правды», затем редактировал журнал "Наука и жизнь", работал в журналах «Работница», «Изобретатель и рационализатор», «Энергия».
Но, самое главное, он был настоящим исследователем  литературы и поэзии Серебряного века, непревзойденным текстологом, досконально изучавшим богатое наследие писателей и поэтов той непростой поры начала XX века.
Его творческим наставником был  Николай Сергеевич Ашукин (1890-1972) – прозаик и поэт, литературовед, замечательный знаток московской старины и самобытных поэтов Серебряного века.
В 2007 году в серии «Жизнь замечательных  людей» вышла весьма интересная книга этих авторов «Брюсов», посвященная творчеству прозаика и поэта, драматурга и историка, одного из основателей русского символизма Валерия Яковлевича Брюсова.
Рассказ мой пролежал «в столе» более 30 лет, и вот теперь представляю его на ваш суд, мои дорогие читатели, без купюр и каких-либо исправлений.

Джон Баттлер мчался в своей машине по пригородному хайвею, когда коротко заверещал радиотелефон и он услышал голос своей жены Терции. Еле сдерживая рыдания, она сообщили ему, что сегодня утром трагически погиб Уилл Роджерс, ее старший брат и единственный наследник Билла Роджерса, ее отца, владельца сети магазинов, отелей и прочих заведений в их родном городе Юмейле, штат Огайо. Она также добавила, что подробности пока неизвестны и что она немедленно вылетает в Юмейл.
«Вот незадача», - подумал он, рассеянно смотря на разделительную полосу набегающего полотна шоссе. Хоть и был Уилл немного со странностями, но все же свой малый. Оставил отцовское дело, за что был сначала отвергнут крутым и властолюбивым отцом семейства, и пошел в простые механики. Любил он покопаться со всякой всячиной, брался за такой хлам, на который и смотреть-то не хочется, и делал из него «игрушку», пальчики оближешь. А как они сейчас ценятся, эти старые автомобильчики, всякие там «Паккарды», «Бенцы», «Рено»… никому и объяснять не надо. Так и сколотил он на этом своей головой и золотыми руками приличное дельце и вел его прочно и уверенно. Правда, любил он заглянуть на дно пузатенькой, да зелененькой, ох как любил... Да чего в жизни не бывает.   
Прилетел Джон в Юмейл, когда все были уже в сборе. Да и долго ли собраться — ведь, кроме Баттлеров, все из клана Роджерсов жили в Юмейле. Билл Роджерс внешне, как всегда, держался уверенно, но даже с одного взгляда на этого властолюбивого, знающего цену всему человека было заметно, что дается это ему с трудом. Единственный сын, надежда и опора, его боль, его гордость.
Нелепый случай... Уилл сам решил опробовать на ходу очередную, воскрешенную им «старую леди», как он любил говорить. На сей раз это был Богом забытый, доведенный до крайнего состояния «Пежо», любовно восстановленный им. Теперь это никелированное, полированное чудо с дизелем в груди и электронной системой управления походило на опрятного, розовощекого старичка, мирно и спокойно доживающего свой век. Но силы-то было в нем, что в молодом бычке, готовом к схватке на корриде.
Уиллу было не впервой объезжать таких скакунов. Что уж там у него случилось — теперь об этом никто уже не узнает, разве лишь Всевышний шепнет. И погода была, что тебе второй день индейского лета, да и место для объездки Уилл всегда выбирал незамысловатое и уединенное — за весь день не встретишь и пары встречных, поперечных машин.
Нашли его в придорожном кювете, лежащим ничком в густой, непомятой траве, вытянувшем словно в прощальном привете руки к своему непослушному скакуну, сбросившему своего седока в самый неожиданный для него момент. А сам скакун почти целехонький, словно в насмешку, пасся рядом, только немного были помяты его полированные и припорошенные дорожной пылью бока.
Правда слышал уже Джон, что сел-то Уилл за руль не один, а в компании с маленьким, зелененьким чертиком, которые всегда появляются в самый неподходящий момент и стараются свернуть нас с выбранного пути. Да что теперь об этом — ему уж ничем не поможешь и ничего не поправишь. Можно только отвести душу, забыться. А для этого имеются ух какие возможности.
Размышляя об этом, да и вообще о такой хорошей, растреклятой жизни-карусели, бродил Джон пока бесцельно по комнатам первого этажа дома своего тестя. И тут в гостиной на глаза ему попался их групповой портрет, художественная фотография, которую так любила рассматривать и нежно берегла Терция. Когда же они собрались все вместе? Да, это было два года назад, когда Баттлеры приехали в родной город Терции Юмейл на каникулы погостить у ее отца, половить рыбку в собственном озере, позагорать. Да мало-ли что еще можно напридумывать жарким огайским летом, когда у тебя впереди куча свободного времени.
