Доу Джонс

– Нет, кому как конечно, но мне «Ламборджини Диабло» и даром не нужен. Может, для других-каких стран и нормальная машина, но у нас никуда не годится. Не согласны? –  Василий Тарабайкин, не смотря на то, что его собеседники и не думали возражать, начал загибать пальцы. –  Во-первых,  никакой экономичности. Откуда у «Диабло» экономичность? Бензин жрёт так, что никакой зарплаты не хватит. Во-вторых, посадка низкая. По нашим-то кочкам и ухабам  он вообще ехать не сможет, закопается сразу. Не, мне такая машина и даром не нужна!
 Василий изо всех сил ударил кувалдой по остаткам стены. Кладка треснула, один кирпич упал на ногу  Дмитричу.
– Ты, тля, чё делаешь? Ты чё, ваще не смотришь куда бьёшь? – Дмитрич обхватил ушибленную ступню татуированными ладонями и смешно запрыгал на одной ноге. Но интерес к начатой дискуссии пересилил личную обиду, поэтому конфликт он решил не раздувать. – Ушарашить бы тебе лопатой за такие фокусы… «Ламборджини» ему не нравится. Там знаешь сколько лошадей? Да на этой тачке до Гнилого озера отсюдова минут за десять можно доехать. На крайняк – за пятнадцать. Искупаться чтоб  нормально, а то туда так-то часа полтора на трамвае плюхать. Отличная машина, а ты не понимаешь ничего. Я прав, Таджик?
 Таджика, конечно, как-то звали. Но имя и фамилия у него были абсолютно непроизносимые в выпившем и похмельном состоянии, всегда то есть. Поэтому  коллеги обращались к нему просто:  Таджик.
– Я так скажу, - Таджик отложил в сторону перфоратор, которым было собрался долбить сцепленные кирпичи, и присел на перевёрнутое ведро. – Машина большой должен быть, иначе это не машина. Багажник открываешь, туда шурум-бурум всякий кладёшь, много лезет – хорошо, мало лезет – нехорошо. У ваш «Лабрижина» какой багажник?
– Да вообще там, считай, багажника нет! – хотя Василию «Ламборджини» не нравился совсем по иным причинам, да и вообще он считал глупостью мерить качество автомобиля багажниками, союзнику он обрадовался, и аргумент горячо поддержал. – Наделали херню какую-то безбагажниковую, а говорят  супермашина. Говно это, а не супермашина, мне вот и даром не надо.
 Впрочем, никто и не собирался даром отдать Тарабайкину чудо итальянской автопромышленности. Да и за деньги никто не предлагал. Во-первых,  денег-то таких у Василия никогда не было. А во-вторых, выглядел он так, что даже в салон «Ламборджини» его б не пустила охрана. Ну, а как, по-вашему, может выглядеть человек ежедневно по восемь часов вкалывающий подсобником на стройке? Исключая выходные, праздники, отпуска, больничные и запои, само собой. 

 Бригада разнорабочих СМУ-4 разбирала здание бывшей  котельной. Работа нелёгкая – надо разбить старую кладку, затем очистить  от раствора и аккуратно сложить целые кирпичи. Чтоб потом прораб Семён загнал их налево за живые деньги. От трудового изнурения организм спасало лишь то, что подсобники «сидели» на окладе, количество очищенных кирпичей их абсолютно не волновало и, пока начальство не видит, можно было не спеша выпить и поговорить на важные и волнующие темы. Вот и сейчас Дмитрич решил, что ушибленная нога достаточный  повод для долгого перекура. Он расстелил на мусорной куче фуфайку, уселся поудобней и достал из пакета несколько пузырьков «боярышника»:
– Тля, «Ламборджини» ему не нравится, тоже мне знаток нашёлся! Иди вот лучше за водой сгоняй, подлечимся малость, – обратился он к Василию.
В предвкушении выпивки Вася побежал в сторону бытовки как сайгак в брачный период. Таджик достал из пакета плавленый сырок, разломил на несколько частей. Дмитрич разлил содержимое флаконов по одноразовым стаканчикам. Вернулся  Василий, притащил  воды в эмалированной кружке, пожертвовал на общий стол   бутерброд с салом. Дмитрич разбавил спиртовой настой, коллеги выпили, заели бухло кусками сырка.
