Девушка, не любящая солнце. Часть 3. 5

Дождь хлынул с неба неожиданно и быстро. Она широко раскрыла глаза. Ему было так же больно, как и когда-то ей.
"Я прошу Бога простить тебя.
Но сможешь ли ты простить себя сам?.."
Привидение теряло черноту, становясь прозрачным. Если она простит его, и Бог сможет.
Сможет ли он?..
Она закрыла лицо руками.
Когда-то она шептала в душный мрак "будь ты проклят!.." А потом, через годы, находя в себе силы выживать без этого, корила себя за это. Ведь изменить ничего было нельзя. Теперь же Нике стало ясно, что она винила себя напрасно.
Не потому, что его лицо на вечеринке было свежим, полнокровным и здоровым.
Она и не могла его проклясть.
Он сам проклял себя, тем, что сделал с ней.
"Кви адит сциэнциум, адит эт лаборэм". 
Кто умножает познания, умножает Печаль...
Чем ближе к своей душе, тем ближе боль.
Чем ближе ты к тому, чтобы прекратить свои мучения, тем ближе к тебе твоя боль, через которую ты не можешь переступить, не можешь оставить, как на парковой скамье сумку. Это всегда с тобой.
Но... Все эти демоны должны быть связаны в одно.
Как?!
И можно ли прощать такое?! Но горечь и обида всегда отравляют душу изнутри, как жалящие осы. Кто сможет простить такое? Она ведь не святая, она обычный человек. Она даже отчасти никогда не смогла бы стать хорошей и праведной, как бы ей ни хотелось этого. В её голове таилось всё то же самое, что и в голове обычного человека, даже хуже, потому что ей сделали так больно. Она не сможет осилить праведного никогда. Пронзённые шипами руки. Растерзанное тело. Болезненные кровоподтёки на теле. Его проклятая синяя куртка. Как она проклинала её. Осквернение, поругание. Сможет ли она забыть всё это? И только потом среди её мыслей завертелись позабытые слова: "Будьте святы, потому что Я свят".
Выражение скорби на лице демона уменьшалось. Его чёрные черты медленно становились прозрачными, и он начал таять в воздухе.
Даже не будучи святой, она сможет простить его. Просто потому, что нужно. И хотя многими ночами она шептала ему "отправляйся в ад!", теперь страдания его души не причиняли ей радость, а напоминали её, окутывали печальной горечью, мучительной горечью, от которой хотелось избавиться. "Я прощаю тебя", - снова повторила она, как будто сами эти слова вынимали боль не только из его, но и из её сердца.
Её муки были слишком долгими, чёрными и необъятными. Это древнее зло, как бес, снова смотрело на неё, но уже не из его глаз, а теперь смотрело и на него, и было над ним. Тот же самый ужас, её ужас, её муку она увидела в его глазах, и ей становилось дурно и больно. И тогда ей показалось: и справедливость может нести в себе горький яд.
Она больше не желала ему смерти. Она больше не желала ему ада. Бог готовил для человека другое - рай. Не вечную муку - тяжёлые виноградные грозди, залитые солнечным огнём.
"Я не желаю тебе вечной боли. Я не хочу, чтобы ты застывал от скрежета зубов. Я не хочу видеть ад! Я не хочу видеть ничьих мук, слышать ничьи стоны и вопли, видеть ничьи раны и порезы. Я хочу, чтобы ветер качал тяжёлые зелёные лозы. Я хочу слышать ветер. Я хочу слышать воду. Я не хочу слышать крики и рыдания. Я не хочу видеть ярость и бессилие ни в чьих глазах!.. Я не хочу, не хочу!.."
Силы покидали её. Вероника падала. Но внутри становилось всё легче и легче. Она впервые почувствовало лёгкое тепло, что выливало на землю далёкое огненное солнце.
Слава Богу, её не столкнуло с моста. Предчувствие обмануло её. Она падала на землю.

Конечно, Арина не могла ей помочь. ПОТОМУ ЧТО ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ЭТО ЧТО-ТО БЫЛО У НЕЙ ВНУТРИ, НА СЕРДЦЕ. И в том, что было связано с ней.
Разговаривать с ним сегодняшним было бессмысленно так же, как с диким зверем. Но больше она ничего и не хотела спрашивать.
Она шла из белого сияния навстречу любимому Серёжиному голосу. Она представляла его губы, говорящие слова. Идти ей было ещё дольше, чем он говорил, и, когда он замолчал, она шла к нему только по памяти. Память это не оружие тьмы, как она думала. Это и оружие света.
"Ника, моя девочка. Я никому и ничему не позволю забрать тебя."
Она шла на родной и страдающий голос. На сильный, нежный, близкий голос. Неважно, что он был так страшно далеко от неё.
"Я больше никому, никогда, ни за что не позволю обидеть тебя. Пусть бы это был хоть сам дьявол, я клянусь тебе, я вытащу нас."
Вероника очнулась через три недели после того, как впала в кому. Из носа и рта у неё торчали трубки. Всё только начиналось. Всё снова начиналось. Её второй шанс выжить и полюбить солнце.
"...Я буду как цербер, если надо, я буду твой ангел-хранитель. Если надо, я буду Аид. Если надо... Ты моя. Я никому тебя не отдам."
- Почему? Почему это случилось с тобой? - качал головой Серёжа, всё ещё переживая происшедшее.
Она поняла его терзания.
- Отпусти, - слабо улыбнулась ему Ника. - Отпусти это от себя.
- Этого не должно происходить, - серьёзно продолжал он, не обращая внимания на её просьбу. - И что же дальше будет?..
Она попробовала сжать его пальцы, но руки ещё не слушались её.
- Просто я слишком долго не хотела жить, - тихо сказала она ему. - Я слишком долго хотела умереть. А дальше ничего не будет. Верь мне. Серёжа. Жизнь это то, что есть сейчас.

