Ознакомительные отрывки из книги

Соперники Антихриста
(трилогия)

Как объяснить дальтоникам разницу, например, между цветом лимона и апельсина?
Никак. Нужен опыт восприятия, и память о цветовой гамме, которых дальтоники не имеют.
Как рассказать обычным людям о ясновидении?
А никак. Нет таких слов в человеческих языках, а ясновидцам слова не нужны.
Не нужны потому, что нет такого большого, дружного общества или народа, в котором все были бы ясновидцами. Ведь язык формируется у народа. А так – кому и как рассказывать о своих ощущениях? Будешь выглядеть, как зрячий, толкующий обществу слепых о закате.


Люба с детства имела необычные способности – она обладает повышенной интуицией. Благодаря урокам православных старцев она развила её почти до ясновидения. Под их руководством она изучала психологию людей и приобрела способность получать свыше новые тайные знания. В этой книге трилогии «Соперники Антихриста» - «Игра: Дочки-матери» душа Любы переселилась из нашего времени в прошлое, через несколько лет после войны с Наполеоном в больную девочку Аннушку. (Категория 16+)

(Эта книга не исторический роман, а фантастика. Реальность - альтернативная. События и персонажи тут условны и к реальным историческим и современным личностям никакого отношения не имеют.
Мнения персонажей книги не всегда совпадают с мнением автора).

Книга I

Игра: «Дочки-матери»

(Все стихотворные эпиграфы написаны автором).


Глава I
Часть 1
Аннушка.

Плакала душа на перекрёстке:
«Господи, направь меня в пути!»
Дождь стегал пощечинами хлесткими,
А она: «Прости меня, прости!
Я не смею глаз поднять на небо.
Ослабела. Силы нет идти.
Каюсь, я грешна, Господь! Но мне бы
Капельку надежды обрести.
Искорку в ночи увидеть, Боже!
Я бы на коленках доползла!..»

Обняли, озябшую до дрожи,
Ангельские белые крыла…

Мельтешат какие-то картинки. Так в кино прокручивают события на большой скорости… Пытаюсь зацепиться сознанием за показанные образы. Они в большинстве проносятся насквозь, не задевая памяти…
…Держу на руках хорошенького младенца парнишку. Рядом, притулился к моей коленке ещё один, лет пяти. Лицо у старшего пацанёнка серьёзное, торжественное… Одеты мальчишки в маскарадные одёжки с кружавчиками. Новый год, что ли? Испытываю к ним не материнские, а скорее сестринские покровительственные чувства…
…Какие-то люди в музейных одеждах. Мужчина с благородной осанкой и худенькая женщина… вижу их со спины. Перед ними на коленях молодой офицер с эполетами на плечах, и трогательная девчушка лет шестнадцати...

Как болит голова… М-м-м…
Глаза открыть не пытаюсь. Чувствую под веками рези, как будто, под каждым глазом вскочило, по три ячменя. Тихонько лежу, не решаясь даже шелохнуться.
Ветерок овевает лицо, дразнит ноздри запахами цветущих трав… Где это я? На пикниках-шашлыках я не была уже лет сто – это помню точно. На дельтаплане тоже давненько не летала. Потому упасть не могла.
И напиваться до утренних головных болей я не имею привычки…
Послышались шаги и вздохи.
- Доченька, вставай, родимая! Отдохнула? – женский голос бормотал, как будто про себя, во сне, не ожидая ответа.
Доченька? Открываю глаза: лежу на обочине грунтовой дороги, на какой-то дерюге. В голове всплыло слово «попона». Но это вроде для лошадей что-то?
Лежу на боку, а изо рта накапала на подстилку слюна. Это что, мне так сладко спалось?
Со скрипом поворачиваю голову в сторону женского голоса. Мозги, как резиновая грелка, наполненная водой, плюхнулись на другую сторону и болезненно колыхнулись. Передо мною, на коленках стоит… дама. По-другому её не назовёшь: строгое старинное платье, сиреневый чепчик с кружевами и… кружевной зонтик от солнца.

- М-м-м!  - изрекаю слипшимися во сне губами.
- Проснулась, лапушка? – она склоняется к моим ногам и, как маленькой девочке, завязывает шнурки на высоких, желтоватой кожи, сапожках. Потом поправляет мне подол длинного платья, встаёт, и пытается поднять меня с земли.
Я хочу протестовать, но язык во рту плохо ворочается, и я снова невнятно мычу.
- Ничего, ничего, я помогу.
Но я переворачиваюсь на живот, приподнимаюсь на четвереньки, а потом, стараясь не колыхнуть мозги, с усилием встаю на ноги. Пошатываюсь, как алкашка. Перед глазами всё плывёт.
Чуть впереди, на дороге стоит пара упитанных лошадей, запряжённых в изысканную коляску, с откинутым верхом. На боку коляски какой-то герб с вензелями.
На облучке, или, как он там называется, с опущенными вожжами, тоскует мужичок маленького росточка, с бородкой, как у Ленина.
Дама спокойно, но с жестковатыми интонациями, бросает ему:
- Помоги.
Тот встрепенулся, соскочил и помог ей, поддерживая с другой стороны, усадить меня в коляску. Сноровисто уложил дерюжку куда-то под сиденье, и, не дожидаясь пока сядет дама, тронул с места лошадей.
Я оглянулась.
Женщина, едва перебирая ногами, шла следом. Одной рукой она придерживала зонтик, в другой держала небольшую книжку в кожаном переплёте, похоже - молитвенник, а худенькое лицо было молодо и как-то по-особенному возвышено.
Молитвы она твердила наизусть, шевеля бледными, обветренными губами. А в основном грустно и устало смотрела в мою сторону.

И куда это меня занесло?
Ни каких электрических столбов вдоль дороги, да и сама грунтовая дорога такой протяжённости, без малейших признаков асфальта, даже в самой российской глухомани сейчас редкость. В колдобинах, с невысохшей после дождя грязью, следы только от повозок, запряжённых лошадьми, ни одного следа от автомобильных колес. На съёмки фильма, не похоже. Слишком всё натурально, да и камер явно тут не предусмотрено.
Вот на фантастические книжки внука Никитки, про попаданцев на другие планеты, в другие измерения, или перемещение во времени, похоже. Он ими всю дачу захламил, обормот.
О! Еще были книжки о том, что человек, находящийся в коме, может душой перемещаться в людей из прошлого!
 
Погода была солнечной, но не жаркой. Мужичок дремал. От унылой езды, тихого бормотания молитв и покачивания на мягких рессорах, клонило в сон. Да и все происходящее было похоже на сон.

Мысленно духом настроилась на образ старца-наставника и позвала: «Батюшка! Мне нужна помощь! Где я оказалась?»
Тишина. Наставник в последнее время не часто общался со мной в духе, сама справлялась. Но сейчас я реально нуждаюсь в помощи, почему он молчит? Обычно он над духовными детьми трясётся, как клуша над своими цыплятами… Странно.
Может и сейчас сама способна разобраться?

Порадовало то, что руки у меня как у молоденькой девушки, слегка помеченные веснушками на светлой коже. В последние годы расстраивало не только отражение в зеркале: дряблые щёки, темные круги под глазами как у панды, но и кисти рук со вздувшимися венами под пергаментного цвета кожей. Руки вообще видишь чаще, чем своё лицо.

Ощупала и рассмотрела на себе одежду. Платье атласное тёмно-синего цвета в мелкий цветочек. Этакая «старушечья» ткань. Нижние юбки кремового цвета. Поверх платья шерстяной жакет на атласной же подкладке. На голове мягкий платочек.
Приподняла юбки: грубые чулки, подтянутые куда-то к бёдрам. Дальше оголяться не рискнула.

В коляске лежат какие-то кожаные баулы, набитые под завязку. Шерстяные пледы или одеяла. В углу обнаружила маленькую тряпичную куклу. Эта игрушка явно годилась в музей. Раритет стопроцентный.
Я вздохнула: а что здесь не раритет, по моим представлениям?

И так: тело явно девичье, как бы вообще не детское. Судя по ощущениям и отношению дамы и кучера, девочка больна. Чем интересно? Голова болит – это от перемещения моего сознания, или из-за болезни?
Координация нарушена. Судя по тому, что меня поддерживают под руки, подсаживают в коляску – так и было. Руки и ноги вроде не деформированы. Зеркало бы - на лицо глянуть, может девочка Даун?

Впереди запылила, едущая навстречу другая коляска. Когда поравнялись, остановились. Кучер с интересом уставился на встречную пару. Я тоже.
- У вас случилось что-то? Коляска поломалась? Почему вы пешком идёте? - затараторила кругленькая дамочка в кружевах и шёлковых оборках. Мужчина раза в два её старше, грузным филином, молча взирал из-под полей шляпы.
- Да я паломничаю. К Казанской иконе Богородицы пешком из Москвы иду. Обет Божией Матери дала. А дочку больную везу к святыне. Ей-то идти пешком не по силам, да и не по уму. Она не понимает – так зачем её напрасно мучить.
- Но вы же знаете, как опасно теперь на дорогах! – продолжила трещать звонким, въедавшимся в больную голову голосом, дамочка, - После войны осталось много оружия после французов, потому и много разбойников развелось. Как вы решились то на такое? Ладно бы – с толпой паломников! А так, в одиночестве…А что с девочкой-то? На вид здоровая, даже хорошенькая.
- Опасно. Знаю. Так Господь легкой жертвы не примет.
Дочке пять лет было, когда французы Москву подожгли,- присаживаясь на откидную ступеньку коляски, грустно начала рассказ моя паломница. Видно было, что она уже давно устала рассказывать историю болезни своего ребёнка. Но вежливость мешала ей оборвать разговор. Да ещё, видимо, как Божью волю воспринимала возможность сделать передышку в пути, дать ногам отдохнуть.
- Я мужа ждала до последнего, а после узнала, что его на дороге к Москве снарядом убило. Он велел мне в записке: «Срочно выезжай из Москвы, потому, что она под французом будет. Как бы, обиды какой не причинили тебе или дочери». А я не послушала. Очень хотела его ещё разочек увидеть. Душа щемила. Тоска накатывала – аж, в глазах темнело.
Потом бежала уже по горящей Москве с Аннушкой на руках. Отсидеться в подвале дома не удалось. Пожар выгнал.
Всякого насмотрелась. И как французы дома грабили, и как штыками людей закалывали. Носились потерявшиеся собаки, лаяли и выли до сипа в глотках.
Я оделась в нищенские отрепья. Себе и дочке лица испачкала, чтобы не соблазнились, не ссильничали. Да и чтобы грабить не надумали.
Одно горящее здание обрушилось на мародёров и лошадей с телегой, на которую они складывали наворованный скарб. Лошади, опаленные огнём, катались по земле, ломая оглобли. Не ржали, а будто кричали, визжали…
Вот тогда моя Аннушка и обмякла у меня на руках. Я сначала думала, что она просто сознание потеряла. Решила, что это даже хорошо: не увидит чего-то ещё, более ужасного. А когда она очнулась, я поняла, что дитя разум потеряло.
Я хоть и вдова, но имения у меня и у покойного мужа немаленькие. С тех пор все доходы с них на врачей пошли, да всё без толку.
Меня уже пять лет склоняют снова замуж выйти. Да я боюсь – в новой семье-то новые дети появятся, не до Аннушки будет. Да и второй муж может запретить мне тратить моё достояние на лечение дочери.
Я обет Богу дала: не пойду замуж, пока дочка больна. А не выздоровеет, так и останусь вдовствовать. Я в долгу перед нею и перед мужем покойным. Если бы я его послушалась, с малышкой бы всё было в порядке.