 – «Ламборджини» не нравится ему, – Дмитрич всё не мог успокоиться, – да с такой тачкой любая баба даст! Хоть Анжелина Джоли, хоть Ирина Аллегрова! А ему не нравится! Вот поэтому у тебя всю дорогу и бабы-то нет!
– Бабы у меня сейчас нет потому, что я абы с какой жить не собираюсь, –  Василий закурил и разлёгся прямо на штабеле сложенных кирпичей. – Я вот твою Аллегрову и даром  не буду – страшная она какая-то.
– Нет, ты глянь на него, – Дмитрич аж вскочил от возмущения, – Аллегрова для него страшная! Может, ты и Ларису Долину  не будешь?
– Не, не буду, – Тарабайкин явно напрашивался на конфликт. – Тоже страшная какая-то…
– Ушарашить бы тебе лопатой за такие слова, ишь! Таджик, ты вот Аллегрову будешь? – кипятился Дмитрич.
– Я – буду! – вероломно предал союзнические отношения с Василием Таджик. – Хороший баба, жопа большой. Мне всегда большой жопа нравится.
– Во, правильно, – Дмитрич разлил еще по чуток «боярышника», разбавил водой. – А этому, тля, «Ламборджини» не нравится, Аллегрова не нравится. Ишь! Ты вообще, деловой такой, какую бы стал, а?
– Я бы с Катькой Андреевой покувыркался от души, ну с той, что программу «Время» ведёт, – с достоинством ответил Василий. – Вот с ней бы мы дали, да. Вот нормальная баба, с такой не стрёмно и по серьёзному замутить.

Из всей троицы только у Таджика была семья, вернее даже две семьи. Одна где-то там, далеко, в ауле. Жена, дети. Таджик иногда вспоминал о них, порой отсылал деньги, впрочем,  нечасто и немного. А здесь уже он много лет жил гражданским браком с толстозадой Светкой, продавщицей из «овощного». Едва приехав в Россию на заработки, Таджик поначалу   устроился туда грузчиком. Тогда-то у них всё и началось. Таджик жил в Светкиной квартире, водил её дочку в школу. Даже изменял Светке нечасто. Не из-за принципов, просто лень кого-то искать было…
 Дмитрич официально был вроде как женат. Но уже несколько лет находился в процессе развода.  Супружница не дождалась его с зоны, где Дмитрич в последний раз сидел год за кражу рубероида, и сошлась с дальнобойщиком. Развод всё не получался в силу уважительных причин. То Дмитрич запьет и в ЗАГС не явится, то денег у них на оплату госпошлины нет, то ещё чего. Но – разводились железно. Так как Дмитрич измену простить не мог, а супружница уходить от дальнобойщика не хотела. Хотя и встречалась иногда с Дмитричем, когда новый сожитель был в рейсе.
У Василия с бабами как-то всё не получалось… Страшных он сам не хотел, а нестрашные (впрочем, и большинство страшных тоже…) не хотели его.

– Ишь, с Катей Андреевой он будет? Да на кой  ты нужен-то Кате Андреевой? Она политику серьёзную делает, всякие там ООНы, Сирии. Нафиг ей ты сдался-то? – Дмитрич разлил остатки «боярышника». Начал разбавлять, но на последний стаканчик воды не хватило. – Слышь, Василий, вода кончилась, сгоняй.
– Да не надо, – лениво отозвался Тарабайкин, – у вас с Таджиком разбавлено, а я так наверну.
– Офигел что ли – так, – озаботился здоровьем товарища Дмитрич. – Это знаешь как для организма вредно – неразбавленный «боярышник» фигарить? Весь ливер себе сожжёшь, можешь кони двинуть.
– Ага, – поддакнул Таджик, – Светки моей муж бывший весь внутренность себе денатуратом сжёг и окочурился. Не разбавлял потому что.
– Ерунда, не будет ничего, – отмахнулся Василий. – Да и так жизнь вредная, экология ни в звезду, потепление глобальное кругом. Чё тут по ерунде-то переживать?
В подтверждение своих слов Тарабайкин махнул неразбавленную настойку, закашлялся и спешно зажевал алкоголь кусочком сыра. Потом шумно выдохнул:
– Ух, хорошо пошла. А ты что ли Кате Андреевой нужен? Ни в машинах не разбираешься, ни в политике, – Вася никак не мог простить напарнику любовь к итальянским автомобилям.