Через несколько недель Веронику выписали из больницы. Кастрюли и стулья летать перестали. Всё прошло.
Теперь кончался август.
Озеро светилось солнечным огнём, настоящим, жизнерадостным, тёплым. С души словно упали тяжёлые камни. И солнечный свет наконец-то перестал причинять ей боль, перестал колоть иглами глаза.
Она тогда, глядя в оранжевую воду, всё поняла. Её живое сердце больше не было ранено той колючей проволокой.
Длинные когти из её снов... Это так было похоже на память. Память, царапающую её сердце.
Огромная дымная змея была, скорее всего, её болью. Огромное лицо меж ветвей было не только душой Романа - там, в незримом мире, она слилась с её собственной скорбью и печалью, но не вполне слилась как с таковой, а повторила её. Поэтому была послана к ней не только искупить адскими муками своё зло, но и вместо настоящего демона Печали. Печаль же её влилась в его душу, лишь умножая его боль, пока Ника не ослабила эти тиски. Самое страшное и сложное - Печаль, уныние. Лицо меж ветвей, первое последовавшее за нею, когда она уехала из дома. Уныние хуже всего. По одной лишь причине. ОНО НЕ ОСТАВЛЯЕТ НАДЕЖДЫ.
Ведьма, воплощение её обиды, которая, как и боль, была настолько сильна, что воплотилась живой. Сильная, до всплеска самостоятельной энергии, она, как и боль, получила жизнь, пока Вероника не сделала их ослабленными. Они не были ею, они уже были сами по себе. А тина, камыши, болото на полу колдовского пристанища - были символы поверженного человеческого. Символы поруганного добра.
Там, за последней чертой, каждый ответит за свои преступления. Лишь прощение живущих, возможно, способно облегчить их участь.
Вероника значит "победоносная". Она должна была победить зло - и сжечь обиду, горечь, боль внутри себя. Внутри. Левитация, страшные когти, привидевшиеся во сне, появление змеи - всё это одержимость демонами боли, обиды и страдания.
Никакое привидение не страшно. ВСЁ САМОЕ СТРАШНОЕ ЗЛО ИСХОДИТ ОТ ЧЕЛОВЕКА.
От человека! И вообще, "всё внутрь вас", и раз Царствие Небесное "внутрь вас", то и страдание, муки тоже внутри.

"Ничто, входящее в человека извне, не оскверняет человека, но то, что исходит из человека, оскверняет человека".
Человек должен побеждать свою непрерывную, и потому оскверняющую боль. Какой бы она ни была. Чем бы она ни была вызвана. Должен уходить из своего собственного ада, если он встаёт перед ним нерушимой стеной.
Ад не может вести к Богу. Он может лишь указать человеку на то, что должно быть, когда он захочет противоположного аду. Тогда он и должен разрушить свою геенну огненную. Ведь мы всегда находимся там, что чувствуем сейчас, живём с тем, чем сами наполняем наши разум и сердце, что впускаем в них. И что отпускаем. И чёрных змей, и легкокрылых бабочек.
Всё чёрное сплетено из нашей боли.
И потому не надо было ничего бояться. "Ничего, ничего не бойся, Ника", - не уставал повторять ей отец, когда она, увидев кошмар, клала сонную голову ему на колени, обхватив своими маленькими ручками его ладони. Он был прав. Ничто не стоит страха, ничто. Всё реально. Ничего придуманного в жизни нет. Она развязала зловещий чёрный клубок.
Вероника сидела с Серёжей на берегу озера и смотрела на тихую спокойную гладь голубой воды и на лебедей. Больше ничего плохого не будет.
Важно ли то, что остаётся боль?
Она получила шанс увидеть настоящее, божественное в тёплом летнем солнце. Однозначного в этом мире мало, но впереди всегда должны быть благо и Любовь, ведь сам Бог есть Любовь, именно для этих целей существуют все правила на свете. Мы живём, чтобы хранить и спасать внутри себя любовь. Ту любовь, от которой всем хорошо. И принять нежное тепло солнца. Как бы нам ни было плохо.
Принять дарованный Богом свет.