Я присмотрелась внимательнее к даме, которая была тут моей матерью и мысленно ахнула: да она же молодая совсем – лет двадцать пять, двадцать семь, не больше. Как моя младшая дочка Настя…

Настенька, - вздрогнула я, - Настенька, она же в больнице вечером была у меня. Принесла какие-то новые обезболивающие. Сама же знает, что это последняя стадия рака, что шансов у меня нет, а всё на операции настаивает… Настаивала.
- Не томи мою душу, ребёнок! Ты же знаешь, что операция уже не поможет, и я тоже знаю. Отпусти меня, не мучай.
- Мама! Я помню, что ты человек верующий. Что вы с Санькой были  на послушании у старца, что вы его духовные дети... Что ты «в духе», как вы говорите, слышишь старцев. Умом знаю об этом: и читала, и от вас с братом слышала. Да и некоторые люди ещё помнят тебя, как юродивую Любу. Хотя большинство всё-таки уверены, что ты просто чокнутая или бесноватая. Особенно те, кто на тебя злобствовал и в психушку тебя отправлял…
- Они как-то забывают, что я ни разу глупости или ереси не сказала. Что к причастию я подходила всегда спокойно, что не страдала после причастия, как бесноватые… Что после этого «сумасшествия» поступила в институт и закончила его. Вышла замуж, родила и вырастила тебя… Видели, как я вела передачи на одном из центральных каналов телевидения…
При этом я всё равно в их глазах остаюсь чокнутой. Ехидно шепчутся за спиной, злорадствуют.
Ты тоже не доверяешь мне. Желаешь попасть в их ряды?
- Нет, конечно! Я в жизни не встречала женщины умнее и разумнее тебя. И ты…невозможно забыть тех случаев - ты же всегда слышала на расстоянии, когда у меня случались серьёзные неприятности.
Но я уверена, что даже способности к ясновидению могут показать только те вещи, что происходят в этой, реальной жизни. Не верю, что кто-то может знать о том, что произойдёт после смерти, что вообще после смерти может существовать другая жизнь. Ну…не верю! А вдруг там ничего нет. Вдруг после смерти уже ничего не будет. И каждый день, прожитый в этой жизни – подарок!
- Бывают такие «подарки», что лучше бы ничего не дарили! Сколько уже я операций пережила, сколько процедур химиотерапии, сколько боли натерпелась? – вздохнула я, вынула флэшку из ноутбука и протянула заплаканной дочери, - Здесь все мои работы: и стихи и статьи и проза. Вот я выключу ноутбук. Или он сломается. Но информация – то останется у тебя!
Так и с человеком: умирает только тело, суть нашей души остаётся где-то записанной на «флэшку» у Господа.
Душа человека – информация не просто знаний и опыта, она концентрат всех душевных и творческих качеств, обретённых человеком в течении жизни. Надеюсь, что моя «флешка» заполнена не самой худшей начинкой.
- Как ты можешь быть уверена, что эту твою «флешку» не отправят в архив или на переплавку?
- Ну, конечно - быть уверенной в собственной ценности сложно. Полностью уверены в своей бесценности только самодовольные дураки и настоящие психи. Но не думаю, что Бог настолько расточителен, что готов уничтожить хоть что-то полезное.
- Мама, - простонала она, - это всё твои теории! На практике же этого подтвердить нельзя! Ну, хоть ради нас, согласись на операцию, поживи ещё!
- Вот погляди на себя, дочь! Что ты сейчас делаешь? Ты стараешься изо всех сил лишить меня веры в будущую жизнь. Но самое плохое – ты не веришь сама. Я в любом случае: раньше или позже умру. И что, ты после моей смерти не станешь молиться об участи моей души в будущей жизни?
Если там ничего нет, значит, ты просто будешь приходить на кладбище и поливать цветочки над моими полусгнившими костями? С умилением из леечки поливать червей, пожравших мою телесную оболочку? Ведь если от моей души ничего не останется, значит и молиться не о чем?
- Нет, ну не надо же всякую мысль доводить до абсурда! – рассердилась Настя, - Конечно, мы не забудем тебя, конечно, я тоже буду молиться о тебе и заказывать молебны в церкви! Как и сейчас подаю записки о твоём здравии. Но уж лучше нам о твоём здравии заказывать, чем за упокой! Пожалей ты нас!
- А мне не позволено попросить: пожалейте меня, не продлевайте мою агонию? Дайте мне умереть в срок, Господом назначенный…
Эти годы, что я болела, были пыткой для меня и не самыми радостными для вас. О чём ты просишь меня? «Мама, повой, поскули от болей ещё немного, чтобы мы могли позаботиться о тебе, проявить свою любовь и доброту…» Не это ли абсурд?
Позаботьтесь о себе и друг о друге. Не оставляйте друг друга в бедах. Рожайте и воспитывайте детей. Делайте добро окружающим вас людям… Вы и есть продолжение моей жизни.
Ну, что поделать, если мой срок пришёл?
- Красиво говоришь, мама - ты же теле журналистка! Это ты умеешь, я знаю.
А сама-то ты, когда заболела – когда папа погиб? Я же знаю – ты не хочешь жить, ты к нему торопишься! Это не твой срок – ты его сама приближаешь.
Папа уже там, если ты в это веришь! А там времени нет, там бесконечность. Он подождёт, если любит! А нас ты любишь? Мы-то ещё здесь и ты нужна нам!
- Зачем? Вы уже взрослые, у вас своя жизнь. Даже маленькие дети сиротами остаются. Я же не оставляю вас маленькими.
- Ты… Ты же сильная, мама! Ты столько пережила, столько одолела! Неужели сейчас сдашься?
- Этот приём называется «Взять на слабо», - улыбнулась я, - сила не в том, чтобы цепляться за жизнь, даже если твоя оболочка уже почти сгнила.
Я ухожу и сжигаю за собой мосты.
Ты говоришь – я сильная?
Да. Так запомните меня сильной, способной до конца принимать собственные решения, а не трусливой, дрожащей за свою жизнь истеричкой…


Коляски уже давно разъехались, женщина, бывшая тут моей матерью, грустно шагала по дороге, устало подволакивая ноги. Кучер снова задремал…
А у меня текли слёзы по щекам.
Так вот оно что! Там, в больнице, а может уже в морге лежит моё, высохшее от долгой болезни тело. На горе, а может, к облегчению моим детям, я оставила тот мир.
Как звучит, а? «Оставила мир»!

А в этом мире, или в прошлом моего же мира, вновь явилась в облике больной девочки. Неизвестно, кого при этом спасал Господь: мою душу или тело этой девочки, но, похоже, близкие наши так крепко за нас молились, что из двух сломанных половинок получилось нечто относительно целое.
Видно хорошая женщина, моя здешняя мама, что Господь услышал её молитвы, её многолетнее терпение, её жертвы.
Да, жертвы. Это сколько же ей лет было, когда она замуж вышла? Лет четырнадцать? Вроде в таком возрасте раньше замуж выдавали. А когда дочка разума лишилась, ей лет девятнадцать – двадцать было? Совсем ребёнок.
А вон что удумала: замуж не пошла, себя в жертву больному ребёнку отдала.

Ну, что же, мама - девочка!
Для меня, пожилой тётки, у которой старшему сыну Сане, уже почти пятьдесят, а младшей дочке примерно столько же, сколько и тебе, ты и сейчас – ребёнок. Вот мы и посмотрим ещё, кто кому мамой будет!

Тайком вытерла слёзы и грустно улыбнулась. Много ли женщине надо в жизни: чтобы было кому мамой быть, да было кого поддерживать.
А эта моя «мама-дочка» заслуживает того, чтобы ей помочь!

Я тихонько разминала руки и ноги, которые млели, толи от долгой тряски на довольно жестком, по сравнению с автомобильным, конечно, сиденье, толи от постоянной малоподвижности больного ребёнка.
Шёпотом, чтобы не напугать мамочку с кучером, пробовала произносить слова.
Сначала губы казались толстыми, как у этих дурочек, что губёшки свои накачивают. Язык казался распухшим и деревянным.
Но постепенно, с таким усилием, будто пытаюсь шевелить тугой резиновой маской, надетой на всё лицо, губы и язык начали складывать слова.

Настроение, несмотря на головную боль и нереальную ситуацию, было приподнятым.
Вспоминались только хорошие моменты из прожитой мною жизни, хотя страданий выпало немало. Думаю, это от контраста: я так настрадалась перед смертью, что ощущение не вопящего от боли, а спокойного юного тела вызывало эйфорию, ощущение общей лёгкости и полёта.

 К вечеру остановились в какой-то деревеньке. Хозяева уже запирали в домах ворота.
- Андрей, попросись на ночлег, - сунув кучеру монетку, паломница утомлённо присела на откидную ступеньку коляски. Тот подбежал к воротам дома, что покрепче, переговорил с хозяином.
- Матушка Наталья, пускают только под дровяной навес, на случай дождя. Сена и воды коням дадут.
- На все воля Господня, - простонала та, - вставая на измученные ноги.

Заехав во двор, Андрей распряг лошадей и, напоив их из деревянной лохани, привязал к коновязи. Раскрыв мешок, притороченный сзади к коляске, насыпал им в торбы овса.
Расстелил на сене одеяла и помог устроить девочку, то есть меня. Печёную картошку, огурцы, вареную свёклу да хлеб вытащили из баула.
Мне чистили картошку, совали в руки продукты. Я послушно жевала. От усталости есть не хотелось. Давилась сухомяткой, мечтая о бутербродах с чаем.
- Надо пораньше встать, матушка, тогда в Казань к обедне поспеть можно. – задумчиво проговорил Андрей.
- Хорошо. Даст Бог, исповедаться и причаститься успеем.