– Да уж получше тебя разбираюсь! Тоже мне, Гордон нашелся, – возмутился Дмитрич.
– Да? А вот чё, думаешь, весь мир Ассада не любит, а наши – наоборот? – подначил Дмитрича Тарабайкин.
– А то, что Ассад против террористов борется, а америкосы только и думают, как бы террористов против России повернуть, – Дмитрич по его мнению прекрасно разбирался в геополитике, оттого и отвечал Василию так, будто перед ним умственно отсталый ребёнок. – Вот они все и пытаются Ассада свергнуть, чтоб террористы к нам сюда просочились. И нефтетрубы наши взорвали. А америкосам только того и надо, чтоб свою нефть продавать!
– Нефтетрубы… Дурак ты, какие нефтетрубы, – презрительно усмехнулся Василий. – Ассад шиит, и российские мусульмане шииты. А американские и европейские – сунниты. Ну, или наоборот. Вот они между собой и борются, кто верит правильнее. Таджик, ты ж мусульманин, подтверди?
Таджик выпил «боярышника», закусил Васиным салом. Задумался. По существу вопроса сказать ему было нечего, но и промолчать в такой ситуации  вроде как не солидно:
– Я – мусульманин, да… Ну тут это  не причем тут. Они там нефть делят. Нефть – большие деньги стоит, кирпичи долбить - столько не заработаешь. Вот и делят.
– Да нет в Сирии нефти, что там делить-то, – не подумав, ляпнул Дмитрич
– В Сирии нефти нет? – тут же ухватился за возможность посрамить оппонента Тарабайкин. – Вот дурак ты – дурак и есть. Да вся экономика Сирии на нефти и держится, думаешь, на что они у нас танки всякие покупают, а? Да у них там кроме нефти  и нет ничего!
– Ты, тля, еще, может, скажешь, что Сирия в ОПЕК входит? – взбеленился Дмитрич. – Вот ушарашить бы тебе лопатой, чтоб знал. Танки покупают… Да мы им просто помогаем, как братьям типа, со времен социализма, чисто так, чтоб америкосам досадить. Скажи Таджик?
Таджик ничего не знал о нефтяной составляющей сирийской экономики, поэтому невнятно отмычался. Он всегда так делал, когда Тарабайкин с Дмитричем спорили о чём-то слишком  сложном. Где уж ему, с трудом окончившему школу в глухом таджикском ауле, с ними тягаться? Василий, тот даже когда-то учился в университете, но был изгнан со второго курса. Говорил, что за политику, но коллеги подозревали, что за пьянку, как с многих работ. А Дмитрич, хоть и не окончил даже восьмилетку, но сидел то ли шесть, то ли семь раз за кражи и драки. И все время, проведённое на нарах, самообразовывался от скуки, читая всё, что попадало под руку.
 Тарабайкин уже было приготовился дать достойную отповедь Дмитричу, но тут академическую дискуссию о макроэкономике прервал прибежавший прораб Семён.
– Что, бездельники, не работаете? –  нормальное начальство любое общение с подчинёнными начинает с разноса. –  Как зарплату получать – они первые в очереди. А как работать – нет их.
Прораб принюхался:
 – Да вы, я смотрю, уже и вмазать успели?
– Семён, ну ты чё, – засуетился Дмитрич. – Мы ж не пьём на работе. Может – со вчерашнего чуток пахнет, не выветрилось… А сегодня – ни-ни. Мы ж – целое утро вкалываем, первый раз вот покурить присели.
– Смотрите у меня, – Семён прекрасно понимал, что подсобные рабочие трезвыми не бывают по определению, так что ругался исключительно для проформы. – Значит так, орлы лихие. Сегодня после работы все собираются в клубе – будем коллективный договор обсуждать. Дело важное – и выходные ваши от этого зависят, и зарплата, и медицинская  страховка, и отпуска. Так что  приходите. Все ясно?
– Да ясно, ясно, – ответил Дмитрич уже в спину убегающему прорабу. – Только в болт мне не упёрлись ваши собрания. Не пойду я.
– Может там какое нужное, может – сходим а? – засомневался Таджик.
– Да что там нужного может быть, – поддержал Дмитрича  Тарабайкин. – Все равно всё без нас решат, как будет – так и будет.
– Не, ну отпуск, я б в Таджикистан съездил, к своим, – Таджик колебался.