Так вот, собрались они все вместе да и решили не вызывать фотографа, а двинуть всем «кланом», как любил называть такое сборище Билл Роджерс, к самому хорошему фотографу в городе — Мику Уайлеру, как считается до сих пор. Ведь когда сваливаешься неожиданно кому-то на голову, да тем более так «кланом», всегда получается что-то непредсказуемое, интересное. И, вроде, получилось.
Но Уайлер-то тертый калач — не моргнул и глазом — устроил все в самом лучшем виде. И на тебе — вот все здесь как на ладони, как на исповеди — смотри, любуйся, разглядывай, догадывайся, что там у каждого в черепушке ворочается и чего ты так улыбаешься.
Вот и он, бедолага Уилл. Стоит сосредоточенный, немного грубоватый, простой. Но чувствуется в нем, особенно во взгляде, ум и решительность, способные пробить не одну, даже очень крепкую стену. Наследственное, в отца. И сидит под ним, именно под ним, его вторая жена Марш Джонсон, обнимая нежно за плечи Алису, свою дочь от первого брака.
Да, не очень здорово сложилась жизнь Уилла. Перебаловал его, наверное, в свое время отец, как-никак единственный наследник, его надежда и опора, да довершила дело армия. Узнал там Уилл что такое «план взять» и многое другое. Вообще вернулся он оттуда совсем другим человеком и только тогда почувствовал Билл Роджерс, что совсем зря разрешал ему все и все прощал. И спасали Уилла до поры до времени золотые его руки, да светлая временами голова. «Вот именно — до поры», – подумал Джон Баттлер. А теперь настала другая пора...
После погребения Уилла на городском кладбище, в фамильном склепе, остаток дня все провели в доме Билла, кто вспоминая проведенные в отчем доме детство и юность, кто пытался восстановить в памяти первые свои встречи с семейством Роджерсов.
Баттлеры покинули Юмейл на следующий день и жизнь постепенно, со скрипом начала входить в наезженную колею, а потом и вовсе понеслась галопом, как добрый скакун по равнине — вперед и вперед. Только иногда по вечерам, сидя в гостиной или принимая визитеров, Терция часто бросала тоскливые взгляды на свою любимую фотографию, висевшую там, словно говоря Уиллу: «Ну что же ты так?».
Сам Джон с некоторых пор старался не обращать внимания на фото, поскольку даже при мимолетном взгляде на него он ощущал какое-то неясное, неудобное состояние, и что-то необъяснимое подталкивало его повернуть голову в ту сторону, где оно висело. Однажды он предложил Терции убрать на время злополучный портрет, чтобы не бередить ей душу, но она страшно обиделась на него и дулась несколько дней, что случалось крайне редко.
Прошло около двух лет после гибели Уилла, когда, находясь в Европе по делам своего концерна, Джон Баттлер получил известие о гибели Юла Снайдерса, мужа третьего ребенка Билла Роджерса — Цинтии. Ему пока и оставалось только успокаивать Терцию, да и всех остальных по видеотелефону.
Ему удалось прилететь в Юмейл только на следующий после похорон день, когда весь город был еще в трауре и отдавал дань уважения и признательности своему мэру, который сделал так много для его процветания. А Юл делал дело, действительно делал. При нем был построен новый аэропорт и открыт госпиталь для малоимущих, вытащены из забвения, перестроены и пущены в ход несколько заводов и фабрик, работающих на военные заказы. Жизнь в городе стала лучше, сюда даже стали стремиться из других мест, но Юл не каждому давал «шанс выиграть в лотерею», как он говорил, а выбирал людей толковых, денежных, способных принести реальную помощь и выгоду родному городу.
В Юле Снайдерсе чувствовалась надежная хватка опытного бизнесмена и чуткий нюх тонкого политика, способного предвидеть ход событий и обращать в свою пользу даже проигрышные ситуации. Недаром он умел найти общий язык со всеми и был своим как для председателя совета директоров торговой корпорации, так и для рабочего военного завода. Он всегда любил повторять слова своего любимого сенатора Харта: «Я никогда не встречал человека, который бы мне не нравился». Увеличенная цветная копия выпущенной в свое время почтовой марки с изображением улыбающегося Харта и его знаменитым изречением висела на самом видном месте в его рабочем кабинете.