На рассвете, уже сидя в коляске, я слушала утренний птичий хор и удивлялась: как же давно я не слышала птиц! Нет, болела я на даче, и птицы там, наверное, пели. Только я их не слышала, не до них было.

А сейчас, будто уши прочистило и глаза промыло. Хорошо-то как!
Ой, у меня же теперь зрение хорошее – без очков читать можно! – как маленькая радовалась я новым открытиям.

Казань показалась мне похожей на мелкий провинциальный городок моего времени. Невысокие дома, над ними маковки церквей и минареты.
В современных мне, особенно крупных городах, таких, как Москва, многие храмы выглядят хрупкими или трогательно изысканными игрушками. По сравнению с громадами современных зданий они смотрятся так, как смотрелась бы карета рядом с междугородним автобусом.
А здесь, среди невысоких домов, они, казалось, несли в своих силуэтах образы космических кораблей, опустившихся с небес посреди человеческих строений. Может быть, так и было задумано?

Я, глядя на купола, перекрестилась. Сзади вскрикнула Наталья и подбежала к коляске. Жадно вглядываясь в моё лицо, зашептала:
- Ты перекрестилась, доченька? Ты понимаешь, что это храмы?
Я замерла. Блин, не ожидала такого эффекта. Не подготовилась ещё к «выздоровлению». Надо быть внимательнее.
- Что случилось, матушка Наталья? – оглянулся кучер.
- …Перекрестилась, - испуганно и сама не веря этому, ответила женщина.
- Может, показалось? А она просто рукой махнула…
- Не знаю. Боюсь поверить.
У неё из глаз хлынули слёзы, она отстала и, шмыгая носом, в голос начала читать молитвы.

Часть 2
Исцеление

Ты шёл одиноко, не видевши света.
Туманное око не знало рассвета.
Пустынным был путь без конца, без начала
А в сердце устало молитва стучала.

А ухо не знало ни эха, ни крика,
И сердце молчало, тоскуя безлико.
Но в жаркой пустыне вдруг чайка вскричала.
А это молитва в душе зазвучала.

И ветром свободы качнуло одежды.
Впервые за годы проснулись надежды
И жажда любви родником зажурчала
В душе, пробудившись, молитва звучала.

И звонким, и радостным смехом ребёнка,
Развеяло мрачную хмарь горизонта…
Там храм впереди, как корабль у причала…
А в небе рассветном молитва звучала.


(За несколько столетий до этого).

В иконописной мастерской инок бросил в угол кисти и встал на молитву.
- Господи, вразуми меня, как мог я испортить образ Божией Матери? Я – живописец, мастер работ по металлу и финифти, я и в миру-то ценился высоко. А над этим образом я с такой любовью трудился!
Я обещал Богородице написать его в благодарность за спасение моей семьи от мора!
Я же пост соблюдал, исповедался, причащался, просил братию поддержать молитвой мои труды! С молитвы начал, в молитве трудился и вдруг, как обомлел…
Что это за помрачение на меня нашло?
Не мог понять: толи сон, толи явь, толи ад, толи рай…
Работал будто пьяный без вина. А когда очнулся, вот – работа испорчена!
Рука моя, мастерство моё, а как ошибок наделал, не помню… Прости меня, Господи, и ты, Пресвятая Богородица, прости невольный грех! Дайте мне силы начать работу сначала.

Занёс мастер руку, с острым лезвием, над образом и окаменел: образ Богородицы потянул живыми глазами его душу и мысли. Утонув в бездонной глубине этих глаз, инок стал прозревать иным зрением. И увидел он, что ошибки его и не ошибки вовсе, а тайнопись.
По ликам Девы Марии и младенца Христа, по узорам на окладе шли знаки и намёки. Только художник же мог воссоединить их между собой и увидеть иной лик…
Из отдельных знаков, как из кусочков рассыпанной мозаики, перед его взором встало лицо человека с приметами на нём. А на окладе и в знаках благословляющей ручки Младенца знаки и даты Апокалипсиса!..


Коляска подкатила к храму, полному народа.
Мои спутники, опережая других прихожан, подвели меня к святыне и напряжённо наблюдали.
Я перекрестилась и поцеловала украшенный драгоценностями оклад. Наталья охнула и, упав на колени, зарыдала в голос.
- Андрей, принеси матушке скамейку. Она притомилась, - спокойно произнесла я.
Андрей хлопнулся на колени, будто у него ноги подкосились, и, расплакавшись, стал истово молиться.
- Что случилось? – подошёл к нам пожилой священник.
- Аннушка, в пожаре московском разум утратившая, очнулась, исцелилась, - ответил Андрей, вместо взахлёб рыдающей Натальи.

Тут всё закрутилось.
Люди становились на колени и благодарили Богородицу за чудо, ею явленное.
Они крестились, тянулись ко мне потрогать, погладить по голове. Ведут себя так, будто это не девочка исцелилась, а сама она была целительной, - удивилась я.

Началась служба. Во время литургии нас всех троих причастили. Причащая меня, священник внимательно глядел мне в глаза. Я назвала имя, сняла губами причастие с ложечки, и скромно опустив взгляд, подошла к запивке. Мамочка села на пол, обхватив ноги дочери руками, плакала и молилась. Андрей рассказывал всем любопытствующим «мою» историю.
Священник начал читать благодарственный молебен перед иконой Казанской Божией Матери. Храм всё больше заполнялся народом, прознавшим  о чуде.

После службы во внутренних помещениях храма столпились священники, собравшиеся из других храмов города, приехал даже архиепископ Казанский.

Наталью и Андрея дотошно допрашивали.
Андрей, возложив правую руку на Евангелие, подтвердил, что дочка госпожи была без ума и памяти. Его отпустили к лошадям.
Наталью расспросили о болезни девочки, о том, какие она молитвы читала, какие обеты давала. Её так же привели к присяге на Евангелии, в подтверждение её слов.
Она пыталась в деталях, подробно описывать, как девочка заболела, как в конце паломничества, в виду Казани, перекрестилась…
Её прерывали и расспрашивали о владениях и доходах матушки, о родственниках и наследниках. Узнав, что мы с Натальей круглые сироты, сочувственно покивали головами.
Со мной, в общем-то, разговаривать не стали. Просто спросили, знаю ли я своё имя, имя матери, попросили перекреститься и поцеловать распятие.

Епископ, наконец, пришёл к решению.
- В благодарность за явленное Божией Матерью чудо, отпиши своё имущество церкви, а сама с девочкой постригись в монахини. Такая жертва угодна Господу.

Глаза Натальи шальные и счастливые растерянно метнулись по лицам священников и медленно погасли. На её лицо пала тень безысходности.
- Нет! – звонко произнесла я, - не угодна!
- Что? – изумлённо повернулся Владыка в мою сторону.
Удивился, как будто это не девочка, а лошадь заговорила, хмыкнула я про себя.
- Не угодна Богу такая жертва! Вы, батюшка, не старец, благодатью Божией осенённый. И решение своё выносите по греховным помыслам, а не по Божьему благословению. В вас говорит жадность мирская.

Священники ахнули, кто-то хмыкнул в усы.
- Тебе-то откуда знать? – возмутился один из священников, глядя на меня суровым взглядом, _- Ты, дитя неразумное! Старших слушаться надо. И, если ты не бесом водима, то благословение архиепископа должно быть для тебя наиважнейшим в жизни.
- Не так! Наиважнейшим для меня является Божие благословение, как должно быть и для вас, и для Владыки.
Не стоит преуменьшать силу и власть Господню. Если Ему будет угодно, не только дети, а камни заговорят. Вам-то это должно быть известно больше других. Только вы, почему-то, забываете такие истины.
Когда-то такие же важные казанские священники, как вы, не слушали девочку Матрону, которой была явлена в видении Казанская икона Богородицы.

Священники переглядывались.
- Да, девочка Матрона после большого городского пожара, во сне увидела образ иконы, который потом назовут «Казанским» - сказал настоятель храма, - да, она говорила священникам того времени о своем видении. Но мало ли, что покажется ребёнку! Как было поверить, что в одном из сгоревших домов, находится образ Матери Божией, совершенно не обгоревший, который привиделся какой-то девочке?
То, что священники тогда не послушали её, ничего не значит. Их недоверие к её словам и упрямство девочки привели к тому, что собралась целая толпа народа, которая ей поверила. Они пришли на место, которое указывала Матрона и там нашли чудотворный образ.
А в толпе были и больные, и калеки… Кое-кто исцелился, приложившись к чудесно найденной иконе…
Всё это было предусмотрено волей Божией.
Если бы образ тайком нашли сами Матрона со своей матушкой, что бы тогда было? Скорее всего, он бы ещё долго оставался в безвестности и не был так скоро прославлен чудесами. Если бы священнослужители тогда девочке с матерью поверили и нашли икону вместе с ними, люди бы подумали, что всё это было подстроено священниками и никаких чудес, на самом деле нет.


Интересно, что там на самом деле было - мелькали внутри меня мысли, пока он говорил, - икона сохранилась невредимой в огне, или перенеслась в пространстве – времени уже после пожара?
Если бы в пепле на пожарище были следы людей, то народ, пришедший вслед за Матроной и её матерью, точно бы обвинил священников в мошенничестве. Даже если бы они на то пожарище сами и не явились.
А если образ Казанской Божией Матери, который в моей прежней жизни, в начале двадцатого века, был потерян, вернулся из двадцатого века туда, в сгоревшую от большого пожара Казань, в самое начало своей прославленной истории? Ведь и тогда он исчез из Казани во время пожара в храме…

- Не только православные люди жили и живут в Казани, - поддержал его старенький батюшка, седенький такой, маленького росточка, - Этот город издревле принадлежал татарам. Особенно посмеялись бы иноверцы, обвинив православных в мошенничестве.
Может потому и была на то воля Господня, что священники казанские в том веке не поверили девочке?