– Да без толку идти. Дадут отпуск – хорошо, не дадут – ещё лучше. Отстань, нефиг никуда ходить! – нетерпеливо резюмировал Дмитрич, желая вернуться к обсуждению проблем ОПЕК. Вообще, собственная жизнь казалась участникам дискуссии настолько бессмысленной и неинтересной, что даже недолгий разговор о ней  вызывал не просто скуку – отвращение.
– Ну, в ОПЕК, допустим, что и не входит, и чё? – вернулся к прерванному спору Тарабайкин.
– Да  то, дятел ты долбоклювый, что будь у них там нормально нефти этой, они б уж точно в ОПЕК вошли. Может и есть там нефть, но мало, – Дмитрич поспешил исправить свою ошибку. – Так, чисто для себя качают, ну чтоб было чем танки заправить, и всё.
– Да полно там нефти! Только сирийцы, в отличие от тебя, не дураки. Нафиг им этот ОПЕК сдался? – Василий закурил новую сигарету. – Чтоб им цены диктовали и добычу сокращали? Они и без ОПЕКА прекрасно добывают и почём хотят продают. Ну, с нами только советуются почём продавать.
Разумеется, говоря «с нами», Тарабайкин имел в виду не себя лично, и не Дмитрича с Таджиком, а Российскую Федерацию в целом. С ним лично никому и в голову не приходило советоваться о квотировании  мировой нефтедобычи. Ну, кроме, может быть, Таджика и Дмитрича.
– Да их бы заставили в этот ОПЕК вступить, –  не сдавался Дмитрич.
– А вот хрен тебе, – Тарабайкин уже предвкушал полный разгром оппонента. – Это ж не выгодно, не только нам, но и америкосам. А вступят сирийцы в ОПЕК – херак, сразу цены на нефть вырастут, бензин в Америке подорожает, перевозки всяких грузов сократятся, деловая активность упадёт, индекс Доу-Джонс снизится. Кризис заказывали? Получите и распишитесь!
– А вот ты, тля, как думаешь: если вступление Сирии в ОПЕК для америкосов кризисом грозит – неужели б мы их туда вступить не заставили, – в словах Тарабайкина Дмитрич увидел надежду победить в споре. – Да мы этим сирийцам вообще что угодно приказать можем – как шныри лагерные сразу делать метнуться! Они, знаешь, нам сколько должны? Мы ж им и танки, и другое всякое оружие, и хавчик – да вообще всё в долг даём. И ты думаешь,  наши  через эту Сирию америкосов не раздавили б при возможности, а?
– Вот дурак ты – дурак и есть, – Василию даже не интересно было дискутировать со столь плохо  информированным противником. – Нашим-то это зачем? Любое пониже индекса Доу-Джонса тут же по нам бьёт так, что мама не горюй! Наша-то экономика от Доу-Джонса не меньше зависит, чем америкосовская, вообще не просекаешь, да?
– Мы, значит, от Доу-Джонса зависим, тля? –  с угрозой переспросил Дмитрич.
– Само собой, – не оценив опасности, продолжил Тарабайкин. – Индекс падает, у нас тоже кризис начинается…
Таких слов Дмитрич  стерпеть уже не мог, оттого со всей дури и ушарашил Василия лопатой, сломав ему руку. Прежде чем потерять от боли сознание, Василий успел дать Дмитричу в глаз.

Дмитрич вначале  попытался не допустить появления фингала, приложив к битой морде недоеденные остатки плавленого сыра. А потом они вдвоём с Таджиком отвезли Тарабайкина в травмпункт, где тому наложили гипс и сняли показания о случившемся. Василий сообщил, что сам упал со строительных лесов, следствием чего и стали сломанная рука и подбитый глаз Дмитрича. Так как на друзей стучать – это последнее дело.
Потом они пили мировую, купив в аптеке еще несколько флаконов «боярышника».  А пока пили, пришли к взаимному мнению, которое разделял и Таджик, что падение индекса  Доу-Джонса, может, и грозит России кризисом по началу, но в долгосрочной перспективе обеспечит расцвет нашей экономике. А договорившись об этом, они все втроем побратались, обнялись, расцеловали друг друга и стали петь песни из репертуара группы «Виагра».
А всё потому, что русские и таджикские люди зла не помнят, всегда способны найти компромиссное решение в действительно серьёзных вопросах, а по всякой ерунде вообще не морочатся. Вот.