У нас в НИИ. Закон отрицания отрицания

     Золотов строгал и строгал девчонок. Их у него было уже четыре.  «Все равно сделаю сына!», -- ерепенился Золотов и  продолжал строгание.
 
     Когда жена принесла ему пятую дочку, папа, потрясённый неудачами, запил.  Его уже три дня не было на рабочем месте.  На четвёртый день в институте появилась жена Золотова.

    Её принял директор института, предварительно пригласив в свой кабинет секретаря партбюро. Жена Золотова ничего интересного не поведала: банальный запой. Она просила оказать на мужа воздействие, а то в семье нет никакого житья. Директор пообещал женщине всяческое содействие.

     После ухода просительницы директор предложил партийному вожаку института провести соответствующую работу. Тот обратился к Барсукову. Обрисовав картину, он предложил ему, как отвечающему в бюро за идеологию, поехать  к  прогульщику  и разобраться в ситуации.

       Барсуков знал какое это кислое дело лезть в чужую семейную жизнь. С большой неохотой он отправился к Золотову, который жил недалеко от института, на улице Ольги Берггольц.

     Золотов был хорош. Он, весь развинченный, опавший с сигаретой во рту, сидел на диване и пялился в телевизор. Узрев Барсукова, он вяло вопросил:

    -- Тебе, чего?

    -- Да вот директор послал узнать, как твое здоровье.

     -- Старый хрен. Здоровьем моим видите ли интересуется. Скажи ему, что Витька Золотов здоров.

     --  Так, понятно. Что ему ещё сказать?

     -- А, что его интересует?

     -- Ну, например, когда ты выйдешь на работу?

     -- Скажи ему, что завтра выйду. Вот выпью ещё рюмку-другую, приму душ и на боковую до утра. А утром как штык!

     Девочки под руководством старшей сестры готовились отправится на какой-то детский праздник. Они в светлых, пышных  платьицах  порхали туда и сюда, что-то примеряя, поправляя прически, выбирая туфли. Их оживленное щебетание заполняло все пространство квартиры.

     -- Какие у тебя милые девчушки, -- заметил Барсуков.

     -- А, -- махнул рукой Золотов, -- институт благородных девиц. Ничего, вот сделаю сына, тогда мы им покажем, что есть жизнь.

     -- Виктор, тебе ж такую ораву будет не прокормить.

     -- Ерунда. Молоко – 28 копеек, хлеб – 18 копеек.  А на конфетки, мандаринчики наскребём.  Одежду же они друг за другом донашивают.

      Девочки исчезли. Стало тихо. Лишь в соседней комнате гулил младенец.

      -- Ну, значит ты завтра будешь на работе?

     -- Я ж сказал: как штык!

     -- Тогда я пошел.

     -- Э, нет! А на посошок? 
 
     Как Барсуков не отнекивался, а рюмку выпить пришлось. Пожелав хозяину скорейшего восстановления сил, Барсуков покинул золотовские апартаменты.

     Всё -таки добился Золотов своего. Всё-таки родил сына. Он родил сына, а страна родила капитализм.  Если бы это был капитализм скажем шведского или швейцарского типа, то еще ничего, терпимо.  Ну, а при диком русском капитализме прокормить ораву в шесть душ – для простого человека вещь неподъёмная.

    Институт, естественно, рухнул. Золотов оказался без работы.  Инженеры- механики новым хозяевам были не нужны. Вот тут он натурально взвыл.

     Он не мог спокойно видеть бледные личики своих деток, которые не только конфеток и мандаринчиков, но и приличной-то пищи не имели.  А папа на случайных работах не мог заработать на  достойную для них жизнь..

    Как-то в нулевые Барсуков на угла Невского и Марата случайно встретил Золотов. Тот был энергичен, подтянут в броских шмотках  Бывшие коллеги обрадовались друг другу.  Золотов сразу же потянул Барсукова в кафе.

     -- Извини, Виктор, на кафе у меня денег нет.

     -- Алексей, не бери в ум. Я приглашаю.

     После первой рюмки пошли воспоминания, а к третьей рюмке переключились на современность.

    -- На что живешь, Алексей?

    -- На пенсионные, да дети помогают.

     --Ну, значит не шикушь.

     -- Да, уж! А как у тебя дела? Где трудишься?

    --  Алексей, я тебя знаю. Ты в ментовку не побежишь. Поэтому, как на духу: бандит я, грабитель. Чистим торгашей.  Мокруха исключена. А торгаши снова наворуют. Вот так.

     -- И долго ты их собираешься чистить?

     -- Нет. Ещё немного подкоплю и смоюсь за бугор. Здесь нормально жить невозможно. Нужно быть либо вором, либо прислужником у вора.

      Вот ты политически подкованный, ты можешь сказать кончится ли этот кабак или нет.

     -- Виктор, обязательно кончится.  Ты наверное ещё помнишь кое-что из  диамата?

     -- Ты что! Я раньше то ничего не помнил. Какие -то там законы и прочая муть это как-то мимо прошло.

     -- А жаль. Закон отрицания отрицания – очень хороший закон, оптимистичный.  Из этого закона, в приложении к общественной жизни, следует, что существующий государственный строй не вечен, что на смену ему придёт строй, ранее подвергнутый отрицанию, но теперь более совершенный, на более высоком уровне.
      Таким образом,  закон отрицания отрицания говорит о неизбежности возвращения социализма.  Но когда это произойдет, через год, через сто лет, закон ответа не даёт.

     -- Да он ни на что не дает ответа.  Почему ты думаешь, что вернется социализм, а не ранее отвергнутые феодализм и рабовладельческий строй?

     -- О том, что будущее принадлежит социализму никто из здравомыслящих людей не сомневается, и народ, ненавидя теперешнее олигархическое устройство, хочет справедливости, уверенности в жизни, достойного существования, то есть. – социализма.  А раз народ хочет – так и будет.

     --  Ну это очень неопределенные рассуждения. Хочет, не хочет. Мало ли кто чего хочет.

      Золотов разлил остатки из бутылки:

     -- Давай ещё по соточке закажем.

     -- Нет, Витя, хватит.

     Расставаясь,  бывшие сослуживцы обменялись телефонами.

     -- Леша, будут трудности – звони. Может быть и помогу.
     Барсуков позвонил через год. Ему нужна была консультация. На звонок отозвалась женщина.

     --  Здравствуйте. Мне нужен Виктор Михайлович.
     -- Виктор Михайлович ушел от нас месяц тому назад.
     -- Что случилось!?
     -- Он погиб в перестрелке.
     Женщина отключилась…