- Вы хотите этим оправдать нежелание слушать мои слова? Мол, и сейчас мы по воле Божией, изображаем слепых и глухих?
Дети иногда видят намного больше, чем взрослые. И не только чуткой, не замутнённой грехами душой, а и просто от наблюдательности, да и от обычной детской пронырливости, – возразила я, - а те взрослые, которые не способны услышать ребёнка, или не очень умны или ослеплены гордыней.
Задумайтесь: ведь для чего-то волей Господней мне возвращён разум? Несмотря на то, что чудеса творятся прямо на ваших глазах, я уже сомневаюсь, что вы способны мне поверить. Например, поверить в то, что мне открыты тайны о судьбе моих близких и матушки.
Но даже если вы не поверите, можно ведь просто судить по человеческой совести и разуму.
Так рассудите:
Вы у Господа не заработали за моё исцеление. Не вы ночами и днями за меня молились, а матушка – за что же вам матушкино и моё благосостояние забирать?
- Это жертва Господу и Пресвятой Богородице за исцеление!
- Это объяснение тоже не годится. Матушка не давала обета пожертвовать всё благосостояние нашего рода.
Но свои жертвы Богу она уже принесла: дала обет безбрачия, пока я не исцелюсь, паломнический обет исполнила - дошла пешком с молитвами и строгим постом из Москвы в Казань. Эти её жертвы были благосклонно приняты Господом и Пресвятой Богородицей – тому свидетельство моё исцеление.
С чего же вы решили, что этих обетов и жертв недостаточно? Божие благоволение говорит как раз об обратном.
- Богатому человеку войти в Царство Небесное так же трудно, как верблюду в игольное ухо. Вы, несмотря на Божие благоволение, вам явленное, хотите с матушкой ад заслужить? – спросил один из окружения владыки.
- Я знаю эти слова Христа про верблюда и игольное ушко, но ведь к церкви и священникам эти слова тоже относятся. Почему же множество священников живёт в сытости и богатстве, когда народ России страждет от голода и болезней, особенно сейчас после войны с Наполеоном? Почему не жертвуют они всё нажитое ими имущество сиротам, вдовам и калекам войны? Почему не жертвуют церкви и Господу?
Если и случается такое, то это скорее исключение из правил.
Наоборот, каждому внимательному человеку понятно: чем сильнее страдает и голодает народ православный, тем чаще он последний грошик несёт в храм. И тем богаче Церковь и каждый священник в ней.

Господь и Пресвятая Богородица на небеса не заберут матушкин дом в Москве, оба имения и всех крепостных. Значит, церковь станет богаче на эти два имения или вы продадите их, а деньги церковь заберёт себе. Вполне земная, богатая, сытая, и, судя даже по одному сегодняшнему вашему решению, очень практичная организация.
Если церковь, вместо благочестивой молитвы и смирения будет жадность проявлять и беззащитных вдов да сирот грабить, так она скорее в ад будет низвергнута, чем простые миряне.
 Пожертвовать на храм матушка и так расстарается. Но это будет добровольная, радостная жертва. Она же и так всю жизнь на храм жертвовать будет, как и я. Зачем же вдовицу и сироту до нитки обирать?

- Если бы у вас были наследники, я бы посоветовал написать завещание на них, а церкви пожертвовать только на ваше содержание! – возразил архиепископ, - Не лучше ли вам с матушкой спасать душу свою в благочестивой молитве, в монашеской келье? Вы сами с нею важнее для церкви, для прославления православия, чем всё ваше мирское достояние!
Исцеление и обретение разума отроковицы станет известно всем православным людям, придаст им больше веры. Они увидят, что исцелённая девица с матушкой приняли постриг – чтобы в молитве отблагодарить Пресвятую Богородицу. Отдали своё мирское достояние церкви, постигнув тщету мирского богатства.
 И этим поступком вы подадите благой пример другим людям, в том числе и священникам.

Священники облегченно загомонили, согласно закивали головами.
Похоже, они до этих слов и сами не очень-то верили в бескорыстие Владыки. Он, возможно, и пошёл на попятную, чтобы не терять авторитета в их глазах.
Но позволить запереть себя и настрадавшуюся молодую женщину в монастыре? Чувствую, это не входило в Божии планы. Зачем Ему было весь этот огород городить: переселять мою душу в это время, исцелять девочку этой милой дамы? У Бога что, монахинь в монастырях не хватает? Срочно потребовались две штуки?

К тому же, показывать пример бескорыстия этим священникам, да и кому-то ни было… Весь опыт моей прежней жизни ехидно хихикал!
Я знала, что в глазах большинства людей, после того, как отдадим всё, что имеем, церкви и останемся нищими монашками, мы с матушкой будем выглядеть дурами набитыми. И только самые внушаемые и наивные станут умиляться такому «самоотречению».

- Душа моя, в ином мире пребывавшая эти годы, многое узнала, многое увидела, - проговорила я, - и то, как в монастырях гордыня, зависть, обжорство, пьянство и тайный блуд процветают.
Матушка же моя в честном вдовстве, в благочестивой молитве и трудах заслужила у Господа радость: Он вернул ей здоровье ребёнка, в страхе убежавшего разумом от ужасов сего мира.
Она обет давала, что выйдет замуж, только если я исцелюсь. Господь её обет принял. Но по Его воле у матушки в будущем ещё должны дети родиться. На них у Господа свои планы.
Он и вернул мне разум, чтобы матушка и обета данного не нарушила, и Его волю исполнила – вышла замуж и родила сыновей…
Мне тоже нет необходимости в монастырь идти. Я пока не полная сирота. Под присмотром благочестивой матушки мне и моей душе будет полезней, чем среди чужих женщин в монастыре. Ведь не все монахини так благочестивы, как хотелось бы.
В монастырь женщины идут по разным причинам.
Некоторые из них в тайной гордыне своей считают, что они могут быть только невестами Христовыми, потому, что ни один грешный мужчина их недостоин. Другие приходят в монастырь замаливать тяжкие грехи, совершённые ими в течение жизни. Третьи, что победнее - в надежде избежать нужды и сытно жить, иметь крышу над головой…
Вы знаете – святые в монастыре такая же редкость, как и в миру. Не каждое столетие Господь являет миру святых своих.

- Так о том же и речь! – воскликнул один из священников, - Господь сегодня отметил вас: матушку вашу за веру и силу молитвы, тебя, возможно, исцелил в надежде на будущие труды и духовные подвиги. И сонм святых православия, кто знает, может однажды пополнится двумя именами…
- Богу нашего прославления не требуется, он прославлен вовеки. Церковь тоже без двух лишних страдалиц проживёт.
А мечтать о личной святости ещё при жизни, разве не является грехом гордыни? Зачем искушаете, отче?

- Ты разумна не по годам, тем более что заболела в пятилетнем возрасте – откуда столько знаний и взрослых понятий? Может и правда ты от Господа получила разумение. А если от Врага? Может ты бесноватая?- устало произнёс он.
- Не лукавьте, святой отец, - улыбнулась я, - я только что причастилась святых тайн Христовых. И меня не корёжило, не мучило от причастия, как бывает с бесноватыми. Целый храм народу это видел. Если вы из жадности объявите меня бесноватой, что народ подумает?

- Что тебе открыто обо мне, доченька? – робко встряла Наталья. Она смотрела на меня, истерически вцепившись пальцами в щёки, взгляд пылал надеждой. Я внезапно вспомнила видения, показанные мне перед тем, как очнулась в этом теле…
- Я там больше знала. Но по возвращению в себя, многое утратила.
Помню, как во сне, что нянчила маленького братика, а другой братик рядом стоял. Потом старший брат уже важный, в офицерской форме стоит на коленях с невестой - благословения просит. А очень достойного образа, похоже, высокого рода мужчина, стоящий рядом с вами, их благословляет…
Ничего больше сказать не могу. Пока.

- Всё это могут быть только мечты и фантазии маленькой девочки, - с улыбкой произнёс Владыка.
- Вы сами убедились, что разум мой превышает не только ум пятилетнего ребёнка, в котором он был утрачен, не только ум девочки теперешнего моего возраста, но и грамотность, духовное воспитание и знания многих взрослых людей. Это же не фантазия, а данность.
Мне открыты и другие знания, которые не могут быть простыми мечтами ребёнка.
Например: вам известна тайна, которую открыл в Казанской иконе священник казанский Ермолай, ставший впоследствии святителем Ермогеном?
- Какая тайна? – Владыка переглянулся с настоятелем этого храма, который нас сегодня причащал. Тот растерянно пожал плечами.
- Больше века назад из казанской казны изъяли много драгоценностей, жемчуга и украсили ими образ казанской святыни. А под драгоценным окладом скрыли приметы человека из Апокалипсиса.

В помещении наступила глубокая тишина.
- Мы ни о чем подобном, конечно же, не говорили с нею! – заторопился настоятель храма, - она не может знать таких тайн!

(Несколько веков назад).

Отец Ермолай стоял в раздумье над двумя, почти одинаковыми иконами: подлинником, найдённым на пожарище и копией, изготовленной для посылки к царю.
Что делать с этой страшной находкой?
Девочка увидела в видении образ Божией Матери на казанском пепелище. Толпы людей, чудесные исцеления и восторги отошли на второй план, когда священники разглядели в образе тайные знаки, которые рисовали приметы человека из Апокалипсиса.
Нет, это был не образ Зверя. У него ведь только одна примета: он «имел, как бы смертельную рану, но она исцелела»*. То есть, у Зверя, просто большой шрам на голове, после «смертельной» раны.
Это были приметы «агнца», который низверг Зверя в бездну, или того, у которого «рога, будто агнчии».
А что такое «Агнец»?
Если это подлинный Судия Мира, который придёт при кончине Мира, чтобы спасти праведников – тогда, выдать его приметы врагам, означает заранее отдать на растерзание Зверя. В этом случае, кто захочет оказаться в роли второго Иуды Искариота?

А если это приметы Лжемессии, и благодаря этой иконе возникнет новая вера, прославляющая Антихриста, как подлинного мессию, как новое пришествие Христа?
Что, если объединив эти намёки и приметы, нарисуют, образ нового «Христа», и начнут ему поклоняться?

Совсем скрыть или уничтожить икону нельзя – слишком много людей её видело. А люди жаждут чудес и исцелений.
Может быть, изготовить для неё богатый оклад в благодарность за исцеления и этим укрыть тайну подлинника, а с ней и все знаки, под обилием драгоценностей?

Но которую из этих двух икон оправить в драгоценный оклад: подлинник, чтобы скрыть тайные знаки, или копию, сделанную по срочному заказу для царя?
Может быть, убрать тайные знаки из копии, украсить её, чтобы скрыть от особо наблюдательных глаз, что это уже копия?..
Или дописать копию, чтобы совсем не возможно было отличить от подлинника, оставить ей все тайные знаки и отослать царю, а подлинник скрыть под обилием драгоценностей?..

Как благословит Владыка: отвести к государю в царскую сокровищницу подлинник или копию, и какую икону оставить в Казани?..

В любом случае девочку Матрону с матушкой нужно постричь в монахини и благословить, чтобы молчали…


- Освободите храм от людей. Закройте двери, - распорядился Владыка, задумчиво глядя на меня - Идем, покажешь тайну иконы, - сказал он и пошёл вперёд, а священники торопились освободить от послушников, прихожан, приезжих и закрыть храм.
Они сняли с креплений на стене святыню, поставили её на стол, устеленный рушниками, прислонив к стене. Осторожно открыли киот. Икона Казанской Божией Матери предстала перед нами в своём первозданном виде, без блестящего одеяния из драгоценных камней и жемчуга, без пожертвований мирян, которыми она была увешана.

