Homo habilis

День серый, сумрачный, насупившийся, не желающий просыпаться. Пошёл дождь, не радостно проливной, как полагается летним дождичкам, не сильный, но частый. Казалось, он так и будет сеять день деньской. Но нет. Довольно скоро небесный садовник отставил лейку в сторону. Поверхность луж ещё некоторое время изредка вздрагивала от невидимых капель, но скоро всё успокоилось. И вот чудо ; взошло солнце. Серая пелена исчезла. За ней открылись белые клубы облаков на сини неба. На листьях и траве засверкали алмазные капли. Птицы, правда, не щебетали. Их вообще почти не видно и не слышно в это лето. Стрижи тоже не заступали на своё дневное дежурство.
Солнце, навестив землю, опять спряталось за облаками. Природа не хотела просыпаться. Едва прерванный сон снова разлился в крови. Весь наш большой многоквартирный дом  если не спал, то и не подавал признаков бурной жизни. Голова плыла и кружилась. Подумалось: «Подремлю-ка и я». Не тут-то было. За стеной робко застучал чей-то молоток, сначала негромко, как будто примериваясь к тишине, потом всё смелее и смелее. Неугомонный Homo habilis (Человек умелый) проснулся. Ему было всё равно, что кому-то ещё хочется поспать. Он не знает ни правила Седьмого дня, ни праздников святых, ничего, кроме своего хотения.
Молоток стучал всё громче. Потом жалобным голосом завыла дрель. Голос её окреп. Теперь он уже напоминал рыканье зверя. Вспомнилось пушкинское: «Закружились бесы разны, что так жалобно поют? Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?» И чувствовалось, что не за срочную работу схватились чьи-то руки, не корабль спасения своего строили, не Ноев Ковчег, а просто не стерпела покоя чья-то душа. Воздушные бесплотные флотилии мыслей строить труднее, чем стучать.
  Странно, дом стоит уже сорок семь лет, и не было года, чтобы в нём не стучали, не сверлили, не бухали. Это не крепость, не гнездо уюта, не место отдохновения, а слесарная мастерская, временами - просто пыточная камера.