Похороны Юла превратились во всегородскую манифестацию, печаль и скорбь разлились не только по богатым кварталам Южного Юмейла, но тоненькими ручейками проникли во все районы города, даже туда, куда обычно не возят почетных гостей. От Терции он узнал, как погиб Юл. «Опять, вроде бы, дикий, нелепый по самой своей сути случай, опять эта чертова, ненасытная мельница-карусель», - подумал Джон Баттлер. В мозгу кольнуло: «А случай ли?». Хоть и был Юл «народным мэром», но, черт, не может же не быть у него врагов.
А погиб Юл, как погибают настоящие парни. На своем ранчо в сорока милях от Юмейла он, любитель экзотики, выстроил баню. Да, да, баню, в которой так любят проводить свободное время русские и финны. Она была с двумя отделениями - «русским» и сауной. Для «русского» он сам специально доставал все необходимые материалы, сам принимал участие в строительстве бани. Он слышал где-то, что баня, построенная своими руками, служит своему хозяину намного верней.
Так вот, на уик-энд он с друзьями отправился туда сбросить, «стравить лишний пар» накопившихся за неделю отрицательных эмоций и усталости. Опять эти проклятые слухи, но говорят, они перебрали чуть-чуть, что... А что теперь только не будут говорить — языки найдутся. В общем, рванул водогрейный котел, загорелось дерево и попали они в огненное кольцо. Не все успели выскочить, а Юл такой — всем готов помочь. А может еще почему (вспомнил тут Джон, что говаривал ему как-то при встрече Юл о своей усталости от всего окружающего), только полез он в пекло, вытащил одного. Да на беду рвануло второй раз, и вытащили подоспевшие пожарные поджаренный кусок мяса, который еще дышал, а, значит, и жил.
Врачи в госпитале определили практически полное ожоговое поражение, только под браслетом от часов и ремнем на брюках сохранились розовые полоски кожи, дико и непривычно смотревшиеся на общем фоне. Умер он на следующий день в страшных мучениях, о которых можно было только догадываться, не проронив за это время ни единого стона или звука.
И опять Джон Баттлер сидел в доме своего тестя и опять горе и скорбь расползлись по многочисленным углам и комнатам этого дома. Джон уже не мог не смотреть на злополучное фото. Вот он, Юл Снайдерс, стоит улыбаясь, мягко положив свою массивную рук на плечо своей «крошки Ма», как он любовно называл Цинтию. Сам-то он был раза в два пошире и повыше ее. И хотя была она не такой уж маленькой, но на его фоне смотрелась именно как крошка. И рука его лежит свободно и властно, а она сидит спокойно и чинно, как будто за ней Великая китайская стена — только вот дети их, Бейс и Мэгги, погодки Пегги и Энтони Баттлер, вносят некоторую дисгармонию в спокойствие и чинность четы Снайдерсов. Впрочем, так оно и есть — не раз Цинтия говорила, что за Юлом она как за каменной стеной и часто, даже очень часто, прощала ему «невинные шалости», как любил преподносить это Юл.
Чем больше всматривался Джон в изображение, тем труднее было ему отвести от фото взгляд. Ему мерещилось, что Уилл Роджерс все время пытается сдвинуть и без того нахмуренные брови, словно он что-то мучительно и безо всякой надежды пытается вспомнить, а на губах Юла играет чертовки странная, еле уловимая ухмылка, словно он хочет сказать ему: «Ну, ну, давай, давай».
И тут его словно громом поразило — ведь из живых мужчин, запечатленных на фотографии, остались только он, Джон Баттлер, да Билл Роджерс. По его спине начали начали бегать большими лесными муравьями неприятные, злые мурашки, в животе подвело, стало муторно и пусто, а лоб покрылся влажной испариной. «Постой, – сказал он себе, – все это бред, чепуха. Живи как живешь и ни о чем не думай. Каждый в этой карусели занимает свое место и каждый до последнего старается не сойти с круга...».
Думать ему об этом, конечно, не хотелось, но жизнь, такая до сего момента отлаженная и устойчивая, вдруг приоткрыла ему совсем другое, хрупкое и ненадежное свое существо.
Вам, наверное, интересно знать, чем окончилась эта неправдоподобная история? А почитайте подшивку «Перрис Дейли Кроникал» за август прошлого года, тот раздел, что так любят смаковать чинные страрушенции и прочие слюнтяи...
Во всяком случае, многие слышали, а кто и наблюдал, что Терция Баттлер до сих пор предпочитает черный цвет, и ее часто можно видеть в сопровождении  Пегги и Энтони на кладбище Святого Петра с букетом так любимых Джоном полевых цветов...

Произведение создано 30.10.1987 в 08:50 по местному времени.
Дополнено вступлением 05.07.17 в 06:00 по местному времени.