- Я её не такой представляла… - пробормотала я, - вот видите, по окружности головки младенца один силуэт, а рядом линия говорит: не так, шире… - стала я показывать по иконе, как по карте или книге приметы человека, под видом ошибок художника, рисовавшие некий облик.
- А почему ты думаешь, что это человек из Апокалипсиса? Что об этом говорит?
- На одеянии Божией матери складка на голове пелерины, будто «рога агнчии», как в Откровении Иоанна Богослова… - продолжила я описывать приметы, - В благословляющей ручке младенца Христа знак: троица и единица, как перевёрнутый крест… Вот тут…

В прежней жизни я впервые увидела эти приметы в образе на большом календаре, выпущенном по всей стране. Потом несколько лет искала икону, с которой была цветная фотография на этом календаре. Использовала любой повод отправиться в паломническую поездку в Москву и другие города, чтобы найти её. Изучала символику православных икон. А однажды в другом календаре с этой иконы, которые выпускались каждый год, увидела внизу надпись, что это работа фабрики Фаберже и находится в Оружейной Палате в Москве. Я, конечно же, отыскала её…

- А как ты понимаешь эти приметы? – спросил Владыка, -Рога… Клыки… Если такой жуткий ребёнок родится на самом деле, то его трудновато будет скрыть от людей! И вряд ли его примут за мессию, уж скорее за чёрта.
- Так это же не настоящие рога и клыки. Эти знаки – приметы по физиогномике. Рога – это морщинки у переносицы, клыки – морщинки в углах рта…
- И кто тебе эту тайну открыл?
- Мне она была показана до исцеления. Моя душа тогда не здесь обитала и многое видела. Придёт время, будет на то воля Божия, я расскажу то, что мне было известно в иной жизни.

Священники молчали. Я непроизвольно духом прислушивалась к витающим в атмосфере эмоциям и мыслям. В них было нечто, вызывающее настороженность: сначала предложить нам с Натальей совершить строгий пост и благодарственные молитвы о чудесном исцелении в монастыре. А потом… убедить, внушить… В общем оставить нас «на время» в ближайшем монастыре – больше будет времени на «убеждение».

- И после того, что ты рассказала, ты надеешься остаться жить в миру? – тихо спросил Владыка.
- Да, - кивнула я, улыбнувшись, - Вы намного больше потеряете, если станете меня принуждать. Я ведь могу умолчать и скрыть от вас то, что мне было открыто. А показано мне немало полезного для России и православия. Потому вам лучше проявить терпение.
Я понимаю, что, видимо, поэтому священники девочку ту, Матрону с матерью в монахини постригли, чтобы они не открыли миру эту тайну. Они тогда много людей взбаламутили, много болтали. Никто не верил, что они станут молчать.
А я вам свой разум доказала. В болтливости мы с матушкой не замечены. Я тем более - я же семь лет молчала!- священники засмеялись, - И волю Господню исполним, потому, что тайна эта однажды спасёт Россию и мир от Зверя Апокалипсиса.
Наталья смотрела на меня, со странным, потерянным выражением лица.
- Тогда для чего эта тайна была тебе открыта, если ты её скрывать собралась? – спросил архиепископ.
- Не знаю, - пожала я плечами, - может для того, чтобы защитить мой будущий род от уничтожения…
- Да какое уничтожение? – возмутился тот, - я что, тебя с матерью убить собираюсь? Что за ерунда?
- Вы собирались запереть нас в монастыре, а это значит, что ни она, ни я детей не родим. И род наш, который волей Господней призван послужить славе России, прервётся.

Священнослужители Казани долго молчали. Потом настоятель вывел нас с Натальей в притвор храма, показал знаком: «Подождите тут».

В двери заглянул Андрей. Довольное, раскрасневшееся лицо его говорило о том, что за рассказы об исцелившейся дочке его хозяйки, кто-то его уже изрядно угостил.
- Лошадей я накормил, воды им принёс. Надо бы и самим покушать. Уже давно за полдень.
- Принеси нам еды сюда. На, возьми деньги, купи что получше, в трактире. Можно уже и скоромного. Аннушка здорова – праздник у нас и пост наш окончен. Возьми запасов на обратную дорогу. Сам коляску постереги, там и пообедай, - приказала устало Наталья.
Когда кучер ушёл, матушка неуверенно погладила меня по голове.
- Совсем тебя такую не знаю. Как будто внутри тебя незнакомый человек. Человек умный, много знающий. Но чужой. Мне страшно.
- Не бойся, родная, - внутренне поежившись от горькой правды её слов, грустно сказала я, - ты для меня тоже незнакомка. Но я уверена, что родная кровь своё скажет, и мы ещё подружимся и станем ближе.

Прошло около часа. Мы уже успели плотно пообедать, когда Владыка молча вышел, перекрестил нас, всех людей, что ожидали его благословения у храма и уехал. За ним разошлись и разъехались другие священники. Настоятель храма подошёл к матушке Наталье и благословил её отправляться домой.
Она вынула из сумочки с молитвенником большую горсть драгоценностей и протянула ему. С золотых цепочек, свисавших между её пальцами, сверкали крупные изумруды.
- Вот, эта жертва принадлежит вашему храму - собиралась пожертвовать свои свадебные украшения как моление… - смущенно проговорила она, - Теперь возьмите в качестве благодарности за исцеление дочери, на украшение образа Казанской иконы Божией Матери.

Взяв пожертвование, он подошёл ко мне, посмотрел грустно в глаза, вздохнул. Потом перекрестил, чмокнул меня в макушку и ушёл…

(Второй ознакомительный отрывок):
Дорога в небо.

Я хочу рассказать…
не, постойте, простите!
Вы в мечтах ли, во сне
никогда не летали?
Я прошу Вас понять,
вот представьте: стоите
На краю. Шаг до взлёта…
Представили?

Дайте руку свою.
Мне так будет спокойней.
О, у вас на ладони такая дорога!
Жаль, что я не пою.
Звуки в песне, как кони
Чутко голову склонят 
и нахлынет тревога…

Я так долго молчу,
потому, что мне больно.
Всё, что скажется вольно,
спокойно и просто -
Это лёгкая чушь!
Я собой недовольна!
Я - безвольная травка
без силы и роста.

Я стою на краю? 
Я гуляю по краю!
Потакаю себе
и другим потакаю…


Рано утром села на Златовласку, объехать усадьбу.
Тропинка, огибая рощу, привела меня к большому озеру. Туман окутывал местность. Вода издали казалась стальной. За озером лес выглядел короткой щёткой.
Солнце из тумана вставало бледным розовым пятном.
Спустилась к воде. Та была хрустально-прозрачной. Рыбины плавали невиданных размеров, виднелся даже огромный, как акула, усатый сом. Я раньше его только на картинках и фотографиях видела, но даже и представить не могла, что сомы могут быть таких размеров.
Ух, ты! Это какое же богатство!

К обеду на телеге с женой и парой ребятишек с вещами, приехал Андрей Ермолаич.
Я собрала совещание: ключница Мария, повариха, работники двора и новый управляющий настороженно смотрели на меня.
- Представляю вам нового управляющего Андрея Ермолаевича, который вам известен больше, чем мне.
Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне о поместье. Что в нём есть особенного, не понятного.
Например: почему большое озеро за рощей полно огромных рыбин, а лодок на берегу нет. Почему там рыбу не ловят?

- Да это бесполезное озеро. Ещё лет сто назад, если не больше, был сильный ураган, как рассказывали. Лес, что тогда рос по берегам, повырывало с корнями. Валило дубы, что в озеро, что вокруг. Летящие деревья дома сшибали. Люди спаслись только тем, что в погреба спрятались, да потом из-под завалов выбрались.
Поваленный лес тогда весь на строительство и дрова пошёл. А из озера-то не достать. Что по берегам был, на мелководье,  - вытащили. А в глубине – завалы остались.
Сетями ловить плохо – цепляются сети за ветки деревьев и рвутся. Удочкой ловить мороки больше. Вот они там и жируют в глубине. Мы для прокорма в другом озере рыбу ловим.
А лес вытаскивать со дна – пользы нет. Он стал, как каменный за это время. В огне горит с трудом, пила об него тупится. Зачем он нужен-то?
- Нужен, мои хорошие! Ещё как нужен! – обрадовалась я, - Собирайте ныряльщиков, обвязывайте верёвками деревья и лошадиными упряжками вытаскивайте! Этот «каменный лес» стал драгоценной древесиной. Из морёного дуба шкатулки, резную посуду, да мебель делают.
Андрей Ермолаевич, вот вам ещё доход! Сделай объявление, приглашай на работу резчиков в имение. Плати им хорошо, чтобы слава пошла, что здесь много заработать можно. Всё окупится стократ. Пусть делают самое красивое, что умеют. За лучшие работы премии выдавай, чтобы старались. Такие вещи и за границей, как говорится, с руками оторвут, и нашей знати понравится.
Каждый кусок этого дерева берегите – он дорогого стоит.
А озеро от дорогой древесины очистишь – коптильню сделайте, рыбу из озера коптить.
Мне даже интересно стало: где тут у вас ещё «бесполезные» места имеются?

- Так болота вокруг. Раньше в старые времена, тут говорят, был озёрный край. Потом многие озёра обмелели, в болота превратились. Говорят, прокляли озёра нашего края. Там теперь адские норы стали.
- Почему «адские»?
- А там костров разводить нельзя. Развели как-то пастухи, так чуть не сгорели. Всё болото вспыхнуло адским огнем. Черный дым стоял половину лета, пока дожди не пошли. Долго потом гарью воняло. Кажное лето горят болота. От дыма дышать нечем!
- Нефть? – хрипло прошептала я. Потом захохотала, - Ох, мужики, и богатая же я теперь невеста!
- Что-то ещё нашли, барышня? – осторожно спросил управляющий.
- Да. Это в земле под болотом жила такая, только не водяная, а с горючей, полезной жидкостью. Вроде как земляное масло – нефть называется.
Болот не бойтесь. Не адские они, а масляные. Потому огня и не разводите. Представьте, что будет, если огонь развести там, где масло разлито?!- бабы ахнули, - Напишу князю, учёных позовут. Будут добывать ту жидкость, да в фонари наливать вместо растительного масла, для освещения.
- И в еду это масло годится?
- Нет, в пищу нельзя. Отравитесь. И без того пользы от него много будет. Там если трубу вывести из жилы этой, не только колодцы нефтяные будут, как бы фонтаном всё вокруг не залило.
Только молчите об этом пока. Князю ученых и рабочих нанять, завод по переработке нефти построить… работы будет много. И все вы в накладе не останетесь. Богато заживём, мои хорошие!
Придётся тебе, Ермолаич, лес готовить для строительства заводика и бараков для рабочих. Кирпичи из того глиняного карьера, тоже жечь придётся. Урожай соберёте и начинайте. Не хватит своих людей, вольных нанимайте.
- Барышня, ты кто? – опять с ужасом спросил меня управляющий. Я рассмеялась.
- Меня Богородица исцелила, и разум дала за смирение и молитву матушки.
- Сильна, должно быть, молитва госпожи Натальи, - покачал головой тот.
- Да, сильна. Вы слышали, что Господь молитву сирот и вдов не оставляет без ответа? Только чистыми сердцем надо быть.

***

Когда из озера вытащили первые стволы морёного дуба, местные мастера опробовали его и покачали головой.
- Трудно режется, но если струмент будет справный, то крепкие сундуки и шкатулки можно будет резать. Кареты тоже. Без металла-то они легче, теплей и красивей будут. И в колдобинах будут реже застревать и выкатить их из ямины на дороге легче. А по прочности не уступят. Ещё стулья, да медель господску…

Я попробовала ветки - не гнутся и не ломаются. Тут же поняла, что я хочу для себя.

Лет тридцать назад, я познакомилась со вторым своим мужем, отцом Настеньки. Мне ещё сорока лет не было, но я считала, что никогда уже полюбить не смогу.
Он научил меня летать на дельтаплане. Небо освободило мою душу от горечи разочарований. Эти крылья тогда-то и подарили нам любовь.
Алёша был одержим дельтапланами и меня заразил. Конструкции их я неплохо узнала, благодаря ему.
Только после смерти любимого, когда я уже была больна, я перестала летать.

Но сейчас жажда полёта и нетерпение охватили меня.

Приказала сортировать и перетаскивать весь морёный дуб в один из больших сараев, которые тут же из простых жердей строили для столяров.


Приехав с озера в имение, засела за чертежи обычного дельтаплана с балансирным управлением и деталей к нему. Сидела до полуночи, но основное начертила.
На следующий день я позвала плотников, столяров и кузнеца.
- Хочу сделать из этого дерева пару игрушек для детей Императора. Это пока большой секрет. Чертежи показываю только вам, смотрите, не проговоритесь.
Посадила их за стол в кружок и стала пояснять мои намётки. Прошло совсем немного времени, когда один парень прошептал:
- Так это же… крылья, барышня! А как летать на них?
- Разбежаться с пригорка, оттолкнуться, перед тем, поймав крыльями ветер…
- А не разобьешься?
- Надо сначала учиться на земле и на малой высоте. А потом… не летать в туман, в грозовую погоду и в бурю.
- Да, вы точно знаете! - восторженно глядя на меня, проговорил он, - Я тоже мечтал о таких крыльях, только… Сырые жерди – тяжёлые, а если высушить –  трещат и ломаются. Холстина их на ветру выворачивает из креплений, и они трещат…
- Пытался летать?
- Да. Только разбился сильно. Болел долго, работать не мог. А потом меня управляющий приказал выпороть, за то, что по глупости руку сломал и зашибся. Меня после того так и зовут Иваном-летуном.
- Ну, тогда второй аппарат будешь испытывать ты – исполни свою мечту.
***

Как говорится: Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Дюралюминиевых труб, чтобы сделать боковые и поперечную балки*, конечно же, в этом веке нет, а если вытесывать их из стволов молодых (когда-то, сто лет назад) дубков, то чем соединять их между собой, чем крепить к боковым балкам латы?*
Никогда не создававшая собственных конструкций, я на чертежах, на пальцах и на граблях стала пояснять, чего я от работников хочу.
Почему на граблях?
Просто, разозлившись, на то, что конструкция веера, даже в мыслях разваливается, если не придумать крепления для лат, я обозвала всё деревянное сооружение «граблями». Вот, на граблях и пришлось показывать!
Используя другую русскую поговорку: «Голь на выдумку хитра», мы с мужиками стали соображать вместе. А соображалка у нашего народа всегда была на высоте. Они и сами понимали, что конструкция должна быть лёгкой и прочной, вспоминали старинные способы крепления на деревянных каретах и других изделиях.
У меня в голове не укладывается, что они творили: как в деревянных балках сверлили пазы, вставляли деревянные же латы, крепили деревянными же штырями, сажали всё на рыбий клей, обматывали узлы сырой тонкой кожей, применяли какие-то особые способы её усушки, потом снова покрывали слоями клея…

Я с ужасом смотрела на это, воистину, фантастическое сооружение. В небе не всегда доверяешь и прочным металлам. А это… грабли, они грабли и есть!
И на этом… летать?!

- Барышня Анна, - трагическим шёпотом попросил меня Иван-летун, - можно я первый испробую полёт? Я не сломаю, - заторопился он, боясь отказа, - я так давно мечтаю об этом! А это же… это не крылья, а сказка!!!
Да, для него этот убогий конструкт и на самом деле казался сказочным сооружением.

Я испытала позорное облегчение. Трусость показывать не хотелось. Идти на попятную, когда я столько времени отвлекала мужчин от нужной и полезной в хозяйстве работы… Морочила, мол барышня всем голову… 
А тут… сам предложил!
Не очень-то честное утешение для совести, конечно.
Но… мужчины, вперёд!

Я, только что в мыслях видевшая себя несчастной калекой с переломанными костями, скрыв чувство радости, строгим голосом произнесла:
- Сначала будем учиться полётам!

Для этого вызвала других помощников – самых сильных и крепких. Показала им, как надо таскать Ивана, «запряжённого» в это подобие дельтаплана, чтобы он научился держать равновесие в разных позициях. Учила держаться за трапецию, перемещать тело относительно центра подвески…

Выглядели со стороны эти упражнения, конечно же, комично. На такое развлечение во все дни тренировок собиралась большая часть деревни. Хохоту было - клоуны в цирке отдыхают!
Иван, с закутанными в холстяные коконы локтевыми и коленными суставами, с пуховой подушкой вокруг головы, в качестве амортизатора, краснел, потел… но терпел, не обращая внимания на едкие комментарии.

А я… с содроганием вспоминала, что на днях будет готов второй вариант, изготовленный конкретно для меня.
Выяснилось, что с моей теперешней массой тела и тонкими ручонками, я не могу поднять первый агрегат, поэтому второй экземпляр делали, с большим тщанием уменьшая его вес…

Погода стояла хорошая, потому пробный дельтаплан на ночь оставляли на косогоре. Когда наши помощники ушли, зрители тоже покинули нас, увидев, что «кина» больше не будет…
Мы с Иваном до сумерек сидели у костра и обсуждали будущие полёты. Разведя и наклоняя руки в разные стороны, я показывала какие опасности подстерегают, если боковой ветер, как выйти из опасных ситуаций… Демонстрировала позиции рук пилота, расположение тела для разных ситуаций.

- Барышня, а можно я попробую взлететь сейчас?
- Зачем спешить?
- Понимаете, если я упаду сейчас, никто не увидит. А когда будет много народа, да я упаду на глазах у всех, я не смогу жить, - тоскливо протянул он, - Даже если не останусь калекой – душа сломается…

Я заглянула в его глаза и почувствовала: да. Он весь внутри был, как перетянутая струна. Эти упражнения на глазах у деревни, которая, по сути, была для парня всей его вселенной, этот хохот, он только внешне перенёс спокойно. Проглядела парнишку! Надо срочно меры принимать.

- Я разрешу тебе взлететь, если ты послушаешься меня сейчас. Есть специальные секретные упражнения для пилотов, но о них нельзя никому рассказывать. Ты согласен обучаться им?
- Конечно! – горько усмехнувшись, посмотрел он на меня.
- Тогда ложись и расслабь все тело. Слушай только мой голос, представляй то, что я буду подсказывать. Если уснешь, не страшно. Разбужу. Проснешься на счет: раз, два, три! Упражнение повторим перед полётом.
Он устроился на мешках с овечьей шерстью, которые мы использовали для тренировки ситуаций с падениями. Я вздохнула: рискованно, конечно, но оставлять его в таком состоянии ещё опасней.
- Представь, что сейчас жаркое лето, полдень, ты лежишь на берегу озера на горячем песке, - монотонно начала я…
Парень был так напряжен, что резко опрокинулся в гипнотический транс почти безо всякого перехода. Убедилась, что он спит, и сама вошла в транс, чтобы повысить уровень интуиции…
Я осторожно нащупывала лазейки в его сознании.
Сон. Во сне он летал радостно, без тени страха. Я накрыла ощущениями этого сна все последние, чересчур напряжённые для него дни. Затирать память, чревато - он в это время усваивал навыки будущего полёта.
Усилила его интуицию – в полетах пригодится. Добавила слегка спокойствия, осторожно, не до отупения. Чувство опасности притуплять нельзя – оно для пилота, как спасательный жилет для моряка…

Когда разбудила его, парень был спокоен, сосредоточен, но уже не напряжён.
- А почему не продолжаем… упражнения? – с недоумением спросил он.
- Сегодня не получится. Ты слишком уморился, сразу же заснул. Давай в другой раз.
- И полёт «в другой раз»? – усмехнулся он.
- Ладно, давай попробуем полёт сегодня. Помолимся Царю Небесному! – Ванька вскинулся, изумленно глянув на меня. И правда – как точно молитва призывания Духа Святого на всякое доброе дело подходила к этому случаю, - «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй… - начала я, Иван радостно подхватил.

Он всё-таки взлетел! Дурацкая, невозможная конструкция дельтаплана работала! Я трусливая дура! Ванька – герой девятнадцатого века! Урра-а-а!!!


(Третий ознакомительный отрывок):

Ангелы над Петербургом.


По улицам Петербурга я ехала под жёстким контролем охраны. Большую часть дороги Егор вез меня, усадив перед собой на коня. Его здорово напугали нападение и подстроенная засада.

Особняк князя К-ского был освещён, как люстра. Подъезд запрудили чужие коляски и кареты. Мы просочились между ними, осторожно проводя в поводу лошадей с ранеными.
На конюшне остановились, позвали на помощь людей, чтобы раненых отнести в людскую. Велела позвать для них доктора.

Мои дорожные сумки и баулы подхватили Егор и Никола. Зашли с чёрного хода, я побежала впереди них в свою комнату. То и дело натыкалась на наряженных гостей.
- Что тут за праздник, - остановила я служанку, бегущую со стопкой полотенец.
- Отстань, мальчик… Ой, барышня! – расплылась она в улыбке, - Ведь у Натальи Алексеевны день Ангела. Приём у нас, Государыня будет… Ох, вас же одеть надо! Побегу за девушками…
Я застонала: Приём-м-х… Сил нет с дороги. Хотела в ванну и спа-ать! Оказывается, какое это ужасное испытание: «С корабля – на бал!»

В моей комнате сидела незнакомая молодая дама. Ей укладывали причёску перед моим зеркалом. Копна её золотисто-каштановых локонов устилала всю спину
- Простите, вас поселили в этой комнате? – гася раздражение, вежливо спросила я.
- Выйди вон! – не оборачиваясь, видя только моё отражение в зеркале, процедила она сквозь зубы.
Незнакомые служанки вытолкнули меня за дверь. М-да-а!
Егор дотащил сумки до комнаты.
- Вы чего здесь стоите?
- Меня из моей комнаты выгнали, - устало вздохнула я. Описала ему ситуацию.
- Сейчас! – он побежал куда-то. Я села на баул и прислонилась к стенке, закрыв глаза. Вернулся он с Артемием Никаноровичем.
- Графиня Елена Николаевна, - удивлённо проговорил тот, входя в комнату, - вам были выделены апартаменты в левом крыле.
- Мне там не понравились обои, - капризным тоном избалованной девочки, произнесла та, обернувшись, - а эта комната была ещё не занята!
- Эта комната не для гостей, она принадлежит княжне Анне. Княжна только что прибыла из поместья и нуждается в отдыхе, - сухо произнес управляющий, - мне сообщили, что вы крайне оскорбительно обошлись с приёмной дочерью князя.
- Я её даже не видела, - кокетливо улыбнулась та, уже поняв, что где-то напортачила. Она «изумлённо» таращила огромные кошачьи глазки с золотистым ободком на радужке,- и никого не оскорбляла.
- В нашем доме так по-хамски не разговаривают даже со слугами, -вышла я из-за спины Артемия Никаноровича и прошла в ванную, предоставив мужчинам выдворять нахалку.

Долго нежиться в воде мне не дали. Помыв мою голову, долго сушили полотенцами, потом стали завивать горячими щипцами. Я шипела, когда горячим паром обдавало кожу, но постепенно расслабилась под ловкими руками девушек и начала подрёмывать.
- Барышня Анна, - встряхнули меня, какое платье будете одевать?
Я оглядела наряды и засмеялась.
- Не быть мне сегодня на балу! Я за эти месяцы вытянулась и окрепла, ни одно из платьев мне не подойдёт.
- Княгиня расстроится, ей доложили о вашем приезде. Она занята, принимает гостей. Государыня прибыли. Она так ждала вас, Аннушка!
- Ладно, пошлите за Инной Константиновной и портнихами. Пусть принесут ткани, что-нибудь придумаем.
Пока ждала портних, опять задремала. Ну, хоть на мину-уточку!
Они прибежали, принесли ворох тканей и неоконченных заготовок к платьям.
Я остановила суету, которую они подняли вокруг меня.
- Снимите с меня новые мерки. Добавьте к одному из прежних платьев оборку понизу, поменяйте мне корсаж и сделайте пелеринку из того же материала, что и оборка. Лишь бы ткани сочетались, - командовала я, применяя опыт небогатой матери моего времени. Когда дочка подрастала, так же приходилось применять фасоны из серии «голь на выдумку хитра»!

Из скрытого в стене спальни сейфа достала диадему и украшения.
- Ах, как ужасно вы загорели, княжна, - стонали девушки, стараясь запудрить моё похорошевшее на свежем воздухе личико.
- Не надо делать из меня привидение, пусть будет видно, что я из поместья. Бледность идёт только брюнеткам – они с нею загадочно выглядят. А девочка-шатенка с пудрой на щеках, это ужасно!
- Но, Аннушка, у вас на носу даже конопушки появились!
- Очень милые конопушки, - покрутила я носом у зеркала, - ребёнок без конопушек, что блондинка без кудряшек!
Они засмеялись.
- Вы княжна, как всегда, всё с ног на голову перевернёте!

Оглядев себя в большом зеркале, я осталась довольна. Голубое платье подчёркивало слегка загоревшую кожу. Я вытянулась вверх, окрепла, но, несмотря на тринадцатилетний возраст, «гадким утёнком» не выглядела. Так в моё время смотрелись девочки, занимающиеся бальными танцами.
Поблагодарив всех своих помощниц, пообещала вскоре навестить их в салоне, и чинно пошла в гостиную.
Матушка Наталья терпеливо встречала гостей. Подойдя к ней со спины, я прислонилась к её плечу.
Несколько месяцев беременности совсем не сказались на её внешности. Она даже фасон «аля Наташа Ростова» не одела. Скрывать фигуру не требовалось – легкая полнота ей шла. Она расцвела, как всякая счастливая женщина.
Вспыхнув от радости, она обняла меня.
- Позвольте представить, дамы и господа: кто не знаком – это моя дочь Анна. Она только что вернулась из поместья.
- Знакомы, знакомы, - услышала я голос Государыни, - она сегодня главный подарок княгине Натали. Княгиня не привыкла к отсутствию дочери, которая внезапно стала такой самостоятельной. Только о ней и говорила.
- Нет, Ваше Величество, я привезла к дню Ангела матушке настоящий подарок, - решилась я на демонстрацию дельтапланов, - приглашаю завтра вас, государыня, вашу семью, гостей и всех желающих на представление, которое понравится вам не меньше, то и больше, чем фейерверки. Мой подарок более, чем уместен на день Ангела.
Особенно приглашаю детей всех возрастов от трёхлетних малышей и до подростков. Они никогда не забудут этого зрелища!
- Приглашение принимаю от себя и от имени своих детей, - ответила Императрица, - зная ваше оригинальное мышление, уверена, что зрелище будет интересным.
- Государыня, может мне кто-то подсказать удобную для зрелища и расположения зрителей горку или косогор? А то я не знаю пригородов Петербурга, как и самого города. Надо бы ещё сегодня сообщить место развлечения гостям.

Посоветовавшись с фрейлинами и слугами, мне назвали место выпаса лошадей драгунского полка. С моей подачи, служанки тут же обошли гостей, и с поклоном от имени княгини и княжны К-ских пригласили на 6 часов вечера следующего дня, при хорошей погоде, на указанный луг. Но на случай внезапного дождя, рекомендовали взять плащи, зонты и вообще, лучше приехать в крытых колясках – осень, господа.

К приёму Наталья Николаевна подготовилась просто замечательно! Пригласила из Москвы наших знакомых актёров, певцов, музыкантов.
И они, как и на прошлый приём, с радостью приняли приглашение.
Вечер удался. Танцы перемежались концертными номерами.
Пьяного застолья не было. Матушка использовала мои московские варианты аля-фуршета.
Милые девушки мелькали с подносами сладостей, стройные парни в русских рубашках с рюмками вина и бокалами с шампанским. Желающим поплотнее поужинать предложили пройти в столовую, где слуги усадили гостей по рангам. В присутствии Государыни гости вели себя чинно.
Блюда появлялись на столах, как в бальных танцах: парень с девушкой подходили, меняли блюдо, забирали использованную посуду и растворялись, сменив гостям запачканные салфетки.
- Матушка Наталья, вы что, всё это время дрессировкой слуг занимались? – шепнула я.
- Оставили вы с князем меня на хозяйстве, а я привыкла в трудах жить. Аннушка. Я и в салоне у тебя похозяйничала – придешь, удивишься!
- Поедете летом в имение, вот тогда и вы удивитесь, матушка – как я то там похозяйничала!
- Да уж писал, Сергей Петрович! Ты где пройдёшь – всюду большие перемены!
- Вся Россия кипит, - вклинилась в наш разговор Государыня, - и я знаю, кто тому причиной! Государь так занят, что я его почти не вижу. Сначала обижалась даже. А потом, как увижу его счастливое лицо, вся обида проходит!
Собрал он Совет со всеми князьями и высшими чиновниками и так загрузил их работой, как только во время войны было!


Гости стали разъезжаться. Музыканты собирать инструменты. Я подошла к ним.
- Хотите заработать и сами участвовать в неповторимом, небывалом развлечении?
Пригласила их приехать на место представления с инструментами и, как будет подан знак, начинать играть самые прекрасные медленные вальсы, плавно переходя от одной мелодии к другой, пока представление не закончится. Договорившись о знаке, мы расстались.


***

Я с Иваном Летуном стояла на горке с дельтапланами. Парнишка был зелёный от волнения.
- Представляешь, как красиво это будет под музыку, Вань? – отвлекла я его от переживаний, - Старайся не делать резких движений, наслаждайся полётом. Потом также плавно вернись за мной на гору. Я постараюсь почувствовать ветер – иди следом. Если ты получишь от полёта удовольствие, то и зрителям понравится.
Народу на лугу собралось, как в наше время, во время народных ярмарок и гуляний. Ведь мы не сказали: «Только с вашими детьми и племянниками», потому народ резонно решил, что это же не театр, ложи не ограничены. Господа захватили с собой слуг и их ребятишек, те рассказали знакомым… А еще говорят, что это «Москва – большая деревня».
Публика была разношерстной. Полиция вылавливала воришек. Знать расположилась в колясках, простецы расстелили дерюжки на траве и устроили что-то вроде пикников.

Мы с Иваном волновались больше, чем в поместье, и не только потому, что зрителей много. Простора деревенского не хватало. Сесть с дельтапланами свободно, было почти что негде, если только снова возвратиться на гору. А как ветер характер покажет?
Одно было хорошо: погода была солнечной и достаточно ветреной.

В деревне мы с ним неплохо отвели душу: и полетали вдоволь и крестьян поразвлекали перед отъездом.
У кареты царской семьи, окружённой охраной, прошёл переполох – Государь прибыл. Он не обещал приехать, но выкроил время для «сюрприза Аннушки».
Прозвучали рожки форейторов, видимо, вся царская семья уже в сборе.

Слуги незадолго до этого закрепили наши ремни, и мы были готовы. Чтобы не смущать голыми ножками публику, я присборила нижнюю юбку наподобие широких шаровар.
Зазвучала музыка. Я разбежалась первой. Почувствовав упругость под крылом, я взмыла в небо.
Иван, слегка отстав, последовал за мной.
Толпа не ахнула, не восторгалась. Толпа онемела. Я даже ощутила исходящий от неё страх.
Видимо в деревне жители не испытали такого шока потому, что пока строили дельтапланы и наблюдали за нашими с Ванькой тренировками, внутренне уже подготовились к этому событию.

В честь дня Ангела матушки я создала особый ансамбль: Иван был в голубом костюме, за спиной его развернулись два золотистых шёлковых полотнища, которые шлейфом тянулись за ним, как я видела в цирке у воздушных гимнастов; Сама я, понимая, как важно первое впечатление, оделась в белоснежное платье, а полотнища за спиной были нежно-розовыми.

Молчание продолжалось, пока мы, покачивая крыльями дельтапланов на вираже, делали круг над лугом.
И вдруг возник единый, как выдох, крик. Люди прыгали, кричали, смеялись и плакали. Я не учла эффекта толпы: общее чувство в духе, «в ментале», как говорили в моё время, объединило всех и, усиливая ощущения каждого, поразило толпу шоком.
Мы планировали над ними под звуки вальса, то взмывая вверх, то почти опускаясь к напряжённым лицам.
Постепенно медленный танец ветра успокоил людей, они расслабились, стали улыбаться и махать нам руками.
Детей сажали на плечи, мальчишки постарше карабкались на коляски и тянули вверх руки, как будто надеясь прикоснуться к нам.

Мы исполняли продуманный ещё в поместье танец: то парой кружили над лугом, то разъединялись и по кругу летели навстречу друг другу. Тут я использовала наработки мастеров фигурного парного катания.
Музыка вальсов сопровождала наши вариации и люди, отойдя от шока, прониклись красотой момента и наслаждались неповторимым, невозможным в этом веке представлением.

Прощально покачав крыльями, мы развернулись на посадку. Я собралась со всеми силами, чтобы красиво закончить представление. Не хватало после такого триумфа, упасть! Потому боль, которая внезапно поразила левое плечо, вызвала только чувство досады. Рука мгновенно онемела, дельтаплан дрогнул и накренился. Сделав неимоверное усилие, чтобы удержать руку на трапеции, я опускалась на горку, Иван следовал за мной.
А толпа опять замолчала.
Приземлившись, я оглянулась посмотреть на посадку напарника, и вдруг в глазах у меня замельтешило и потемнело.

Часть 5

Песня про Ангелов.

1. Летели два ангела над Петербургом
И светлая музыка в небе плыла,
В небе покойном ни града, ни бури,
Лишь солнце сияло на нежных крылах.

Припев:
Ангел, постой, погоди -
Путь в небеса освяти!
Замерло сердце в груди…
Господи, Боже, прости!

2. И люди, подняв изумлённые лица,
Открыли сердца, чтобы чудо принять.
Смеялась и плакала стоя столица,
В сердцах благодарных храня благодать.

Припев.

3. Но чёрные души не выдержат света.
И в этой толпе оказался злодей:
На ангела сердце – прицел пистолета!
И кровь заструилась на лица людей…

Припев.

4. Злодей, ослеплённый божественным светом,
На вечную муку теперь осуждён.
Ангела друг исцелил, взял за руку,
И в небо умчались на веки времён.

Припев.*(На этот текст написана песня. Автор Евгений Никитин.)


Пришла в себя я в своей комнате, в постели. Во рту – противный привкус лекарства. Ко мне, вся в слезах, кинулась Наталья.
Оказалось, последние аккорды представления мне оценить не довелось. Под громкую музыку и приветственные крики народа, незамеченным прошёл выстрел из толпы.
Люди только увидели, что сердце «ангела» вдруг начало кровоточить, по белому одеянию расплылось яркое пятно и теплые капли окропили некоторые лица.
«Ангелы» приземлились на горке, в отдалении ото всех, и люди восприняли это как задуманную часть представления.
Аплодисменты не смолкали долго. Меня уже отвязали от дельтаплана, охрана зажимала мне рану, подозвали доктора царской семьи, Иван плакал…  А народ всё аплодировал!

Пуля пронзила детское плечо насквозь и прошла рядом с сердцем, чуть выше и левее его. Стрелок был очень метким и промахнулся не по своей вине. Он привык стрелять по взрослым мишеням, у моего платья были пышные рукава «фонарик», а белый цвет вообще зрительно увеличивает объём…
Он просто не предполагал, что у меня такие узенькие плечи и грудная клетка.

Сотрудник тайной полиции, направленный Государем для расследования, узнал у охраны, о покушениях во время путешествия в столицу. Дотошно допросил всех участников этого события.
Спросил у меня, готова ли я ответить на его вопросы. Я согласилась и коротко рассказала о попытке пиратов похитить меня, о встрече с иезуитом в имении, о первых двух выстрелах на постоялом дворе и попытке похищения в дороге.
- Что вы сами об этом думаете, княжна? – сделав над собой усилие, спросил этот жесткий во внешности и движениях господин. Было видно, что ему внутренне не комфортно воспринимать всерьёз ответы ребёнка.
- У меня ощущение, что действует не одна группа людей. Одни меня пытаются убить, а другие пытались выкрасть. Враги у России разные. Одни боятся того, что я несу Отечеству и хотят уничтожить. Другие завидуют и, думая, что я ясновидица, хотят выкрасть и использовать в своих интересах. Но поняв, что я не стану действовать против моей страны, так же уничтожат меня.
- А если заставят пытками? – с сомнением поинтересовался он.
- Богородица спасёт меня от предательства. Я помолюсь и поможет.
- Но как она поможет, если вы будете в руках врагов?
- Например: остановит сердце. Ведь в руках врагов будет только моё тело, а не душа.
Следователь, споткнулся пером, записывая мои ответы, опрокинул чернильницу и, не замечая растекающегося по бумаге пятна, ошеломлённо уставился на меня.
- И вы так спокойно говорите о смерти, мадемуазель? В ваши-то годы?
- В мои годы я знаю больше важных секретов, чем другие в старости. С теми знаниями, что мне оставлены, мне дана ещё и ответственность за эти знания и судьбу России.
Вот вы, служа в тайной полиции, не доверяете же секреты государства болтунам, слабакам и дуракам? Господь не глупее вас, доверяя тайны именно мне, он знал, что делает, верно?

Мужчина с облегчением, кивнул. А потом помялся и смущённо спросил:
- А как работают ваши «крылья»? Что их держит в воздухе? Мы всё осмотрели, но так и не поняли… - На лице этого крепкого, сурового человека мелькнуло почти детское, восторженное чувство.
- А что заставляет паруса на корабле, гнать его по волнам моря? Ветер. Вот и эти «крылья» слушаются порывов ветра, нужно только приноровиться и почувствовать ветер, как волну.
Когда сильная буря сшибает с ног, вы же понимаете, что воздух это не пустота, а что-то материальное? Просто он более слабый… как бы более жидкий, чем вода.
- А можно создавать такие «крылья» большего размера? – загорелся он.
- Можно, но при существующей технике, пока не реально. Ими сложно будет управлять, они будут тяжелы и потому станут падать. А то и просто из-за тяжести не поднимутся в небо. Вот, когда создадут приборы, которые будут двигать самолёты, как лодки, тогда – да! Можно будет даже создавать их из лёгкого металла, например, алюминия.
- Алюминий же мягкий, легко гнётся и ломается.
- Опытами можно установить: добавки каких металлов сделают его прочным, чтобы он, при этом, остался таким же лёгким. Как из меди сделали бронзу.
- Вы и правда обладаете разнообразными знаниями. А какие металлы нужно добавить в алюминий для прочности?
- Я не настолько всеведуща, - улыбнулась я, - хорошо ещё, что я помню направления, в которых стоит искать полезное.
- А что, можно ещё что-то придумать для полёта?
- Воздушные шары, - устало произнесла я, - большие шары из тонкой ткани, не пропускающей воздух. Наполнить их тёплым воздухом, а лучше гелием – это газ, более лёгкий, чем воздух. Они поднимутся… Снизу корзина с людьми и грузами… - я закрыла глаза.
- Простите княжна! Я забылся. Вы же ранены. Я оставляю вас, - как он собирал свои бумаги и уходил, я уже не слышала.

***

К воскресенью подготовилась к причастию и попросила провести службу в домовой церкви. Меня принесли туда на руках и посадили в кресло. Так, сидя, я и прослушала всю литургию.
Исповедь далась мне нелегко. Я рассказала о том, как вынуждена была впервые убить человека, чтобы защитить свою жизнь и жизнь подростка, который был со мной.
Священник назначил мне епитимию, но грех отпустил.


Через несколько дней я уже потихоньку ходила по комнате, приводя в полуобморочное состояние семейного врача. Андрей Павлович стонал о том, что рана должна окончательно зарубцеваться, прежде, чем вставать с кровати. А я помнила, что в наше время врачи разрешают, и даже советуют подниматься на третий день после операции. Потому спокойно отстранила его:
- Не паникуйте, доктор! Всё будут хорошо.

В мою спальню вошла матушка Наталья.
- Аннушка, к тебе пришла целая делегация! Две девушки и несколько парней из фехтовального и географического клубов. Что им передать от тебя?
- Я сама выйду.
Надев просторный халат, я вышла к гостям.
- Простите мой внешний вид, друзья. Я больна. Рада вас видеть. Располагайтесь.
- Мы знаем, вас ранили в небе. Про вас, Аннушка уже всюду песню поют. Кто придумал – неизвестно.
- Песню обо мне? – удивилась я, - Интересно! А как бы её услышать?
- Нам она понравилась, мы и выучили…- сказал Володя, - Мы с Татьяной в клубе пели её. Хотите споём?
- Конечно, хочу! – устраиваясь с ногами в кресле, с нетерпением произнесла я.
Он сел за фортепиано. Татьяна встала рядом, и они начали петь на два голоса. Текст и мелодия были простыми, но меня пробрало.

Мы помолчали.
- Спасибо. Вы хорошо спели. Странно только, меня-то, с моим характером и в ангелы записали…
- Так раньше только ангелы летали. Среди людей вы – первые. К тому же внешние образы вы подобрали, как у ангелов. А как ещё в песне вас называть? – сказал Володя, - Если бы я был поэтом, я бы тоже так назвал.

- Аннушка, а мы могли бы научиться летать? – робко спросила одна из девушек.
- Если вам родители позволят, я попрошу своего напарника по полётам Ивана Летуна открыть класс обучения.
Девчонки завизжали, ребята тоже были в восторге. Возбуждённо загомонили, начали спорить о том, кто первый поднимется в небо – ведь крыльев только двое!
- А нам можно сделать такие крылья? – смущённо спросил Володя.
- Для этого нужен особый материал – наши самолёты сделаны из морёного дуба. Я напишу в имение мастерам, чтобы выполняли ваши заказы и делали вам личные самолёты. Заказывайте нашему управляющему, пока они не использовали всю древесину на шкатулки, кареты и мебель. А то обычное дерево не выдерживает и ломается в полёте.